Друзья, эта страничка сейчас находится на реставрации и со временем заработает в новом формате. К сожалению, ближайшие недели три или месяц новые записи здесь выходить не будут или будут выходить не чаще раза в неделю.
Пожалуйста, во избежание автоматического списания оплаты за подписку, отпишитесь от страницы и добавьтесь в друзья через кнопочку «Отслеживать», чтобы не потеряться насовсем.
В первой части беседы с Николаем Дмитриевичем Курносовым мы начали говорить о работе сотрудников городских архивов. Сегодня же продолжим наше импровизированное интервью.
Напомню, что первая часть доступна здесь >>>
Сотрудники справочных отделов — очень непростая и требующая специальных знаний и кругозора работа. Рассмотрим ее на примере хотя бы Архива фонодокументов (РГАФ).
Приходит туда радиожурналист в поисках любых фонограмм, связанных с Героем Советского Союза Александром Покрышкиным. Это может быть голос самого Александра Ивановича. Это могут быть воспоминания о нем его боевых друзей. Это могут быть радиопередачи совсем на иную тему, не авиационную, но в них каким-то образом затесалось упоминание о лётчике Покрышкине.
В этом архиве существуют несколько различных самостоятельных каталогов:
Так вот. Нужно, чтобы на каждую звукозапись было по несколько карточек:
«Летчик Покрышкин просто на войне»;
«Летчик Покрышкин в Битве за Кубань»;
«Летчик Покрышкин в Битве за Берлин»;
«Летчик Покрышкин — выступление его как депутата Верховного Совета СССР»;
«Воспоминания о лётчике Покрышкине его авиамеханика Ильи Гурвица»;
«Рассказ писателя Ильи Эренбурга о том, как им был написан очерк о лётчике Покрышкине»…
И так далее.
Для того чтобы легко можно было отыскать все эти звукозаписи, нужно вначале каждую из них грамотно описать. И тогда упоминание об этой звукозаписи попадет и в именной каталог, и в тематический, и в хронологический, — и любой человек, обратившись в архив, легко найдет именно то, что нужно.
Этим описанием и занимаются сотрудники научно-справочного аппарата. Это они расписывают каждый новый фонодокумент, поступивший в архив по соответствующим рубрикам. Порой число этих рубрик доходит до пяти-шести, если, допустим, наш персонаж одновременно и военный, и партийный деятель, и участник дипломатических мероприятий, и литератор, и гость выставок живописи.
И, работая по любой из этих тем, исследователь никогда не пропустит ни один фонодокумент.
В Центральном государственном архиве кинофотодокументов в Красногорске (подобные специализированные архивы ещё называют «технотронными») раньше были такие сотрудники — «распознаватели». Конечно, это не было написано в их трудовых книжках, и занимались они наравне с другими обычной рутинной работой.
Но у этих людей (в основном, женщин) была удивительная зрительная память.
Когда сюда поступала какая-либо коллекция негативов и позитивов от фотожурналистов или от редакций газет и журналов, оказывалось так, что многие фотонегативы были «глухими». То есть без описания — когда это снято, где снято и кто изображен на снимке.
Так вот эти сотрудницы, с глазами «насмотренными» на тысячи сюжетов и тысячи лиц, определяли, как правило, снимки совершенно точно: «Это визит в Москву писателя Жан Поля Сартра в 1955 году. Вот он в театре имени Моссовета. А в центре — тоже французская писательница Симона де Бовуар. Слева режиссер Александров с Любовью Орловой. А вот это — режиссер Юрий Завадский».
Уникальные были женщины. Сейчас таких нет. Время иное. Профессионализм не востребован.
Ещё один совершенно необычный вид работ я наблюдал лично не так давно в отделе аудиовизуальных документов Центрального Госархива Москвы.
В 30-х годах, когда реконструировали столицу и нещадно ломали и сносили старые дома, кому-то в Комитете по архитектуре пришла в голову гениальная мысль сфотографировать перед сломом каждый дом.
Несколько лет назад десятки тысяч этих уникальных фотонегативов «Госкомархитектуры» поступили в архив. Однако опять же большинство пришли «глухими». То есть, указано лишь приблизительно: «Район Таганской площади». А там десятки больших и малых улиц и переулков. Точного же адреса дома, который был разрушен, нет.
И вот опять-таки женщины — сотрудницы сектора комплектования — начинают скрупулёзно изучать каждый снимок. Угадывают какие-то ориентиры, сохранившиеся до наших дней: церковь или фабричная труба вдалеке. По ним выясняют ракурс фотографии и примерную точку, с которой она была сделана.
Дальше берут за основу какую-то приметную деталь на снимке рядом со снесенным зданием (какой-то определенный дом с характерными приметами: башенками или окнами в стиле «модерн»), открывают «Карты Гугл», переключают их в режим «панорамы улиц» и медленно-медленно «ползают» мышкой по окрестным переулкам, пока не наткнутся, наконец, на эти башенки или окна.
Все! Теперь понятно, где стоял этот дом, которого уже почти сто лет, как нет. Вот его бывший точный адрес! И вот что сейчас стоит на его месте. Отлично! Этот негатив можно принимать в архив и включать в опись.
А мы поехали искать дальше.
И то же самое не так давно мы определяли со звукозаписями.
Поступили от известной бывшей ведущей «Радио России» Ирины Бедеровой магнитофонные пленки. На одной из них трёхчасовой юбилейный вечер Галины Вишневской. На сцене десятки артистов, оркестров и творческих коллективов. Играют, исполняют арии из опер, читают стихи. Все это надо грамотно описать: кто поет, что поет, композитор, автор текста, название арии из такого-то акта оперы.
Если у работника архива нет кругозора, нет определенных знаний в области культуры, ему надо уходить из этой профессии.
Хотя порой этих знаний недостает. Ну не может человек, не связанный профессионально с оперной или симфонической музыкой, знать наизусть всю мировую музлитературу. В таких случаях приходится ехать в Гнесинку и консультироваться с тамошними педагогами.
Это очень интересный вопрос, на который не ответишь коротко. Предмет «История архивного дела» студенты изучают весь год на 4 курсе и сдают экзамен.
В 19 веке впервые была сделана попытка как-то регламентировать эту работу законодательно. При Советской власти тоже было принято много законов и подзаконных актов, по которым все организации — в первую очередь государственные — должны были обустроить первичные архивы в своих структурах и в оговоренные сроки (например, раз в 10 лет) сдавать определенный массив своих документов (управленческих, кадровых и т. п.) на хранение в государственные архивы.
Но не просто механически сдавать: привез на машине несколько мешков с бумагами и вывалил у стен Госархива. Была очень строго регламентирована процедура такой передачи, разработаны типовые архивные сопроводительные описи. Говоря иными словами, существовала определенная обратная связь: Госархивы все время опекали и курировали те организации, которые сдавали им свои документы.
Особо нужно отметить период, когда архивы на несколько лет перешли в ведение НКВД / МВД. Союзные с 1948 г по 1960 г. А общероссийские — с 1948 г по 1955 г.
В это время многое было сильно засекречено, архивы стали менее доступны для простых граждан. В этот период также было уничтожено некоторое количество документов по классовому признаку. Лично я неоднократно встречал в книгах учёта Центрального государственном архива звукозаписей СССР пометки этого периода: «выделено к уничтожению». Они касались церковной музыки и записей исполнителей, переехавших жить за границу.
Да, действительно, примерно с 1992 года доступ в архивы был немного либерализирован. Начался процесс по снятию шифров секретности с целых комплексов документов. Однако года через два-три снова в архивах стали создаваться комиссии по засекречиванию. Насколько я помню, это не было инициировано сверху — как-то все вернулось на круги своя на внутреннем уровне. То ли руководство архивов столкнулось с массовыми наплывами посетителей, и это вызвало сложности в работе. То ли психология людей, привыкших к ограничениям, сработала. То ли просто действия ельцинской либеральной власти вызвали такое профессиональное отторжение.
…На этом мы снова на время прервемся, но очень скоро продолжим нашу беседу. Не переключайтесь!
Сегодня я поделюсь с вами еще одним интервью. На этот раз мы погрузимся в потаенные места, куда не заглядывал глаз и не ступала нога большинства москвоведов-любителей, хотя многие об этом мечтают — в государственный архив.
Мой собеседник — Николай Дмитриевич Курносов, архивист с огромным стажем и опытом. А также — автор замечательного Дзеновского канала «ГОЛОСА МИНУВШЕГО ВЕКА», который я с удовольствием всем рекомендую.
Интервью получается по-настоящему масштабным, всеобъемлющим и настолько интересным, что я решил разбить его на части. Даже сейчас, когда вы читаете эту запись, мы продолжаем над ним работать.
В настоящий момент перед вами первая часть беседы. В ней мы познакомимся с Николаем Дмитриевичем и устроим предварительное знакомство с архивной жизнью. А в следующей части уже постараемся более конкретно погрузиться в предмет и даже, возможно, выясним, как попасть в архив простому человеку, что для этого нужно и что из этого может получиться.
А пока — приступим.
