Что ‎нам‏ ‎мешает ‎их ‎создать?

Хоть ‎раз ‎в‏ ‎жизни ‎каждый‏ ‎из‏ ‎нас ‎слышал ‎о‏ ‎средневековых ‎шедеврах,‏ ‎выставленных ‎в ‎капелле ‎Неаполя‏ ‎Сан-Северо.‏ ‎Статуи ‎из‏ ‎мрамора ‎тончайшей‏ ‎работы: ‎фигуры ‎под ‎рыболовной ‎сетью,‏ ‎женщина‏ ‎под ‎тончайшей‏ ‎вуалью ‎и,‏ ‎наконец, ‎фигура ‎лежащего ‎Иисуса ‎под‏ ‎тонким‏ ‎покрывалом.

Работа‏ ‎настолько ‎тонкая,‏ ‎что ‎создается‏ ‎ощущение, ‎будто‏ ‎и‏ ‎сеть, ‎и‏ ‎вуали ‎— ‎накинуты ‎на ‎мраморные‏ ‎статуи. ‎Именно‏ ‎поэтому‏ ‎в ‎среде, ‎так‏ ‎называемых ‎альтернативных‏ ‎историков, ‎сильно ‎сомневаются ‎в‏ ‎создании‏ ‎этих ‎фигур‏ ‎итальянскими ‎мастерами‏ ‎17-18 ‎века. ‎В ‎ход ‎идут‏ ‎«таинственные‏ ‎технологии ‎размягчения»‏ ‎мрамора ‎от‏ ‎инопланетян ‎до ‎тайных ‎обществ. ‎Пусть‏ ‎ломают‏ ‎голову,‏ ‎ведь, ‎что‏ ‎есть ‎жизнеописания‏ ‎каждого ‎скульптора‏ ‎и‏ ‎известно, ‎сколько‏ ‎лет ‎ушло ‎на ‎каждое ‎изваяние.‏ ‎Но ‎меня‏ ‎интересует‏ ‎другое: ‎сможем ‎ли‏ ‎мы ‎на‏ ‎нашем ‎этапе ‎развития ‎общества‏ ‎и‏ ‎цивилизации ‎повторить‏ ‎эти ‎шедевры?‏ ‎Ответ ‎— ‎в ‎этом ‎видео.‏ ‎Кстати,‏ ‎виды ‎средневековой‏ ‎итальянской ‎архитектуры‏ ‎вставлены ‎в ‎видеоряд ‎лекции ‎очень‏ ‎неслучайно.‏ ‎Смотрите,‏ ‎слушайте, ‎думайте.

Благодарю‏ ‎Максима ‎Сбитнева‏ ‎за ‎предоставленные‏ ‎фото‏ ‎для ‎иллюстрирования‏ ‎этого ‎рассказа.

------------------------------------- Рекомендую! ‎-----------------------------------------------------------

Удивительные ‎живые ‎исторические‏ ‎фотокартины ‎для‏ ‎ваших‏ ‎интерьеров ‎или ‎в‏ ‎подарок ‎коллегам‏ ‎и ‎друзьям: ‎https://clck.ru/38afTJ

Живые ‎фотокартины‏ ‎и‏ ‎панно ‎—‏ ‎цветы, ‎парки,‏ ‎море, ‎горы: ‎https://clck.ru/sF4Sp

Быстрое ‎исполнение ‎и‏ ‎доставка.

Все ‎мы‏ ‎в ‎детстве ‎слышали ‎эту ‎историю.‏ ‎Но ‎вряд‏ ‎ли‏ ‎многие ‎догадывались, ‎какая‏ ‎тьма, ‎какой‏ ‎ужас ‎стоит ‎за ‎ней.‏ ‎О‏ ‎том, ‎какие‏ ‎события ‎легли‏ ‎в ‎основу ‎всеми ‎любимой ‎сказки,‏ ‎и‏ ‎при ‎чем‏ ‎тут ‎вообще‏ ‎проститутки ‎и ‎серийные ‎убийцы ‎–‏ ‎в‏ ‎сегодняшнем‏ ‎материале.

Новое ‎–‏ ‎хорошо ‎забытое‏ ‎старое

Все ‎мы‏ ‎знаем,‏ ‎что ‎оборотни,‏ ‎демоны, ‎суккубы ‎и ‎ведьмы ‎–‏ ‎не ‎реальны.‏ ‎А‏ ‎вот ‎люди, ‎жившие‏ ‎в ‎эпоху‏ ‎Возрождения, ‎увы, ‎этого ‎не‏ ‎знали.‏ ‎Казалось ‎бы,‏ ‎общество ‎развивалось‏ ‎поступательно, ‎от ‎простого ‎к ‎сложному,‏ ‎и‏ ‎если ‎подобное‏ ‎было ‎в‏ ‎порядке ‎вещей ‎для ‎Ренессанса, ‎то‏ ‎чего‏ ‎вообще‏ ‎можно ‎было‏ ‎ожидать ‎от‏ ‎более ‎древних‏ ‎времен,‏ ‎тем ‎более,‏ ‎что ‎понятие ‎ликантропии ‎уходит ‎корнями‏ ‎в ‎Античность‏ ‎–‏ ‎не ‎даром ‎это‏ ‎слово ‎имеет‏ ‎греческое ‎происхождение. ‎

Однако ‎оказывается,‏ ‎что‏ ‎ранние ‎христианские‏ ‎теоретики ‎отрицали‏ ‎возможность ‎существования ‎адских ‎тварей. ‎Еще‏ ‎Августин‏ ‎Блаженный, ‎живший‏ ‎во ‎второй‏ ‎половине ‎IV ‎– ‎первой ‎половине‏ ‎V‏ ‎века,‏ ‎в ‎своем‏ ‎трактате ‎«О‏ ‎граде ‎Божьем»‏ ‎отмечал,‏ ‎что ‎силой‏ ‎наделять ‎людей ‎сверхъестественными ‎способностями ‎и‏ ‎качествами ‎обладает‏ ‎только‏ ‎Бог. ‎Дьявол ‎же‏ ‎владеет ‎лишь‏ ‎искусством ‎лжи ‎– ‎он‏ ‎может‏ ‎навешать ‎маловерным‏ ‎дуракам ‎лапши‏ ‎на ‎уши, ‎заставив ‎их ‎поверить‏ ‎в‏ ‎свои ‎магические‏ ‎способности. ‎Проще‏ ‎говоря, ‎такой ‎изначальный ‎лохотронщик, ‎не‏ ‎более.‏ ‎

Дальше‏ ‎– ‎больше.‏ ‎В ‎780-х‏ ‎годах ‎Карл‏ ‎Великий‏ ‎издал ‎указ,‏ ‎отменяющий ‎старые ‎пережитки, ‎в ‎число‏ ‎которых ‎попала‏ ‎и‏ ‎вера ‎в ‎ведьм.‏ ‎Император ‎постановил,‏ ‎что ‎женщины ‎на ‎метлах‏ ‎не‏ ‎летают, ‎в‏ ‎темных ‎рощах‏ ‎не ‎колдуют, ‎и ‎вообще ‎на‏ ‎дворе‏ ‎уже ‎без‏ ‎пяти ‎минут‏ ‎IX ‎век ‎от ‎Рождества ‎Христова,‏ ‎а‏ ‎живем‏ ‎будто ‎при‏ ‎Аттиле. ‎Теперь‏ ‎сожжение ‎ведьмы‏ ‎считалось‏ ‎уголовным ‎преступлением,‏ ‎приравненным ‎– ‎о, ‎ужас ‎–‏ ‎к ‎убийству‏ ‎любого‏ ‎другого ‎человека. ‎

Начало‏ ‎нового ‎тысячелетия‏ ‎нанесло ‎по ‎старым ‎пережиткам‏ ‎еще‏ ‎один ‎удар‏ ‎– ‎теперь‏ ‎церковь ‎постановила, ‎что ‎вера ‎в‏ ‎ведьм,‏ ‎оборотней ‎и‏ ‎демонов ‎является‏ ‎не ‎просто ‎глупым ‎архаичным ‎заблуждением,‏ ‎а‏ ‎вполне‏ ‎себе ‎ересью,‏ ‎за ‎увлечение‏ ‎которой ‎можно‏ ‎было‏ ‎не ‎иллюзорно‏ ‎огрести ‎от ‎святых ‎отцов. ‎Почему‏ ‎так? ‎Все‏ ‎просто:‏ ‎менять ‎суть ‎людей‏ ‎в ‎лучшую‏ ‎или ‎худшую ‎сторону ‎властен‏ ‎только‏ ‎Бог, ‎наделение‏ ‎же ‎этой‏ ‎способностью ‎любую ‎иную ‎сущность ‎уже‏ ‎могло‏ ‎расцениваться ‎как‏ ‎идолопоклонство.  ‎

