Ренессанс Страхование. Пружина разожмется или сломается?
«База»
Бедные люди покупают страховку, а богатые им ее продают. Оправдан ли страх инвесторов перед вложениями в страховой бизнес? Или лучше держаться от него подальше? А вот и поглядим.
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Тёмный двойник европейской цивилизации. Когда родился могильщик Европы. Андрей Фурсов
«Спасибо!»
Договор с дьяволом. Как происходил переход Запада к постчеловечеству.
Обманчивая красота. Как переломился ход западной истории. Андрей Фурсов
«Спасибо!»
Первая жертва капитализма. От расцвета до заката: краткая история европейской цивилизации.
Наш самый опасный противник. Третий контур ситуации на Украине. Андрей Фурсов
«Спасибо!»
С чем мы входим в Новое Темновековье. Сильные и слабые стороны России и Великобритании.
Что скрывают революции. Финансовый капитал — ключ к пониманию истории последних 500 лет. А. Фурсов. А. Лежава
Как мы пришли к сегодняшнему системному кризису. Почему капитализм с самого начала опирался на наднациональные структуры. Какое событие стало первой крупной победой транснациональной финансовой олигархии. Почему Троцкий говорил, что настоящие революционеры сидят на Уолл-Стрит. Главные изменения, которые происходят в результате революции, как это сказывается на широких слоях населения. Разговор о книге Александра Лежавы «Деньги смутных времён».
Опрос. Государство-гегемон
«Большое спасибо!»
Опрос. Какое государство-гегемон (или субгегемон) вызывает у вас наибольшую симпатию (наименьшее неприятие).
На закате современности. Можно ли вырваться из ада? Андрей Фурсов
«Только тексты»
Выход из капитализма как переход, как хаос во многих отношениях. Социальный ад, из которого не спастись в одиночку.
Расползание хаоса. Что нас привело в точку невозврата. Андрей Фурсов
Главный итог 2023. Какие три геополитические тенденции оформились в этом году и будут продолжены в ближайшие годы. Почему глубинная власть — это надолго. Какие исторические события привели нас к текущей ситуации. Чей план реализовался при развале СССР. На какую историческую эпоху будет похож мир будущего. Почему для Западной Европы история уже закончилась.
Конфликт на Украине сквозь призму проекта мировой элиты. Скрытые шифры происходящего. Андрей Фурсов
«Спасибо!»
Как последние два года повлияли на проект ультраглобалистов. Какая радикальная трансформация ждёт Европу в ближайшие десятилетия.
Баллада о Дракуле: Вся княжеская рать
XV век стал золотым веком для Валахии и Молдавии, двух частей территории, населенной румынами. Это стало возможно благодаря достижениям двух воевод: Влада Цепеша в Валахии и Стефана Великого в Молдавии.
Их успехи во многом обуславливались совпадением с периодом экспансии Османской империи в Центральной и Восточной Европе, а также завершением крестового похода, в котором Венгрия и Польша соперничали за влияние над этими двумя княжествами, стремясь сделать их своими союзниками (речь идет о неудачном Крестовом походе на Варну 1443–1444 годов).
Тем не менее, информации о средневековых валашских армиях сохранилось очень мало. Значительная часть свидетельств того времени утеряна, а те, что дошли до наших дней, не дают полной картины. Свидетельства извне также не слишком информативны, а фрески в церквях, подчиняясь канонам Православной церкви, написаны по шаблону и не дают исчерпывающего представления.
Интересно, что некоторые образцы оружия и доспехов сохранились в музеях и частных коллекциях. Но в основном это роскошные экземпляры, принадлежавшие высшей знати, боярам или использовавшиеся для охоты.
К этому следует добавить еще один источник информации: артефакты, найденные археологами в ходе раскопок (могилы, укрепления) или с помощью металлоискателей. Среди этих находок преобладают мечи, топоры, наконечники копий, наконечники стрел и фрагменты кольчуги. С помощью этих данных, а также сведений о социальной структуре региона и роли каждой социальной группы, мы можем начать реконструировать облик этих армий.
Информация о численности войск и тактике ведения боя валашских армий также доступна. Анализ местности, которую они защищали, помогает нам сделать некоторые выводы об их стратегии. Демография региона в тот период изучена плохо. Первая перепись населения Румынии была проведена только в 1838 году. До сих пор не было проведено ни одного глубокого исследования валашских армий Средневековья, а также каталогизации военных артефактов того периода. Поэтому в этой статье мы можем дать лишь общий обзор этой темы.
Есть мнение, что собственные армии в Валахии существовали как минимум с XII века. Они служили местным правителям, управлявшим разными этническими группами, проживавшими на Валашской равнине, а также в предгорьях Карпат. Если учесть, что часть романского населения осталась в регионе после распада Римской империи, то истоки этих армий можно проследить еще дальше. Германские племена, гунны, славяне, авары, мадьяры, куманы, монголы и другие народы пересекали этот регион, вероятно, оказав влияние на местные военные традиции.
Поэтому неудивительно, что основную часть валашских армий составляла кавалерия, по примеру конных лучников кочевых народов. Сравнение этих данных с информацией о военных силах в соседних регионах позволяет нам представить себе облик этих армий. К сожалению, о демографии Валахии в Средневековье известно очень мало. Поэтому, для оценки численности армии, будем полагаться на общие предположения.
Можно предположить, что в Валахии того времени проживало около 500 000 человек. Из них, около 70-80 тысяч были мужчинами призывного возраста. Но реально, для войны могло быть мобилизовано не более 10 тысяч человек. Стоит учитывать, что помимо вооружения и экипировки, важно было также обучить и прокормить солдат.
Источники сообщают, что во время военных кампаний Влада II Дракула (отца Влада Цепеша) на Дунае численность его армии составляла около 5-6 тысяч человек. В 1444 году валашские войска, отправленные воеводой в помощь крестоносцам, насчитывали 4-5 тысяч человек. В 1445 году около 6 тысяч валахов, под командованием одного из сыновей воеводы (имя которого, к сожалению, неизвестно), поддержали христианский флот.
Важно помнить, что пока одна часть войска сражалась на севере, другая должна была оставаться в стране, охраняя крепости, столицу, горные перевалы и так далее. Можно предположить, что при Владе Цепеше численность армии оставалась примерно такой же. Возможно, она колебалась в зависимости от потерь в боях и дезертирства бояр. Но в целом, можно считать, что армия Влада Цепеша насчитывала около 6-8 тысяч человек, большинство из которых были конниками.
Состав армии
Как и любая другая армия того периода, валашская армия состояла из кавалерии, пехоты и артиллерии. Из-за равнинного характера большей части территории Валахии на пехоту нельзя было полагаться в обороне. Поэтому особую роль играла кавалерия, которая делилась на два вида: легкую и тяжелую.
Тяжелую кавалерию составляли бояре (и, возможно, некоторые иностранные наемники), которые обязаны были предоставлять войска в случае необходимости. Они оплачивали экипировку и вооружение своих отрядов, которые шли в бой под знаменами соответствующего боярина.
Несомненно, гвардия воеводы также состояла из тяжелой кавалерии, где служили как валахи, так и иностранные наемники. Хотя сложно определить численность этой гвардии, специалисты оценивают ее от 50 до 200 человек.
В случае валахов, это были, скорее всего, сыновья бояр (самые верные князю, конечно) или другие подданные, которые служили своему князю на собственном коне, с собственным снаряжением и оружием и сражались под знаменем воеводы. Наемники, естественно, сражались за плату, и хорошо экипированные, обученные и верные наемники могли быть очень дорогими. Тяжелая кавалерия должна была выполнять ту же функцию, что и в любой другой армии на Западе: прорывать и сокрушать линии врага. Можно предположить, что в целом она составляла не более 30% конных войск валашской армии.
Остальная часть принадлежала к категории легкой кавалерии, которая специализировалась на разведке, засадах, преследовании врага и использовании тактики ложного отступления. В эту группу входили как местные, так и иностранные войска. Первые могли быть зажиточными и свободными крестьянами, которые могли позволить себе собственную лошадь и знали основы боя.
Пехота была не очень эффективна на равнинах Валахии. Тем не менее, она могла служить для гарнизонов крепостей, лагерей, прикрывать кавалерию пиками и алебардами, а также атаковать и преследовать врага в труднопроходимой местности, такой как леса или болота. В горных районах отряды свободных крестьян защищали перевалы, а также связанные с ними крепости.
В стране было некоторое количество замков, расположенных в основном вдоль Дуная и в Карпатах. К ним добавлялись монастыри и укрепленные деревни, а также оборонительные сооружения вроде земляных валов. Однако в случае угрозы население обычно укрывалось в густых лесах, где находило надежное убежище. Были также укрепленные дворянские усадьбы, а также дворцы, принадлежавшие воеводе и служившие ему княжеским двором.
Артиллерия также имелась в местных армиях, но — в скромных масштабах. Есть сведения о существовании двух бомбард, сопровождавших шеститысячную валашскую армию, которые, если верить источнику, валахи использовали слишком регулярно, не давая стволам остывать между выстрелами, что говорит низком профессионализме княжеских пушкарей. С другой стороны, известно, что для работы с валашскими орудиями нанимались иностранные наемники.
Известно письмо, которое Влад отправил в город Брашов (Кронштадт, город в Трансильвании, где исторически преобладает немецкое население) во время своего второго правления, с просьбой прислать ему наемников различных этнических групп (венгров, саксов и даже валахов), которым он обещал (хоть и не мог заплатить им в тот момент), что они будут питаться как его собственные войска.
Сложное положение с деньгами сохранялось в течение всего его правления, поэтому он, вероятно, был вынужден прибегать к «дешевым» наемным солдатам, которые наверняка были менее эффективны на поле боя. Помимо наемников, не следует забывать о присутствии молдавских и венгерских отрядов, которые их правители посылали на помощь валашскому воеводе.
Еще с XIX века, благодаря романтической литературе, а затем — и коммунистической историографии, укрепился миф, который сегодня преподносится как неоспоримая истина: что армии средневековой Румынии состояли в основном из крестьян, вооруженных и экипированных воеводами или за свой счет. Якобы это были пылкие патриоты, отбивавшие нападения иностранных захватчиков и движимые любовью к родине.
Однако это утверждение не выдерживает критики. Как известно, средневековые армии состояли из достаточно профессиональных войск, хорошо обученных и знающих искусство войны (владение оружием, дисциплина и т. д.). Это были люди, получавшие пропитание, обучение, вооружение и жалованье от власти, которой они были лояльны. Если бы оружие было роздано крестьянам, то они, скорее всего, восстали бы против своих господ.
Лишь в исключительных ситуациях, например — в случае крупных вторжений, крестьян призывали для защиты своих домов или участия в оборонительных операциях, но всегда в очень ограниченном количестве. Существовала еще одна категория войск, корнями уходящая в древнейшую военную традицию Валахии, но, к сожалению, очень малоизвестная. Это были отряды, сформированные из знати, которые пользовались определенными привилегиями в обмен на обязательство служить своему князю в случае необходимости.
Что касается военного флота, то о нем известно очень мало. Есть сведения, что в 1445 году валахи использовали лодки-долбленки (что-то типа каноэ, вырубленных в цельном стволе), и действительно, данные археологии подтверждают наличие таких лодок не только в Валахии, но и в других частях современной Румынии. Однако именно валахи использовали их на войне (в отличие от других). Долбленки использовались в кампании 1445 года для переправы через Дунай и атаки на османов, и, вероятно, то же самое происходило и во времена Влада Цепеша.
Вооружение и оснащение
Как уже было сказано, сохранилось очень мало оружия и доспехов того периода. Тем не менее, их достаточно, чтобы мы могли составить общее представление о различных типах войск, также основываясь на литературных и иконографических источниках, и сравнивая с реалиями соседних регионов.