В каком городе я хотел бы жить? Если в России — то в Питере. Люблю этот город, скучаю по нему и даже тоскую, если долго там не бываю.
Если в мире, то здесь ответ не очевиден. Был во многих городах Европы, малых и больших. Даже не знаю. И Прага нравится. И Флоренция. И какая-нибудь крошечная Диана-Марина на Лигурийском побережье.
Ницца почему-то совсем не тронула сердце. Или Париж, хотя я отдаю должное этому городу. Или Рим, хотя тоже считаю этот город великим. Берлин оставил мое сердце абсолютно холодным…
Венеция! Как я мог забыть Венецию? Конечно, Прага или Венеция.
Родился я очень далеко отсюда, в городе Цзинчжоу. Это Китай. Рядом Порт-Артур и город Далян (Дальний). Там служили мои родители, оба офицеры Советской армии (мама — военврач). Потом судьба бросала их по всяким дальним гарнизонам. Мары в Туркмении, Северный Кавказ, Баку. В Баку прожил я 10 лет, мальчишкой ногами обошел его вдоль и поперек. Очень скучаю по этому красивому городу.
Целый год жил в Сызрани. И тоже детские ностальгические воспоминания по этому Приволжскому уютному деревянному (в то время) городку.
В Москве, вернее в Мытищах, живу с 1961 года. В самой столице — с 1980 года.
Но Москва мало трогает мое сердце. Гигантский город, целая страна, вселенная. Может быть, поэтому я не очень люблю Москву, хотя когда-то мне очень нравилось по ней гулять, узнавать, что-то новое. Но это скорее с точки зрения познавательной. И вообще я не люблю масштабов и масштабности — я человек камерный, интимный.
Были любимые места, но эти места были любимыми потому, что связаны были с какими-то тёплыми сердечными воспоминаниями. Сейчас все они перестроены, нет того уютного ресторанчика на Пушкинской улице, где я полвека назад впервые увидел свою жену. Нет нашего дома в Бескудниково, где мы жили после свадьбы. Как на картине Василия Максимова «Все в прошлом».
Очень стал не любить ездить по Москве на машине. Раньше любил, особенно по утрам.
Не знаю, почему меня Москва оставляет равнодушным. Может, это возраст. Всё-таки 76 лет, в этом возрасте думаешь уже больше о вечном, вине о красотах вокруг.
Когда-то в зрелые годы по несколько раз в год мы с женой любили ездить в Тарусу, жили там в старенькой гостинице напротив автостанции, или на берегу Оки в палаточном городке (это была такая услуга городских коммунальщиков — палаточный городок, с общей кухней с баллонным газом). Но там же стояло и несколько финских дощатых домиков, в них снять жилье было подороже.
Но сейчас и в Тарусе все изменилось. Не осталось прежнего уюта и теплоты провинциального городка.
Это как танцверанда, там, на берегу Оки, там, где сейчас памятник Марине Цветаевой. Раньше — духовой оркестр с мальчишкой, старательно дующим в свой никелированный альт. С одноногим инвалидом войны, для которого его труба — как любимый ребенок. Со старым евреем-кларнетистом.
А ныне та же танцверанда (правда, в другом уже месте), но она неживая. Музыка — это не музыка, а какая-то электронная какофония. Одна и та же музыкальная фраза из пяти нот повторяется и повторяется бесконечно и заунывно под жёсткий и мертвый ритм.
Исчезла душа даже в этой утилитарной — для танцев — музыки.
Может, оттого и люди вокруг стали суше, жёстче, циничнее, изворотливей и практичней, что в окружающей их музыке исчезла светлость и гармоничность? Может, от этого они и читать перестали, все больше читают краткие СМС-ки друг от друга, больше напоминающие зашифрованные радиограммы Штирлица Алексу?
Правильное название нашей профессии — архивист.
Слово «архивариус» — устаревшее. Но и до сих пор в маленьких городских архивах со штатом 2-3 человека эти названия должностей существуют. Или в ведомственных архивах (в министерствах, в больших главках) тоже продолжают существовать эти названия.
Архивист — не только обобщающее название профессии, но ещё и должность. Архивист 1-й и 2-й категории. Потом старший архивист, ведущий и главный. Более высокие должности — это начальник отдела и директор архива.
Но главный архивист — вовсе не значит, что это единственный командир над остальными. В больших архивах — а Центральный государственный архив города Москвы именно такой большой архив со штатом в 300 человек (раньше было 600) — главных архивистов десятков пять, не меньше.
Это как в госучреждениях, только там не ведущие архивисты, а ведущие специалисты. Не архивисты, а специалисты 1-й категории. Например, в службе «одного окна».
Вообще в начале 90-х годов несколько лет действовала так называемая «Табель о рангах», когда гражданские специалисты получали продвижение, как в армии. Помнится, было то ли 14, то ли 18 категорий. И директор завода, допустим, приравнивался по своей высшей категории к генерал-полковнику (18 разряд). Главный инженер — к генерал-майору (17 разряд). И так далее. Уборщица — 1 разряд.
В середине 90-х годов эту разрядную сетку упразднили, и началась неразбериха, когда специалист 1-й категории в архиве получает условно 20 т. р., такой же специалист в министерстве — 45 т. р., а где-то в Газпроме или в Роснефти (хотя это тоже как бы госструктуры) может получать и 100 т. р.
Здесь очень много градаций. То есть, узких специализаций.
Если человек работает в архивохранилище — там, где непосредственно хранятся документы — это одно. Если он отвечает на запросы, работает с людьми — это другое. Если он ведёт документы учёта или каталогизирует документы — это третье.
Самая грязная и тяжёлая работа — это в хранилище. Именно сюда поступают запросы «снизу». Хранилища, как правило, старые, расположены в приспособленных помещениях. Высоченные стеллажи, куда нужно забираться по приставным лесенкам. Пыльные и тяжёлые коробки с делами. Сами дела тоже не из лёгких, как правило.
Вот пришел запрос из читального зала от исследователя на пять дел (в день каждый читатель имеет право заказать не более пяти дел).
Это пять папок различной толщины (от пяти листов до 200 страниц). Их нужно спустить по лесенке со стеллажа вниз. Взамен поставить такие картонные планки — карточки-заместители, где указано: кому и когда выдано данное дело и на какой срок. Записать каждое дело в книгу выдачи. Передать специалисту, который доставит их в читальный зал. И лезть на стеллаж дальше, выдавая следующий запрос. И так, как белка в колесе, целый день вниз-вверх, вниз-вверх.
И то же самое, когда дела возвращаются из читального зала в хранилище. Все в обратном порядке. Отметить в книге выдачи, что дело на месте. Поставить его на стеллаж. Вынуть при этом карту-заместитель, отметив дату возвращения.
Уф-ф-ф можно чуть-чуть передохнуть.
Каждый год в хранилище проводится так называемая «проверка наличия». То есть оно закрывается примерно на месяц, и специальная комиссия из трёх человек проверяет, все ли дела стоят на месте. Причем примерно каждое 30-е дело перелистывается, считаются пронумерованные страницы — нет ли там вырванных или вырезанных.
Иногда при этом обнаруживается, что какое-то дело по ошибке было поставлено не на свое место. Хорошо, что его не затребовали исследователи, а то отыскать его в огромном архивохранилище невозможно. Поди разберись, куда его по ошибке поставили. Полки все одинаковые и коробки с делами тоже все одинаковые. Для этого и служат эти проверки наличия.
Катастрофа, если в силу каких-то форс-мажоров приходится перемещать всё хранилище в другое здание, на другой этаж и т. п. (затопило сверху или капитальный ремонт здания). На эту тяжёлую работу встают все сотрудники архива, и она занимает несколько недель.
Конечно. По планам работы есть такой вид деятельности, как «обеспыливание». Занимаются им специальные люди типа уборщиц. С влажной тряпкой и пылесосом они лазают по стеллажам и собирают пыль с архивных коробок.
Есть также специфический вид работы — фунгицидная обработка. Специальным раствором приглашенные работники обрызгивают стены, стеллажи и коробки, чтобы в хранилище не развивалась плесень. По этой же причине внутри хранилища запрещено принимать пищу и вообще держать какие-либо разлагающиеся биологические или органические вещества. Для архивиста плесень — враг номер один.
К тому же с документами нужно обращаться очень бережно, а они порой на грани истлевания.
Это нелёгкая работа. Потому что приходят посетители, не знающие толком, что они хотят. Порой они даже не понимают, куда приходят.
Например, человек обращается в городской архив за справкой о трудовом стаже. Выясняется, что работал он в Москве, однако не на предприятии городского подчинения, а на каком-то оборонном заводе союзного значения или в министерстве. И его документы хранятся в совершенно другом общесоюзном архиве. Может быть, даже не в Москве, а в Санкт-Петербурге (если предприятие было связано с флотом).
Но даже если проситель ищет справку правильно, вовсе не факт, что документы о его трудовой деятельности сохранились.
Особенно это касается времени после 1990 года, когда заводы массово закрывались, никто документы отделов кадров на госхранение не передавал, они попросту выбрасывались на помойку или сжигались новыми хозяевами, занимавшими территорию этих предприятий.
