9 октября 1967 года в боливийской деревне Ла-Игера был расстрелян Эрнесто Гевара, больше известный под псевдонимом Че. С этого момента закончилась жизнь реального человека, но началась история культурного героя, вдохновлявшего романтических девушек, террористов и повстанцев по всему миру. Между тем, история последнего похода легендарного команданте сама по себе любопытна.
После успешного восстания на Кубе Че Гевара откровенно затосковал. Карьера чиновника его не прельщала, профессиональный революционер не хотел и не умел заниматься чем-то кроме бунтов и партизанщины. С другой стороны, Куба 60-х годов придала новый импульс левым радикалам по всему миру: деятели кубинского революционного движения были едва ли не большими коммунистами — и уж точно большими революционерами — чем их московские покровители. Поэтому Куба с 60-х годов до самого распада СССР вела исключительно активную внешнюю политику. Че Гевара имел громадные амбиции. Он действительно собирался поджечь весь мир. Сам революционер сформулировал свою задачу прямо: «Создать два, три, много Вьетнамов». К этому моменту США уже прочно увязли в восточной Азии, а попытка высадиться на Кубу кончилась форменным избиением кубинских эмигрантов и гибелью нескольких агентов ЦРУ. Так что в Вашингтоне воспринимали такие угрозы серьезно. Тем более, ближайшей целью для поджога становилась Латинская Америка, которую в Штатах воспринимали как свой задний двор.
Проба пера состоялась не там: Че попытался во главе группы кубинцев вмешаться в ход гражданской войны в Конго. Однако эта экспедиция завершилась без особого успеха. В Конго кубинцам противостоял мощный, отлично обученный отряд наемников Майка Хоара. Они нанесли кубинцам несколько поражений, после чего Фидель вернул соотечественников домой.
Попытки кубинцев прощупать почву в ряде других республики Латинской Америки тоже, в общем, не удались.
Однако Че не оставил планов экспорта революции. На сей раз он решил организовать восстание в Боливии.
Середину 60-х Гевара провел в Латинской Америке, где перемещался инкогнито по подложным документам. Кроме него театр будущих боевых действий изучала «Таня» — Айде Тамара Бунке Бидер — девушка-революционер, любовница Че Гевары и, ко всему, агент «Штази», разведки восточной Германии. Таня объездила Боливию под видом этнографа, изучила страну и установила контакты с местными левыми радикалами. Таня же выбрала место для размещения базы восстания — ранчо Каламина в сельской глухомани. Ранчо купили у прежних владельцев, и с января 1966 года в Боливию начали нелегально приезжать один за другим кубинские военные. Вскоре туда по документам бизнесмена из Уругвая приехал и сам Че Гевара.
Эти места и без революционеров были неспокойными. В лесах пышно цвел наркобизнес, и поначалу отряд кубинцев заподозрили именно в этом малопочтенном занятии. Однако покамест новые гости не создавали проблем, так что революционерам никто не мешал.
В лагерь Че Гевары помаленьку съезжались повстанцы — правда, главным образом не боливийцы. Хотя на ранчо приезжали и левые радикалы из самой Боливии (в частности, натурально, местные маоисты), наполеоновские планы повстанцев их пугали. Точно так же никакого энтузиазма эскапада Че не вызвала у лидеров Кубы и СССР. Руководитель местной компартии, до которого дошли сведения о прибытии знаменитого революционера, съездил в Москву и Гавану — и понял, что никакой поддержкой революционеры не пользуются. Вообще, Че ухитрился явиться в самую контрреволюционную республику на тысячи миль окрест. Дело в том, что земельная реформа, недавно проведенная в Боливии, серьезно улучшила положение крестьян. Получившие в течение короткого времени собственность на землю и права самоуправления люди в массе своей вовсе не горели желанием свергать правительство. К тому же, президент Рене Баррьентос, даром что пришел к власти в результате переворота, пользовался вполне реальной популярностью у населения, это был умный и толковый популист.
Поэтому из полусотни собравшихся в лагере повстанцев кубинцы оказались самыми многочисленными (17 человек), да и остальные съехались буквально со всех краев Латинской Америки — кроме самой Боливии. Вербовка сторонников практически сорвалась.