Тяжелая кавалерия, несомненно, использовала те же типы доспехов и шлемов, что и на Западе: пластинчатые доспехи, кольчуга или, в крайнем случае, варианты этих доспехов с некоторым влиянием восточных типов. Известно, что некоторые воеводы приобретали современные доспехи на Западе: в Италии, Венгрии или Трансильвании, а затем дополняли их теми частями, что брали в качестве военных трофеев у своих побежденных врагов, например — турок-османов. В итоге князья могли носить довольно пестрые комплекты доспехов, сочетая на себе элементы восточной и западной оружейных традиций.
Что касается вооружения, то оно включало тяжелые и легкие копья, мечи, булавы и щиты. Известно, что валашские рыцари участвовали в большом турнире в Буде в 1412 году, что говорит о том, что по крайней мере часть тяжелой кавалерии (возможно, самые богатые бояре или члены гвардии воеводы, которых он вооружал за свой счет) использовали такое же оружие и доспехи, что и любой другой европейский рыцарь того периода. Как бы то ни было, хотя у нас и нет оснований сомневаться в доблести этих войск, их малочисленность делала Валахию любимой жертвой своих более крупных соседей.
Что касается легкой кавалерии, то известно, что она использовала длинные ватные или льняные кафтаны в стиле кочевых лучников, как мы можем видеть на фресках в церквях, построенных до XVIII века. Фактически их снаряжение было очень похоже на снаряжение куманов. Основным оружием было бы тяжелое копье, вспомогательным — лук и стрелы.
В действительности, валахи были известны своим мастерством в стрельбе из лука и использованием тактики ложного отступления, которую они переняли у кочевых племен, пересекавших регион в прошлом. Кроме того, они могли использовать булавы и топоры, которые дополняли их вооружение. Помимо уже описанных типов доспехов, вероятно, как кавалерия, так и пехота использовали также кожаные кирасы и шлемы.
Артиллерийские орудия покупались за рубежом или были трофеями, захваченными у врага. Во время кампании 1445 года у валахов были палатки и шатры, и они использовали трубы и барабаны для отдачи приказов как в лагере, так и в бою.
Крестьяне, участвовавшие в войне, естественно, носили ту же одежду, что и в обычной жизни, и использовали в качестве оружия сельскохозяйственные орудия и инструменты (серпы, косы, вилы), а также булавы и ножи. Можно предположить, что они также использовали деревянные копья, луки и стрелы или даже арбалеты, поскольку это оружие обычно применялось на охоте. Самые удачливые обзаводились трофейным снаряжением, снятым с трупов врагов.
Тактика
Боевая тактика валахов отражала особенности местного ландшафта и также была обусловлена хронической нехваткой людей. Как мы уже видели, большую часть армии составляла кавалерия, которая была идеальна для совершения набегов, преследования или устройства засад как внутри, так и за пределами Валахии. Вероятнее всего, в полевых сражениях бояре сражались в непосредственной близости от воеводы и, следовательно, действовали как ударная сила.
Легкая кавалерия, напротив, пыталась маневрировать, чтобы окружить врага и измотать его ливнем стрел. Воинскому мастерству они, вероятно, учились у себя дома, в вотчинах каждого боярина, но нельзя исключать, что они также тренировались в княжеском дворе, куда приезжали сыновья бояр, чтобы служить «знатными заложниками» воеводы, тем самым гарантируя, что никто из бояр не восстанет против него.
При дворе они учились сражаться и командовать войсками под руководством военачальников князя и иностранных наемников. Возможно также, что они снабжались книгами и руководствами по военной тактике. Наконец, известно, что временами к ним приезжали делегации из других христианских стран, которые некоторое время находились при дворе воеводы, и вероятно, что они также служили проводниками новинок военной техники Запада.
Но атака и ложное отступление были не единственной применяемой тактикой. Валахи умели неплохо рыть туннели и закладывать пороховые мины для подрыва стен. Кроме того, как известно, сам Влад Цепеш находился в заложниках при дворе султана и, несомненно, должен был узнать какие-то особенные приемы османского военного искусства. Нет сомнений, что его советники и приближенные прекрасно знали приемы боя, использовавшиеся османами и венграми (то есть европейцами), а также татарами.
Можно также предположить, что у валахов была система сторожевых постов вдоль границы. Огнем и дымом можно было бы сигнализировать о вторжении, кроме того, на него указали бы столбы дыма, поднимающиеся от разграбленных врагом деревень. Если дозорные видели признаки вторжения, они отправляли конных гонцов к воеводе.
Как упоминают источники, в случае опасности население обычно поджигало свои собственные посевы (и даже деревни) и бежало в леса и горы. Естественных бродов через Дунай было очень мало, особенно если их нужно было пересекать с большой армией. То же самое касалось дорог, ведущих к столице. С другой стороны, османы (или другие враги) знали, что валахи не посмеют встретить их в открытом поле, и не будут делать этого сразу после вторжения на их территорию.
Поэтому захватчики сначала должны были пройти вглубь страны, наткнуться на сожженные посевы и отравленные колодцы (в случае с мусульманами-османами достаточно было бросить в колодец труп свиньи, чтобы сделать воду негодной для питья). Если армия вторжения рассылала по округе фуражировочные отряды, их могли подстерегать засады крестьян или небольшие контингенты армии.
В свою очередь, валашская легкая кавалерия занималась тем, что атаковала тылы и фланги вражеского отряда, стреляла из луков и исчезала во тьме ночи, поскольку валахи привыкли атаковать под покровом темноты, а их легкие лошади почти не шумели. Решающее сражение, вероятно, началось бы с внезапной атаки валахов, или же произошло бы в болотистой или горной местности, поскольку так захватчики (которых всегда было больше) не смогли бы реализовать свое численное преимущество, а турки не сумели бы нормально развернуть для боя свою конницу.
В целом валахи смогли относительно эффективно защищать свою родину и даже совершать случайные набеги за границу. Однако из-за относительной бедности страны, внутренних распрей и кратного численного превосходства врагов они не могли избежать повторных вторжений и грабежей.
Продолжение следует…
Баллада о Дракуле: Страна гор
«Он не был особенно высоким, но [он был] сильным и энергичным, и имел вид свирепый и жестокий. Нос у него был большой, с горбинкой, ноздри широкие, цвет лица тонкий и слегка красноватый. Ее очень длинные ресницы обрамляли широко открытые зеленые глаза, я бы сказал угрожающие, под очень густыми черными бровями. Его лицо и подбородок выбриты, за исключением усов. Из-за выступающих висков его голова казалась большой. Бычья шея соединялась с широкими плечами, на которые спадали вьющиеся черные волосы».
Такими словами греческий епископ и летописец Николай Модрушский описал валашского господаря Влада III Басараба, вошедшего в историю как Влад Цепеш или Дракула. Длинные волосы Влад Цепеш носил не из эстетических соображений — по ним в Валахии XV века без труда можно было узнать христианина. Причиной такой моды было географическое положение самого княжества, ибо маленькая Валахия находилась на пограничье христианского мира, под боком у огромного и ненасытного зверя, нареченного Османской империей. Турки-османы были последователями ханафитской школы (самой крупной из четырех правовых школ суннитского ислама), и ханафитские богословы полагали, что правоверный может либо носить волосы равной длины, оставляя пробор посередине головы, либо должен наголо обривать голову. Длинные волосы, косы у мужчин и тому подобное строго порицалось. Поэтому валахи нередко отпускали длинные волосы, демонстрируя свою принадлежность к христианской вере.
Страна гор
Но прежде, чем говорить о человеке, нужно рассказать о мире, который его окружал и воспитал, ибо каждый из нас является продуктом среды, нас взрастившей. Та земля, что мы называем Валахией, имела и другое название — Мунтения, или «страна гор». Если соотносить этот регион с современными политическими картами, то это будет южная половина современной Румынии. Существующая ныне румынская и молдавская фамилия Мунтяну обозначает человека родом из Мунтении, так что если вы повстречаете такого — знайте, что перед вами человек, чьи предки были подданными Влада Дракулы.
На севере Валахия граничит с Трансильванией, которая в ту пору была частью Венгерского королевства, а на юге, сразу за Дунаем, с Болгарией, недавно покоренной османским султаном. Кто-то скажет — «щит Европы», последний бастион на пути турок. А кто-то подумает, что такое положение сродни тому, что испытывает брусок металла, оказавшийся между молотом и наковальней. И, что характерно, оба будут правы.
Валахия была молодым государством — княжество было образовано в 1291-92 годах в результате союза нескольких земель в Мунтении и окрестностях. Гористая, покрытая густыми лесами — такими густыми, что они считались непроходимыми и гиблыми — эта земля была богата каменной солью, которая шла на экспорт. Продавали и рыбу, которую обильно отлавливали в водах Дуная. Все это приносило неплохие барыши. Соль — единственный консервант, доступный в Средние века, и по ценности она была сопоставима с нынешней нефтью. Да и рыба была ой, как важна. Несмотря на соседство с турками, регион был преимущественно христианским, и сила Церкви, и роль ее в обществе были в то время несравненно больше, чем сейчас. Предписанные Церковью посты соблюдались повсеместно и неукоснительно, и в условиях, когда чуть ли не половину календарного года добродетельный христианин не мог питаться мясом и молочными продуктами, рыба оказывалась очень востребованной.
Помимо этого валахи торговали злаками, медом, воском и древесиной. Еще с древности эти ресурсы привлекали разнообразных захватчиков, недаром много столетий назад в эту местность, тогда называвшуюся Дакией, пришли легионы римского императора Траяна. Как показало время, турки умели считать ничуть не хуже римлян. Впрочем, об этом — после.
А кроме всего прочего, Валахия была еще и перекрестием торговых путей между Европой и Востоком. Да, это звучит дико — где та Валахия (читай — Румыния), и где великие торговые пути? Но не все так просто. До того, как португальцы открыли морской путь в Индию, товары с Востока перевозили по суше аж до самого черноморского побережья. Все это дело «крышевали» итальянцы (венецианцы и генуэзцы), у которых на побережье было много колоний и торговых постов. Затем они везли эти товары по Черному морю с восточного побережья и из Крыма — на западное, в портовый городок Килию в устье Дуная, в то время принадлежавших молдавскому князю. Оттуда, по великой реке Дунай, восточные диковинки попадали в Валахию, и уже оттуда — в Венгрию, южную Германию, Польшу и далее по Европе. А в обратную сторону, по водам все того же Дуная, шел так называемые «имперский путь», по которому европейские (в первую очередь — германские) товары шли на восток, на Адриатику и в Константинополь. Получалось, что Валахия была этаким торговым хабом, где можно было не только найти диковинки с разных сторон света, но и повстречать самых разных людей.
Занимательная лингвистика
Но кем были люди, населявшие это небольшое, но такое важное княжество? Само понятие «румыны» уходит корнями аж в середину X века — впервые слова romani или rumani всплывают в сочинениях византийского императора Константина VII Багрянородного. Сами люди, населявшие Валахию, также предпочитали называть себя «романи». Это уже потом с легкой руки греков-византийцев «романи» для всех стали «валахами» (vlakoi), после чего данное наименование в измененном виде стали использовать и другие народы — турки (iflaq), западные европейцы (wahlen, blachi), русские (волохи). Просто потому что Русь имела теснейшие культурные связи с Византией, а на Запад сведения о валахах принесли крестоносцы, ходившие в Святую Землю через византийские владения.
С этим разобрались, но почему «романи» вообще стали именно «валахами»? Откуда произошли эти слова? С «романи» все понятно — регион испытал сильнейшее влияние римской культуры, даже сегодня румыны говорят на романском языке, очень похожем на современный итальянский. А вот с «валахами» — чуть сложнее. Происхождение этого термина восходит к volcae или volcas — так называлось одно из кельтских племен, описанное еще Юлием Цезарем в его «Записках о Галльской войне». Вольки без особых проблем подчинились Риму и начали активно романизироваться и впитывать имперскую культуру. Спустя несколько столетий, когда самих вольков уже не осталось — они попросту растворились в римской культуре и стали римлянами — термином volcae стали называть вообще всех романизированных кельтов. Затем случилось Великое переселение народов, Европу захлестнули волны вторжений варваров-германцев, и римское volcae превратилось в германское Walh, Wahl и Walscher — «римский, романизированный». К слову, коснулось это не только валахов-румын. Жители современного Уэльса (Wales) — точно такие же потомки романизированных кельтов (только британских), которых словом Walscher называли пришедшие с континента германские завоеватели — англы и саксы.