Или документы по генеалогии. Это вообще очень щепетильное дело. Приходит человек и говорит: «Подтвердите, что моя прабабушка родилась в Москве». Или: «Где в Москве жил мой прадедушка и кем он работал?»
Здесь сотрудник архива очень внимательно должен выслушать посетителя, выяснить абсолютно все, что ему известно о его родственниках. А если что-то неизвестно, сориентировать просителя на поиск дополнительной информации: в каком примерно районе города (а ещё лучше — на какой улице) жил родственник. Потому что иногда даже не нужен архивный документ. В справочной библиотеке архива хранятся типографские адресные и телефонные книги Москвы за все годы (почти за все). И там легко найти по фамилии адрес. Или, наоборот — по адресу фамилию проживающего и его социальный статус.
А если известен адрес — то известен и церковный приход, к которому были приписаны москвичи. И уже в церковно-приходских книгах можно найти и родившихся, и умерших, и венчавшихся.
Сотрудники, занимающиеся социальными запросами, должны иметь прекрасные знания о составе фондов своего архива, о других аналогичных архивах, должны знать устройство госучреждений Москвы за все периоды их существования и, разумеется, иметь бесконечное терпение для работы с людьми, для которых порой эта архивная справка означает размер пенсии на старости лет…
На этом я мысленно еще раз благодарю Николая Дмитриевича за прекрасную беседу. Ее продолжение о том, как непосредственно происходит взаимодействие архивиста с посетителями и как простой человек может стать посетителем архива, выйдет очень скоро. Как говорят в телевизоре — не переключайтесь!
Интересно, есть ли в Москве гостиница более знаменитая, чем «Метрополь»? И есть ли вообще в Москве здание, в строительстве и украшении которого принимало участие больше великих архитекторов и художников, чем при постройке «Метрополя»?
Великолепный отель грандиозных размеров, на целых четыреста роскошных номеров, в двух шагах от Китай-города заказал устроить знаменитый предприниматель и меценат Савва Иванович Мамонтов. Юрист по образованию, коллекционер произведений искусства и покровитель искусств, меценат и благотворитель, строитель Северной железной дороги и — по несправедливому обвинению в злоумышленных растратах — узник Таганской тюрьмы. Полностью оправданный судом по всем пунктам, но в результате потерявший всё.
Но это случится лишь в сентябре 1899 года. А в 1898-м промышленник был еще полон сил и выкупил у наследников купца Павла Ивановича Челышева трехэтажную гостиницу с банями…
И, надо сказать, место было знаковым, с Историей.
Еще до того, как реку Неглинную заточили в подземный коллектор, здесь находился изрезанный оврагами, подболоченный пустырь. В какой-то момент, еще до Отечественной войны, земля эта досталась актеру и театральному режиссеру Силе Сандунову — создателю знаменитых Сандуновских бань. Неудивительно и даже символично, что генерал-губернатором Москвы, князем Дмитрием Владимировичем Голицыным было решено построить на этом самом месте «публичные номерные бани и ванны в лучшем роде» и «ресторацию, акционные залы и другие приличные заведения».
Однако руководивший созданием Театральной (а тогда еще Петровской) площади Осип Иванович Бове долгое время не мог найти подходящего застройщика.
И то сказать, местность была очень сложной для строительства — даже несмотря на то, что в 1819–1823 годах срыли земляные бастионы вокруг Китайгородской стены, а грунт употребили для выравнивания будущей площади. Говорят, в иных местах уровень здесь пришлось поднимать до четырех метров, заглаживая бесчисленные овраги и рытвины и избавляясь от мокроты и заболоченности.
И вот, наконец, в 1838 году за дело взялся купец первой гильдии, коммерции советник Павел Иванович Челышев. На произведение работ он получил беспроцентную ссуду в двести тысяч рублей сроком на пятнадцать лет, а воду для будущих бань ему позволили брать из Мытищинского водопровода. Однако деньги кончились быстрее, чем была выполнена работа, и пришлось просить новую ссуду. Ее выдали — еще триста тысяч.
Впрочем, все равно строительство шло крайне медленно, и здание было готово лишь к 1850 году.
И это здание на 140 номеров с банями во дворе, построенное по проекту Осипа Ивановича Бове (хотя, как говорят, и с некоторым отступлением от первоначального проекта), у наследников Павла Челышева…
Реконструкцию «Челышей» и постройку новых корпусов купец доверил совсем молодому архитектору Вильяму Францевичу Валькоту — одесситу британского происхождения, которому на тот момент исполнилось всего двадцать четыре года.
Правда, здесь большинство источников повествует по-разному. Одни рассказывают, что был объявлен конкурс, в котором победили проекты Льва Николаевича Кекушева и Николая Львовича Шевякова, но заказчик отдал предпочтение Валькоту, занявшему всего лишь скромное четвертое место. Другие пишут, что Валькоту был поручен лишь фасад и, предположительно, оформление Малого ресторанного зала. Третьи утверждают, что Кекушев и Шевяков приступили к постройке немедленно, а четвертые — что Лев Николаевич буквально спас строительство, включившись в процесс лишь в начале двадцатого века, предложив более дешевый проект.
Боюсь, сегодня полностью восстановить хронологию событий возможно лишь надолго засев в архивах и исторических библиотеках.
Так или иначе, в планах Мамонтова было создать здесь…
Не просто гостиницу, а наивеликолепнейшую гостиницу с музыкальным театром, кинотеатрами, ресторанами, спортивными залами и художественными галереями.
Но как раз тут приключилась беда, и Савва Иванович оказался в «Таганке». Все средства пошли на оплату кредиторам. Как при всем при этом достраивался «Метрополь» — для меня загадка.
Вдобавок он еще и основательно пострадал в пожаре, случившемся в 1901 году, когда, казалось бы, все было почти готово и уже подходила к концу отделка фасадов.
В результате, окончательно все работы завершились в 1905 году.
А кроме упомянутых выше Льва Кекушева, Вильяма Валькота и Николая Шевякова в первоначальном строительстве, в перестройке после пожара и в оформлении интерьеров приняли участие архитекторы Рихард-Павел Рудольфович Бернгардт, Виктор Александрович Веснин, Адольф Эрнестович Эрихсон, Иван Андреевич Герман, Иван Владиславович Жолтовский, Артур Федорович Карст, Сергей Сергеевич Шуцман и даже Федор Осипович Шехтель.
А уникальное перекрытие над Большим ресторанным залом выполнил инженер Владимир Григорьевич Шухов.
Не менее блестящ и…
Монументальное центральное панно «Принцесса Греза», созданное в 1905 году, принадлежит руке Михаила Александровича Врубеля.
Кстати, год назад в своем Дзене я описал историю, как в 1956 году, разбирая склады Большого театра, рабочие обнаружили гигантский рулон. Развернуть его целиком внутри помещения было невозможно, и рулон извлекли на улицу. А как развернули — остолбенели. Затем кто-то случайно взглянул через дорогу, на «Метрополь», и обнаружившие полотно остолбенели еще сильнее.
Как оказалось, полотно экспонировалось на выставке, но демонстрация отчего-то обернулась провалом — несмотря на хвалебные отзывы критиков, простая публика работу раскритиковала. Скандал, говорят, достиг даже ушей Николая Второго. В результате Савва Мамонтов передал картину Большому театру, и там она и… буквально провалялась до 1956-го.
Зато теперь холст работы Врубеля занимает достойное место в Третьяковке.
Другие панно, украшающие фасады: «Жажда», «Поклонение божеству», «Поклонение природе», «Поклонение старине», «Жизнь», «Купание наяд» и «Полдень» создали художники Александр Яковлевич Головин и Сергей Васильевич Чехонин. А непосредственно исполнил их в майолике художник-керамист Петр Кузьмич Ваулин.
Всего на фасадах «Метрополя» имеется 23 майоликовых картины. Однако известны авторы только этих восьми, больших. Кто же создал малые панно, доподлинно неизвестно.
Вестибюли ресторанов оформили скульпторы Владимир Гладков и Владимир Козлов. А эскизы росписей и элементов внутреннего декора создали Виктор Михайлович Васнецов, Василий Дмитриевич Поленов и Константин Алексеевич Коровин.
Скульптурный фриз «Времена года», что описывает все здание, исполнил Николай Андреевич Андреев.
Я, кстати, никак не мог расшифровать загадочную надпись, что идет по фасаду.
Оказалось, что изначально это была цитата из Ницше:
«Опять старая история: когда выстроишь дом, то замечаешь, что научился кое-чему»
Правда, ее позднее заменили на Ленинское
«Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнёта капитала»
И такое чувство, что в наше время как будто решили оба высказывания скомпоновать, устроив некий нечитаемый симбиоз-орнамент.
Хочется еще традиционно перечислить имена тех, кто останавливался в «Метрополе», но здесь перечисление и правда займет многие страницы. Актеры и актрисы, поэты, художники и литераторы, государственные деятели и дипломаты, журналисты, революционеры, ученые и интеллигенция.