Между тем, до властей дошли смутные слухи о появлении в лесах каких-то неизвестных людей с оружием. Группа Гевары не вела агитации, поэтому боливийцы сделали наиболее простой вывод: на ранчо Каламина окопались наркодельцы. 23 марта 1967 года армейский взвод вышел в лес — и угодил в засаду. Вместо банды наркобарона их встретили решительно настроенные партизаны. Итог короткой перестрелки — семеро убитых, 14 пленных, восемь человек сумели бежать. Победителям достались миномет, несколько старых карабинов и «Узи». Че Гевара начал свою войну в Боливии.
Пленных отпустили ради пущего пропагандистского эффекта. Практически сразу те сообщили своим, что среди нападавших были кубинцы — это поняли по характерному говору.
Повстанцы объявили себя «Национально-освободительной армией Боливии». Однако реакция боливийских крестьян должна была, кажется, заставить этого неукротимого вождя партизан задуматься: местный крестьянский союз тут же мобилизовал своих членов — но не для борьбы на стороне Че против правительства, а наоборот, ради помощи правительственным силам. Однако своротить его с пути уже ничто не могло.
Тем временем президент Боливии Баррьентос связался с американцами и запросил помощи. В Боливию отправилась спецгруппа ЦРУ — небольшая, но отлично оснащенная. Американцы приехали сами и привезли технику и оборудование, включая разведывательные самолеты. Задача «варягов» была двоякой. Американцы собирались во-первых вести разведку, а во-вторых, подготовить из местных кадров хорошо обученный батальон легкой пехоты, заточенный на действия против партизан.
Для выполнения последней задачи в страну приехал не самый широко известный персонаж нашей эпопеи — Ральф Шелтон, майор, «зеленый берет» с опытом войн в Корее, Индокитае и ЛатАме. Собственно, у пресловутых «зеленых беретов» США одна из основных задач — это как раз не лично ползать на брюхе и резать часовых ножами, а учить других, в том числе используя для подготовки коммандос не самый благодарный материал. Шелтон «с колес» развернул учебный лагерь и начал подготовку спецбатальона в 650 штыков.
Словом, к разгрому отряда Че Гевары отнеслись со всей серьезностью.
Между тем, Че Гевара начал было вести партизанскую войну, но быстро обнаружил, что действительность хуже любых его опасений. Местные жители упорно не хотели вступать в отряд, добровольцев можно было посчитать по пальцам. Гевара хотел было поднять на борьбу многочисленных местных индейцев, но как выяснилось, никто в отряде не знал их языка.
Тут, к слову, Че и команда ошиблись глупо, хотя по-своему извинительно. Они заранее подучили кечуа, но конкретно в том районе, где они находились — какой пердюмонокль — жили гуарани.
От местных коммунистов не было никакого толку. Тем временем, боливийцы быстро и решительно обкладывали район действий партизан, изолируя его от остального мира. Че Гевара сделал очевидный вывод: нужно уходить. Отряд вышел в джунгли.
Однако петля вокруг группы затягивалась все туже. Связь с Кубой и единомышленниками в городах постепенно терялась. Агентов Тани скоро стало невозможно использовать: из отряда уходили дезертиры, так что девушку могли легко опознать. Стычки с солдатами постепенно выбивали из отряда убитых и раненых. При этом борьба за души и умы была проиграна, даже не начавшись: хотя партизаны проходили деревни одну за другой, нигде не удавалось получить достаточно волонтеров. Скорее наоборот, можно было напороться на сторонников властей, которые сообщали военным о передвижениях отряда. Почти все отдельные стычки отряд Че выигрывал. Однако при этом он неуклонно проигрывал войну. Ни одна успешная засада не приближала партизан к общей победе. Лица крестьян, которых Гевара пытается агитировать, непроницаемы. В одном селе сразу десяток местных юношей хочет завербоваться в отряд. Поговорив с ними, заместитель Че узнает их реальные мотивы: «Мы слышали, что вы хорошо платите новобранцам. Если хорошо заплатите, мы будем хорошими партизанами».