Ну, Бог с ними, с этими дикими германцами. Почему византийцы, знавшие будущих валахов под именем «романи», в итоге тоже стали называть их vlakoi? Виной тому — большая политика. В 962 году герцог Саксонии и король Германии Оттон I был коронован как первый император только что созданной им же Священной Римской империи. Родился геополитический монстр, который просуществует почти тысячу лет, и в лучшие свои годы раскинет свою необъятную тушу на половину Европы. Но это все — предмет другого разговора, нам же сейчас важно то, что с 962 года термин romanus-romani («римлянин, римский») приобрел совершенно новый политический смысл.
На момент основания Священная Римская империя включала в себя не только германские земли, но также Чехию, Нидерланды, северную Италию с Римом и ну еще много чего по мелочи. Оттон и последующие германские императоры считали себя наследниками римских цезарей. Но и византийцы тоже считали себя наследниками того самого Рима, и даже сами себя величали не иначе, как «ромеями», то есть — римлянами. Неловко вышло, да. Возник неслабый такой конфликт интересов. Ну и германский император заявил, что раз Рим (самый первый, оригинальный) принадлежит ему, то он и есть — наследник Древнего Рима, а значит и господин всех, именующих себя римлянами. Византийцев такой коленкор, ясное дело, не устроил, поэтому они продолжили делать вид, что единственные «правильные» римляне на политической карте мира — это они, а что там этот колбасник себе придумал, то пусть на пергаменте напишет, в трубочку свернет и себе вставит в то место, которое чёрту подставляет. А «романи» от греха подальше переименовали в валахов, и стали засылать к ним священников, чтобы те проводили богослужения только на церковнославянском языке и не соблазняться разной там латынью. Потому что, как известно, сегодня ты читаешь Pater Noster, а завтра — уже разным оборзевшим колбасникам шестеришь. А когда через сто лет, в 1054 году, состоялся великий церковный раскол, валахи вместе с греками и другими соседями оказались в числе православных народов.
С другой стороны, столетия романизации тоже не прошли даром, да и наличие под боком народов, молившихся на латыни, и впоследствии ставших католиками, поспособствовало проникновению латинизмов в валашскую церковную лексику. Поэтому даже в современной Румынии церковь (строение, а не институт) обозначается словом biserica, которое произошло от латинского basilica. Dumnezeu (Господь Бог) — от латинского Dominus Deus, boteza (крещение) — от baptizare и так далее. Славянское влияние прослеживается в таких словах, как raí (рай), iad (ад), blagoslovi («благослови»), vladica (владыко), maslu (помазание), utrenie (утреня), vecernie (вечерня) и прочих. К слову, официальным титулом правителей Валахии был не «господарь», как нередко пишут в интернете, а «воевода» или «домн». Последнее — не что иное, как редуцированный (сокращенный) вид латинского dominus, «господин». А термин «господарь» — просто адаптированный перевод слова «домн» на языки соседних славянских народов.
Вопрос суверенитета
Вообще, Валахии сильно не повезло. В том смысле, что на протяжении нескольких столетий регион был самым настоящим проходным двором для различных завоевателей. В разное время им владели византийцы, болгары, печенеги, половцы, венгры, и даже монголы в гости зашли. В итоге местное романизированное население перемешалось со славянами, что-то зачерпнуло от проезжавших кочевников, крестилось (о чем было сказано выше) по восточному, церковнославянскому образцу, однако, в конечном счете, оказалось подданными венгерского короля-католика. Валахов это не очень-то и устраивало, нужно было придумать способ и как-то отделиться. Да и Венгрия была уже не та — в середине XIII века туда с недружественным визитом зашли монголы. Была страшная резня, венгерское войско оказалось разбито, а король Бела IV, роняя портки, убежал прятаться аж к австрийскому герцогу. После монгольского набега Венгрия так и не оправилась, власть королей стала слабеть, отчего по окраинам подняли головы разные сепаратисты вроде валахов.
На руку валахам сыграли и различные межкультурные конфликты. Например — противоречия в религиозных вопросах. И здесь мы вспоминаем, что валахи — православные, а венгры — католики. Ну и вот, пользуясь слабостью королевской власти, валашский воевода Николае Александру в середине XIII отправил письмо константинопольскому патриарху с просьбой дать Валахии собственную митрополию. Сказано — сделано, у валахов появился свой митрополит, что на деле означало, что если в мирских вопросах они еще худо-бедно оставались подданным венгерского короля, то в делах духовных уже подчинялись только Константинополю. Ну, а духовное-то — оно завсегда главнее мирского, это вам любой богослов подтвердит. В 1370 году в Валахии учредили вторую митрополичью кафедру, чтобы уж наверняка.
Примерно тогда же, в середины XIII века, в Валахии, помимо венгерского серебряного дуката, стали ходить собственные деньги — бани. При этом, по размеру и массе серебра эти монеты копировали венгерские дукаты, однако выбит на них был профиль не венгерского короля, а местного воеводы.
Гроза с востока
Отбившись от венгров, к концу XIV — началу XV века валахи (как и вся Южная и Центральная Европа) столкнулись с новой проблемой, по сравнению с которой все прежние были — так, дуновение ветерка. На христианский мир упала тень турецкого ятагана. Всего за полвека (1354–1396 годы) османы смогли оккупировать практически все Балканы, и лишь Константинополь каким-то чудом еще держался, хотя, как мы знаем из учебников истории, осталось ему недолго.
В Валахии в то время правил господарь Мирча I Старый из рода Басарабов, суровый мужик, поставивший своеобразный рекорд — он двенадцать лет подряд успешно отбивался от турок, и никто из его соседей не мог похвастаться аналогичными результатами. В какой-то момент Мирча оборзел настолько, что начал вмешиваться во внутренние дела Османской империи. А сейчас оторвитесь на пару минут от текста, и посмотрите на политическую карту тогдашней Европы. Сопоставьте размеры державы османов и Валахии. Удивленно почешите репу. И возвращайтесь к статье. Тут будет впору напомнить, что Валахия, несмотря на свои размеры, была весьма богатым княжеством — морская торговля по Дунаю и вот это вот все. А еще — соль. Так вот, Мирча прекрасно понимал, что в открытом поле у него против турок шансов нет — раскатают в тонкий блин. Поэтому он активно застраивал пограничные районы крепостями, а оплачивал строительство этих крепостей… правильно, солью! Легенда гласит, что воевода отдавал по большому (до 100 кг) куску соли за каждый обтесанный камень, использованный при строительстве укреплений.
Да, конечно, очень сильно на руку Мирче сыграл тот факт, что у османов в это время был период безвластия. Дело в том, что прошлый султан, Баязид I, прозванный Молниеносным (хотя прозвище Yıldırım правильнее будет перевести просто как «Молния»), очень неудачно повоевал с тем самым Тамерланом. Настолько неудачно, что угодил в плен, а там — взял, да и помер. Судя по всему, Хромой Тимур в этом конкретном случае был совершенно не при чем — он-то наоборот хотел отпустить султана, попутно «нагрузив» его кабальным договором и фактически сделав его своим вассалом. Но получилось так, как получилось, и несколько сыновей покойного «повелителя мира» тут же принялись делить батюшкино наследство.
И вот здесь и вылез наш славный Мирча. Потому что когда у соседа горит хата, и все носятся туда-сюда с ведрами, разумный человек просто обязан воспользоваться хаосом и под шумок чего-нибудь притырить. А в данном случае «чем-нибудь» была власть, так что господарь последовательно сделал ставку на шехзаде (царевичей) Мусу и Мустафу, причем за первого он даже сватал собственную дочь, чтобы породниться с перспективным соседом. Ну и ничего, что дочка православная — ради государственной пользы может и ислам принять, не переломится. Зря что ли столько лет ее кормили да наряжали?
Увы, ни одна из ставок Мирчи не сыграла. Шехзаде Мехмед одолел и казнил всех своих братьев, после чего в 1416 году провозгласил себя султаном Мехмедом I. Ну и Мирча сразу такой: «Извиняюсь, зря быканул», и быстренько подписал с турками мирный договор, уступив им несколько приграничных территорий вместе с теми самими «соляными» крепостями.
Чем еще запомнилось правление Мирчи I Старого? Ну, во-первых, он первым из валашских воевод организовал у себя двор по европейскому образцу, с кучей «чиновников», ведавших теми или иными сферами жизни государства. Логофат исполнял функции канцлера и занимался государевыми бумагами, составлял и заверял печатью указы и иные документы, ворник (от славянского «дворник») был главным администратором, судьей и военным наместником (командовал армией в отсутствие господаря), комис — ведал государевыми конюшнями, и так далее. Другой особенностью правления Мирчи стало то, что он начал оттеснять от власти родовую аристократию и постепенно заменять ее собственными чиновниками. Мотивация была логичной и простой. Для аристократов воевода был просто первым среди равных — таким же аристократом, только чуть более богатым и могущественным. Стоило ему проиграть войну, ослабеть здоровьем или оступиться иным другим образом, как тут же появлялась возможность для мятежа и захвата власти каким-нибудь другим князьком (в Валахии они назывались жупанами). А вот назначенный чиновник — это государев человек, всем обязанный воеводе и лично ему лояльный. К слову, окончательно «защемил» жупанов именно Влад III Дракула несколькими десятилетиями позднее.
Несмотря на то, что конец его правления получился немного «смазанным» («не угадал» с султаном), Мирча сумел отстоять независимость Валахии и передать трон своему сыну Михаилу, ставшему новым воеводой 1 января 1418 года сразу после смерти отца. Увы, «Мишка» батюшкиных надежд не оправдал — вляпался в военную авантюру, прельстившись посулами венгерского короля. История, надо сказать, вышла довольно анекдотичной. Венгерский король Сигизмунд собрался воевать с турками, и позвал Михаил выступить вместе с ним. Дескать, а помнишь, друг Миша, как папенька твой туркам без боя пограничные крепости сдал? Ну, те самые, на «соляные» деньги построенные? Так вот, мы сейчас вместе кааак навалимся, и все себе вернем. Тебе, то есть. Ну и Михаил согласился, и отправился вместе с венграми в поход. Поначалу все шло неплохо, благодаря фактору внезапности удалось отбить несколько городов, правда тут же случилась первая «неприятность» — заняв крепости, Сигизмунд быстро рассовал по ним венгерские гарнизоны, и начал упорно делать вид, что оно так всегда и было. Дескать, потерпи, друг Миша, вот следующий городок — он точно твоим будет! Ну, а дальше случилось вторая «неприятность» — турки ударили в ответ.
Султан Мехмед I ураганом пронесся по валашскому пограничью и устремился вглубь княжества, вынудив незадачливого воеводу просить мира. Условия турки навязали, прямо скажем, поганые — Михаил был вынужден отдать еще несколько крепостей на Дунае, жертвуя доходами с речной торговли, да еще и обязался выплатить султану «харадж» — дань, взимаемую с завоеванных мусульманами земель.
Минутка про налоги
Здесь нужно сделать небольшое пояснение, чем харадж отличается от джизьи — дани, которую христиане, проживающие в мусульманском государстве, платят за «покровительство» (фактически — покупают себе право на жизнь). Мусульмане (изначально это были арабы) захватывали какую-то территорию, на которой проживали христиане либо представители других религий (за исключением язычников), после чего у завоеванных было два пути. Первый — принять ислам и пользоваться всеми правами, доступными для правоверных. Второй — сохранить собственную веру и получить статус «зимми» («пользующихся покровительством»). «Зимми» не имели права занимать никакие государственные должности, а также должны были платить джизью, особый налог для иноверцев.