«Большой зал ресторана в „Метрополе“, поврежденный октябрьской бомбардировкой, уже не работал, но в кабинетах еще подавали еду и вино, так как часть гостиницы была занята иностранцами, большею частью немцами и теми из отчаянных дельцов, кто сумел добыть себе иностранный — литовский, польский, персидский — паспорт. В кабинетах кутили, как во Флоренции во время чумы. По знакомству, с черного хода, пускали туда и коренных москвичей, — преимущественно актеров, уверенных, что московские театры не дотянут и до конца сезона: и театрам и актерам — беспросветная гибель. Актеры пили, не щадя живота…»
(Алексей Толстой, «Хождение по мукам»)
В разные годы здесь располагались кинотеатр «Модерн», литературное кафе имажинистов (русских поэтов Серебряного века) под названием «Калоша», издательство «Скорпион», редакция альманаха «Северные цветы» и журнала «Весы».
А с 1918 года…
Одно из тех самых мест, которые новые власти решили создать использовать для размещения деятелей революции, массово переезжающих из Петрограда в Москву.
А в 1929 году «Метрополь» снова превратился в отель. Правда, под вывеской «Интурист».
«Метрополь» с самого начала советской революции был захвачен под советские учреждения и под жилища для ответственных работников, но было решено, что выгоднее перевести их в другие места, а это здание вновь превратить в гостиницу. Выселять, однако, всех сразу в перегруженную Москву было не так легко, и потому сейчас очистили и вновь отделали под гостиницу один этаж… Наш номер выходил прямо на Свердловскую площадь. Вид из окон восхитительный. Сам номер безукоризненно чист, довольно просторен и с необычайно высокими потолками. Кровати — в углублении и отделены плюшевой занавесью почти до потолка. Но ванны нет и вода в кувшинах. Я заказал кофе, который принесли в стаканах с подстаканниками».
Из «Дневников» музыканта, дирижера и композитора Сергея Прокофьева
В 1951 году здесь давали обед в честь Мао Дзедуна. Присутствовал даже лично товарищ Сталин. А в 60-х торжественно принимали Джона Кеннеди.
С 1986 по 1991 год «Метрополь» был закрыт на реставрацию…, а если честно, то реконструкцию. Многое было заменено и «исправлено». Впрочем, были и плюсы. Отреставрировали уникальные панно на фасадах и расчистили живописные потолки, убрав местами до семи слоев краски. В результате отелю присвоили пятизвездочный статус.
А в 2010-х отреставрировали снова, возродив исторические интерьеры залов, ресторанов и номеров.
Мои дорогие старые друзья и новые знакомые! Большое спасибо, что заглянули на эту страницу.
Буду рад каждому вашему комментарию и отклику. А ваши подписки и любой, даже самый, казалось бы, незначительный взнос послужат активному и деятельному развитию проекта. Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
Нынешний мой архитектурный герой расположен на Малой Грузинской улице, по соседству с католическим собором Непорочного зачатия и неподалеку от грузинской церкви Георгия Победоносца.
Сегодня он известен как Биологический музей имени Тимирязева. Построен же этот усадебный комплекс в русском стиле, который по невежеству или по гадкой, привитой кем-то привычке называют «псевдорусским», был в промежутке между 1892 и 1905 годами и…
Их было одиннадцать детей — четыре сестры и семеро братьев. По некоторым свидетельствам, именно Петр Иванович первым из Щукиных переселился в Москву из родной Калужской области. Но перед этим отучился в Петербурге, а затем в Берлинском практическом торговом училище. А заодно успел поработать в Германии и Франции, получив неплохую практику по ткацкому делу.
И, вернувшись в Россию летом 1878 года, обосновался в Москве.
Еще живя во Франции, в Лионе, он увлекся коллекционированием книг и портретов местных знаменитостей. А в России распространил страсть к собирательству на персидские ковры и произведения индийских, китайских и японских мастеров — как говорят, сказалась профессиональная черта, торговля дорогими и редкими тканями. А затем перешел на коллекционирование старинных русских вещей.
Так к началу двадцатого века и появился основанный им в Москве Музей российских древностей.
Да и братья от него не отставали. Сергей Иванович собирал картины французских импрессионистов, Дмитрий Иванович — творения старой европейской школы живописи, а Иван Иванович сконцентрировался на испанских художниках.
С годами его коллекция разрасталась, и в 1891 году купец…
Первую постройку нового комплекса, похожую на древнерусский терем, здесь поставили уже в 1892 году по проекту Бориса (или Бернарда) Викторовича Фрейденберга. Сегодня это дом № 15, строение 2, известный как «Старый музей» или «Скрыня» (шкатулка, ларец) — собственно дом Петра Ивановича Щукина.
В истинном духе старинного ярославского зодчества, с шатровым ступенчатым крыльцом, балкончиком в духе Романовских палат на Варварке, с «алмазной» рустовкой первого этажа
и очаровательным единорогом в медальоне над крыльцом.
Здесь купец поселился и сам вместе с семьей, здесь же разместил и свою богатейшую коллекцию.
Но коллекция неудержимо продолжала расти, и спустя несколько лет потребовалось дополнительное здание для ее размещения. Его строительством в 1896–1898 годах занимался уже другой зодчий, Адольф Эрнестович Эрихсон, которому помогал архитектор Василий Николаевич Башкиров.
Новое здание оформили и украсили в том же стиле, что и первое, и соединили с первым при помощи подземного туннеля. И хотя новый дом был весьма просторен, даже по стенам того перехода размещались многочисленные экспонаты.
Одновременно со строительством дома, Эрихсон и Башкиров отделили усадебную территорию от улицы оградой с парадными воротами.
А в 1905-м построили заключительную часть ансамбля — музейное хранилище и архив (дом № 15, стр. 3). Его автором сделался Федор Никитич Кольбе.
И в том же самом 1905 году Петр Иванович Щукин пожертвовал свою коллекцию (более трехсот тысяч экспонатов!) вместе с архитектурным ансамблем Историческому музею. Сам же остался его попечителем и хранителем, продолжая пополнять экспозиции новыми раритетами.
В 1912 году Петр Иванович на шестидесятом году жизни скончался от гнойного аппендицита и был похоронен в Покровском монастыре. Позднее музей на Малой Дмитровке упразднили, а…
В усадьбе расположился Музей Старой Москвы, затем Областной музей Московского края, а с 1934 года — Тимирязевский Биологический музей.
Впрочем, успели сказочные русские теремки побывать и студенческими общагами, хоть, к счастью, и недолго.
Хотя, жили здесь разные люди как до революции, так и после. Например, с конца 1890-х до начала нулевых двадцатого века здесь снимала квартиру известная своим контральто исполнительница цыганских романсов Варвара Васильевна Панина, а в 1910-1920-х годах — племянник поэта Николая Некрасова, депутат Государственной думы Первого созыва, книгоиздатель Константин Федорович Некрасов с сыном Николаем Константиновичем, писателем и некрасоведом. В сороковых годах здесь жил историк, археолог и этнограф Сергей Павлович Толстов.
А в музее во время его существования работали москвовед, архитектор и реставратор Илья Евграфович Бондаренко и живописец Аполлинарий Михайлович Васнецов. А Валентин Серов и Василий Суриков трудились здесь над своими произведениями.
Да и многие другие художники приезжали сюда, чтобы зарисовать с натуры старинные предметы. И говорят, что многие произведения, бывшие когда-то экспонатами Щукинского музея, сегодня можно увидеть только лишь на их полотнах.
Мои дорогие старые друзья и новые знакомые! Большое спасибо, что заглянули на эту страницу. Она только-только начинает зарождаться, но я уверен, что у нее есть будущее.
Буду рад каждому вашему комментарию и отклику. Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
Чистопрудный бул., 14, стр. 3
Знаменитый «Дом со зверями» на Чистопрудном бульваре знают все. Дом, которым одни восхищаются, а другие ругают за «слишком вычурный вид». Но явно не все и не каждый случайный прохожий слыхали, что один из самых необычных домов Москвы был построен как доходный и принадлежал общине одного из самых же необычных московских храмов — церкви Живоначальной Троицы на Грязех у Покровских ворот, выстроенной в редком симбиозе классицизма и неоренессанса.
Впрочем, большинство из тех, кто историей Москвы увлекается не понарошку, об этом наверняка знает. И о том особенном храме я расскажу в одной из своих ближайших историй.
На самом деле, писать о наиболее известных местах сложнее всего. Ведь необходимо не просто рассказать об этом доме, но еще и не сделать тысяча первую одинаковую статью о нем. Но я постараюсь.
Появился этот дом на Чистых Прудах в 1909 году, выстроенный за два рабочих сезона.
Средства на строительство выделили купцы Оловянишниковы — переехавшие в Москву Ярославцы, бывшие монастырские крестьяне, а ныне одни из крупнейших производителей колоколов во всей Российской Империи. А…
Автором проекта его постройки стал архитектор Лев Людвигович Кравецкий, окончивший знаменитое Московское училище живописи, ваяния и зодчества в чине неклассного художника архитектуры, автор большого списка московских жилых домов, после революции сделавшийся одним из руководителей советского профсоюза зодчих.
