Куда пропало личное ядерное оружие с поля боя?
Автор Михаил Лапиков. Публикуется с его ведома и благословления
Going nuclear!
В популярной компьютерной игре Fallout 4 ядерное оружие бахает просто замечательно. Пыхх! — и средних размеров крепостной двор избавлен от кучи назойливой мелочи, да и враги покрупнее как-то призадумались. Вдохновлено это жуткое атомпанковое пуляло вполне реальным «Дэви Крокеттом» — субкилотонным ядерным ракетомётом поля боя. Но куда всё это делось ещё в середине прошлого века — и почему? Wo sind unsere verdammten persönlichen Atomwaffen auf dem Schlachtfeld?
Назад, в прошлое!
Вспомним, что творилось семьдесят лет назад в штабах и аквариумах с отборными головастиками от военной науки. Коротко и ясно: атомное всё! Бомбы стремительно набирают удельные килотонны на центнер готовой конструкции. Атомные ракеты воздух-воздух для сшибания армад советских бомбардировщиков производят в таких количествах, что современные американские реднеки до сих пор находят их ржавые остовы на свалке металлолома на заднем дворе покойного дяди. На вооружении массово стоят атомные зенитные ракеты — для той же цели.
Грызня наземных родов войск приводит к тому, что тактические атомные ракеты низкой мощности и атомная же артиллерия развиваются совершенно параллельно. Что творится на флоте и вспоминать лишний раз не хочется. И тут вот он. Стрелковый ракетомёт субкилотонной мощности. Встречайте! Нравится?
Гладко было на бумаге…
Да как-то не очень. Ну да, концепция ядерного оружия уровня отделения и батальона. Ну да, заодно с пентомической дивизией.
Пентомическая дивизия — концепция новой организации американских пехотных дивизий в поздние 50-е и ранние 60-е, под гипотетическую ядерную войну. Полки расформировывали; вместо трех полков теперь создавали 5 боевых групп, каждая по 5-7 рот плюс поддержка. Зато в дивизии имелись танковый батальон и дивизионная артиллерия, в которую входили тактические ракеты с ядерными боезарядами и гаубицы с ядерными боеприпасами. Ключевой проблемой этой структуры была невозможность адекватно командовать, когда промежуточное звено со штабами уровня полка вынули, и снизу стоит фактически комбат, у которого вместо трех рот на руках пять-семь, а сверху — сразу командир дивизии, у которого вместо трех полков пять таких монстров. — прим. Е.Н.
Единственная задача всего этого дела — сохранить хоть какую-то подвижность и хоть какую-то боеспособность в условиях неограниченного ядерного пинг-понга на поле боя. И решение этой задачи с оглушительным треском разбивается о быт. Части пентомической дивизии не успевают примерно никуда. Приданная артиллерия постоянно в дороге и постоянно опаздывает. Дивизией не получается даже толком управлять. На аналоговых дровах эпохи офицерам даже капельница из ведра кофеина и ведра глюкозы не особо поможет. А надо им успевать всем этим командовать, получать ответы подчинённых и заниматься какой-никакой прямой командирской работой среднего звена.
Идея в корчах подохла. Но… уже поколение спустя, на переломе 1979-1981 появились ранние персоналки. Волшебная сила компьютеров, а чуть позже — мобильников, изменила очень и очень многое и дала начало всему могуществу современной космонавтики. Почему же она не повлияла тем же образом на ядерное оружие поля боя?
Петька и Василий Иванович рассматривают нюанс
Есть у оружия — любого, и в любую эпоху, один малоприятный для фантазёров и романтиков нюанс. Его прямая боевая задача. Оружие. Должно. Её. Выполнять. Точка.
И вот тут-то у субкилотонных нюков вылезла целая куча обидных проблем, о которых в народе, как правило, даже не задумываются. Каких? Откуда? Почему?
Маленький. Тактический. Атомный. Твой.
Сравнительно поздний восьмидюймовый атомный снаряд длиной 44 сантиметра и массой порядка 90 килограммов при выстреле из гаубицы летел на предельную дальность порядка 32 километров. На круговом вероятном отклонении это сказывалось немного предсказуемо, но артиллерия периода уже была насквозь известна, способна на многое, и стабильно предсказуема. Но стоит посмотреть на боевую задачу такого снаряда, и нас ждёт парадоксальный сюрприз: а чего же хотели от ядерного снаряда поля боя его непосредственные разработчики?
Принуждение к рассредоточению
Ещё со второй мировой все отлично поняли, что танковый клин отлично вскрывает любую оборону.
Прилёт ядерного снаряда в плотный танковый строй заставлял бы советских командиров делать этот строй исходно менее плотным. Раздёргивать танки. Воевать пальцами — вместо кулака. Но… И только?
Ранние проводные и лазерные противотанковые ракетные комплексы получали свои меры противодействия на той же скорости, на какой попадали в металл на поля сражений в горячих точках планеты. Регулярно противодействие это оказывалось до обидного дешёвым и ещё более обидно эффективным.