Помимо этого, естественно, были и подоходные налоги. Мусульманин должен был платить «ушр» (десятину) — либо с продуктов земледелия, либо в качестве пошлины с дохода от торговли. А «зимми» платил так называемый «харадж», который был больше. В итоге мусульманин платил только ушр, а «зимми» — и джизью, и харадж. Надо сказать, что первым арабским завоевателям, в целом, было выгоднее, чтобы «неверные» продолжали молиться своим богам вместо обращения в ислам — так с них можно было получать больше денег. Однако многие «зимми» предпочитали становиться мусульманами, чтобы получить доступные тем права, а также облегчить налоговый гнет. В итоге захваченные территории вроде Ирана или Средней Азии быстро исламизировались. Тогда (в VIII–IX веке) власти халифата начали бить тревогу из-за сокращения налоговых отчислений. И тут им в голову пришла гениальная в своей простоте идея — сделать харадж постоянным налогом для всех территорий, которые относительно недавно были приобретены силой оружия.
В итоге получилось так, что на каких-то землях с мусульман взимался ушр, а на каких-то — харадж. Если какая-то территория находилась под властью мусульман очень давно, ее население уже в достаточной степени арабизировалось — населяющие ее правоверные платили ушр. Однако новообращенные мусульмане из числа бывших неверных, населявшие недавно завоеванные регионы, все равно платили харадж. Таким образом, переход в ислам для этих людей означал лишь отмену джизьи. Более того, если какой-нибудь потомственный мусульманин из, скажем, Багдада переезжал в такой регион и покупал там землю у неверного — он обязан был платить с нее харадж, и его статус никак ему не помогал. В итоге харадж как вид налога, изначально (как и джизья) имевший религиозное обоснование, стал сугубо территориальным, что позволило халифам набивать карманы, почти как прежде. В разных мусульманских государствах в разные времена харадж как вид налога имел свои нюансы, но общий его смысл сохранялся плюс-минус везде. Спустя несколько веков, когда турки-сельджуки захватили власть на землях халифата и основали Османскую империю, они, также будучи мусульманами, сохранили все арабские налоговые практики.
Смутное время, призрак свободы на коне
Теперь, когда мы разобрались с разными непонятными арабскими словами, можно возвращаться в Валахию начала XV века. Итак, военная авантюра воеводы Михаила закончилась, мягко говоря, совсем не так, как он изначально планировал. Вместо возвращение утраченных еще его отцом территорий, ему пришлось отдавать туркам новые, да еще и — выплачивать харадж. Тем самым он фактически был поставлен на положение подвластного султану кафира (неверного). И что сделал Михаил? Просто взял, и не стал платить туркам эту дань. Очень вряд ли, что это была банальная скупость — не в том положении был воевода, чтобы вот так дерзить султану. Вероятнее всего, он просто не смог собрать нужную сумму. Война всегда стоит больших денег, а проигранная война увеличивает расходы в несколько раз, так что в княжеской казне в те годы едва ли водилось что-то, кроме тараканов.
Вот только какое султану дело до чужого горя? Ты договор подписал? Подписал. Харадж платить обещал? Обещал. Ну и где мои деньги, собака ты неверная? А раз не платишь, то я… нет, не пойду на тебя войной, это просто невыгодно. Говорят, у тебя там братец сводный есть, по имени Дан, который спит и видит, как бы у тебя трон отнять? Ну, так вот я его поддержу, а еще и денег ему зашлю. Он тебя скинет и убьет, а сам будет править и исправно платить мне харадж.
Так думал «повелитель мира», раздувая пламя гражданской войны в Валахии. А теперь в очередной раз посмотрим на карту и сравним размеры (и, соответственно, ресурсы) Валахии и Османской империи. Представьте, что на вас кидается мелкий, но задиристый хулиган, а как только вы хотите выписать ему сдачи — он тут же прячется за широкую спину приятеля-громилы. Противостояние воеводы Михаила с его сводным братцем Даном выглядело примерно так же. Видя, что за дерзким претендентом стоят турки, на его сторону начали переходить вчерашние сторонники Михаила, и вскоре князь оказался в меньшинстве. Летом 1420 года армии воеводы и претендента встретились на поле битвы, чтобы раз и навсегда закрыть все вопросы. Был жестокий бой, завершившийся разгромом Михаила. Сам он погиб, и вместе с ним, казалось, погибла мечта его отца, Мирчи Старого, о сильной Валахии.
Почему «погибла»? Потому что смерть Михаила не привела к окончанию гражданской войны. Да, в рамках привычной для нас логики все должно было выглядеть так: Дан (при поддержке турок) побеждает и убивает Михаила, после чего узурпирует трон и приводит княжество к состоянию мира и спокойствия, восстанавливая разрушенную экономику. Проблема была только в том, что в Валахии существовала гибридная система наследования, которую можно назвать выборно-наследственной. В переводе на человеческий язык это означало, что претендовать на княжеский престол могли все мужчины из рода Басарабов, причем не только законнорожденные дети умершего воеводы и его братья, но и бастарды. Единственным условием было отсутствие физических дефектов — князь не мог быть слепым, увечным или патологически уродливым. Естественно, там этих кандидатов набиралась просто целая толпа, и первые случаи междоусобной поножовщины обычно начинались еще задолго до того, как правящий воевода начинал чувствовать недомогание.
Причем «поножовщина» — в буквальном смысле, потому что при такой системе мало было просто разбить соперника на поле боя. Ну, разобьешь — и что? Он к венграм убежит или к туркам, получит от них денег, соберет новое войско, и тебе опять придется с ним воевать. Оппонента нужно было гарантированно вывести из игры. Наиболее гуманные наследники своих врагов насильно постригали в монахи. Правда, при таком раскладе всегда оставался риск, что оппонент сбежит из монастыря и снова включится в борьбу. Так было, например, со сводным братом Влада III Дракулы — Владом IV, которого за такой фокус так и прозвали Владом Монахом. Более жестокие и прагматичные своих соперников уродовали. Ослепляли, например, или нос могли отрезать. И получалось так, что ты его и не убил, то есть каинов грех братоубийства на душу не взял, и, вместе с этим, гарантированно вывел из «предвыборной гонки». Вот что такое настоящая политика!
Когда правящий воевода погибал в бою или умирал своей смертью, те потенциальные наследники, которые соответствовали критериям отбора (были Басарабами и не были калеками), заявляли о своем праве на престол (это делали далеко не все, многие благоразумно отказывались от притязаний, чтобы целее быть). После чего собиралась целая комиссия, которая должна была провести медосмотр всех наследников и подтвердить, что они не имеют увечий и, главное, являются теми, за кого себя выдают. Ну, просто чтобы какого-нибудь самозванца нечаянно не выбрали. Для того, чтобы подтвердить личности княжичей, их матери и ближайшие родственники составляли подробные письма, где перечисляли все их родинки и прочие физиологические особенности. Также отличительной чертой могла быть маленькая татуировка — например, в виде месяца или солнца, — которую младенцу делали вскоре после рождения, чтобы его, не приведи Господь, не подменили.
Как только личности всех претендентов подтверждались, происходили выборы. А кто должен был выбирать? Конечно же, «лучшие люди» страны, и именно — та самая родовитая аристократия, которую столь усердно давил Мирча Старый и которую впоследствии продолжит давить Влад Дракула. Если прижать аристократию к ногтю, можно сделать выборы простой формальностью, а власть — наследственной. Что, в частности, тот же Мирча и попытался сделать, еще при жизни обеспечив трон своему сыну Михаилу. То есть вполне типичный процесс укрепления центральной власти и дрейф в сторону абсолютизма. Обычное дело для тогдашней Европы — в соседних державах происходило плюс-минус то же самое.
А вот «Миша» проэтосамил все, что оставил ему папенька, да еще и сам погиб. Авторитет покойного Мирчи был настолько силен, что его хватило еще на то, чтобы новым воеводой выбрали княжича Раду, брата новопреставленного Михаила. Вот и получилось так, что братец Дан, вроде как, войну-то выиграл, а трон — не получил. А раз так — то вот вам еще десять годочков гражданской войны.
Несколько раз Дан захватывал власть и прогонял Раду, затем тот возвращался и уже прогонял Дана. На все это с интересом смотрели соседи, турки и венгры, помогавшие то одному, то другому, и взамен требовавшие новые и новые уступки. Из богатой и сильной региональной державы, каковой она была при Мирче Старом, Валахия превратилась в натуральное «дикое поле», где власть менялась чуть ли не каждый год. В конце концов, из эпохи гражданских войн княжество вышло в интересном статусе. С одной стороны, воевода был прямым вассалом венгерского короля, а с другой — обязан был платить харадж турецкому султану и отправлять к нему своих детей в качестве заложников.
Быть слугой двух господ весело и интересно только в комедии Карло Гольдони. В политических реалиях Европы XV века это означало даже не выбирать между двумя пресловутыми стульями с разным интересным, а сесть на оба сразу. Без смазки. У тебя и с севера, и с юга — по большому и могущественному соседу, и каждому из них ты обязан клятвой, а это значит, что каждый из них будет от тебя чего-то требовать. При этом, они еще и между собой могут воевать, буквально вынуждая тебя выбирать сторону. Угодил одному — рассердил другого. Со всеми вытекающими последствиями.
И здесь бы взять, и сказать, что вот пришел Влад III, он же Цепеш, он же Дракула. Он же — внук того самого Мирчи Старого. Пришел — и прекратил это безобразие. Но — нет. Даже Дракула, при всей своей былинной суровости, дважды терял княжеский престол, был вынужден бежать, чтобы вернуться спустя годы. Да и впервые-то он стал воеводой не иначе, как при помощи турок, которые дали ему войска, с помощью которых Влад в 1448 году прогнал предыдущего воеводу (к слову — сына того самого Дана). Это случилось осенью, а в начале зимы бежать из Валахии пришлось уже самому Дракуле. Первое правление не продлилось и трех месяцев.
Вообще, если суммировать все время княжения Влада Дракулы в период с 1448 года по 1476-й (первый и последний годы в его жизни, когда он носил титул воеводы), то получится, что за эти 28 лет Влад III был воеводой в общей сложности… меньше семи лет. За три «подхода». Все остальное время он либо скрывался от врагов, либо боролся за престол. Да, тот легендарный Дракула, самый знаменитый князь Валахии в истории, правил всего шесть с лишним лет. Однако и этого времени ему хватило, чтобы навсегда войти в историю, хотя при нем Валахия даже близко не вернулась к тому могуществу, которым обладала при Мирче Старом. Но он очень старался, и об этом мы поговорим в следующий раз, ибо наше путешествие только начинается.
Продолжение следует…
Религиозные войны во Франции: За веру, за народ и за деньги!
Религиозные войны, раздиравшие Францию почти четыре десятилетия, стали одним из самых кровопролитных и разрушительных периодов в ее истории. Хотя их и называют религиозными, за фасадом религиозного противостояния скрывались политические амбиции, экономические проблемы и личная неприязнь. Часто невозможно сказать точно, что толкнуло французов взяться за оружие — вера, жажда власти или просто желание наживы.
Протестантизм набирает силу, а король умирает
Несмотря на то, что король Генрих II (1547-1559) считался ревностным католиком, протестантизм во Франции при нем расцветал. К 1560 году гугеноты, как называли французских протестантов, составляли уже около 10% населения — примерно 1,6 миллиона человек. Протестантизм был особенно популярен среди горожан, и большинство гугенотов проживало в городах, преимущественно на юго-западе Франции.
Справка: мы до сих пор не знаем, откуда именно произошло понятие «гугенот». Одни ученые считают, что это «офранцуженное» произношение немецкого слова «eidgenossen» («союзники», «конфедераты»), которое использовалось для обозначения швейцарских протестантов. Некоторые исследователи полагают, что слово происходит от нидерландского выражения «Huis Genootschap» («домашнее общество»), которое использовалось для обозначения тайных собраний протестантов. Самая распространенная версия связывает слово «гугеноты» с именем женевского патриция Безольда Эйгена, известного как «Король Гюг». Он был одним из лидеров республиканской партии в Женеве и ярым сторонником реформации. Его имя, возможно, трансформировалось в «Гюгоноты», а затем в «Гугеноты». Ни одна из гипотез до сих пор не признана в качестве официальной.