Нельзя сказать, что у революционеров не было вовсе никакой социальной базы. Однако выступления и забастовки за пределами лесной зоны быстро разогнала полиция. В деревнях партизаны начали натыкаться на отряды самообороны. При этом армейские части непрерывно висели у партизан на хвосте. Остановиться и передохнуть революционеры не могли. Стоило им проявиться, как район тотчас наполнялся войсками, и революционерам приходилось тут же уходить обратно в леса. Тем более, правительство платило по тысяче долларов за достоверные сведения об отряде. Из-за этого у партизан накапливалась усталость. Вдобавок, присоединившаяся к отряду Таня поступила опрометчиво, оставив в ближайшем городке машину с собственными документами. Автомобиль обнаружила полиция. Теперь ценный агент оказался засвечен до печенок: больше Таню ни в каком качестве нельзя было использовать для разведки. Резидентуры в городах тоже засветились из-за небрежности самих партизан (солдаты нашли тайник с ценными записями в брошенном лагере).
Че отделил небольшой отряд (включая свою возлюбленную) для повышения мобильности, так что теперь все его партизанское войско легко умещалось в один грузовик. Правда, даже в таком виде он ухитрялся наводить шум и часто одерживал эффектные тактические победы. Все-таки Гевара был опытным партизаном, а в его отряде хватало людей с богатым военным опытом, так что солдаты просто боялись связываться с немногочисленным отрядом. Серьезную опасность представлял главным образом натренированный американцами батальон специального назначения и прошедшие дополнительное обучение армейские роты, но они не могли, разумеется, поспеть повсюду.
Среди прочих в лагере находились двое журналистов: Режи Дебре из Франции и Сиро Бустос из Аргентины. Слабо приспособленные к полевой жизни, эти два рафинированных левых интеллектуала быстро начали отягощать отряд, и тот принял решение удалить их из группы. Че собирался использовать их для связи с Кастро на Кубе и с общественностью в Европе. Однако оба журналиста оказались полными банкротами в качестве конспираторов. Два типа чрезвычайно интеллигентного для сельской глуши вида быстро привлекли к себе внимание, и, разумеется, их стремительно скрутили. Дебре выдавал себя за этнографа, исследователя быта индейцев, но при этом не знал ни слова на местном языке, так что крестьянам, а затем и полиции не составило труда сложить два с двумя.
Дебре и Бустоса раскололи простейшим приемом со «злым и добрым следователем», который использовали боливийцы и американцы. Пленные мало того что сообщили все что знают, Бустос — в прошлом художник — даже набросал для контрразведки портреты людей, которых видел в лагере. Обоих приговорили к 30 годам тюремного заключения, но в 1971 году амнистировали и выгнали из Боливии.
Два партизанских отряда быстро потеряли всякую связь друг с другом. Вообще, отряды Че регулярно теряли ориентировку в незнакомых запутанных лесах. В конце августа второй отряд (включавший Таню) повстречал крестьянина по фамилии Рохас. Тот помог им найти место для стоянки и вызвался послужить проводником. Однако, покинув лагерь, Рохас тут же побежал в ближайшую воинскую часть. На следующий день Рохас привел партизан к броду через протекавшую в этих краях реку. Когда маленький отряд в десяток революционеров вышел на середину реки, на партизан обрушился пулеметный огонь из кустарника. Живым остался только один боец, попавший в плен.
К концу лета 1967 года партизанский отряд Че Гевары был приперт к стенке. Район их действий был изолирован. Подготовленный ЦРУ батальон вел зачистку, осматривая по очереди все ущелья, где могли прятаться партизаны. Каждый каньон прочесывал сильный отряд, имеющий связь с другими.
Свежесформированный батальон был хорошо подготовлен к лесной войне, к тому же, боливийцы могли позволить себе потери. Даже разменивая одного партизана на трех-четырех солдат, Гевара остался бы в убытке. Операция по поимке Че Гевары, названная «Большое сафари», вступила в решающую стадию.
26 сентября передовой дозор отряда Че попал в засаду. От пленных боливийцы уже знали некоторых партизан, и в одном из трупов опознали близкого товарища Гевары, капитана Осорио. В нужный район срочно выдвинулись уже неплохо натренированные коммандос.
Последняя запись в дневнике Че Гевары датируется 7 октября 1967 года и начинается со слов «День прошел без всяких осложнений».
В этот момент к району, где партизан засекли агентура из местного населения и воздушная разведка, уже выдвигался отряд боливийских рейнджеров капитана Гари Прадо. Солдаты не знали точно, где находятся партизаны, и прочесывали расщелины одну за другой. Ранним утром 8 октября они начали зачистку длинного поросшего густым кустарником и лесом каньона. Около часу дня отделение разведки наткнулось на партизан. Для группы Че это была, в общем, нормальная ситуация. Он сам не мог этого знать, но точно в момент, когда в ущелье затрещали карабины, пошли последние 24 часа его жизни.