Нет,‏ ‎окончательно ‎изжить ‎сжигание ‎ведьм ‎и‏ ‎ведьмаков‏ ‎все-таки‏ ‎не ‎удалось‏ ‎– ‎другое‏ ‎дело, ‎что‏ ‎теперь‏ ‎их ‎дела‏ ‎рассматривались ‎как ‎типичные ‎уголовные ‎преступления‏ ‎простых ‎смертных‏ ‎людей,‏ ‎которые, ‎не ‎обладая‏ ‎никакими ‎способностями,‏ ‎поддались ‎дьявольскому ‎наущению ‎и‏ ‎принялись‏ ‎творить ‎разные‏ ‎непотребства. ‎

Что‏ ‎касается ‎оборотней, ‎то ‎ушлые ‎византийцы‏ ‎вообще‏ ‎классифицировали ‎ликантропию‏ ‎как ‎психическое‏ ‎расстройство ‎– ‎очевидно, ‎объясняя ‎таким‏ ‎образом‏ ‎явление‏ ‎лунатизма. ‎Павел‏ ‎с ‎Эгины,‏ ‎греческий ‎автор‏ ‎VII‏ ‎века ‎называл‏ ‎ликантропию ‎острым ‎проявлением ‎меланхолии, ‎а‏ ‎в ‎качестве‏ ‎симптомов‏ ‎отмечал ‎бледный ‎вид,‏ ‎неосознанное ‎блуждание‏ ‎по ‎ночам ‎и ‎обилие‏ ‎ран‏ ‎на ‎ногах‏ ‎– ‎следствие‏ ‎множественных ‎микротравм ‎и ‎падений, ‎полученных‏ ‎в‏ ‎бессознательном ‎состоянии.‏ ‎

Дошло ‎до‏ ‎того, ‎что ‎в ‎пору ‎классического‏ ‎Средневековья‏ ‎оборотень‏ ‎превратился ‎в‏ ‎положительного ‎персонажа‏ ‎в ‎искусстве‏ ‎–‏ ‎так, ‎например,‏ ‎способностью ‎«обращаться» ‎в ‎волка ‎наделяли‏ ‎странствующих ‎рыцарей‏ ‎из‏ ‎различных ‎литературных ‎произведений,‏ ‎чем ‎подчеркивалась‏ ‎трагичность ‎судьбы ‎этих ‎людей.‏ ‎

Горе‏ ‎от ‎ума

Но‏ ‎если ‎в‏ ‎пору ‎Высокого ‎Средневековья ‎все ‎было‏ ‎так‏ ‎хорошо, ‎то‏ ‎почему ‎во‏ ‎время ‎Ренессанса ‎все ‎вдруг ‎скатилось‏ ‎в‏ ‎треш‏ ‎и ‎кровавый‏ ‎угар? ‎Как‏ ‎бы ‎это‏ ‎смешно‏ ‎ни ‎звучало,‏ ‎но ‎виной ‎всему ‎– ‎относительная‏ ‎возрожденческая ‎либерализация,‏ ‎вольнодумство‏ ‎и ‎технический ‎прогресс.‏ ‎Художники ‎Италии‏ ‎рисовали ‎обнаженных ‎женщин, ‎образованцы‏ ‎в‏ ‎университетах ‎деконструировали‏ ‎церковных ‎авторов‏ ‎прошлого, ‎и ‎у ‎каждой ‎вшивой‏ ‎собаки‏ ‎теперь ‎было‏ ‎собственное ‎мнение‏ ‎на ‎вопрос ‎мироустройства. ‎Чем ‎свободнее‏ ‎становились‏ ‎нравы‏ ‎– ‎тем‏ ‎все ‎большим‏ ‎сомнениям ‎подвергался‏ ‎авторитет‏ ‎церкви. ‎Множились,‏ ‎как ‎грибы ‎после ‎дождя, ‎разные‏ ‎религиозные ‎схизмы.‏ ‎Но‏ ‎до ‎поры ‎это‏ ‎было ‎лишь‏ ‎полбеды. ‎А ‎затем ‎Иоганн‏ ‎Гутенберг‏ ‎в ‎середине‏ ‎XV ‎изобрел‏ ‎печатный ‎станок ‎– ‎и ‎понеслось!

Появление‏ ‎печати‏ ‎стало ‎настоящей‏ ‎медиа-революцией ‎–‏ ‎никогда ‎прежде ‎знание ‎не ‎распространялось‏ ‎так‏ ‎быстро‏ ‎и ‎массово.‏ ‎А ‎вместе‏ ‎со ‎знанием‏ ‎нередко‏ ‎распространялась ‎и‏ ‎ересь. ‎Это ‎стало ‎катализатором ‎для‏ ‎давно ‎назревавшего‏ ‎церковного‏ ‎кризиса, ‎и ‎в‏ ‎октябре ‎1517‏ ‎года ‎бабахнуло ‎от ‎души.‏ ‎Университетский‏ ‎профессор ‎богословия‏ ‎Мартин ‎Лютер‏ ‎обнародовал ‎свои ‎95 ‎тезисов ‎–‏ ‎напечатанных‏ ‎как ‎раз‏ ‎на ‎«гутенберговом»‏ ‎станке ‎– ‎и ‎началась ‎Реформация.

Впрочем,‏ ‎борьба‏ ‎за‏ ‎души ‎европейских‏ ‎христиан ‎началась‏ ‎куда ‎раньше,‏ ‎да‏ ‎и ‎как‏ ‎иначе, ‎ведь ‎Церковь ‎– ‎тогда‏ ‎еще ‎единая‏ ‎–‏ ‎просто ‎не ‎могла‏ ‎не ‎ответить‏ ‎на ‎творящееся ‎вокруг ‎безобразие.‏ ‎Ответом‏ ‎на ‎вольнодумство‏ ‎и ‎крамолу‏ ‎стал ‎призыв ‎бороться ‎с ‎любым‏ ‎инакомыслием,‏ ‎которое, ‎с‏ ‎точки ‎зрения‏ ‎святых ‎отцов, ‎шло ‎прямиком ‎от‏ ‎рогатого.‏ ‎Под‏ ‎это ‎дело‏ ‎сразу ‎вспомнили‏ ‎и ‎о‏ ‎ведьмах,‏ ‎и ‎об‏ ‎оборотнях, ‎которые ‎практически ‎в ‎один‏ ‎миг ‎перестали‏ ‎быть‏ ‎чем-то ‎мифическим ‎и‏ ‎нереальным, ‎и‏ ‎обрели ‎в ‎массовом ‎сознании‏ ‎плоть‏ ‎и ‎силы.‏ ‎

Зимой ‎1484‏ ‎года ‎папа ‎издал ‎буллу, ‎в‏ ‎которой‏ ‎призывал ‎всех‏ ‎добрых ‎христиан‏ ‎забыть ‎о ‎различиях ‎и ‎шкурных‏ ‎интересах‏ ‎и‏ ‎объединиться ‎с‏ ‎церковными ‎демонологами‏ ‎и ‎инквизиторами‏ ‎в‏ ‎борьбе ‎против‏ ‎Сатаны ‎и ‎его ‎войска ‎–‏ ‎ведьм, ‎колдунов,‏ ‎оборотней‏ ‎и ‎прочей ‎нечисти.‏ ‎А ‎спустя‏ ‎два ‎года ‎инквизитор ‎из‏ ‎ордена‏ ‎доминиканцев ‎по‏ ‎имени ‎Генрих‏ ‎Крамер ‎выпустил ‎труд ‎под ‎хлестким‏ ‎заголовком‏ ‎«Malleus ‎Maleficarum»‏ ‎- ‎«Молот‏ ‎ведьм». ‎Как ‎вы ‎уже ‎догадались,‏ ‎она‏ ‎тоже‏ ‎была ‎напечатана‏ ‎на ‎инновационном‏ ‎станке ‎Гутенберга.‏ ‎