Важную роль в грядущих войнах сыграло то, что многие французские дворяне приняли протестантизм, в том числе и представители высшей аристократии. Трое племянников коннетабля Анн де Монморанси стали видными лидерами гугенотов, особенно Гаспар де Колиньи, которого Генрих II назначил адмиралом в 1552 году. Еще более высокое положение занимали Антуан де Бурбон и его брат Людовик де Конде, принцы крови, то есть члены королевской семьи. Антуан женился на Жанне д’Альбре, королеве Наварры, которая обратила его в протестантизм, но он не отличался твердостью убеждений и часто колебался. Конде же был ревностным и бескомпромиссным протестантом.
В апреле 1559 года Генрих II заключил мир с испанским королем Филиппом II, положив конец долгой и изнурительной войне. Обоим королям нужен был мир, чтобы бороться с набирающим силу протестантизмом. Для Филиппа это было особенно важно, так как его нидерландские провинции уже полыхали восстанием. Но мир с Испанией неожиданно приблизил религиозные войны во Франции. Во-первых, множество солдат, вернувшихся с войны, остались без дела и денег. Военные действия и грабежи маскировали экономические проблемы страны, но с наступлением мира они стали очевидны. Инфляция и экономический спад ударили по карманам дворян, и многие из них были готовы вновь взяться за оружие, чтобы поправить свое положение. Во-вторых, в июле 1559 года Генрих II трагически погиб на турнире, устроенном в честь заключения мира. Генрих II был популярным королем, который пользовался авторитетом среди дворянства. Он разделял их интересы и предоставлял им возможность добывать славу и богатство на войне. Вполне вероятно, что если бы он остался жив, то Франции удалось бы избежать кровопролития.
Заговор, резня и начало войны
Новым королем стал пятнадцатилетний Франциск II, женатый на Марии Стюарт, королеве Шотландии. Франциск II передал власть своим дядям — Франсуа, герцогу Гизу, и Шарлю, кардиналу Лотарингскому. Гизы были ревностными католиками и намеревались использовать свою власть для защиты католической церкви и укрепления позиций своего рода. Коннетабль Монморанси впал в немилость и удалился от двора, а его племянники потеряли свое влияние. Когда Антуан де Бурбон прибыл ко двору, он обнаружил, что Гизы отодвинули его и его брата на второй план, несмотря на их статус принцев крови. Это оскорбило Конде, и он организовал заговор с целью отстранить Гизов от власти и взять молодого короля под свой контроль. К заговору присоединились около пятисот дворян, в основном гугенотов. Однако один из заговорщиков предал их, и правительство было готово к выступлению. В марте 1560 года заговорщики попытались захватить королевский замок Амбуаз, но были разбиты. Около трехсот человек были убиты или казнены за государственную измену. Это событие получило название «заговор Амбуаза».
Конде был осужден за измену, но избежал наказания благодаря смерти Франциска II в декабре 1560 года. Новым королем стал его десятилетний брат Карл IX, и регентом при нем была назначена его мать, Екатерина Медичи. Ее главной целью было сохранение власти своего сына. Хотя она и была католичкой, она была готова пойти на уступки гугенотам, чтобы не допустить анархии и гражданской войны. Она созвала национальный собор французского духовенства в надежде найти компромисс с кальвинистами, но коллоквиум в Пуасси, состоявшийся в сентябре 1561 года, не привел к согласию по вопросам вероучения. Шанс избежать гражданской войны был упущен.
Началом религиозных войн считают резню в Васси, хотя религиозные столкновения происходили и раньше. В марте 1562 года герцог Гиз ехал ко двору в сопровождении своего отряда. Остановившись на ночлег в городке Васси в Шампани, он был разгневан, услышав утром пение псалмов гугенотами, собравшимися на богослужение в амбаре. Он послал своих людей разогнать их, и началась драка. Вскоре в нее ввязались и остальные люди Гиза, и в результате около тридцати гугенотов были убиты.
Это событие стало искрой, из которой разгорелось пламя войны. Гугеноты были готовы к ней. Уже через месяц Конде захватил Руан в Нормандии, и многие другие города перешли на сторону гугенотов. Екатерина Медичи вернула Монморанси ко двору, и он вместе с Гизом и маршалом Сент-Андре составили католическую триумвират, который возглавил борьбу с гугенотами. Это выглядело довольно странно, учитывая, что племянники Монморанси были лидерами гугенотов. Триумвират располагал королевской армией и казной, что давало им возможность нанимать швейцарских наемников, лучшую пехоту того времени. Армия гугенотов же состояла в основном из добровольцев, в том числе многих немецких лютеран. Основной ударной силой гугенотов была легкая кавалерия, вооруженная пистолетами — рейтары. Современники отмечали хорошую дисциплину и высокий боевой дух гугенотской армии в начале войны.
В июле 1562 года католическая армия осадила Руан. Английская королева Елизавета I отправила шесть тысяч солдат на помощь гугенотам, но это не помогло. В октябре Руан был взят. Во время штурма погиб Антуан де Бурбон, который к тому времени перешел на сторону католиков. Конде, собравший армию для снятия осады Руана, после его падения попытался вернуть город. В декабре 1562 года его армия столкнулась с армией Монморанси при Дрё, между Руаном и Парижем.
Дым пороха при Дрё: новая тактика и плененные полководцы
Битва при Дрё, которую с небольшим перевесом выиграли католики, примечательна по нескольким причинам. Во-первых, Конде допустил грубую ошибку, не проведя разведку. Он узнал о приближении противника только тогда, когда его авангард попал под обстрел католической артиллерии. Во-вторых, это было первое за сто лет сражение, в котором французы сражались друг с другом. Нежелание стрелять в соотечественников привело к тому, что битва началась лишь через несколько часов после встречи армий. В-третьих, в этой битве немецкие рейтары (кавалеристы, вооруженные пистолетами), сражавшиеся на стороне гугенотов, впервые применили новую тактику — караколь («улитка» по-итальянски). Они выстраивались в несколько нерегулярных шеренг и двигались на врага. Подъехав на расстояние двадцати ярдов, они разворачивали лошадей и стреляли из пистолетов сбоку. Затем они отходили в тыл, чтобы перезарядить оружие, а следующая шеренга повторяла тот же маневр. Хотя точность стрельбы из пистолета с движущейся лошади была невысокой, караколь оказался довольно эффективным против тяжеловооруженных копейщиков католической армии, которые представляли собой большую и медленную мишень. В результате многие французские дворяне стали рейтарами, так как этот род кавалерии был гораздо дешевле в содержании. Наконец, в битве при Дрё оба командующих, Конде и Монморанси, попали в плен к противнику, что является уникальным случаем в военной истории. Маршал Сент-Андре тоже был взят в плен, но один из его личных врагов убил его, прежде чем его успели отвести в безопасное место.
После битвы при Дрё командование католической армией принял герцог Гиз. Он повел свои войска на юг, чтобы отбить у гугенотов город Орлеан. В феврале 1563 года Гиз был убит гугенотом, который притворился, что перешел на его сторону. Убийца был схвачен и подвергнут пыткам, чтобы выдать своих сообщников. Он назвал адмирала Колиньи главным организатором заговора, но затем отказался от своих слов. Гизы были убеждены в виновности Колиньи и поклялись отомстить ему.
Тем временем Екатерина Медичи убедила Монморанси и Конде обменяться пленными. Они помогли ей составить Амбуазский эдикт (март 1563 года), который предоставлял гугенотам ограниченную свободу вероисповедания. Затем Екатерина Медичи отправилась в двухлетнее путешествие по Франции вместе со своим сыном, королем Карлом IX. В городе Байонна, на границе с Испанией, они встретились с герцогом Альбой, правой рукой Филиппа II. Гугеноты, убежденные, что на этой встрече был заключен заговор против них, вновь взялись за оружие в 1567 году. Конде собрал 1500 человек и попытался захватить короля в городе Мо, к востоку от Парижа. Но и на этот раз заговор был раскрыт благодаря предателю, и королевский двор бежал в Париж. Конде осадил столицу, и Монморанси повел королевскую армию на ее освобождение. В битве при Сен-Дени, к северу от Парижа, Монморанси отказался сдаться в плен окружившим его рейтарам и был ими застрелен. Ему было 74 года.
Хрупкий мир и новая эскалация конфликта
Екатерина Медичи вновь выступила миротворцем и добилась заключения Лонжюмоского мира (март 1568 года), но он продержался всего несколько месяцев. Война вновь разгорелась с новой силой. Младший брат Карла IX, герцог Анжуйский (будущий король Генрих III), номинально командовал королевской армией, которая в марте 1569 года дала бой гугенотам при Жарнаке, недалеко от Бордо. Фактическим командующим был герцог де Таванн, который приказал своей кавалерии выезжать на поле боя в боевом порядке, чтобы они привыкли держать строй во время исполнения караколя. Это свидетельствует о том, что рейтары теперь составляли основу королевской кавалерии. В битве при Жарнаке Конде был взят в плен и убит одним из своих личных врагов, когда его вели к герцогу Анжуйскому. Колиньи, ставший новым командующим гугенотов, вывел свои войска из-под Жарнака и, получив подкрепление из Германии, вновь угрожал Парижу. Это привело к заключению Сент-Жерменского эдикта в 1570 году, который предоставлял гугенотам свободу вероисповедания во всех городах, которые они удерживали, и право иметь гарнизоны в четырех крепостях. Король пригласил Колиньи в королевский совет и объявил о помолвке своей сестры Маргариты с Генрихом Наваррским, сыном Антуана де Бурбона, воспитанным в протестантской вере своей матерью Жанной д’Альбре. Казалось, что во Франции наконец-то наступает мир.
Варфоломеевская ночь: кровь на улицах Парижа
Однако надежды на мир оказались иллюзорными. При дворе Колиньи пытался убедить Карла IX отправить французскую армию на помощь протестантским повстанцам в Нидерландах, которых вот-вот должен был разгромить герцог Альба. Колиньи надеялся, что война с общим врагом поможет примирить враждующие религиозные фракции во Франции. К августу 1572 года Карл IX был готов объявить войну Испании. В это время сотни гугенотских дворян съехались в Париж на свадьбу Генриха Наваррского и Маргариты Валуа. Екатерина Медичи, убежденная, что война с Испанией будет катастрофой для Франции, вступила в заговор с Гизами, которые все еще жаждали мести за убийство герцога Франсуа. Они решили устранить Колиньи. 22 августа на адмирала было совершено покушение, но он был лишь ранен. Карл IX поклялся наказать виновных. Екатерина Медичи, используя все свое влияние, убедила своего неуравновешенного сына, что Колиньи и другие гугенотские дворяне, находившиеся в Париже, готовят против него заговор. Король, охваченный паранойей, отдал приказ об их убийстве.
В ночь на 24 августа 1572 года, день святого Варфоломея, католики устроили в Париже страшную резню. Колиньи был убит, его тело выбросили из окна, а затем изуродовали и повесили на виселице. Тысячи гугенотов были убиты в Париже и других городах Франции. Улицы столицы были залиты кровью. Католические фанатики врывались в дома, убивая мужчин, женщин и детей, не щадя никого.
Варфоломеевская ночь стала одним из самых кровавых событий в истории Франции. Она унесла жизни тысяч людей и еще больше углубила религиозный раскол в стране. Гугеноты, потерявшие многих своих лидеров, вновь взялись за оружие, полные жажды мести. Карл IX, потрясенный содеянным, вскоре тяжело заболел и умер в 1574 году. Его брат, герцог Анжуйский, стал королем Генрихом III.