В отличие от неуклюжих и слабо обученных солдат и полицейских, которых Гевара до сих пор легко обыгрывал, сейчас против него действовали хорошие, решительные солдаты. Они быстро заняли господствующую позицию и начали косить революционеров огнем с высоты, а на помощь уже выдвинулись свежие силы — еще одна рота. Это уже был оверкилл: пара неполных взводов Че против занимающей высоту роты, усиленной минометами — и еще одной роты на подходе.
Че оказался блокирован отдельно от своих и отстреливался из-за валуна. Бой длился недолго. Партизаны сумели оторваться от преследования, однако во время боя четверо повстанцев были убиты, а несколько человек попали в плен. Среди пленных рейнджеры опознали Че Гевару — тоже с легким ранением. У самих боливийцев были трое погибших и трое раненых.
Повстанческий лидер не то чтоб собирался сдаваться, и к моменту захвата пуля раздробила карабин, из которого он стрелял. Боливийцы, правда, утверждают, что все было проще — его обнаружили в кустах и заставили поднять руки, ранение было совсем легким, а кроме реально поврежденной винтовки у него был пистолет с полной обоймой.
Нота Бени. В общем, наш герой сдался в ситуации, дающей мало шансов на победу, но умирать он в тот момент явно не собирался. Мало того, в первые часы плена его живо интересовал вопрос, где его будут судить, и вообще, как пойдет дело дальше. Об отсутствии в Боливии смертной казни он, скорее всего, знал. Можно, конечно, только предполагать, каковы были дальнейшие намерения команданте, но похоже, он собирался превратить процесс над собой в шоу (что-что, а речи говорить он любил и умел), убивать его в тюрьме будет крайне неудобно, а там кривая вывезет, глядишь, еще какой Пауэрс упадет, и он будет одним из первых кандидатов на обмен. Характерна, кстати, фраза, которую он произнес сдаваясь: «Я Че Гевара, живой я стою больше, чем мертвый». Это, конечно, не трусость — все-таки он не бросался очертя голову бежать, да и вероятность бессудной расправы он не мог не учитывать. Однако от безоглядного героизма и борьбы до последней капли жизненных соков тут тоже немного.
Прадо сверился с рисованным, но довольно точным портетом, убедился, что перед ним Че Гевара, и связал ему руки его же ремнем. В это время на место уже летел подполковник боливийской армии Селич.
Дрожа от возбуждения, Селич приблизился к пленнику, чтобы убедиться: это действительно он. Состоялся короткий диалог: «Наша армия не такая, как вы себе представляли» — «Я был ранен, пуля разбила карабин, так что иного выбора не было». Селич отправил Че в сопровождении нескольких офицеров и солдат в Ла-Игеру, деревеньку неподалеку. Вместе с ними шли мобилизованные крестьяне, они несли тела партизан, убитых в этом бою. Ла-Игера — это маленькая деревня всего из 17-18 домов. Там атамана повстанцев поместили в кабинет крохотной местной школы. В соседних зданиях находились еще двое пленных партизан, захваченных в бою в каньоне Кебрада-дель-Юро.
Селич не отказал себе в удовольствии поговорить с таким знаменитым противником. Правда, этот диалог был не особенно содержательным. Селич задал откровенно глупый вопрос, почему Че Гевара выглядит подавленным, тот дал очевидный ответ — «Потому что я проиграл». После нескольких подобных реплик Че начал агитировать в пользу социалистического строя, но здесь его оборвал уже полковник. Селич заявил, что экспедиция Че — это вторжение в Боливию. Тот только плечами пожал: «Эти ребята», — сказал он, кивнув на трупы своих товарищей — «Имели на Кубе все что хотели, но отправились сюда, чтобы умереть как собаки. Неужели вы не видите, в каких условиях живут крестьяне? Они живут почти как дикари — в такой нищете, при виде которой сердце у кого угодно обольется кровью…»
Допрос решили отложить на следующий день, как и преследование остатков партизан. Под треск выстрелов и рокот вертолетов наступила ночь, в которую мало кто спал спокойно.