Если‏ ‎церковные ‎теологи‏ ‎предшествующих ‎поколений ‎отрицали ‎реальность ‎сверхъестественного,‏ ‎то ‎Крамер‏ ‎ставил‏ ‎под ‎вопрос ‎реальность‏ ‎самой ‎реальности.‏ ‎Любой ‎элемент ‎окружающей ‎действительности‏ ‎отныне‏ ‎мог ‎быть‏ ‎сатанинским ‎мороком.‏ ‎Силы ‎зла ‎роились ‎где-то ‎поблизости‏ ‎и‏ ‎только ‎ждали‏ ‎момента, ‎чтобы‏ ‎себя ‎проявить. ‎Оборотни ‎вновь ‎жрали‏ ‎человечину,‏ ‎ведьмы‏ ‎– ‎летали‏ ‎а ‎метлах‏ ‎и ‎наводили‏ ‎порчу,‏ ‎причем ‎Крамер‏ ‎всерьез ‎утверждал, ‎что ‎женщина ‎по‏ ‎своей ‎природе‏ ‎более‏ ‎предрасположена ‎к ‎колдовству,‏ ‎нежели ‎мужчина.‏ ‎Хорошо, ‎что ‎в ‎те‏ ‎времена‏ ‎не ‎было‏ ‎феминисток ‎–‏ ‎их ‎он ‎бы ‎сжег ‎первыми.‏ ‎

У‏ ‎добропорядочных ‎бюргеров,‏ ‎знати, ‎да‏ ‎и ‎у ‎многих ‎церковников ‎от‏ ‎такого‏ ‎обилия‏ ‎взаимоисключающих ‎параграфов‏ ‎бомбануло ‎адским‏ ‎пламенем. ‎Доходило‏ ‎до‏ ‎того, ‎что‏ ‎некоторые ‎приходы ‎или ‎мирские ‎власти‏ ‎тех ‎или‏ ‎иных‏ ‎областей ‎саботировали ‎охоту‏ ‎на ‎ведьм‏ ‎и ‎оборотней, ‎всячески ‎мешая‏ ‎инквизиции‏ ‎работать. ‎В‏ ‎качестве ‎аргумента‏ ‎они ‎неизменно ‎ссылались ‎на ‎того‏ ‎же‏ ‎Августина ‎и‏ ‎других ‎теологов‏ ‎из ‎времен, ‎когда ‎мир ‎еще‏ ‎не‏ ‎сошел‏ ‎с ‎ума.‏ ‎Впрочем, ‎так‏ ‎было ‎далеко‏ ‎не‏ ‎везде, ‎к‏ ‎тому ‎же ‎Реформация ‎лишь ‎усугубила‏ ‎проблему, ‎ведь‏ ‎радикальные‏ ‎протестанты ‎порой ‎устраивали‏ ‎такую ‎жесть,‏ ‎от ‎которой ‎перекосило ‎бы‏ ‎самого‏ ‎деятельного ‎дознавателя‏ ‎инквизиции. ‎Охота‏ ‎началась.

Придет ‎серенький ‎волчок

И ‎в ‎эпоху‏ ‎Возрождения,‏ ‎и ‎в‏ ‎Средние ‎века‏ ‎в ‎Европе ‎не ‎существовало ‎структуры,‏ ‎которую‏ ‎мы‏ ‎могли ‎бы‏ ‎ассоциировать ‎с‏ ‎полицией. ‎Большая‏ ‎часть‏ ‎преступлений ‎не‏ ‎то ‎что ‎не ‎раскрывалась ‎–‏ ‎даже ‎не‏ ‎фиксировалась.‏ ‎Когда ‎же ‎имел‏ ‎место ‎случай‏ ‎жестокого ‎убийства, ‎особенно ‎если‏ ‎речь‏ ‎шла ‎о‏ ‎младенцах, ‎как‏ ‎правило, ‎все ‎валили ‎на ‎диких‏ ‎зверей.‏ ‎Происходило ‎такое‏ ‎обычно ‎в‏ ‎глубинке, ‎так ‎что ‎кроме ‎местной‏ ‎общины‏ ‎всем‏ ‎было ‎плевать.‏ ‎

Но ‎в‏ ‎конце ‎XV‏ ‎века‏ ‎все ‎изменилось‏ ‎– ‎на ‎волне ‎дьяволоборческой ‎истерии‏ ‎Церковь ‎стала‏ ‎требовать‏ ‎от ‎региональных ‎судей‏ ‎и ‎приходов‏ ‎подходить ‎к ‎таким ‎делам‏ ‎со‏ ‎всей ‎тщательностью.‏ ‎Обретя ‎плоть,‏ ‎оборотни ‎и ‎демоны ‎так ‎же‏ ‎стали‏ ‎полноценными ‎субъектами‏ ‎права. ‎А‏ ‎это, ‎в ‎свою ‎очередь, ‎породило‏ ‎соответствующую‏ ‎бюрократию‏ ‎с ‎обилием‏ ‎процедур. ‎Теперь‏ ‎и ‎миряне‏ ‎имели‏ ‎право ‎вершить‏ ‎суд ‎над ‎нечистью ‎от ‎имени‏ ‎Церкви. ‎Так‏ ‎впервые‏ ‎в ‎истории ‎начали‏ ‎массово ‎фиксироваться‏ ‎и ‎протоколироваться ‎особо ‎тяжкие‏ ‎преступления,‏ ‎которые ‎в‏ ‎наши ‎дни‏ ‎могут ‎быть ‎интерпретированы ‎как ‎серийные‏ ‎убийства.‏ ‎

Безусловно, ‎сами‏ ‎по ‎себе‏ ‎серийные ‎убийцы ‎существовали ‎и ‎раньше,‏ ‎однако‏ ‎они,‏ ‎как ‎правило,‏ ‎выпадали ‎из‏ ‎фокуса ‎истории‏ ‎–‏ ‎отчасти ‎из-за‏ ‎скудной ‎базы ‎дошедших ‎до ‎нас‏ ‎источников, ‎отчасти‏ ‎–‏ ‎из-за ‎несовершенства ‎тогдашней‏ ‎системы ‎правосудия.‏ ‎Так ‎что, ‎при ‎всех‏ ‎своих‏ ‎чудовищных ‎преступлениях,‏ ‎эпоха ‎«Великой‏ ‎охоты ‎на ‎ведьм» ‎впервые ‎познакомило‏ ‎человечество‏ ‎с ‎феноменом‏ ‎серийных ‎убийств.‏ ‎Впрочем, ‎отсутствие ‎вменяемой ‎криминалистики ‎и‏ ‎регулярной‏ ‎полицейской‏ ‎службы ‎вскоре‏ ‎вновь ‎«похоронило»‏ ‎этот ‎вид‏ ‎преступлений,‏ ‎который ‎был‏ ‎заново ‎«открыт» ‎лишь ‎в ‎индустриальную‏ ‎эпоху. ‎

В‏ ‎ходе‏ ‎этой ‎охоты ‎начали‏ ‎хватать ‎всех,‏ ‎кто ‎обнаруживал ‎какие-то ‎странности‏ ‎в‏ ‎поведении, ‎которые‏ ‎нельзя ‎было‏ ‎однозначно ‎трактовать ‎с ‎позиций ‎тогдашней‏ ‎медицины.‏ ‎Проще ‎говоря‏ ‎– ‎лунатиков,‏ ‎сумасшедших, ‎подозрительных ‎бродяг ‎и ‎прочих‏ ‎интересных‏ ‎личностей.‏ ‎И ‎вот‏ ‎что ‎интересно‏ ‎– ‎в‏ ‎этом‏ ‎потоке ‎бомжей‏ ‎и ‎сельских ‎дурачков ‎нет-нет ‎да‏ ‎и ‎начали‏ ‎всплывать‏ ‎примеры ‎чистейшего, ‎дистиллированного‏ ‎зла ‎–‏ ‎совершенно ‎реального, ‎а ‎не‏ ‎магического.