Очертания и внешний вид фасадов, интерьеры и непосредственное руководство строительством легли на плечи Петра Карловича Микини — русского архитектора и инженера-строителя польского происхождения, не слишком известного, но талантливого мастера модерна.
А знаменитые изваяния «гуляющих животных невиданной красы» появились на свет и заполнили фасад удивительного дома благодаря архитектору, художнику и дизайнеру Сергею Ивановичу Вашкову. Последний называл самого себя учеником Врубеля, хоть и, как говорят, ни разу с гениальным живописцем лично не встречался. Но во многом вдохновлялся его работами и многое почерпнул, изучая их. А вот в ювелирной мастерской Карла Фаберже Сергей Вашков действительно проходил практику в 1900 году.
«Господь сжалился над нами, любителями церковного благолепия: древнее вдохновенное творчество священных предметов восстановлено новым художником С. И. Вашковым, которого имя займет в истории нашего церковного благолепия одно из почетнейших мест, быть может, наряду с Андреем Рублевым и Симоном Ушаковым»
(Митрополит Антоний Храповицкий)
Собственно, кандидатуру художника на роль оформителя дома предложили сами купцы, оплатившие постройку дома и всегда много средств жертвовавшие на сам приход. Вашков познакомился с Оловянишниковыми еще во время своей учебы в Строгановке и работал на их фабрике церковной утвари, а со временем даже занял на ней место художественного руководителя.
Кстати сказать, вдохновился на создание этих барельефов скульптор, рассматривая декор Дмитриевского собора во Владимире. Конечно, не копируя те изваяния, а по-своему переосмыслив их и взяв на вооружение. Правда, мне это животные больше напоминают барельефы на церкви Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители в Москве. Но тут уж, как говорится, кто с чем больше и лучше знаком.
Производством барельефов занималась художественная артель «Мурава».
Там же изготавливались и майоликовые вставки.
Говорят, кстати, что местная детвора, обитавшая в окрестных дворах в последние десятилетия советских времен, даже давала имена изображенным на стенах дома тварюшкам.
И сам этот дом иногда называют «Домом Вашкова». Хотя…
Часть квартир в нем сразу же отделили под жилье нуждающихся прихожан, а оставшуюся часть сдавали внаем. Вырученные от аренды квартир деньги шли на содержание церковно-приходской школы, где дети членов общины обучались бесплатно, и на поддержание малоимущих семей прихода.
Кстати, одну из квартир новостройки выдали самому Вашкову. Так что, по сути, домом Вашкова он все-таки стал во многих смыслах. Художник прожил в этом доме до последнего своего дня в 1914-м.
Как я упоминал выше, это было начало двадцатого века, 1908–1909 годы. Многие одно- и двухэтажные дома, выстроенные здесь после Отечественной войны 1812 года, сносили и на их месте строились новые — по современным технологиям, гораздо более благоустроенные, нежели их архитектурные предшественники. С высокими потолками, просторными комнатами, с использованием долговечных железобетонных несущих конструкций и со всеми положенными эпохой коммуникациями.
Изначально дом был конструктивно проще — обычный прямоугольник в пять этажей и на два подъезда, но с шатровой кровлей, от которой сейчас, правда, не осталось и памяти. Вырос до семи этажей (а в боковых частях-башнях до восьми) дом позднее, в 1944–1945 году, трудами архитектора Бориса Львовича Топаза.
И я бы сказал, что это несомненно тот случай, когда надстройка дома ничуть не пошла ему во вред. Особенно если учесть, что приступили к ней в те годы, когда страна еще воевала с самым страшным врагом за всю свою Историю.
А вот декор дома с первого момента его существования и до сего дня выделил его из великого множества городских построек. Даже притом, что уж окрестности-то Чистых Прудов никогда не были отмечены типовой, скучной и безликой застройкой.
После революции дом национализировали…
При этом в некоторых квартирах до сих пор еще частично, по чуть-чуть сохранились прежние, исторические интерьеры и декор. А вот парадные подъезды и сейчас смотрятся как помещения музеев или частных домов. Впрочем, возможно, здесь нужно сказать спасибо современным жильцам и реставраторам.
Особенно меня покорили таблички с номерами квартир. И дружелюбие жильцов, которые ни слова не сказав пустили меня внутрь и даже дверь придержали, впуская. :)
Стоит, конечно, упомянуть одного из знаменитых жильцов «Дома со зверями».
Хоть на его фасаде и нет соответствующей мемориальной доски, но с конца Великой Отечественной войны и до 1954 года здесь жил Маршал авиации, трижды Герой Советского Союза, летчик-истребитель Иван Никитович Кожедуб. А кто-то говорит, что и уходил на фронт ас советской авиации из этого дома.
Снимался дом и в кино — в фильмах «Покровские ворота» и «Подкидыш».
А вот магазин на втором этаже в правой части здания появился уже в нулевых нынешнего века, когда одно из окон превратили в дверь и привесили к ней чугунную лестницу. Правда, украшенную в стилистике дома. Здесь тоже трудно судить, украсило это фасад или испортило… Хотя, на мой взгляд — украсило. Смотрится, во всяком случае, вполне гармонично и естественно, как будто так и задумывалось. Опять же, на мой скромный вкус.
А чуть меньше десяти лет назад еще и отреставрировали фасад дома и произвели ремонт коммуникаций.
Мои дорогие старые друзья и новые знакомые! Большое спасибо, что заглянули на эту страницу. Она только-только начинает зарождаться, но я уверен, что у нее есть будущее.
Буду рад каждому вашему комментарию и отклику. Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
Друзья, моей пока еще совсем маленькой страничке всего ничего от роду, но у нее уже есть огромный потенциал для развития. Большое спасибо всем вам, кто подписался! Вы — первые, и вы — тот движок, который дает силы и придает движение!
Пока пишутся новые статьи, просто покажу немножко фотокарточек весенней Театральной площади.
Как я обычно говорю: есть места, гулять по которым и уж тем более их фотографировать — такой мейнстрим! Арбат, Театральная площадь, Александровский сад и Красная площадь… Кажется, что сегодня это прилично лишь туристам и людям из самой глубокой глубинки.
Но хитрость в том, что я начал гулять по всем этим местам и фотографировать их задолго до того как это стало мейнстримом. И продолжу это делать!
Недавно я решил устроить эксперимент и попробовать побеседовать с некоторыми из моих дорогих Дзеновских подписчиков напрямую, взяв у них небольшие импровизированные интервью. И первая такая беседа уже готова.
С Ириной Леонидовной Ильичевой в моем маленьком Дзене уже многие познакомились. И я счастлив и рад, что она является важной частью нашего сообщества, которое здесь успело сложиться.
Собственно, вот что у нас получилось.
Ирина Леонидовна, за то время, что мы с вами знакомы, я успел вас узнать как человека преданного Москве и беззаветно ее любящего. Это безумно подкупает, поэтому о многом хотелось бы вас расспросить. Я давно убедился, что вы – кладезь историй и таких сведений о нашем городе, каких просто так не узнаешь и, как говорится, не нагуглишь.
И в первую очередь хотелось бы спросить: ведь вы родились в Москве и всю жизнь здесь живете. Но если пофантазировать, есть ли какой-нибудь еще город в России или, может быть, во всем мире, где вы хотели бы или хотя бы смогли бы жить?
Нет, многие города люблю по-своему, но жить могла бы только в Москве — здесь родилась и прожила все свои три четверти века. Она мне снится, где бы я ни была, даже в самых знаменитых городах России, а также некоторых городах Европы, где пришлось оказаться.
Где именно на Таганке вы жили? И какими пределами для вас ограничивается «Ваша личная Таганка»?
С рождения до 47,5 лет жила в Известковом переулке, параллельном улице Чкалова (ныне — улица Земляной вал), в котором после реконструкции и строительства эстакады осталась только наша — нечётная сторона. Таганка для меня огромна: от Яузских ворот до Крестьянской заставы и от Высоко-Яузского моста до Краснохолмского моста.
Насколько сильно изменилась Таганка с того времени? Есть ли что-то, чему вы по-настоящему рады в этих переменах? И что-то, о чем глубоко сожалеете?
Таганка, с моего детства, изменилась в корне — была снесена почти полностью в 60-х годах, при строительстве тоннеля под Таганской площадью и эстакады в сторону Курского вокзала. Конечно, радует, что транспортный маршрут «Б» замкнулся после этой реконструкции, но об архитектурном ансамбле самой Таганской площади жалею глубоко, особенно о здании Торговых рядов — произведении О. И. Бове, по мнению многих специалистов.
А в целом, если говорить обо всей Москве, каких изменений стало больше — хороших или не очень?
Отношусь к тем людям, кто больше жалеет о тех невосполнимых утратах, которые понёс наш город, чем бываю довольна теми изменениями, которые происходят. Современную архитектуру не принимаю совсем. Радуют только удачные реставрации улиц и отдельных памятников.
Есть ли для вас в Москве районы, которые вы считаете любимыми?
Очень люблю центр, родную Таганку, конечно, а также все бывшие пригородные усадьбы, и не только давно вошедшие в черту города, но и относящиеся к Новой Москве (усадьбу Остафьево, например).
А нелюбимыми?