Ядерный снаряд — девяносто кило стали, взрывчатки, хитрых сплавов и атомного горючего высокой степени очистки, на этом фоне обладал высокой живучестью. Баллистическую траекторию нельзя заморочить. Снаряд в прочном стальном корпусе трудно подбить. Хрен собьешь! Значит, он совершенно точно долетит и попадёт… ну… э… а куда он попадёт-то?
КВО наносит ответный удар
И вот здесь вылезла первая обидная цифра. Погрешность выстрела составляла около 7,5 метров кругового вероятного отклонения на каждый один километр дальности. Цель предполагалось гнбить атомной дубиной на расстоянии… прямой видимости. Километра два… и меньше. При учёте всяких мелких хитростей, подвижности танка противника и прочих нюансов из пальца насосали предельный разброс чуть меньше 25 метров.
Маленькая ракета эпохи, в силу ряда нюансов, показать результат интереснее тоже могла в довольно скудных пределах. А что дальше?
Сейчас будет обидно.
Гарантированное поражение танкового экипажа подрывом тактического ядерного субкилотонника ожидалось на дальности меньше 25 метров от корпуса танка. Лучший результат достигался попаданием в 15 метрах и ближе.
Танк вооруженных сил Австралии после учений с применением ядерного оружия. Эпицентр взрыва — в полукилометре от машины. Танк был отремонтирован и позднее принял участие в войне во Вьетнаме.
При этом, на расстоянии 300 метров от места попадания, у жилых домов максимум бы стёкла задребезжали. Тепловое воздействие на танк, как это всегда бывает при встрече атомного боеприпаса и хорошей стали, ограничивалось сгоревшей краской. Ну да, тем, кто в момент х л о п к а смотрел на вспышку, могло потребоваться какое-то время, чтобы проморгаться. Но и только! Обидно? Так и это ещё не всё! Что же стало вторым гвоздём в крышку гроба?
Круговое вероятное отклонение.
Попадание 100-килограммового гаубичного снаряда плюс-минус рядом с танком имеет занятный эффект. С танка попросту срывает навесное оборудование, часто вместе с гусеницами. То есть, сохранив экипаж и большую часть внутрянки совершенно работоспособной, танк выбывает из боя — надолго.
А ведь простой гаубичный снаряд, он стоит, конечно, дохрена… только вот не в такой степени дохрена-дохрена как совершенно такой же, но с радиоактивными пуговицами! Чистая экономика гаубичного выстрела начинает требовать лупить советского агрессора нормальной осколочно-фугасиной и не выделываться. Но и это ещё не всё! Что же погубило мини-нюки окончательно?
Запах победы
Герой одного художественного памятника эпохи очень любил «запах победы» — гарь над полем боя, которая остаётся после массированного удара напалмом. У такого удара есть один пикантный нюанс. Его физические габариты.
Средней паршивости винтовой штурмовик второй мировой создавал полосу сплошного огня шириной порядка 25 метров и длиной около ста. Где-то после Кореи цифры эти выросли до 75 метров и 400 соответственно. Так вот. Горело в этой полосе ВСЁ. Даже то, что гореть вроде бы не может. Рассмотрим повнимательнее?
Мини-нюком, как уже написано выше, попадать нужно практически в сам танк. Бак напалма можно уронить просто где-то рядом. Причём в эпоху реактивной авиации высокой грузоподъёмности «рядом» это становится понятием очень растяжимым. В полосе 75×400 метров нахрен выгорает кислород. Да, напалм горит на своём внутреннем запасе окислителя, но и любой внешний жрёт за милую душу. То есть, двигатели танков противника встают моментально. Какие-то мгновения спустя экипажи оказываются в тысячеградусной духовке. Время активной жизни — ну, может успеют сами застрелиться. Если повезёт. И если танк после ядерного удара можно слегка отмыть, сунуть в него следующих новобранцев, и отправить воевать (что как-то раз в реальной земной истории вполне сделали), то вот после напалма трындец наступает даже танковой броне. Отправить эту руину можно только в переплавку. Что происходит с танковым десантом и лёгкой бронетехникой пытливым умам предлагаю домыслить самостоятельно.
Печальное атомное итого, пацаны
Ядерное оружие поля боя проиграло совершенно честную конкурентную борьбу совершенно честным же альтернативам эпохи. Ранние проводные ракеты куда лучше попадали в крестик. Современные тактическим нюкам артиллерийские снаряды превосходили их по физической (хотя и не по энергетической!) поражающей мощи. Напалм просто зажигал. Всё. Без скидок и оговорок. Всегда и везде.
А потом, где-то в окрестностях распада СССР, на поле боя пришли ранние управляшки и дроны современного типа, которые для малых горячих точек и борьбы с террористами годились куда лучше, что по цене, что по фактическим ТТХ. Так что да, нюки проиграли. Да, честно. Да, в настолько малых размерах они резко теряют в эффективности. Да, в конечном итоге даже у террористов подрыв грязного ядерного заряда вдрызг проиграл удару пассажирским самолётом на полном ходу. И да, вот прямо сейчас мы видим на бесчисленных роликах, как даже в нише малой и средней баллистической дальности атом уверенно переигрывается конвенционным гиперзвуком, заряженным простым чугунием.
Но это — уже совсем другая история!