Так,‏ ‎например, ‎в‏ ‎1521 ‎году‏ ‎во ‎Франции ‎были ‎схвачены ‎некие‏ ‎Пьер‏ ‎Бюрго и ‎Мишель‏ ‎Вердан, которых ‎молва‏ ‎окрестила ‎«Оборотнями ‎из ‎Полиньи». ‎Собственно,‏ ‎замели‏ ‎их‏ ‎за ‎такую‏ ‎мерзость, ‎как‏ ‎инфантицид ‎и‏ ‎каннибализм‏ ‎– ‎парочка‏ ‎орудовала ‎в ‎сельской ‎местности, ‎где‏ ‎подонки ‎без‏ ‎труда‏ ‎прокрались ‎в ‎сад‏ ‎одной ‎из‏ ‎местных ‎семей ‎и ‎похитили‏ ‎оттуда‏ ‎четырехлетнюю ‎девочку,‏ ‎собиравшую ‎там‏ ‎горох. ‎Бюрго ‎и ‎Вердан ‎убили‏ ‎ребенка,‏ ‎после ‎чего‏ ‎употребили ‎части‏ ‎тела ‎в ‎пищу. ‎Они ‎совершили‏ ‎еще‏ ‎несколько‏ ‎аналогичных ‎нападений‏ ‎– ‎жертвами‏ ‎стали ‎в‏ ‎общей‏ ‎сложности ‎четыре‏ ‎девочки ‎или ‎девушки ‎разного ‎возраста.‏ ‎

Одно ‎из‏ ‎преступлений,‏ ‎со ‎слов ‎Бюрго,‏ ‎парочка ‎совершила‏ ‎из ‎мести ‎– ‎они,‏ ‎якобы,‏ ‎просили ‎милостыню‏ ‎у ‎одной‏ ‎местной ‎девушки, ‎а ‎когда ‎та‏ ‎отказала‏ ‎– ‎набросились‏ ‎на ‎нее‏ ‎и ‎убили. ‎После ‎чего, ‎как‏ ‎заявил‏ ‎сам‏ ‎убийца, ‎помолились‏ ‎и ‎продолжили‏ ‎просить ‎«подаяние‏ ‎по‏ ‎славу ‎Господа». Под‏ ‎пытками ‎оба ‎сознались, ‎что ‎заключили‏ ‎договор ‎с‏ ‎Дьяволом,‏ ‎который ‎наделил ‎их‏ ‎нечеловеческими ‎силами.‏ ‎В ‎настоящее ‎время ‎не‏ ‎представляется‏ ‎возможным ‎восстановить‏ ‎все ‎детали,‏ ‎однако ‎куда ‎более ‎реальной ‎кажется‏ ‎версия,‏ ‎согласно ‎которой‏ ‎Вердан ‎и‏ ‎Бюрго ‎были ‎бродячими ‎нищими, ‎которых‏ ‎на‏ ‎подобные‏ ‎зверства ‎толкнул‏ ‎не ‎черт,‏ ‎а ‎банальные‏ ‎голод‏ ‎и ‎корысть.

Чем‏ ‎дальше ‎в ‎лес ‎– ‎тем‏ ‎толще ‎волки.‏ ‎В‏ ‎1574 ‎году ‎во‏ ‎Франции ‎был‏ ‎пойман ‎еще ‎один ‎«оборотень»,‏ ‎деяния‏ ‎которого ‎в‏ ‎современной ‎криминалистике‏ ‎были ‎бы ‎однозначно ‎трактованы ‎как‏ ‎серийные‏ ‎убийства. ‎Некий‏ ‎Жиль ‎Гарнье сознался‏ ‎в ‎совершении ‎множественных ‎убийств. ‎Согласно‏ ‎протоколу‏ ‎допроса,‏ ‎

«названный ‎Гарнье‏ ‎в ‎день‏ ‎святого ‎Михаила,‏ ‎приняв‏ ‎обличье ‎оборотня,‏ ‎похитил ‎девушку ‎десяти-двенадцати ‎лет ‎<…>‏ ‎и ‎там‏ ‎он‏ ‎убил ‎ее, ‎по‏ ‎большей ‎части‏ ‎при ‎помощи ‎рук, ‎схожих‏ ‎с‏ ‎лапами, ‎а‏ ‎так ‎же‏ ‎зубов, ‎и ‎съел ‎плоть ‎с‏ ‎ее‏ ‎бедер ‎и‏ ‎рук, ‎а‏ ‎некоторые ‎части ‎отнес ‎своей ‎жене.‏ ‎И‏ ‎он‏ ‎бы ‎похитил‏ ‎другую ‎девушку,‏ ‎убил ‎ее‏ ‎и‏ ‎съел, ‎если‏ ‎бы ‎ему ‎не ‎помешали ‎три‏ ‎человека, ‎как‏ ‎он‏ ‎сам ‎сознался. ‎И‏ ‎пятнадцать ‎дней‏ ‎спустя ‎он ‎задушил ‎маленького‏ ‎ребенка‏ ‎в ‎возрасте‏ ‎десяти ‎лет‏ ‎на ‎винограднике ‎в ‎Гредизане, ‎и‏ ‎съел‏ ‎плоть ‎с‏ ‎его ‎бедер,‏ ‎ног ‎и ‎живота. ‎И ‎с‏ ‎того‏ ‎времени‏ ‎он ‎убил,‏ ‎будучи ‎в‏ ‎облике ‎человека,‏ ‎а‏ ‎не ‎волка,‏ ‎другого ‎мальчика ‎в ‎возрасте ‎двенадцати-тринадцати‏ ‎лет ‎в‏ ‎лесу‏ ‎близ ‎деревни ‎Перуз,‏ ‎и ‎имел‏ ‎намерение ‎съесть ‎его, ‎однако‏ ‎ему‏ ‎помешали… ‎Он‏ ‎был ‎приговорен‏ ‎к ‎сожжению ‎заживо, ‎и ‎приговор‏ ‎был‏ ‎приведен ‎в‏ ‎исполнение».

Судя ‎по‏ ‎дошедшим ‎до ‎нас ‎сведениям, ‎Гарнье‏ ‎куражился‏ ‎как‏ ‎минимум ‎два‏ ‎года ‎–‏ ‎с ‎1572‏ ‎по‏ ‎1574 ‎–‏ ‎наводя ‎ужас ‎на ‎регион ‎Франш-Конте.‏ ‎Точное ‎или‏ ‎хотя‏ ‎бы ‎примерное ‎число‏ ‎его ‎жертв‏ ‎определить ‎невозможно. ‎Но ‎остается‏ ‎один‏ ‎вопрос ‎–‏ ‎почему ‎все‏ ‎преступления ‎Гарнье ‎совершал, ‎якобы, ‎в‏ ‎обличье‏ ‎волка, ‎и‏ ‎лишь ‎последнее,‏ ‎во ‎время ‎которого ‎его ‎и‏ ‎поймали,‏ ‎сотворил‏ ‎в ‎своем‏ ‎естественном ‎облике?‏ ‎Ответ ‎очевиден:‏ ‎средневековое‏ ‎сознание, ‎в‏ ‎отличие ‎от ‎нынешней ‎психиатрии, ‎не‏ ‎могло ‎найти‏ ‎рационального‏ ‎объяснения ‎подобным ‎зверствам,‏ ‎поэтому ‎все‏ ‎списали ‎на ‎договор ‎с‏ ‎Сатаной.‏ ‎Вероятнее ‎всего,‏ ‎Гарнье ‎и‏ ‎прочих ‎подобных ‎ему ‎во ‎время‏ ‎допросов‏ ‎принуждали ‎сознаться‏ ‎в ‎том,‏ ‎что ‎они ‎оборотни, ‎а ‎когда,‏ ‎во‏ ‎время‏ ‎ареста ‎с‏ ‎поличным, ‎клыков‏ ‎и ‎хвоста‏ ‎у‏ ‎злодея ‎не‏ ‎обнаружилось, ‎судьи ‎и ‎церковники ‎просто‏ ‎объяснили ‎это‏ ‎тем,‏ ‎что ‎именно ‎в‏ ‎этот ‎раз‏ ‎Гранье ‎решил ‎убить ‎в‏ ‎своем‏ ‎человеческом ‎обличье.

Имя‏ ‎«Оборотня ‎из‏ ‎Шалона», орудовавшего ‎во ‎Франции ‎в ‎1598‏ ‎году,‏ ‎история ‎для‏ ‎нас ‎не‏ ‎сохранила ‎– ‎протоколы ‎следствия, ‎якобы,‏ ‎были‏ ‎уничтожены‏ ‎властями, ‎поскольку‏ ‎их ‎содержание‏ ‎было ‎слишком‏ ‎отвратительным‏ ‎и ‎непристойным.‏ ‎Известно ‎лишь, ‎что ‎это ‎был‏ ‎горожанин, ‎по‏ ‎профессии‏ ‎– ‎портной, ‎который‏ ‎заманивал ‎детей‏ ‎в ‎свою ‎лавку, ‎где‏ ‎насиловал‏ ‎их, ‎после‏ ‎чего ‎перерезал‏ ‎несчастным ‎глотки, ‎«пудрил ‎и ‎одевал»‏ ‎тела,‏ ‎а ‎затем‏ ‎– ‎ел.‏ ‎Во ‎время ‎обыска ‎в ‎его‏ ‎лавке‏ ‎судейским‏ ‎удалось ‎обнаружить‏ ‎бочку ‎с‏ ‎останками ‎многочисленных‏ ‎жертв.‏ ‎Очень ‎вероятно,‏ ‎что ‎ликантропию ‎здесь, ‎как ‎и‏ ‎в ‎других‏ ‎случаях,‏ ‎присовокупило ‎само ‎следствие‏ ‎– ‎более‏ ‎того, ‎в ‎случае ‎с‏ ‎шалонским‏ ‎лавочником ‎даже‏ ‎не ‎было‏ ‎предпосылок ‎для ‎каннибализма, ‎поскольку, ‎в‏ ‎отличие‏ ‎от ‎названных‏ ‎выше ‎убийц,‏ ‎он ‎не ‎был ‎нищим ‎бродягой,‏ ‎напротив,‏ ‎являясь‏ ‎зажиточным ‎горожанином.‏ ‎Практически ‎наверняка‏ ‎так ‎власти‏ ‎вновь‏ ‎попытались ‎хоть‏ ‎как-то ‎рационализировать ‎– ‎в ‎логике‏ ‎того ‎времени‏ ‎–‏ ‎образ ‎действий, ‎в‏ ‎наши ‎дни‏ ‎названных ‎бы ‎серийными ‎убийствами.‏ ‎В‏ ‎пользу ‎этого‏ ‎говорит ‎и‏ ‎тот ‎факт, ‎что ‎у ‎злодея‏ ‎было‏ ‎еще ‎одно‏ ‎прозвище ‎–‏ ‎«Дьявольский ‎портной ‎из ‎Шалона», ‎которое‏ ‎куда‏ ‎больше‏ ‎соответствовало ‎действительности.