Трудно сказать. Пожалуй, только Москва-Сити. Особенно, когда этот район является фоном для Кремля — со стороны Большого Устьинского моста, или для гостиницы «Украина» — со стороны Арбатской площади.
Вы многократно упоминали, что ваш любимый архитектор — Матвей Казаков. Есть ли среди всех его работ одна, которую вы могли бы назвать самой для вас особенной? Понимаю, насколько это сложный вопрос.
Да, вопрос непростой. А можно назвать три любимых произведения? Это Колонный зал Дома союзов, Петровский дворец и дом И. И. Демидова с его «Золотыми комнатами» в Гороховском переулке.
Три еще лучше! Но мы вопрос еще упростим: как выглядел бы ваш Топ-5 или Топ-7 самых красивых зданий независимо от их авторства?
Особенно мне приятно, что вы упомянули и особняк, построенный моим любимым архитектором — Федором Осиповичем Шехтелем!
И теперь, наверное, к самой личностной части нашей беседы. Расскажите, пожалуйста, каким образом вы стали музейным сотрудником и что входило в ваши обязанности? Какой это был музей или музеи?
О, это была целая история. Закончила школу в 17 лет — первый выпуск 10-х классов. Моя властная мама, 1916 года рождения, чья юность пришлась на годы индустриализации, заявила, что историк — это не профессия, а человек должен работать в промышленности. И я, как послушная дочь, во время своих длительных прогулок с целью изучения Москвы, набрела на институт лёгкой промышленности. Решила, что это именно то, что нужно для женщины, и поступила туда в тот же год (а выпускались мы из школ в тот год вместе с 11-классниками, так что абитуриентов было в два раза больше, чем обычно). Но уже через полгода поняла, какую страшную ошибку допустила.
Обнаружила в районной библиотеке, со свободным доступом, заветную полочку с книгами о Москве и перечитала большинство их. Книгу П. В. Сытина «Из истории московских улиц» вообще держала по полгода (там можно было просто продлять срок сдачи, а особенно никто на неё не претендовал, тем более там были и другие её экземпляры). Теперь, «с книжкой подмышкой» стала целенаправленно изучать улицы и отдельные дома.
В 1970-х был бум образования множества историко-краеведческих кружков по всему городу, которые возглавляли замечательные краеведы, а лекции в которых читали как обычные их члены, так и писатели, известные учёные и музейные работники. Такой кружок был создан и при доме учителя у нас на Таганке. Его руководителем стал бывший учитель истории и сотрудник городского отделения Общества охраны памятников, довольно известный к тому времени москвовед, не только проводивший экскурсии и читавший лекции по истории Москвы, но и печатавший статьи в журнале «Наука и жизнь», составивший уже себе имя в москвоведении — Владимир Дмитриевич Маркевич.
Вскоре я сделалась одним из активнейших лекторов этого кружка. А лет через 15, после смерти нашего, очень старенького, 90-летнего руководителя, мы перебрались в клуб «Пушкинист» в городской библиотеке им А. С. Пушкина на Спартаковской улице, где мне тоже доверили иногда читать лекции. Всё это дало мне неоценимый опыт, хотя на своё удивительное будущее я, конечно, не могла рассчитывать. И хотя мама поняла ценность исторической науки и даже вела работу по оповещению и регистрации слушателей в этих кружках, я всё-таки побоялась в корне менять свою жизнь в тот тяжелый момент (конец 80 — начало 90-х гг.) и доработала до 55 лет, как было положено, модельером на обувной фабрике «Парижская Коммуна» (на ней я проработала почти 33 года после института).
А в 2004 г., выйдя на пенсию, окончила городские курсы экскурсоводов. Трудоустройства там не было, надо было самим готовить темы и искать себе применение в каких-то турфирмах. Я для начала просто слушала какие-то экскурсии, чтобы выбрать себе интересные темы. Особенно мне понравилась «Москва дворянская». В конце её экскурсовод подвёз нас к усадьбе «Останкино» и рассказал ещё её историю. Я решила приготовить тоже эту тему, но думала закончить свою экскурсию в любимых своих Кузьминках, поскольку была уверена, что больше никто не станет меня дублировать.
И вот таким образом, явилась в музей русской усадебной культуры со скромненьким вопросом, имею ли я право провести свою экскурсию по парку усадьбы, если привезу такую группу. Был август, сидела в музее всего одна научная сотрудница (но, на моё счастье, очень важный в музее человек), остальные, в том числе, заведующий этим, как оказалось, филиалом Музея Москвы, были в отпуске, а трое научных сотрудников, как нарочно, подали заявление на увольнение (для многих, кто жил далеко, добираться туда было очень непросто, а я-то уже жила в Текстильщиках!). Эта сотрудница затруднилась с ответом на мой вопрос и стала звонить в сам Музей Москвы, где замдиректора ей ответила, что по парку я могу водить свои группы, а чтобы вести по музею, надо сдать тему.
«А можно сдать тему?!» — ухватилась я за это сообщение. Через месяц должно было торжественно отмечаться 300-летие усадьбы, заканчивалась реставрация Конного двора, как воздух, музею нужны были экскурсоводы, а количество их только уменьшалось. И мне дали возможность тему сдать, и взяли сначала просто по договору, а через четыре месяца, удовлетворённые работой, перевели в штат. Вот таким чудом — пенсионерка, без исторического образования, без всякого блата я сделалась сначала младшим, а потом и просто научным сотрудником Музея Москвы (коллектив у нас был общий)!
Как вообще работает музейное закулисье?
А какое, собственно, закулисье? Помимо своей темы у нас постоянно устраивались интереснейшие выставки по истории Москвы в целом, по дворянскому быту, дачной жизни, истории дворянских усадеб, старой фотографии их и т. д. Экспонаты, конечно, предоставлял большей частью, Музей Москвы, ну, а разрабатывали их и экскурсии по ним сами сотрудники. Мы изучали и составляли маршрут, искали нужный материал. Нас никто особенно не ограничивал, только, конечно, нужно было рассказы свои строить с использованием экспонатов.
У нас на Конном дворе был великолепный выставочный зал, бывший манеж, который со всех сторон был заставлен большими зеркальными витринами, где эти выставки, в основном, и проходили. Часть выставок устраивалась во флигелях, где внизу находилась касса, наверху мы сидели сами и было несколько небольших выставочных залов. Через несколько лет нам передали также два классических флигеля на бывшем господском дворе, и там у нас была организована полнейшая выставка, посвящённая 600-летию замечательного рода князей Голицыных, к которому принадлежало большинство хозяев нашей усадьбы
Очень рада, что принимала в организации этой выставки самое активное участие (искала в библиотеках и музеях, в разных городах даже, портреты представителей этого разветвлённого княжеского рода, а потом наш хранитель писала в музеи разных городов просьбы прислать диски или флешки с точным компьютерным воспроизведением этих портретов. Затем, в специальном отделе Музея Москвы их распечатывали и помещали в красивые рамы и, таким образом, на нашей выставке были представлены изумительные воспроизведения, прекрасного качества, некоторые даже в натуральную величину портретов, оригиналы которых находились иногда в дальних городах, включая даже Владивосток.
А каким наслаждением для меня потом было водить экскурсии по этой выставке (на ней, кстати, побывали тогда и потомки Голицыных из разных стран мира). Но потом директор Музея Москвы ушла на пенсию, а новая решила избавиться от всех филиалов, наш музей передали парку Кузьминки-Люблино, и его закрыли, якобы для реставрации и создания музея-заповедника, типа Кускова или Царицына. Но пока, прошло 6 лет, говорят, работа идёт пока только на бумаге. На самих памятниках ничего не делается. Остались там только наши охранники.
Как сотрудник музея воспринимает экспонаты? Как радушная хозяйка наводят порядок и лоск для дорогих гостей в родных интерьерах или сами с первого до последнего дня испытывают волнение от пребывания в таком месте?
Могу сказать только о своих впечатлениях. Все 14 лет, которые я там проработала, я шла на работу каждое утро нашим прекрасным парком, по плотине между двумя поэтичными прудами, на берегах которых возникали чудесные виды на замечательные архитектурные памятники, и каждый раз думала, что мне это снится, слишком сказочным было моё туда попадание. Ну, а порядок в залах наводят музейные смотрители, каждый — в своём, это их владение.
Каким вы видите идеальный музей?
Ой, это уж что-то очень сложно. Наверно, полный заинтересованных посетителей.
Да, это и правда было бы до предела идеально и желанно! А вот если бы вы сами брали у себя интервью, на какой вопрос вы больше всего захотели бы ответить?
Про любимые памятники архитектуры.
И на этот вопрос, так получилось, вы уже ответили… И продолжаете отвечать постоянно в ходе наших бесед в комментариях.
А в заключение, самый популярный вопрос: что вы пожелали бы москвичам?
Мира, счастья и постоянных ярких впечатлений от своего великого города, который намного интереснее, чем даже кажется.
Ирина Леонидовна, большое спасибо за каждое ваши слово, за каждый ваш ответ и особенно за прекрасный рассказ о музее в Кузьминках. Безумно жаль, что музей так пока и не функционирует. Я сам очень люблю Кузьминки, много лет регулярно гулял там, и всегда было очень жаль, что сама усадьба сейчас недоступна, хоть до нее вот — рукой прикоснуться.