Новый король, старые проблемы
Католики надеялись, что Генрих III, прославившийся своей победой при Жарнаке, приведет их к окончательной победе над гугенотами. Однако он предпочел мир войне и в 1576 году издал Больеский эдикт, который расширил права гугенотов. Им была предоставлена свобода вероисповедания на всей территории Франции, за исключением Парижа, а также право иметь гарнизоны в восьми крепостях. Кроме того, несколько гугенотов были назначены губернаторами провинций. Эти уступки вызвали недовольство многих католических дворян, которые создали Католическую лигу для борьбы с гугенотами. Лидером лиги стал молодой и амбициозный герцог Гиз, который заставил Генриха III отменить некоторые положения Больеского эдикта.
В 1584 году умер последний брат Генриха III, герцог Алансонский. Так как у Генриха III не было детей, наследником престола стал лидер гугенотов, Генрих Наваррский. К тому времени он стал опытным политиком и полководцем, который пользовался огромной популярностью, как среди гугенотов, так и среди многих католиков. Он лично водил свою кавалерию в атаку, предпочитая рукопашный бой стрельбе из пистолетов. Он призывал своих рейтаров атаковать врага с палашами наголо, а не использовать караколь, считая, что истинная слава воина — в рукопашной схватке. Говорят, что в одной из битв его пистолет дал осечку, и он воскликнул: «О, вероломное оружие! Я с тобой покончил! Клинок — вот истинная слава воина!». Такая тактика была обусловлена и составом гугенотской армии, которая состояла в основном из добровольцев, сражавшихся за Генриха Наваррского из личной преданности. Среди них было много католических дворян, которые присоединились к нему из уважения к его личным качествам.
Война трех Генрихов: Франция в огне
Большинство католических дворян, однако, присоединились к Католической лиге, которая была возрождена в 1584 году, чтобы не допустить Генриха Наваррского на престол. Лига имела своего талантливого лидера — Генриха Гиза, который пользовался огромной популярностью в народе и имел амбиции на французскую корону. В 1585 году лига заставила Генриха III признать закон о католицизме, который требовал, чтобы король Франции был католиком. Это лишало Генриха Наваррского прав на престол. В ответ он взялся за оружие, и в стране началась война трех Генрихов — короля, герцога Гиза и короля Наваррского.
Франция погрузилась в хаос гражданской войны. Три армии — королевская, лиги и гугенотов — сражались друг с другом, опустошая страну и унося жизни тысяч людей. В октябре 1587 года Генрих Наваррский разбил королевскую армию при Кутра, продемонстрировав свой военный талант. А вскоре после этого Генрих Гиз разгромил отряд немецких наемников, шедших на помощь Наваррскому. Королевские офицеры, служившие под началом Гиза, удержали его от преследования разбитых немцев, опасаясь, что он станет слишком могущественным. Сторонники лиги, разгневанные тем, что их герою не дали добить врага, умоляли его приехать в Париж и свергнуть короля. Генрих III запретил Гизу въезжать в столицу, но тот ослушался приказа и в начале 1588 года появился в Париже. Народ встретил его с ликованием. Король ввел в город пять тысяч швейцарских наемников, чтобы восстановить порядок, но сторонники лиги устроили баррикады на улицах и заставили швейцарцев сдаться. Генрих III бежал из Парижа, оказавшись в руках лиги практически на положении заложника.
Однако король не сдался. Он скрывал свою ярость под маской сотрудничества с лигой. Он созвал Генеральные штаты в Блуа, где подтвердил закон о католицизме и поклялся искоренить ересь. Но он лишь выжидал удобного момента, чтобы расправиться со своими врагами. В декабре 1588 года он приказал убить Генриха Гиза прямо в королевском замке. Лига объявила короля тираном и предателем католической веры. Тогда Генрих III обратился к Генриху Наваррскому, признав его своим наследником, и объединился с ним для осады Парижа. Он понимал, что только в союзе с гугенотами он сможет победить лигу и вернуть себе власть. В августе 1589 года Генрих III был смертельно ранен фанатиком-католиком Жаком Клеманом и умер на следующий день. Перед смертью он призвал своих сторонников признать Генриха Наваррского законным королем Франции.
Генрих IV: «Париж стоит мессы»
По закону о престолонаследии Генрих Наваррский стал королем Генрихом IV. Однако большинство католиков отказались признать его и продолжили борьбу. Они не хотели видеть на французском престоле протестанта. Генриху IV пришлось воевать дальше, чтобы утвердить свои права. Он одержал несколько блестящих побед над армией лиги, проявив себя талантливым полководцем. Но он понимал, что силой оружия нельзя добиться прочного мира. А Франция была уже измучена войной, и народ жаждал мира и стабильности.
В 1593 году Генрих IV сделал шаг, который изменил ход истории. Он отрекся от протестантизма и перешел в католицизм. «Париж стоит мессы», — сказал он, объясняя свое решение. Это был политический ход, но он позволил Генриху IV получить поддержку большинства французов и закончить религиозные войны.
В 1594 году Генрих IV торжественно вступил в Париж. Он был коронован в соборе Шартр, так как Реймс, традиционное место коронации французских королей, все еще находился в руках лиги. Некоторые лидеры лиги продолжали сопротивление, но Генрих IV сумел перетянуть их на свою сторону, щедро одарив их деньгами и постами. Он проявил себя не только талантливым полководцем, но и умелым политиком, способным на компромиссы.
В 1598 году Генрих IV издал знаменитый Нантский эдикт, который предоставлял гугенотам свободу вероисповедания и право иметь гарнизоны в нескольких городах для своей защиты. Нантский эдикт стал важным шагом на пути к религиозной терпимости во Франции. Он положил конец религиозным войнам и позволил стране начать восстанавливаться после долгих лет кровопролития и разрухи.
Наследие войн: абсолютизм и незаживающие раны
Религиозные войны во Франции оказали огромное влияние на историю страны. Они привели к гибели миллионов людей, разорению многих провинций и углублению религиозного раскола в обществе. Но они также способствовали укреплению королевской власти. Французы, уставшие от бесконечных смут и кровопролития, были готовы пожертвовать частью своих свобод ради мира и порядка. Генрих IV, талантливый политик и полководец, сумел восстановить единство страны и заложить основы абсолютизма, который достиг своего расцвета при Людовике XIV.
В военном отношении религиозные войны не принесли существенных изменений. Караколь, впервые примененный в 1562 году, на некоторое время стал стандартной тактикой кавалерии в Западной Европе, но уже через двадцать лет Генрих Наваррский отказался от него, предпочитая рукопашный бой. Шведский король Густав II Адольф в XVII веке окончательно похоронил караколь, вернув кавалерии ее исконную роль ударной силы на поле боя.
Главным итогом религиозных войн стало осознание французами того, что только сильная королевская власть может предотвратить анархию и хаос. Они позволили королям укрепить свое положение и создать мощную армию, которая в XVII веке стала грозой всей Европы. Однако раны, нанесенные религиозными войнами, еще долго не заживали. Религиозная нетерпимость сохранялась еще не одно десятилетие и, нет-нет, да и приводила к новым, — пусть и локальным — вспышкам кровопролития.
Маньяки и шлюхи: правдивая история Серого Волка и Красной Шапочки
Все мы в детстве слышали эту историю. Но вряд ли многие догадывались, какая тьма, какой ужас стоит за ней. О том, какие события легли в основу всеми любимой сказки, и при чем тут вообще проститутки и серийные убийцы – в сегодняшнем материале.
Новое – хорошо забытое старое
Все мы знаем, что оборотни, демоны, суккубы и ведьмы – не реальны. А вот люди, жившие в эпоху Возрождения, увы, этого не знали. Казалось бы, общество развивалось поступательно, от простого к сложному, и если подобное было в порядке вещей для Ренессанса, то чего вообще можно было ожидать от более древних времен, тем более, что понятие ликантропии уходит корнями в Античность – не даром это слово имеет греческое происхождение.
Однако оказывается, что ранние христианские теоретики отрицали возможность существования адских тварей. Еще Августин Блаженный, живший во второй половине IV – первой половине V века, в своем трактате «О граде Божьем» отмечал, что силой наделять людей сверхъестественными способностями и качествами обладает только Бог. Дьявол же владеет лишь искусством лжи – он может навешать маловерным дуракам лапши на уши, заставив их поверить в свои магические способности. Проще говоря, такой изначальный лохотронщик, не более.
Дальше – больше. В 780-х годах Карл Великий издал указ, отменяющий старые пережитки, в число которых попала и вера в ведьм. Император постановил, что женщины на метлах не летают, в темных рощах не колдуют, и вообще на дворе уже без пяти минут IX век от Рождества Христова, а живем будто при Аттиле. Теперь сожжение ведьмы считалось уголовным преступлением, приравненным – о, ужас – к убийству любого другого человека.
Начало нового тысячелетия нанесло по старым пережиткам еще один удар – теперь церковь постановила, что вера в ведьм, оборотней и демонов является не просто глупым архаичным заблуждением, а вполне себе ересью, за увлечение которой можно было не иллюзорно огрести от святых отцов. Почему так? Все просто: менять суть людей в лучшую или худшую сторону властен только Бог, наделение же этой способностью любую иную сущность уже могло расцениваться как идолопоклонство.
Нет, окончательно изжить сжигание ведьм и ведьмаков все-таки не удалось – другое дело, что теперь их дела рассматривались как типичные уголовные преступления простых смертных людей, которые, не обладая никакими способностями, поддались дьявольскому наущению и принялись творить разные непотребства.
Что касается оборотней, то ушлые византийцы вообще классифицировали ликантропию как психическое расстройство – очевидно, объясняя таким образом явление лунатизма. Павел с Эгины, греческий автор VII века называл ликантропию острым проявлением меланхолии, а в качестве симптомов отмечал бледный вид, неосознанное блуждание по ночам и обилие ран на ногах – следствие множественных микротравм и падений, полученных в бессознательном состоянии.
Дошло до того, что в пору классического Средневековья оборотень превратился в положительного персонажа в искусстве – так, например, способностью «обращаться» в волка наделяли странствующих рыцарей из различных литературных произведений, чем подчеркивалась трагичность судьбы этих людей.
Горе от ума
Но если в пору Высокого Средневековья все было так хорошо, то почему во время Ренессанса все вдруг скатилось в треш и кровавый угар? Как бы это смешно ни звучало, но виной всему – относительная возрожденческая либерализация, вольнодумство и технический прогресс. Художники Италии рисовали обнаженных женщин, образованцы в университетах деконструировали церковных авторов прошлого, и у каждой вшивой собаки теперь было собственное мнение на вопрос мироустройства. Чем свободнее становились нравы – тем все большим сомнениям подвергался авторитет церкви. Множились, как грибы после дождя, разные религиозные схизмы. Но до поры это было лишь полбеды. А затем Иоганн Гутенберг в середине XV изобрел печатный станок – и понеслось!
Появление печати стало настоящей медиа-революцией – никогда прежде знание не распространялось так быстро и массово. А вместе со знанием нередко распространялась и ересь. Это стало катализатором для давно назревавшего церковного кризиса, и в октябре 1517 года бабахнуло от души. Университетский профессор богословия Мартин Лютер обнародовал свои 95 тезисов – напечатанных как раз на «гутенберговом» станке – и началась Реформация.
Впрочем, борьба за души европейских христиан началась куда раньше, да и как иначе, ведь Церковь – тогда еще единая – просто не могла не ответить на творящееся вокруг безобразие. Ответом на вольнодумство и крамолу стал призыв бороться с любым инакомыслием, которое, с точки зрения святых отцов, шло прямиком от рогатого. Под это дело сразу вспомнили и о ведьмах, и об оборотнях, которые практически в один миг перестали быть чем-то мифическим и нереальным, и обрели в массовом сознании плоть и силы.
Зимой 1484 года папа издал буллу, в которой призывал всех добрых христиан забыть о различиях и шкурных интересах и объединиться с церковными демонологами и инквизиторами в борьбе против Сатаны и его войска – ведьм, колдунов, оборотней и прочей нечисти. А спустя два года инквизитор из ордена доминиканцев по имени Генрих Крамер выпустил труд под хлестким заголовком «Malleus Maleficarum» - «Молот ведьм». Как вы уже догадались, она тоже была напечатана на инновационном станке Гутенберга.