Оборотни‏ ‎стали ‎предметом‏ ‎ожесточенных ‎дискуссий‏ ‎в‏ ‎церковных ‎и‏ ‎медицинских ‎кругах ‎по ‎всей ‎тогдашней‏ ‎Европе. ‎Впереди‏ ‎маячил‏ ‎XVII ‎век, ‎и‏ ‎многие ‎постулаты‏ ‎«Молота ‎ведьм» ‎Крамера, ‎и‏ ‎ранее‏ ‎принятые ‎далеко‏ ‎не ‎всеми,‏ ‎больше ‎не ‎казались ‎такими ‎убедительными.‏ ‎Ученые‏ ‎мужи ‎вновь‏ ‎вернулись ‎к‏ ‎тезису ‎о ‎том, ‎что ‎так‏ ‎называемая‏ ‎ликантропия‏ ‎может ‎являться‏ ‎лишь ‎проявлением‏ ‎какого-то ‎психического‏ ‎расстройства.‏ ‎

В ‎этом‏ ‎отношении ‎примечательным ‎было ‎дело ‎Жака‏ ‎Руле или ‎Ролле‏ ‎–‏ ‎тридцатичетырехлетнего ‎француза, ‎в‏ ‎1598 ‎году‏ ‎пойманного ‎на ‎месте ‎преступления‏ ‎недалеко‏ ‎от ‎Анже.‏ ‎Согласно ‎протоколу,‏ ‎его ‎задержали, ‎когда ‎он ‎стоял‏ ‎над‏ ‎телом ‎убитого‏ ‎им ‎пятнадцатилетнего‏ ‎подростка ‎– ‎убийца ‎нанес ‎тому‏ ‎множественные‏ ‎увечья,‏ ‎и ‎руки‏ ‎его ‎были‏ ‎буквально ‎по‏ ‎локоть‏ ‎в ‎крови.‏ ‎На ‎допросе ‎Руле ‎сознался, ‎что‏ ‎он ‎оборотень,‏ ‎которому‏ ‎Дьявол ‎даровал ‎волшебную‏ ‎мазь, ‎втирая‏ ‎которую ‎в ‎собственную ‎кожу‏ ‎он‏ ‎обрел ‎способность‏ ‎перекидываться ‎в‏ ‎волке. ‎Он ‎так ‎же ‎сознался‏ ‎в‏ ‎убийстве ‎нескольких‏ ‎детей ‎и‏ ‎взрослых. ‎

Однако ‎в ‎данном ‎случае‏ ‎местное‏ ‎следствие‏ ‎опровергло ‎мистическую‏ ‎подоплеку ‎преступления‏ ‎– ‎более‏ ‎того,‏ ‎судья ‎постановил,‏ ‎что ‎Руле ‎таким ‎образом ‎пытался‏ ‎выставить ‎себя‏ ‎сумасшедшим‏ ‎и ‎сложить ‎с‏ ‎себя ‎ответственность‏ ‎за ‎содеянное. ‎На ‎удивление‏ ‎рациональная‏ ‎мысль ‎–‏ ‎и ‎это‏ ‎ровно ‎в ‎тот ‎же ‎год,‏ ‎когда‏ ‎судили ‎шалонского‏ ‎портного! ‎Судья‏ ‎как ‎в ‎воду ‎глядел ‎–‏ ‎не‏ ‎желая‏ ‎мириться ‎со‏ ‎вполне ‎справедливым‏ ‎смертным ‎приговором,‏ ‎Руле‏ ‎подал ‎апелляцию‏ ‎в ‎парламент ‎Парижа, ‎продолжая ‎настаивать‏ ‎на ‎том,‏ ‎что‏ ‎он ‎оборотень. ‎Начальство,‏ ‎которому, ‎по‏ ‎его ‎мнению, ‎всегда ‎виднее,‏ ‎чем‏ ‎провинциальным ‎дуракам‏ ‎на ‎местах,‏ ‎рассмотрело ‎ходатайство ‎и ‎официально ‎признало‏ ‎Руле‏ ‎умалишенным. ‎В‏ ‎результате ‎смертная‏ ‎казнь ‎была ‎заменена ‎двумя ‎годами‏ ‎принудительного‏ ‎лечения‏ ‎в ‎психушке‏ ‎при ‎госпитале‏ ‎Сен-Жермен. ‎Куда‏ ‎потом‏ ‎навострит ‎лыжи‏ ‎и ‎что ‎еще ‎натворит ‎откинувшийся‏ ‎и ‎далеко‏ ‎еще‏ ‎не ‎старый ‎«оборотень»,‏ ‎никого, ‎видимо,‏ ‎не ‎волновало. ‎

Почему ‎у‏ ‎тебя‏ ‎такие ‎большие‏ ‎зубы?...

Общеевропейская ‎волчья‏ ‎истерия ‎как ‎нельзя ‎лучше ‎поспособствовала‏ ‎популярности‏ ‎фольклорной ‎истории‏ ‎о ‎девочке,‏ ‎которая ‎по ‎дороге ‎к ‎бабушке‏ ‎встречает‏ ‎в‏ ‎лесу ‎чудовище.‏ ‎Подобная ‎история‏ ‎в ‎разных‏ ‎вариациях‏ ‎была ‎распространена‏ ‎чуть ‎ли ‎не ‎по ‎всей‏ ‎Европе ‎еще‏ ‎с‏ ‎XIV ‎века, ‎и,‏ ‎строго ‎говоря,‏ ‎далеко ‎не ‎в ‎каждой‏ ‎версии‏ ‎в ‎качестве‏ ‎антагониста ‎фигурировал‏ ‎именно ‎волк. ‎Именно ‎страсти ‎по‏ ‎ликантропом‏ ‎вкупе ‎с‏ ‎прохладными ‎историями‏ ‎о ‎ребятах ‎вроде ‎Гарнье ‎и‏ ‎Руле‏ ‎сделали‏ ‎свое ‎дело,‏ ‎навсегда ‎определив‏ ‎портрет ‎злодея.‏ ‎

Первая‏ ‎письменная ‎редакция‏ ‎сказки ‎вышла ‎в ‎1697 ‎году‏ ‎во ‎Франции‏ ‎–‏ ‎она ‎вошла ‎в‏ ‎книгу ‎«Сказки‏ ‎матушки-гусыни» ‎за ‎авторством ‎Шарля‏ ‎Перро.‏ ‎Там ‎же‏ ‎были ‎сказки‏ ‎о ‎Золушке, ‎Синей ‎бороде, ‎Спящей‏ ‎красавице‏ ‎и ‎т.д.‏ ‎Строго ‎говоря,‏ ‎сказки ‎в ‎оригинальной ‎версии ‎Перро‏ ‎отнюдь‏ ‎не‏ ‎были ‎добрыми‏ ‎– ‎это‏ ‎были ‎мрачные‏ ‎и‏ ‎кровавые ‎истории,‏ ‎основой ‎для ‎которых ‎частично ‎стал‏ ‎европейских ‎фольклор,‏ ‎а‏ ‎частично ‎– ‎истории‏ ‎реальных ‎злодеяний.‏ ‎«Красная ‎шапочка» ‎- ‎не‏ ‎исключение.‏ ‎Уже ‎в‏ ‎версии ‎Перро‏ ‎девочка ‎раздевается, ‎прежде ‎чем ‎лечь‏ ‎в‏ ‎постель ‎к‏ ‎волку, ‎которого‏ ‎она ‎принимает ‎за ‎бабушку. ‎Волк‏ ‎ее‏ ‎съедает,‏ ‎и ‎никаких‏ ‎вам ‎охотников,‏ ‎никакого ‎хэппи-энда.‏ ‎