А вам — крепкого здоровья и много-много сил. Спасибо большое, что вы — очень важная часть нашего «Тайного» сообщества поклонников Москвы и прогулок по ее Истории!
Мои дорогие старые друзья и новые знакомые! Большое спасибо, что заглянули на эту страницу. Она только-только начинает зарождаться, но я уверен, что у нее есть будущее.
Буду рад каждому вашему комментарию и отклику. Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
Колпачный пер., 4, стр. 3
Когда видишь здание, построенное твоим любимым зодчим, его хочется рассматривать во всех деталях. Но здесь творение Льва Кекушева имеет со стороны улицы совсем крохотный вид, да и во дворе внутри зажато со всех сторон.
Поэтому сюда всего лучше прийти самому, постоять, пройтись из стороны в сторону, заглянуть в арку.
И это — Колпачный переулок и…
Свое дело — одну из самых знаменитейших в России фабрик серебряных изделий — Орест Федорович Курлюков основал в 1884 году. Ювелирные украшения из серебра и драгоценных камней, декоративно-прикладные изделия для дома, хрусталь и художественное стекло, столовая утварь — здесь выпускалось всё. Причем как в духе подражания старинным русским мастерам, так и в «новейшем, современном» стиле ар-нуво, как раз в то время безумно модном и популярном.
Сначала фабрика располагалась на Воронцовской улице близ Таганки, а когда в 1902 году за строительство нового комплекса взялся Лев Николаевич Кекушев, переместилась в Колпачный переулок.
Туда, где прежде, в девятнадцатом веке…
К сожалению, нет никаких сведений о том, как он выглядел и кем был построен. Известно лишь, что с 1863 года на этом самом месте проживала семья купцов Щукиных из старообрядцев, после 1812-го перешедших в новообрядческое православие. То были купец, банкир и общественный деятель, издатель книги «Боровск» о своем родном городе Калужской области, потомственный почетный гражданин и владелец бумаготкацкой мануфактуры Иван Васильевич Щукин с сыновьями Владимиром, Дмитрием, Петром и Сергеем.
Вступив в наследство, Иван Васильевич вскоре вышел из фамильного бизнеса и открыл собственную фирму «И. В. Щукин», а позднее — Торговый дом «И. В. Щукин с сыновьями», занявшись оптовой торговлей, выступая посредником между различными фабрикантами и розничными продавцами.
Но еще более чем отец, сделались известны современной Москве его сыновья, о которых я расскажу в нескольких ближайших своих зарисовках.
Щукины владели участком до 1870-х годов. После них владение в Колпачном переулке досталось купчихе Анастасии Васильевне Алексеевой, а уже от нее — Оресту Федоровичу Курлюкову. Для которого Лев Николаевич Кекушев…
В переулке появился с виду миниатюрный особнячок…, но это иллюзия. В действительности он не так уж и мал. Просто, воспользовавшись старинной, еще восемнадцатого века традицией, гений модерна выстроил дом, смотрящий на улицу узкой фасадной частью. Язык не поворачивается назвать это торцом.
Сам же объем своей протяженностью уходит внутрь участка. В нем-то и расположились мастерские ювелирной фабрики.
Была здесь и небольшая ювелирная лавка — притом, что главный фирменный магазин Щукина открылся на Ильинке.
А в самой глубине двора стоит трехэтажный дом, в котором жили сами Курлюковы. Впрочем, вполне вероятно, что Кекушев не возводил его с нуля, а лишь перестроил и по-своему оформил особняк Щукиных постройки 1863 года. К сожалению, нигде об этом не приводится никаких подробностей.
Орест Федорович, теперь уже не простой фабрикант, а целый депутат по надзору за производством ювелирных изделий и член Московского коммерческого суда, отошел от дел в 1912 году, передав управление фабрикой сыну Николаю Орестовичу. И сам доживал свой век здесь же до кончины в 1916-м, оставаясь владельцем дома.
На производстве тогда работало больше шестидесяти человек, а годовой оборот составлял более ста тысяч рублей. Возможно, и не слишком много по тогдашним меркам, но ведь и серебро — не золото.
А фирма просуществовала до 1917-го, после революции закрытая новыми властями, которых в ту пору ювелирное производство мало интересовало, были совершенно другие задачи и цели.
Мои дорогие старые друзья и новые знакомые! Большое спасибо, что заглянули на эту страницу. Она только-только начинает зарождаться, но я уверен, что у нее есть будущее.
Буду рад каждому вашему комментарию и отклику. Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
Поварская ул., 42, стр. 1
В очередной, бесчисленный раз гуляя по Поварской улице, я очень жалел, что не побывал здесь ранней весной, когда снег уже стаял, а деревья еще не успели зазеленеть настолько, что этого прекрасного дома сделалось почти не видно за буйной листвой.
Но, даже несмотря на густую зелень, я все же постараюсь рассмотреть этот дом, стоящий на углу Поварской улицы и Скатертного переулка. Дом, возведенный в 1903–1904 годах…
Правда, глядя на него сегодня, с первого взгляда видно, что в здании этом гармонично соединились, казалось бы, несочетаемые стили модерна и неоклассицизма.
Но именно что «казалось бы». Ведь если прогуляться по Москве, то понимаешь, что наши гении архитектуры того времени великолепно умели сочетать «несочетаемое» и находить гармонию в самых неожиданных вещах и явлениях.
Впрочем, здесь у этого есть и другой секрет, о котором чуть позже.
Заказчиком строительства выступило Московское торгово-строительное общество Якова Андреевича Рекка — знаменитого предпринимателя и банкира, который в 1886 году в возрасте девятнадцати лет перебрался в Москву из родной ему Самарской губернии, а уже к концу столетия занимал видное положение среди местных капиталистов.
Тот самый Рекк, который целью своей жизни и жизненным кредо сделал лозунг:
«Надо Москву украсить стильными домами, которые, имея технические удобства западноевропейских городских строений в то же время не убивали бы национального колорита Москвы»
И обширный земельный участок между Скарятинским и Скатертным переулками Яков Рекк приобрел для того, чтобы выстроить на нем…
Одним из них стал тот самый особняк Ивана Александровича Миндовского, второй — тот, который купил меценат и купец, владелец швейной мануфактуры, член Московского автомобильного общества и Общества пособий бедным евреям Матвей Григорьевич (Мордух Гиршевич) Понизовский.
Участок тот ранее занимали возведенные в 1770-х годах и пришедшие в полную ветхость, непригодные для жилья постройки старинной усадьбы тайного советника, генерал-майора Даниила Григорьевича Волчкова. Кстати сказать, супругой его была правнучка знаменитого уральского заводчика Акинфия Демидова Прасковья Львовна.
Волчковы жили в усадьбе до первого десятилетия девятнадцатого века. Затем имением владели поочередно еще несколько фамилий, пока в 1902 году оно не было выкуплено под снос фирмой Якова Рекка.
Некоторые популярные сайты говорят о том, что оба дома, выстроенные на месте бывшей усадьбы, очень долго не продавались, и Понизовский с женой Амалией Абрамовной Виленкиной въехали сюда лишь в 1908 году. Однако архивные документы свидетельствуют об обратном, указывая, что уже на этапе строительства Матвей Григорьевич сделал свой выбор в его пользу. В то время как, действительно, будущий дом Миндовских по соседству пустовал до 1909 года.
Два эти дома (вы уж простите, но их действительно волей-неволей сравниваешь: один и тот же архитектор, тот же заказчик, фактически одновременно построенные) вышли довольно разными.
Особняк на углу со Скатертным имеет более четкие углы, меньше скруглений и мелких деталей. Но и он, как положено модерну, словно бы произрастает изнутри наружу. Со своей экспрессией, из неравных, асимметричных объемов, ступенчатыми каскадами перетекающих один в другой.
Фасады его были облицованы керамической плиткой, а над угловой прямоугольной башней в момент постройки возвышался металлический пирамидальный купол. Помещения обставили великолепной мебелью, с первого на второй этаж вела широкая мраморная лестница. Эскиз роскошной люстры нарисовал сам Лев Николаевич Кекушев, а стены залов украсило множество полотен известных художников.
А еще, рассказывают, в доме хранились некоторые личные вещи Наполеона Бонапарта, оставленные им при бегстве из Москвы, прежде хранимые в старой усадьбе Волчковых.
Прошло немного времени, всего несколько лет, и модерн с его порой гротескными, порой вычурными элементами стал отступать с позиций. И в 1910 году…
Для этого он пригласил архитектора Василия Ивановича Мотылева.
Тот и придал особняку неоклассицистический вид. Убрал с дома большую часть модерновых украшений, в том числе избавились от купола-пирамиды. Фасады в результате приобрели большую строгость по сравнению с первоначальным обликом, хотя дух модерна до сего дня витает в нем. Здесь нет присущих классике центральной симметрии и строгости. А сквозь четкие линии и прямые углы все равно проступает прежняя волнистость и легкость.