Если церковные теологи предшествующих поколений отрицали реальность сверхъестественного, то Крамер ставил под вопрос реальность самой реальности. Любой элемент окружающей действительности отныне мог быть сатанинским мороком. Силы зла роились где-то поблизости и только ждали момента, чтобы себя проявить. Оборотни вновь жрали человечину, ведьмы – летали а метлах и наводили порчу, причем Крамер всерьез утверждал, что женщина по своей природе более предрасположена к колдовству, нежели мужчина. Хорошо, что в те времена не было феминисток – их он бы сжег первыми.
У добропорядочных бюргеров, знати, да и у многих церковников от такого обилия взаимоисключающих параграфов бомбануло адским пламенем. Доходило до того, что некоторые приходы или мирские власти тех или иных областей саботировали охоту на ведьм и оборотней, всячески мешая инквизиции работать. В качестве аргумента они неизменно ссылались на того же Августина и других теологов из времен, когда мир еще не сошел с ума. Впрочем, так было далеко не везде, к тому же Реформация лишь усугубила проблему, ведь радикальные протестанты порой устраивали такую жесть, от которой перекосило бы самого деятельного дознавателя инквизиции. Охота началась.
Придет серенький волчок
И в эпоху Возрождения, и в Средние века в Европе не существовало структуры, которую мы могли бы ассоциировать с полицией. Большая часть преступлений не то что не раскрывалась – даже не фиксировалась. Когда же имел место случай жестокого убийства, особенно если речь шла о младенцах, как правило, все валили на диких зверей. Происходило такое обычно в глубинке, так что кроме местной общины всем было плевать.
Но в конце XV века все изменилось – на волне дьяволоборческой истерии Церковь стала требовать от региональных судей и приходов подходить к таким делам со всей тщательностью. Обретя плоть, оборотни и демоны так же стали полноценными субъектами права. А это, в свою очередь, породило соответствующую бюрократию с обилием процедур. Теперь и миряне имели право вершить суд над нечистью от имени Церкви. Так впервые в истории начали массово фиксироваться и протоколироваться особо тяжкие преступления, которые в наши дни могут быть интерпретированы как серийные убийства.
Безусловно, сами по себе серийные убийцы существовали и раньше, однако они, как правило, выпадали из фокуса истории – отчасти из-за скудной базы дошедших до нас источников, отчасти – из-за несовершенства тогдашней системы правосудия. Так что, при всех своих чудовищных преступлениях, эпоха «Великой охоты на ведьм» впервые познакомило человечество с феноменом серийных убийств. Впрочем, отсутствие вменяемой криминалистики и регулярной полицейской службы вскоре вновь «похоронило» этот вид преступлений, который был заново «открыт» лишь в индустриальную эпоху.
В ходе этой охоты начали хватать всех, кто обнаруживал какие-то странности в поведении, которые нельзя было однозначно трактовать с позиций тогдашней медицины. Проще говоря – лунатиков, сумасшедших, подозрительных бродяг и прочих интересных личностей. И вот что интересно – в этом потоке бомжей и сельских дурачков нет-нет да и начали всплывать примеры чистейшего, дистиллированного зла – совершенно реального, а не магического.
Так, например, в 1521 году во Франции были схвачены некие Пьер Бюрго и Мишель Вердан, которых молва окрестила «Оборотнями из Полиньи». Собственно, замели их за такую мерзость, как инфантицид и каннибализм – парочка орудовала в сельской местности, где подонки без труда прокрались в сад одной из местных семей и похитили оттуда четырехлетнюю девочку, собиравшую там горох. Бюрго и Вердан убили ребенка, после чего употребили части тела в пищу. Они совершили еще несколько аналогичных нападений – жертвами стали в общей сложности четыре девочки или девушки разного возраста.
Одно из преступлений, со слов Бюрго, парочка совершила из мести – они, якобы, просили милостыню у одной местной девушки, а когда та отказала – набросились на нее и убили. После чего, как заявил сам убийца, помолились и продолжили просить «подаяние по славу Господа». Под пытками оба сознались, что заключили договор с Дьяволом, который наделил их нечеловеческими силами. В настоящее время не представляется возможным восстановить все детали, однако куда более реальной кажется версия, согласно которой Вердан и Бюрго были бродячими нищими, которых на подобные зверства толкнул не черт, а банальные голод и корысть.
Чем дальше в лес – тем толще волки. В 1574 году во Франции был пойман еще один «оборотень», деяния которого в современной криминалистике были бы однозначно трактованы как серийные убийства. Некий Жиль Гарнье сознался в совершении множественных убийств. Согласно протоколу допроса,
«названный Гарнье в день святого Михаила, приняв обличье оборотня, похитил девушку десяти-двенадцати лет <…> и там он убил ее, по большей части при помощи рук, схожих с лапами, а так же зубов, и съел плоть с ее бедер и рук, а некоторые части отнес своей жене. И он бы похитил другую девушку, убил ее и съел, если бы ему не помешали три человека, как он сам сознался. И пятнадцать дней спустя он задушил маленького ребенка в возрасте десяти лет на винограднике в Гредизане, и съел плоть с его бедер, ног и живота. И с того времени он убил, будучи в облике человека, а не волка, другого мальчика в возрасте двенадцати-тринадцати лет в лесу близ деревни Перуз, и имел намерение съесть его, однако ему помешали… Он был приговорен к сожжению заживо, и приговор был приведен в исполнение».
Судя по дошедшим до нас сведениям, Гарнье куражился как минимум два года – с 1572 по 1574 – наводя ужас на регион Франш-Конте. Точное или хотя бы примерное число его жертв определить невозможно. Но остается один вопрос – почему все преступления Гарнье совершал, якобы, в обличье волка, и лишь последнее, во время которого его и поймали, сотворил в своем естественном облике? Ответ очевиден: средневековое сознание, в отличие от нынешней психиатрии, не могло найти рационального объяснения подобным зверствам, поэтому все списали на договор с Сатаной. Вероятнее всего, Гарнье и прочих подобных ему во время допросов принуждали сознаться в том, что они оборотни, а когда, во время ареста с поличным, клыков и хвоста у злодея не обнаружилось, судьи и церковники просто объяснили это тем, что именно в этот раз Гранье решил убить в своем человеческом обличье.
Имя «Оборотня из Шалона», орудовавшего во Франции в 1598 году, история для нас не сохранила – протоколы следствия, якобы, были уничтожены властями, поскольку их содержание было слишком отвратительным и непристойным. Известно лишь, что это был горожанин, по профессии – портной, который заманивал детей в свою лавку, где насиловал их, после чего перерезал несчастным глотки, «пудрил и одевал» тела, а затем – ел. Во время обыска в его лавке судейским удалось обнаружить бочку с останками многочисленных жертв. Очень вероятно, что ликантропию здесь, как и в других случаях, присовокупило само следствие – более того, в случае с шалонским лавочником даже не было предпосылок для каннибализма, поскольку, в отличие от названных выше убийц, он не был нищим бродягой, напротив, являясь зажиточным горожанином. Практически наверняка так власти вновь попытались хоть как-то рационализировать – в логике того времени – образ действий, в наши дни названных бы серийными убийствами. В пользу этого говорит и тот факт, что у злодея было еще одно прозвище – «Дьявольский портной из Шалона», которое куда больше соответствовало действительности.
Оборотни стали предметом ожесточенных дискуссий в церковных и медицинских кругах по всей тогдашней Европе. Впереди маячил XVII век, и многие постулаты «Молота ведьм» Крамера, и ранее принятые далеко не всеми, больше не казались такими убедительными. Ученые мужи вновь вернулись к тезису о том, что так называемая ликантропия может являться лишь проявлением какого-то психического расстройства.
В этом отношении примечательным было дело Жака Руле или Ролле – тридцатичетырехлетнего француза, в 1598 году пойманного на месте преступления недалеко от Анже. Согласно протоколу, его задержали, когда он стоял над телом убитого им пятнадцатилетнего подростка – убийца нанес тому множественные увечья, и руки его были буквально по локоть в крови. На допросе Руле сознался, что он оборотень, которому Дьявол даровал волшебную мазь, втирая которую в собственную кожу он обрел способность перекидываться в волке. Он так же сознался в убийстве нескольких детей и взрослых.
Однако в данном случае местное следствие опровергло мистическую подоплеку преступления – более того, судья постановил, что Руле таким образом пытался выставить себя сумасшедшим и сложить с себя ответственность за содеянное. На удивление рациональная мысль – и это ровно в тот же год, когда судили шалонского портного! Судья как в воду глядел – не желая мириться со вполне справедливым смертным приговором, Руле подал апелляцию в парламент Парижа, продолжая настаивать на том, что он оборотень. Начальство, которому, по его мнению, всегда виднее, чем провинциальным дуракам на местах, рассмотрело ходатайство и официально признало Руле умалишенным. В результате смертная казнь была заменена двумя годами принудительного лечения в психушке при госпитале Сен-Жермен. Куда потом навострит лыжи и что еще натворит откинувшийся и далеко еще не старый «оборотень», никого, видимо, не волновало.
Почему у тебя такие большие зубы?...
Общеевропейская волчья истерия как нельзя лучше поспособствовала популярности фольклорной истории о девочке, которая по дороге к бабушке встречает в лесу чудовище. Подобная история в разных вариациях была распространена чуть ли не по всей Европе еще с XIV века, и, строго говоря, далеко не в каждой версии в качестве антагониста фигурировал именно волк. Именно страсти по ликантропом вкупе с прохладными историями о ребятах вроде Гарнье и Руле сделали свое дело, навсегда определив портрет злодея.
Первая письменная редакция сказки вышла в 1697 году во Франции – она вошла в книгу «Сказки матушки-гусыни» за авторством Шарля Перро. Там же были сказки о Золушке, Синей бороде, Спящей красавице и т.д. Строго говоря, сказки в оригинальной версии Перро отнюдь не были добрыми – это были мрачные и кровавые истории, основой для которых частично стал европейских фольклор, а частично – истории реальных злодеяний. «Красная шапочка» - не исключение. Уже в версии Перро девочка раздевается, прежде чем лечь в постель к волку, которого она принимает за бабушку. Волк ее съедает, и никаких вам охотников, никакого хэппи-энда.
Фольклорной основой для истории Перро стала устная народная сказка «Бабушка» - французская версия легенды про девочку в лесу. В разных версиях этой сказки, характерных для тех или иных регионов Франции, волк называется «лю-бре», «лю-гару» и т.д. – так в этих местах издавна называли оборотней. Ни в одной из версий он не является обычным волком.
Встречая девушку в лесу, волк задает ей, казалось бы, невинный вопрос – по какой дороге она пойдет к бабушке, по пути иголок или по пути булавок? Бессмыслица, да? Только если не знать исторический контекст. Проститутки в средневековой Европе как правило идентифицировали себя с помощью пучка игл, которые втыкали в ткань платья в районе плеча.
И Красная Шапочка выбирает путь иголок. Волк же идет по «пути булавок», первым прибегает в домик бабушки и убивает ее. Дальше следует совершенно адская сцена – волк расчленяет тело бабушки и готовит из него ужин, а ее кровью наполняет бутылку для вина. Проделав все это, он надевает бабушкину одежду и притворяется ей. Вот скажите, вам в детстве не казалось странным, что волк, каким бы он ни был притворщиком, так легко выдал себя за человека? А вот для оборотня это – раз плюнуть.
Дальше «бабушка» предлагает внучке перекусить, тем самым путем обмана приобщая ее к каннибализму, и поит кровью под видом вина – извращенная версия церковного причастия. Короче говоря, волк глумится как может и совершает тягчайшие преступления с точки зрения общества и Церкви. Единственным существом, пытающимся образумить девочку, является кошка – в версии Перро она хочет предупредить Шапочку, но волк бросает в нее деревянным ботинком и убивает. В оригинальной истории, то есть – в «Бабушке», кошка стыдит девушку словами «Позор! Шлюха ест плоть своей бабушки и пьет кровь своей бабушки!».