Фольклорной‏ ‎основой ‎для‏ ‎истории ‎Перро ‎стала ‎устная ‎народная‏ ‎сказка ‎«Бабушка»‏ ‎-‏ ‎французская ‎версия ‎легенды‏ ‎про ‎девочку‏ ‎в ‎лесу. ‎В ‎разных‏ ‎версиях‏ ‎этой ‎сказки,‏ ‎характерных ‎для‏ ‎тех ‎или ‎иных ‎регионов ‎Франции,‏ ‎волк‏ ‎называется ‎«лю-бре»,‏ ‎«лю-гару» ‎и‏ ‎т.д. ‎– ‎так ‎в ‎этих‏ ‎местах‏ ‎издавна‏ ‎называли ‎оборотней.‏ ‎Ни ‎в‏ ‎одной ‎из‏ ‎версий‏ ‎он ‎не‏ ‎является ‎обычным ‎волком. ‎

Встречая ‎девушку‏ ‎в ‎лесу,‏ ‎волк‏ ‎задает ‎ей, ‎казалось‏ ‎бы, ‎невинный‏ ‎вопрос ‎– ‎по ‎какой‏ ‎дороге‏ ‎она ‎пойдет‏ ‎к ‎бабушке,‏ ‎по ‎пути ‎иголок ‎или ‎по‏ ‎пути‏ ‎булавок? ‎Бессмыслица,‏ ‎да? ‎Только‏ ‎если ‎не ‎знать ‎исторический ‎контекст.‏ ‎Проститутки‏ ‎в‏ ‎средневековой ‎Европе‏ ‎как ‎правило‏ ‎идентифицировали ‎себя‏ ‎с‏ ‎помощью ‎пучка‏ ‎игл, ‎которые ‎втыкали ‎в ‎ткань‏ ‎платья ‎в‏ ‎районе‏ ‎плеча. ‎

И ‎Красная‏ ‎Шапочка ‎выбирает‏ ‎путь ‎иголок. ‎Волк ‎же‏ ‎идет‏ ‎по ‎«пути‏ ‎булавок», ‎первым‏ ‎прибегает ‎в ‎домик ‎бабушки ‎и‏ ‎убивает‏ ‎ее. ‎Дальше‏ ‎следует ‎совершенно‏ ‎адская ‎сцена ‎– ‎волк ‎расчленяет‏ ‎тело‏ ‎бабушки‏ ‎и ‎готовит‏ ‎из ‎него‏ ‎ужин, ‎а‏ ‎ее‏ ‎кровью ‎наполняет‏ ‎бутылку ‎для ‎вина. ‎Проделав ‎все‏ ‎это, ‎он‏ ‎надевает‏ ‎бабушкину ‎одежду ‎и‏ ‎притворяется ‎ей.‏ ‎Вот ‎скажите, ‎вам ‎в‏ ‎детстве‏ ‎не ‎казалось‏ ‎странным, ‎что‏ ‎волк, ‎каким ‎бы ‎он ‎ни‏ ‎был‏ ‎притворщиком, ‎так‏ ‎легко ‎выдал‏ ‎себя ‎за ‎человека? ‎А ‎вот‏ ‎для‏ ‎оборотня‏ ‎это ‎–‏ ‎раз ‎плюнуть.

Дальше‏ ‎«бабушка» ‎предлагает‏ ‎внучке‏ ‎перекусить, ‎тем‏ ‎самым ‎путем ‎обмана ‎приобщая ‎ее‏ ‎к ‎каннибализму,‏ ‎и‏ ‎поит ‎кровью ‎под‏ ‎видом ‎вина‏ ‎– ‎извращенная ‎версия ‎церковного‏ ‎причастия.‏ ‎Короче ‎говоря,‏ ‎волк ‎глумится‏ ‎как ‎может ‎и ‎совершает ‎тягчайшие‏ ‎преступления‏ ‎с ‎точки‏ ‎зрения ‎общества‏ ‎и ‎Церкви. ‎Единственным ‎существом, ‎пытающимся‏ ‎образумить‏ ‎девочку,‏ ‎является ‎кошка‏ ‎– ‎в‏ ‎версии ‎Перро‏ ‎она‏ ‎хочет ‎предупредить‏ ‎Шапочку, ‎но ‎волк ‎бросает ‎в‏ ‎нее ‎деревянным‏ ‎ботинком‏ ‎и ‎убивает. ‎В‏ ‎оригинальной ‎истории,‏ ‎то ‎есть ‎– ‎в‏ ‎«Бабушке»,‏ ‎кошка ‎стыдит‏ ‎девушку ‎словами‏ ‎«Позор! ‎Шлюха ‎ест ‎плоть ‎своей‏ ‎бабушки‏ ‎и ‎пьет‏ ‎кровь ‎своей‏ ‎бабушки!».

В ‎конце, ‎как ‎уже ‎отмечалось,‏ ‎волк‏ ‎заставляет‏ ‎девушку ‎раздеться‏ ‎и ‎лечь‏ ‎с ‎ним‏ ‎в‏ ‎постель, ‎чем‏ ‎еще ‎раз ‎подчеркивает ‎социальный ‎статус‏ ‎своей ‎жертвы.‏ ‎Впрочем,‏ ‎существовали ‎версии ‎истории,‏ ‎в ‎которых‏ ‎девушка ‎успевала ‎понять, ‎что‏ ‎перед‏ ‎ней ‎–‏ ‎волк. ‎Тогда‏ ‎она ‎тянула ‎время, ‎раздеваясь ‎нарочито‏ ‎медленно,‏ ‎и ‎заставляя‏ ‎волка ‎томиться‏ ‎в ‎нетерпении. ‎Когда ‎его ‎бдительность‏ ‎ослабевала,‏ ‎она‏ ‎сбегала ‎от‏ ‎него. ‎

Фольклор‏ ‎всегда ‎был‏ ‎гиперболизированным‏ ‎отражением ‎действительности,‏ ‎в ‎которой ‎жили ‎его ‎носители.‏ ‎История ‎Серого‏ ‎Волка‏ ‎и ‎Красной ‎Шапочки‏ ‎не ‎стала‏ ‎исключением. ‎В ‎эпоху ‎первых‏ ‎серийных‏ ‎убийц, ‎отождествлявшихся‏ ‎с ‎оборотнями,‏ ‎именно ‎один ‎из ‎них ‎стал‏ ‎главным‏ ‎антагонистом ‎истории.‏ ‎Серый ‎Волк‏ ‎в ‎оригинальной ‎версии ‎– ‎убийца‏ ‎и‏ ‎каннибал,‏ ‎такой ‎же,‏ ‎Жиль ‎Гарнье.‏ ‎Не ‎случайным‏ ‎был‏ ‎и ‎образ‏ ‎героини ‎– ‎именно ‎девушки ‎и‏ ‎дети ‎были‏ ‎наиболее‏ ‎легкими ‎и ‎излюбленными‏ ‎жертвами ‎для‏ ‎маньяков, ‎особенно ‎– ‎дети‏ ‎и‏ ‎девушки ‎со‏ ‎дна ‎общества,‏ ‎привычным ‎явлением ‎для ‎которого ‎была‏ ‎детская‏ ‎проституция. ‎