В 07:30 в Ла-Игере приземлился вертолет. На нем прилетели полковник боливийской армии Зентено Анайя и спецагент ЦРУ Феликс Родригес. Родригес был истинным антагонистом Че. Кубинец, воевавший против Кастро и Гевары еще во времена революции на Кубе, он постоянно пересекался с Че, находясь с ним по разные стороны баррикад. Даже по темпераменту они были противоположны: импульсивный бунтарь и сдержанный консерватор. Теперь старые противники встретились лично.
В этот момент полковник Сентено пытался допрашивать Че Гевару. Тот лежал связанный на полу, и рядом с ним — два мертвых тела его товарищей. Взбешенный Сентено на повышенных тонах пытался получить ответ хотя бы на один вопрос, но Че, как истый партизан, просто молчал. Сентено вылетел за дверь. Родригес обратился к команданте: «Я хочу поговорить с вами». Ответ был коротким: «Никто не смеет со мной разговаривать». Однако Родригесу удалось побеседовать с легендарным революционером: «Я здесь не для того, чтобы допрашивать вас, я хочу поговорить. Я восхищаюсь вами, вы здесь, потому что вы верите в свои идеи, хотя я знаю, что они ошибочны. Я просто пришел поговорить».
Это оказался веский довод. Че недоверчиво смотрел на Родригеса. Затем он попросил, чтобы его развязали. Два врага присели на скамейку и как ни в чем не бывало завели разговор о второстепенных вещах. Родригес спрашивал о восстании в Африке, о минувших экспедициях и боях. Впрочем, попытки выудить действительно ценную информацию Че мягко отводил. Эта светская болтовня мало напоминала диалог непримиримых врагов. Но в этот самый момент за спинами Че и Родригеса решалось, кому жить, а кому умереть.
В Боливии не существовало смертной казни, то есть, о расстреле по приговору суда дело в любом случае не шло. Однако все прекрасно понимали, что Че с его ораторскими талантами превратит любой суд над ним в агитационное шоу, и вот тут-то подсудимый на собственном процессе может оказаться для правительства по-настоящему опасным. Вдобавок, он пользовался симпатиями множества людей, включая западную интеллигенцию. Так что судебный процесс не обещал быть легким, и таил для правительства множество подводных камней. Все эти доводы изложил президенту Баррьентосу резидент ЦРУ. Тот согласился, и соответствующий приказ ушел вниз.
Тогда же была сделана одна из самых известных фотографий всех времен и народов. Из интервью Родригеса:
«…Зашел пилот и сказал: „Капитан, майор Сауседо хочет сфотографироваться с заключенным“. В руках у него был фотоаппарат Pentax, переданный главой разведки. Я спросил у Че Гевары: „Команданте, вы не против?“. И он ответил: „Нет“. Мы вывели его из школьного здания, встали напротив. Я передал фотоаппарат майору, придержал Че Гевару и сказал: „Смотрите, Команданте, сейчас вылетит птичка“. И он засмеялся.
Конечно, когда они сняли его, он изменил выражение лица и снова стал серьезным. К слову, когда эти снимки передавались ЦРУ в Ла-Пас, я сказал, что там есть фотография со мной и смеющимся Че Геварой, но оказалось, что нет — он изменил выражение лица как раз перед тем, как был сделан снимок.
Часов в 10 Родригес принял звонок. «Вы уполномочены верховным командованием провести операцию 500 и 600». — «Вы можете повторить сообщение?» — «Вы уполномочены провести операцию 500 и 600». Цифры означали: 500 — «Че Гевара», а 600 — «убить».
Родригес обратился к полковнику Сентено: Че Гевара куда полезнее живым, да и казнь без суда — не дело, в конце концов, под рукой вертолет, можно вывезти пленника хоть в Панаму. Ответ: «Это приказ президента». Участь Че была решена.
Родригес ожидал указаний. В какой-то момент к нему подошла учительница с радиоприемником в руке и спросила: «Капитан, когда вы собираетесь его убить?» «Почему вы спрашиваете об этом?» — удивился Родригес. Как оказалось, по радио уже передали, что Че погиб в бою. Женщина увидела, как Родригес фотографируется с Геварой, и все поняла. Стало ясно, что приказ о казни окончательный.
Родригес вошел к Че. «Команданте, я прошу прощения. Я сделал все что мог». Че Гевара сильно побледнел, но быстро овладел собой. «Лучше так», — сказал он.