В конце, как уже отмечалось, волк заставляет девушку раздеться и лечь с ним в постель, чем еще раз подчеркивает социальный статус своей жертвы. Впрочем, существовали версии истории, в которых девушка успевала понять, что перед ней – волк. Тогда она тянула время, раздеваясь нарочито медленно, и заставляя волка томиться в нетерпении. Когда его бдительность ослабевала, она сбегала от него.
Фольклор всегда был гиперболизированным отражением действительности, в которой жили его носители. История Серого Волка и Красной Шапочки не стала исключением. В эпоху первых серийных убийц, отождествлявшихся с оборотнями, именно один из них стал главным антагонистом истории. Серый Волк в оригинальной версии – убийца и каннибал, такой же, Жиль Гарнье. Не случайным был и образ героини – именно девушки и дети были наиболее легкими и излюбленными жертвами для маньяков, особенно – дети и девушки со дна общества, привычным явлением для которого была детская проституция.
Военные преступления в "кружевных" войнах
«Посвященный»
История коррупции: Средние века
Среди историков принято считать, что одной из причин, по которым Западная Римская империя пала под ударами орд варваров, первоначально обосновавшихся в бассейнах рек Рейн и Дунай, была коррупция «правящего класса» как в самом Риме, так и в провинциях. При Валентиниане I (правил в 364 – 375 годах), известном военачальнике, которого провозгласила императором армия, вопрос коррупции встал особенно остро: чиновники были безжалостны к своим подданным, но любили окружать себя комфортом и богатством, и, само собой, не упускали случая нагреть руки на сборе налогов. Валентиниан I пытался решить проблему, укрепив административный аппарат, но реорганизация сбора налогов, направленная на ограничение эксплуатации подданных, в целом вышла из-под контроля, а чиновники, которым поручили расследовать многочисленные случаи злоупотреблений, сами оказались подверженными коррупции. Затем Валентиниан I передал дело в руки людей, которым он доверял, таких как полководец Феодосий, которого он послал в Ливию, Триполи, Лептис и Карфаген, чтобы положить конец коррупции. Феодосий был скор на расправу с преступниками: коррумпированные чиновники попадали на виселицу или приговаривались к отрезанию языка, но в конце концов сам Феодосий был обвинен в коррупции и приговорен к смертной казни сыном Валентиниана I. Кризис Западной Римской империи уже был очевиден, в то время как восточные территории приобретали все большую самобытность и значение, в том числе благодаря своему стратегическому положению и солидному центральному аппарату во главе с императором Константинополя.
По мнению некоторых историков, по мере распространения христианства коррупция, столь свойственная государствам Античности, начала сходить на нет. Однако, в действительности, культура обмена услугами и правами, лежащая в основе многих коррупционных схем, вполне себе неплохо существовала и в Средние века. Уже в IV веке, особенно в некоторых областях Востока, установился обычай, согласно которому епископы получали денежные суммы от людей, вступавших в новые церковные должности в их епархиях. Это была форма передачи божественной благодати, явление, по своей сути схожее с практикой продажи индульгенций (сертификатов о прощении грехов), получившее название «симония». Данный термин отсылает нас к библейскому эпизоду, когда Симон, волхв из Самарии, повстречал апостолов Петра и Павла, прибывших в Иерусалим, чтобы крестить новообращенных, и попытался купить у них за деньги божью благодать. Четвертый Вселенский Халкидонский Собор в 451 году прямо осудил продажу церковных должностей, а в 790 году уже Карл Великий также осудил всех, кто принимал дары и подношения, запятнав себя «ересью Симона Волхва». Однако после тысячи лет существования христианства эта ересь стала правилом, церковный сан повсеместно использовался для личной выгоды, что во многом заложило основу для Реформации. Во времена Священной Римской империи большое значение также приобрела фигура князя-епископа, и это положение часто можно было получить за плату.
Рим, и в особенности Ватикан, также время от времени становились эпицентром скандалов. Так, например, жившая в X веке патрицианка Феодора Римская (не путать с ранее жившей святой, носившей то же имя), жена фактического хозяина Рима графа Феофилакта I, печально прославилась тем, что использовала свою привлекательность, чтобы развратить папский двор, и фактически заставила двух пап – Сергия III и Иоанна X – плясать под свою дудку. Ее дочь по имени Марозия переняла не только красоту матери, но и ее привычки. Не случайно эпоху этих двух любвеобильных голубушек в Риме назвали «порнократией» («правлением куртизанок»).
Стихийные недовольства церковными злоупотреблениями начали проявляться еще в XII-XIII веках. В качестве одного из самых знаковых примеров можно назвать труды и воззрения итальянского богослова XII века Иоахима Флорского, чьих последователей принято называть «иоахимитами». Иоахим считал, что современный ему Рим – это новый Вавилон, где все давно прогнило, а в особенности – папский престол, и когда Антихрист явится в наш мир, он сделает это в облике папы. Впоследствии многие из идей Иоахима Флорского были осуждены католической церковью. В качестве другого примера можно назвать сложенный примерно тогда же в Южной Германии сборник Carmina burana из трехсот с лишним стихов авторства бродячих поэтов (вагантов или голиардов), воспевавших азартные игры, вино и любовь, и порицавших церковную коррупцию.
Бонифаций VIII, изобретатель юбилея, был одним из пап, которые с большей энергией и убежденностью пытались навязать церкви светскую власть и считали дела Ватикана практически семейными, за что самого Бонифация Данте впоследствии заставил гореть в адском пламени на страницах своей «Божественной комедии». Мишель Монтень утверждал, что Бонифаций «вступая на папский престол, вел себя лисой, став папой, выказал себя львом, а умер как собака».
Первые семь кругов ада, описанных Данте в «Божественной комедии», соответствуют семи смертным грехам христианской морали (гордыня, жадность, похоть, гнев, чревоугодие, зависть и лень), к которым добавляются «малые» грехи, такие как трусость, обман, идолопоклонство, непостоянство, неверность, несправедливость и так далее. При сошествии в ад в сопровождении Вергилия персонаж Данте достигает восьмого круга, где подвергаются наказаниям обманщики и мошенники. Для Данте обман — типичный порок человека, это грех, который самым бессовестным образом противостоит всеобщей справедливости и любви к Богу. Так, например, в песне XXI, стихе 40, Данте говорит: «Я к ним еще разочек загляну. Там лишь Бонтуро не живет на взятки, Там "нет" на "да" меняют за казну». Эта строка – пример авторской иронии, поскольку упомянутый Бонтуро – это ни кто иной, как Бонтуро Дати, правивший городом Луккой в начале XIV века. Бонтуро заручился народной поддержкой, поклявшись, что покончит с коррупцией в городе, однако, по иронии судьбы, сам в итоге прославился своей продажностью. Досталось от Данте и приспешникам Самона Волхва – в песне XIX он попрекает симонитов тем, что они «святыню божию… растлили ради злата и сребра».
Впрочем, и сам Данте Алигьери, судя по всему, был не без греха – во времена, когда он еще жил в родной Флоренции и занимал там видный пост, он оказался замешанным в одной некрасивой истории. Летом 1300 года Флоренция, чьей независимости угрожал тот самый Бонифаций VIII, заочно осудила трех папских банкиров. И, несмотря на разочарование понтифика, шесть флорентийских приоров (высшие магистраты города, в число которых входил и Данте, принадлежавший к умеренной фракции гвельфов) были единодушны в своих суждениях о друзьях Бонифация. Когда в следующем году понтифик захватил город благодаря своему союзу с Карлом Валуа, Данте вместе со своими коллегами по правительству был признан виновным в получении крупных взяток в обмен на продажу государственных должностей, а также в растрате средств из флорентийской казны. Данте был изгнан из родного города навсегда.
Упадок папского двора был заметен во времена Александра VI (Родриго Борджа). Церемониймейстер Георг Буркхардт вспоминал в своем дневнике, что в 1501 году в апостольском дворце обедали пятьдесят куртизанок, которые после обеда обнаженными танцевали перед папой. На момент избрания кардинала Родриго Борджа папой (11 августа 1492 года), у него было семеро детей (четверо – от «официальной» фаворитки, и трое – от других женщин). И именно при нем продажа индульгенций и льгот получила такое большое развитие, что вызвала скандал в обществе, которое, казалось, было готово проглотить любую гнусность. Инициативы некоторых понтификов по прекращению безудержной коррупции (конкретные санкции, учреждение религиозных орденов, возрождение богословских учений) были недостаточны: поэтому протестантская Реформация и ее успех стали естественным ответом на упадок церкви.
Однако Реформация, столь яростно осуждавшая церковную коррупцию, привела к разрыву общества с господствующей католической культурой и к рождению протестантской этики, для которой характерно мирское стремление к наживе. Именно Реформация проложила дорогу зарождающемуся капитализму и, в известном смысле, поспособствовала появлению городской буржуазии. Франческо Петрарка в одном из своих писем писал: «Для нас, добрый друг, все сделано из золота, и рога, и щиты, и цепи, и венцы [...] Золото делает из свободных - рабов, а из рабов – свободных, оно освобождает королей [...]. Благодаря ему мужчины получают репутацию смелых, мудрых и красивых».
Если Марко Поло был воплощением предпринимательского и делового духа XIV века, то надо сказать, что в 1238 году в Лондоне уже существовала Ломбард-стрит, и на ней действовало четырнадцать итальянских банков, а несколькими годами позже в Париже было более двадцати итальянских банков. Торговцы и финансисты становились силой, с которой приходилось считаться даже королям. Семейство Риккарди из Лукки профинансировало завоевательный поход английского короля Эдуарда I на Уэльс; Фрескобальди из Флоренции давали деньги его сыну Эдуарду II для войны против Шотландии; Барди и Перуцци из Флоренции ссудили Эдуарду III необходимые средства, чтобы он смог начать Столетнюю войну против Франции (и в качестве залога или гарантии возмещения вложенных денег выступало даже личное имущество короля). Несмотря на то, что и светская, и духовная власть на протяжении веков осуждали ростовщичество (сам Иисус, изгнал торговцев из храма, а в иудаизме как и в исламе взимание процентов при ссуде также запрещено), оно продолжало существовать и, в конечном итоге, стало основой современной экономической системы.
Шпионаж: рождение профессии
«Посвященный»
В этой статье речь идет о том, как зарождалось ремесло военных разведчиков в древности и Средневековье
Графика Ренессанса при декоре стен в современных интерьерах
«Поддержка»
Древняя война русов. Часть 5. Эпоха Возрождения на обломках великой империи
«Для самых первых»
Современные исследования ДНК-генеалогии подтверждают начавшуюся по неизвестным причинам миграционную волну с севера на юг.
Подарки к акции по дальнейшему развитию книги "Орнаменты, Стили, Мотивы"
«Поддержка»
Обзор книжного издания "Орнамент всех времён и стилей" в четырёх книгах
Как и в двухтомнике, основой для четырёхкнижия послужило издание «L`Ornement polychromt», которое было выпущено в Париже в 1888 году под редакцией Огюста Расинэ, проведшего огромную работу по исследованию первоисточников и итог этого колоссального труда воплотился в хорошо продуманных таблицах со строгой систематизацией.
Альбом отличает удачный выбор сюжетов, почерпнутых из первоисточников, искусная группировка этих многочисленных сюжетов в гармоничные и хорошо продуманные композиционные построения таблиц, точность рисунка и верный цвет, а также строгая систематизация.
Воспроизведенные в альбоме оригинальные цветные таблицы, впервые опубликованные в конце прошлого века А. Ш. А. Расине, в необычайно емкой форме объединяют образцы орнаментов близких хронологических периодов и регионов, а также различных областей применения в прикладном искусстве (ткани, керамика, металл, ювелирные изделия) и архитектуре (роспись, резьба, рельеф).
"Осовремененные" аннотации к таблицам помогают читателю ориентироваться в бесконечном многообразии орнаментального творчества, родившегося в глубокой древности и продолжающего свое развитие в наше время. Чуть ниже ссылки на книги издания
Книга первая, книга вторая, книга третья, книга четвёртая