Среди ‎историков‏ ‎принято ‎считать, ‎что ‎одной ‎из‏ ‎причин, ‎по‏ ‎которым‏ ‎Западная ‎Римская ‎империя‏ ‎пала ‎под‏ ‎ударами ‎орд ‎варваров, ‎первоначально‏ ‎обосновавшихся‏ ‎в ‎бассейнах‏ ‎рек ‎Рейн‏ ‎и ‎Дунай, ‎была ‎коррупция ‎«правящего‏ ‎класса»‏ ‎как ‎в‏ ‎самом ‎Риме,‏ ‎так ‎и ‎в ‎провинциях. ‎При‏ ‎Валентиниане‏ ‎I‏ ‎(правил ‎в‏ ‎364 ‎–‏ ‎375 ‎годах),‏ ‎известном‏ ‎военачальнике, ‎которого‏ ‎провозгласила ‎императором ‎армия, ‎вопрос ‎коррупции‏ ‎встал ‎особенно‏ ‎остро:‏ ‎чиновники ‎были ‎безжалостны‏ ‎к ‎своим‏ ‎подданным, ‎но ‎любили ‎окружать‏ ‎себя‏ ‎комфортом ‎и‏ ‎богатством, ‎и,‏ ‎само ‎собой, ‎не ‎упускали ‎случая‏ ‎нагреть‏ ‎руки ‎на‏ ‎сборе ‎налогов.‏ ‎Валентиниан ‎I ‎пытался ‎решить ‎проблему,‏ ‎укрепив‏ ‎административный‏ ‎аппарат, ‎но‏ ‎реорганизация ‎сбора‏ ‎налогов, ‎направленная‏ ‎на‏ ‎ограничение ‎эксплуатации‏ ‎подданных, ‎в ‎целом ‎вышла ‎из-под‏ ‎контроля, ‎а‏ ‎чиновники,‏ ‎которым ‎поручили ‎расследовать‏ ‎многочисленные ‎случаи‏ ‎злоупотреблений, ‎сами ‎оказались ‎подверженными‏ ‎коррупции.‏ ‎Затем ‎Валентиниан‏ ‎I ‎передал‏ ‎дело ‎в ‎руки ‎людей, ‎которым‏ ‎он‏ ‎доверял, ‎таких‏ ‎как ‎полководец‏ ‎Феодосий, ‎которого ‎он ‎послал ‎в‏ ‎Ливию,‏ ‎Триполи,‏ ‎Лептис ‎и‏ ‎Карфаген, ‎чтобы‏ ‎положить ‎конец‏ ‎коррупции.‏ ‎Феодосий ‎был‏ ‎скор ‎на ‎расправу ‎с ‎преступниками:‏ ‎коррумпированные ‎чиновники‏ ‎попадали‏ ‎на ‎виселицу ‎или‏ ‎приговаривались ‎к‏ ‎отрезанию ‎языка, ‎но ‎в‏ ‎конце‏ ‎концов ‎сам‏ ‎Феодосий ‎был‏ ‎обвинен ‎в ‎коррупции ‎и ‎приговорен‏ ‎к‏ ‎смертной ‎казни‏ ‎сыном ‎Валентиниана‏ ‎I. ‎Кризис ‎Западной ‎Римской ‎империи‏ ‎уже‏ ‎был‏ ‎очевиден, ‎в‏ ‎то ‎время‏ ‎как ‎восточные‏ ‎территории‏ ‎приобретали ‎все‏ ‎большую ‎самобытность ‎и ‎значение, ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎благодаря‏ ‎своему ‎стратегическому ‎положению‏ ‎и ‎солидному‏ ‎центральному ‎аппарату ‎во ‎главе‏ ‎с‏ ‎императором ‎Константинополя.

По‏ ‎мнению ‎некоторых‏ ‎историков, ‎по ‎мере ‎распространения ‎христианства‏ ‎коррупция,‏ ‎столь ‎свойственная‏ ‎государствам ‎Античности,‏ ‎начала ‎сходить ‎на ‎нет. ‎Однако,‏ ‎в‏ ‎действительности,‏ ‎культура ‎обмена‏ ‎услугами ‎и‏ ‎правами, ‎лежащая‏ ‎в‏ ‎основе ‎многих‏ ‎коррупционных ‎схем, ‎вполне ‎себе ‎неплохо‏ ‎существовала ‎и‏ ‎в‏ ‎Средние ‎века. ‎Уже‏ ‎в ‎IV‏ ‎веке, ‎особенно ‎в ‎некоторых‏ ‎областях‏ ‎Востока, ‎установился‏ ‎обычай, ‎согласно‏ ‎которому ‎епископы ‎получали ‎денежные ‎суммы‏ ‎от‏ ‎людей, ‎вступавших‏ ‎в ‎новые‏ ‎церковные ‎должности ‎в ‎их ‎епархиях.‏ ‎Это‏ ‎была‏ ‎форма ‎передачи‏ ‎божественной ‎благодати,‏ ‎явление, ‎по‏ ‎своей‏ ‎сути ‎схожее‏ ‎с ‎практикой ‎продажи ‎индульгенций ‎(сертификатов‏ ‎о ‎прощении‏ ‎грехов),‏ ‎получившее ‎название ‎«симония».‏ ‎Данный ‎термин‏ ‎отсылает ‎нас ‎к ‎библейскому‏ ‎эпизоду,‏ ‎когда ‎Симон,‏ ‎волхв ‎из‏ ‎Самарии, ‎повстречал ‎апостолов ‎Петра ‎и‏ ‎Павла,‏ ‎прибывших ‎в‏ ‎Иерусалим, ‎чтобы‏ ‎крестить ‎новообращенных, ‎и ‎попытался ‎купить‏ ‎у‏ ‎них‏ ‎за ‎деньги‏ ‎божью ‎благодать.‏ ‎Четвертый ‎Вселенский‏ ‎Халкидонский‏ ‎Собор ‎в‏ ‎451 ‎году ‎прямо ‎осудил ‎продажу‏ ‎церковных ‎должностей,‏ ‎а‏ ‎в ‎790 ‎году‏ ‎уже ‎Карл‏ ‎Великий ‎также ‎осудил ‎всех,‏ ‎кто‏ ‎принимал ‎дары‏ ‎и ‎подношения,‏ ‎запятнав ‎себя ‎«ересью ‎Симона ‎Волхва».‏ ‎Однако‏ ‎после ‎тысячи‏ ‎лет ‎существования‏ ‎христианства ‎эта ‎ересь ‎стала ‎правилом,‏ ‎церковный‏ ‎сан‏ ‎повсеместно ‎использовался‏ ‎для ‎личной‏ ‎выгоды, ‎что‏ ‎во‏ ‎многом ‎заложило‏ ‎основу ‎для ‎Реформации. ‎Во ‎времена‏ ‎Священной ‎Римской‏ ‎империи‏ ‎большое ‎значение ‎также‏ ‎приобрела ‎фигура‏ ‎князя-епископа, ‎и ‎это ‎положение‏ ‎часто‏ ‎можно ‎было‏ ‎получить ‎за‏ ‎плату.

Рим, ‎и ‎в ‎особенности ‎Ватикан,‏ ‎также‏ ‎время ‎от‏ ‎времени ‎становились‏ ‎эпицентром ‎скандалов. ‎Так, ‎например, ‎жившая‏ ‎в‏ ‎X‏ ‎веке ‎патрицианка‏ ‎Феодора ‎Римская‏ ‎(не ‎путать‏ ‎с‏ ‎ранее ‎жившей‏ ‎святой, ‎носившей ‎то ‎же ‎имя),‏ ‎жена ‎фактического‏ ‎хозяина‏ ‎Рима ‎графа ‎Феофилакта‏ ‎I, ‎печально‏ ‎прославилась ‎тем, ‎что ‎использовала‏ ‎свою‏ ‎привлекательность, ‎чтобы‏ ‎развратить ‎папский‏ ‎двор, ‎и ‎фактически ‎заставила ‎двух‏ ‎пап‏ ‎– ‎Сергия‏ ‎III ‎и‏ ‎Иоанна ‎X ‎– ‎плясать ‎под‏ ‎свою‏ ‎дудку.‏ ‎Ее ‎дочь‏ ‎по ‎имени‏ ‎Марозия ‎переняла‏ ‎не‏ ‎только ‎красоту‏ ‎матери, ‎но ‎и ‎ее ‎привычки.‏ ‎Не ‎случайно‏ ‎эпоху‏ ‎этих ‎двух ‎любвеобильных‏ ‎голубушек ‎в‏ ‎Риме ‎назвали ‎«порнократией» ‎(«правлением‏ ‎куртизанок»).

Стихийные‏ ‎недовольства ‎церковными‏ ‎злоупотреблениями ‎начали‏ ‎проявляться ‎еще ‎в ‎XII-XIII ‎веках.‏ ‎В‏ ‎качестве ‎одного‏ ‎из ‎самых‏ ‎знаковых ‎примеров ‎можно ‎назвать ‎труды‏ ‎и‏ ‎воззрения‏ ‎итальянского ‎богослова‏ ‎XII ‎века‏ ‎Иоахима ‎Флорского,‏ ‎чьих‏ ‎последователей ‎принято‏ ‎называть ‎«иоахимитами». ‎Иоахим ‎считал, ‎что‏ ‎современный ‎ему‏ ‎Рим‏ ‎– ‎это ‎новый‏ ‎Вавилон, ‎где‏ ‎все ‎давно ‎прогнило, ‎а‏ ‎в‏ ‎особенности ‎–‏ ‎папский ‎престол,‏ ‎и ‎когда ‎Антихрист ‎явится ‎в‏ ‎наш‏ ‎мир, ‎он‏ ‎сделает ‎это‏ ‎в ‎облике ‎папы. ‎Впоследствии ‎многие‏ ‎из‏ ‎идей‏ ‎Иоахима ‎Флорского‏ ‎были ‎осуждены‏ ‎католической ‎церковью.‏ ‎В‏ ‎качестве ‎другого‏ ‎примера ‎можно ‎назвать ‎сложенный ‎примерно‏ ‎тогда ‎же‏ ‎в‏ ‎Южной ‎Германии ‎сборник‏ ‎Carmina ‎burana‏ ‎из ‎трехсот ‎с ‎лишним‏ ‎стихов‏ ‎авторства ‎бродячих‏ ‎поэтов ‎(вагантов‏ ‎или ‎голиардов), ‎воспевавших ‎азартные ‎игры,‏ ‎вино‏ ‎и ‎любовь,‏ ‎и ‎порицавших‏ ‎церковную ‎коррупцию.