Че Гевара сделал последние распоряжения. В частности, он попросил отдать свою трубку бойцу, который хорошо с ним обращался. Разыгралась некрасивая сцена: один из солдат хотел заполучить трубку себе, но подумав, Че Гевара отдал ее Родригесу. Кроме того, он попросил передать Фиделю, что тот скоро увидит победу революции в Америке, и его жене — чтобы она вышла замуж снова и постаралась быть счастливой.
Сам Родригес не хотел выполнять грязную работу, и поручил ее Марио Терану, сержанту боливийских войск. Стрелять требовалось в грудь — чтобы представить случившееся как гибель в бою. Как это часто бывает, Теран, хотевший отомстить революционеру за смерть товарищей, растерялся, когда потребовалось убить безоружного врага. Согласно всем данным, Че Гевара во время своего расстрела вел себя спокойно и с достоинством. «Не будь кретином, — сказал он Терану, — я знаю, что ты пришел убить меня. Я знаю, что ты убьешь меня, но хочу, чтобы ты знал — ты убиваешь человека».
Собравшись с силами, сержант, наконец, выстрелил. Судя по всему, он действительно волновался, совершая экзекуцию: Теран выпустил весь магазин своей винтовки. На теле осталось 8 ранений — рука, нога, ключица, грудная клетка.
Затем Родригес забрал часы убитого. Офицеры вошли в помещение. Боливийский ротный Сельсо Торрелио сказал: «Сукин сын, ты убил так много моих людей». Гари Прадо волновали более глобальные вопросы: «Мы справились с партизанами в Южной Америке». В два часа прилетел вертолет. Офицеры вышли, кроме одного — в комнате наедине с телом Че остался Феликс Родригес. Он омыл лицо покойного. Затем Че понесли к вертолету. Погибшего на прощание благословил католический священник. Ирония момента: в последний путь погибшего атеиста, левого радикала, провожал христианский священнослужитель.
Труп уложили в прачечной, которая служила вместо морга. Погибшего выставили на обозрение публики и прессы, чтобы исключить спекуляции. Врач даже обработал труп, чтобы замедлить разложение. Тело некоторое время пролежало, доступное для посещения. Несколько прядей волос срезали на амулеты местные жители, а журналисты фотографировали покойного атамана.
Отряд, оставшийся без предводителя, был вскоре окончательно разгромлен. Из 17 кубинцев, участвовавших в экспедиции Че Гевары, выжили лишь трое. Волонтеры из других стран тоже в основном погибли. Лишь единицы сумели остаться в живых.
Некоторое время решали, что делать с трупом.
Родригес:
»…Там был главнокомандующий армией Боливии, генерал Овандо Кандиа. Он сказал: «Если Кастро будет отрицать, что это Че Гевара, нам нужны неоспоримые доказательства». И он предложил отрубить ему голову. На что я сказал: «Генерал, вы не можете этого сделать». «Почему нет?», — спросил он. Я сказал: «Даже если Кастро будет отрицать, что это Че, вы являетесь главой генштаба, вы не можете в качестве доказательства предоставить человеческую голову». «Что же ты предлагаешь?», — спросил он. Я сказал: «Если вы хотите неспоримое доказательство — отрежьте ему один палец. У нас есть отпечатки аргентинской полиции, это можно проверить». Тогда он велел отрезать ему обе руки.
Так, примерно в 3 часа ночи, когда вокруг не было прессы, наш знакомый доктор отрезал Че Геваре кисти руки и поместил их в формальдегид. Затем они отвезли тело к взлетной полосе у Вальегранде и похоронили его».
Земная жизнь Эрнесто Гевары кончилась. Началась жизнь культурного героя Че.
В своем последнем походе Че, конечно, явил все особенности своей кипучей натуры. Энергия, воля, уверенность в правоте своего дела — и абсолютное нежелание считаться с объективными обстоятельствами. Удивительно, но последнее, что интересовало освободителя — это желание боливийских крестьян, чтобы их освобождали. Че увлекал сам процесс революционной борьбы и партизанской войны. Однако для того, чтобы революция произошла, мало самому желать погибнуть за ее идеалы. Нужно, чтобы народ, за который так радеют повстанцы, сам хотел бы, чтобы они его освободили.
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