Но главное, над проездной аркой, что выходит в Скатертный переулок, до сих пор красуется традиционный кекушевский автограф — клыкастое и когтистое изваяние льва, что выглядывает в переулок, умостившись на замковом камне.
Есть сведения, что хозяин дома заказал и внутреннюю модернизацию. В результате бывшую дюжину просторных залов превратили в 26 отдельных комнат, которые впоследствии сдавались внаем.
Одним из жильцов здесь в 1900-х был благотворитель, юрист и психолог Сергей Викторович Познышев — человек, сыгравший значительную роль в развитии российского правоведения и юридической психологии. Автор, как он сам называл свое детище, «этико-социологического направления в юриспруденции», основанного на синтезе, опять же по его собственному описанию, классического, антропологического и социологического направлений в уголовном праве.
В 1917 году особняк национализировали, а Понизовские эмигрировали во Францию.
С 1922 по 1940 год в бывшем особняке разместилась Афганская миссия, а с 1950-х — Посольство Исламской Республики Афганистан в Российской Федерации.
Мои дорогие старые друзья и новые знакомые! Большое спасибо, что заглянули на эту страницу. Она только-только начинает зарождаться, но я уверен, что у нее есть будущее.
Буду рад каждому вашему комментарию и отклику. Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
Дорогие мои давние друзья «Тайного фотографа» и новые читатели!
Я почти два года вел страничку в Дзене, которую успел полюбить и благодаря которой сумел подружиться с прекрасными людьми. По-настоящему подружиться, хоть даже не знаю, как многие из них выглядят. Из набранных мною десяти тысяч подписчиков несколько десятков человек мне по-настоящему сделались мне близки и дороги!
И я буду по-прежнему продолжать вести тот блог. Но система Дзена, раз за разом «совершенствуясь» своими новыми разработчиками, раз за разом становится все хуже. Все меньше показов дает система, ссылаясь на «новые рекомендательные алгоритмы». Все меньше новых читателей видит мои статьи. И даже тем, кто на них подписался, приходится прилагать усилия, чтобы их найти.
И вот я начал искать альтернативу. Попробовал несколько вариантов и остановился на «Спонсте».
Конечно, я продолжу писать и там, чтобы не расставаться с моими дорогими читателями. Но часть статей будет публиковаться здесь эксклюзивно.
Сразу объясню, чем эта площадка отличается от Дзена. Здесь монетизация предоставляется не за показ рекламы. Здесь читатели могут подписаться на творчество понравившихся авторов и платить авторам напрямую. Честно признаюсь, для меня это сложный эмоционально шаг. И главное, здесь нет странной цензуры, которая начинает цвести махровым цветом в Дзене, блокируя отдельные статьи, понижая их показы и «в наказание» отправляя авторов в тень.
И я попробую вот что сделать. Здесь часть статей будет выходить в свободном (бесплатном) доступе. Небольшие рассказы об интересных местах, информация о выставках и музеях. Подборки фотографий с видами красивых мест и небольшие описания. Сокращенные версии обычных моих заметок. Возможно — то, что я никак не собрался полноценно начать показывать в дзене: свои старые стихи, прозу и публицистику. А традиционные развернутые статьи, в которых все рассказывается подробно и обстоятельно, будут доступны по подписке.
Все вырученные деньги пойдут как раз на те же самые музеи, выставки, оплату облачного хранилища для непрерывно растущих десятков тысяч фотографий, софта, обновление и пополнение парка фототехники. Что, собственно, я уверен, лишь будет способствовать улучшению качества материалов.
А главное — средства пойдут на работу над запланированной книжкой-альбомом о московской архитектуре и истории интересных зданий, про которую я давным-давно размышляю и на которую мне давным-давно намекают некоторые читатели.
Искренне ваш, я, Тайный фотограф Москвы
Улица называется Садовой-Сухаревской, но до интересующего нас сегодня здания ближе всего идти от станции метро Цветной Бульвар, всего чуть больше трехсот метров.
Честно говоря, когда его впервые увидел, мне на какой-то момент показалось, что знаменитый дом Листа из Глазовского переулка взяли и перенесли сюда.
Впрочем, знатоки утверждают, что это — ярчайший образец австрийского «Сецессион-стиля» (от латинского «secessio» — отделение, обособление) — четкость объемов, упорядоченная ритмика, функциональная и рациональная композиция. И при этом…
Но ведь так похоже на раннего, молодого Льва Кекушева! Ан нет, автором (а вернее, соавтором) перестройки особняка, выстроенного изначально около 1870 года, выступил другой гений модерна, уже хорошо знакомый большинству моих Дзеновских читателей архитектор Александр Антонович Галецкий, ученик и некоторое время ассистент Федора Осиповича Шехтеля. И, кстати сказать, да, дом этот заметно перекликается с усадьбой Беляева в Рюмином переулке
и особняком Александры Бутиковой-Дерожинской,
в строительстве которых также принимал участие Александр Антонович.
Его соавтором в перестройке особняка в начале 1900-х годов (предположительно в 1901-м) был Аполлос Васильевич Правдин. При этом сам он и его жена Вера Васильевна Правдина являлись и владельцами дома вплоть до 1908 года, пока не продали его и не перебрались в Сокольники.
Вы скажете, для наших широт имя Аполлос звучит… несколько по-библейски. Но с 1870 по 1901 год домом владели, вы будете смеяться, мещане Олимпиада Павловна и Николай Павлович Акиановы. Правда, история не сохранила сведений о том, были они супругами или братом и сестрой.
О Правдине известно немногое. Окончил Московское Комиссаровское техническое училище с дипломом техника-архитектора. Кроме этого дома создал еще пристройку к храму в селе Марьино Бронницкого уезда.
А покупателем дома у Правдиных в 1908-м стал…
Везде, где говорится об этом доме, он гордо именуется «Домом Правдиной». Видимо, архитектор и параллельно предприниматель Аполлос Васильевич традиционно записал имущество на супругу.
Но, в отличие от этой мало кому известной пары, давшей особняку имя, о Сергее Александровиче Капцове рассказывают куда как больше.
Владелец текстильной фабрики во Фрязине. Участник Первой мировой войны, окончивший ее в звании прапорщика автороты. Минеролог и держатель богатой коллекции драгоценных камней. Собственно говоря, коллекция та была не слишком-то эффективным прикрытием для регулярной поддержки семей арестованных белогвардейцев, за что он неоднократно репрессировался большевиками. Однажды был даже приговорен к расстрелу, но «высшую меру социальной защиты» заменили на десять лет исправительно-трудового лагеря.
Но и до революции Капцовы много жертвовали на благотворительность. Выстроили корпус Алексеевской психиатрической больницы (той, которая «Кащенко»), гимназию и несколько начальных школ.
Будучи автомобилистом-любителем, Сергей Александрович участвовал в автопробеге Санкт-Петербург — Севастополь, за что удостоился призов от Первого русского автомобильного клуба и Императорского Российского автомобильного сообщества.
Кстати сказать, гонщиком он был не только на трассе, но и в обычной жизни. В журнале «Автомобилист» от 1911 года о нем была даже заметка в рубрике «Случаи неосторожной езды», в которой приводились слова из полицейского протокола:
«Управлял лично. Столкновение с ломовым извозчиком, последний получил ушибы»
Впрочем, это уже совсем другая история.
Особняком на Садовой-Сухаревской Капцовы владели даже дольше, чем многие другие русские купцы и фабриканты — до 1918-го, когда в нем открылось кредитное общество «Уездная страховая касса». А сам Сергей Капцов продолжал трудиться, правда, теперь уже на новую власть, а не на самого себя. Был в какой-то момент, как говорят, даже членом Малого Совнаркома. Конечно, до лагерей.
И дожил до 1932 года, скончавшись от тифа.
А особняк этот, я уверен, знают и видели абсолютно все, даже ни разу не побывав рядом с ним. Потому что…
Вот этот фрагмент в ролике ниже. В нем наш дом появляется в кадре в конце второй минуты. Именно здесь по задумке Станислава Сергеевича Говорухина располагалось отделение милиции, на пороге которого Глеб Жеглов подсунул в карман вора Кирпича украденный кошелек.
Вот, правда, сравнив то, что мы видим в кино, с тем, что предстает нам в сегодняшней действительности, становится ясно, что дом в какой-то момент реконструировали. В результате чего появилось мансардное окно под козырьком. И вместо бывшего изящного эркера навис какой-то странного вида ящик.
И на торцевой стене исчезло окно в виде буквы «омега», зато появилась металлическая дверь под козырьком, которой раньше здесь не было.
Хотя, если постараться от этих дополнений и утрат абстрагироваться, то перед нами — одно из самых красивейших московских зданий в стиле модерна.
Мои дорогие старые друзья и новые знакомые! Большое спасибо, что заглянули на эту страницу. Она только-только начинает зарождаться, но я уверен, что у нее есть будущее.
Буду рад каждому вашему комментарию и отклику. Давайте вместе увеличим число единомышленников, кто любит гулять по Москве, изучать историю ее улиц и обсуждать эти истории друг с другом.
И конечно, не пропустите новые истории, ведь продолжение следует!
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