Бонифаций ‎VIII, ‎изобретатель ‎юбилея,‏ ‎был‏ ‎одним‏ ‎из ‎пап,‏ ‎которые ‎с‏ ‎большей ‎энергией‏ ‎и‏ ‎убежденностью ‎пытались‏ ‎навязать ‎церкви ‎светскую ‎власть ‎и‏ ‎считали ‎дела‏ ‎Ватикана‏ ‎практически ‎семейными, ‎за‏ ‎что ‎самого‏ ‎Бонифация ‎Данте ‎впоследствии ‎заставил‏ ‎гореть‏ ‎в ‎адском‏ ‎пламени ‎на‏ ‎страницах ‎своей ‎«Божественной ‎комедии». ‎Мишель‏ ‎Монтень‏ ‎утверждал, ‎что‏ ‎Бонифаций ‎«вступая‏ ‎на ‎папский ‎престол, ‎вел ‎себя‏ ‎лисой,‏ ‎став‏ ‎папой, ‎выказал‏ ‎себя ‎львом,‏ ‎а ‎умер‏ ‎как‏ ‎собака».

Первые ‎семь‏ ‎кругов ‎ада, ‎описанных ‎Данте ‎в‏ ‎«Божественной ‎комедии»,‏ ‎соответствуют‏ ‎семи ‎смертным ‎грехам‏ ‎христианской ‎морали‏ ‎(гордыня, ‎жадность, ‎похоть, ‎гнев,‏ ‎чревоугодие,‏ ‎зависть ‎и‏ ‎лень), ‎к‏ ‎которым ‎добавляются ‎«малые» ‎грехи, ‎такие‏ ‎как‏ ‎трусость, ‎обман,‏ ‎идолопоклонство, ‎непостоянство,‏ ‎неверность, ‎несправедливость ‎и ‎так ‎далее.‏ ‎При‏ ‎сошествии‏ ‎в ‎ад‏ ‎в ‎сопровождении‏ ‎Вергилия ‎персонаж‏ ‎Данте‏ ‎достигает ‎восьмого‏ ‎круга, ‎где ‎подвергаются ‎наказаниям ‎обманщики‏ ‎и ‎мошенники.‏ ‎Для‏ ‎Данте ‎обман ‎—‏ ‎типичный ‎порок‏ ‎человека, ‎это ‎грех, ‎который‏ ‎самым‏ ‎бессовестным ‎образом‏ ‎противостоит ‎всеобщей‏ ‎справедливости ‎и ‎любви ‎к ‎Богу.‏ ‎Так,‏ ‎например, ‎в‏ ‎песне ‎XXI,‏ ‎стихе ‎40, ‎Данте ‎говорит: ‎«Я‏ ‎к‏ ‎ним‏ ‎еще ‎разочек‏ ‎загляну. ‎Там‏ ‎лишь ‎Бонтуро‏ ‎не‏ ‎живет ‎на‏ ‎взятки, ‎Там ‎"нет" ‎на ‎"да"‏ ‎меняют ‎за‏ ‎казну».‏ ‎Эта ‎строка ‎–‏ ‎пример ‎авторской‏ ‎иронии, ‎поскольку ‎упомянутый ‎Бонтуро‏ ‎–‏ ‎это ‎ни‏ ‎кто ‎иной,‏ ‎как ‎Бонтуро ‎Дати, ‎правивший ‎городом‏ ‎Луккой‏ ‎в ‎начале‏ ‎XIV ‎века.‏ ‎Бонтуро ‎заручился ‎народной ‎поддержкой, ‎поклявшись,‏ ‎что‏ ‎покончит‏ ‎с ‎коррупцией‏ ‎в ‎городе,‏ ‎однако, ‎по‏ ‎иронии‏ ‎судьбы, ‎сам‏ ‎в ‎итоге ‎прославился ‎своей ‎продажностью.‏ ‎Досталось ‎от‏ ‎Данте‏ ‎и ‎приспешникам ‎Самона‏ ‎Волхва ‎–‏ ‎в ‎песне ‎XIX ‎он‏ ‎попрекает‏ ‎симонитов ‎тем,‏ ‎что ‎они‏ ‎«святыню ‎божию… ‎растлили ‎ради ‎злата‏ ‎и‏ ‎сребра».

Впрочем, ‎и‏ ‎сам ‎Данте‏ ‎Алигьери, ‎судя ‎по ‎всему, ‎был‏ ‎не‏ ‎без‏ ‎греха ‎–‏ ‎во ‎времена,‏ ‎когда ‎он‏ ‎еще‏ ‎жил ‎в‏ ‎родной ‎Флоренции ‎и ‎занимал ‎там‏ ‎видный ‎пост,‏ ‎он‏ ‎оказался ‎замешанным ‎в‏ ‎одной ‎некрасивой‏ ‎истории. ‎Летом ‎1300 ‎года‏ ‎Флоренция,‏ ‎чьей ‎независимости‏ ‎угрожал ‎тот‏ ‎самый ‎Бонифаций ‎VIII, ‎заочно ‎осудила‏ ‎трех‏ ‎папских ‎банкиров.‏ ‎И, ‎несмотря‏ ‎на ‎разочарование ‎понтифика, ‎шесть ‎флорентийских‏ ‎приоров‏ ‎(высшие‏ ‎магистраты ‎города,‏ ‎в ‎число‏ ‎которых ‎входил‏ ‎и‏ ‎Данте, ‎принадлежавший‏ ‎к ‎умеренной ‎фракции ‎гвельфов) ‎были‏ ‎единодушны ‎в‏ ‎своих‏ ‎суждениях ‎о ‎друзьях‏ ‎Бонифация. ‎Когда‏ ‎в ‎следующем ‎году ‎понтифик‏ ‎захватил‏ ‎город ‎благодаря‏ ‎своему ‎союзу‏ ‎с ‎Карлом ‎Валуа, ‎Данте ‎вместе‏ ‎со‏ ‎своими ‎коллегами‏ ‎по ‎правительству‏ ‎был ‎признан ‎виновным ‎в ‎получении‏ ‎крупных‏ ‎взяток‏ ‎в ‎обмен‏ ‎на ‎продажу‏ ‎государственных ‎должностей,‏ ‎а‏ ‎также ‎в‏ ‎растрате ‎средств ‎из ‎флорентийской ‎казны.‏ ‎Данте ‎был‏ ‎изгнан‏ ‎из ‎родного ‎города‏ ‎навсегда.

Упадок ‎папского‏ ‎двора ‎был ‎заметен ‎во‏ ‎времена‏ ‎Александра ‎VI‏ ‎(Родриго ‎Борджа).‏ ‎Церемониймейстер ‎Георг ‎Буркхардт ‎вспоминал ‎в‏ ‎своем‏ ‎дневнике, ‎что‏ ‎в ‎1501‏ ‎году ‎в ‎апостольском ‎дворце ‎обедали‏ ‎пятьдесят‏ ‎куртизанок,‏ ‎которые ‎после‏ ‎обеда ‎обнаженными‏ ‎танцевали ‎перед‏ ‎папой.‏ ‎На ‎момент‏ ‎избрания ‎кардинала ‎Родриго ‎Борджа ‎папой‏ ‎(11 ‎августа‏ ‎1492‏ ‎года), ‎у ‎него‏ ‎было ‎семеро‏ ‎детей ‎(четверо ‎– ‎от‏ ‎«официальной»‏ ‎фаворитки, ‎и‏ ‎трое ‎–‏ ‎от ‎других ‎женщин). ‎И ‎именно‏ ‎при‏ ‎нем ‎продажа‏ ‎индульгенций ‎и‏ ‎льгот ‎получила ‎такое ‎большое ‎развитие,‏ ‎что‏ ‎вызвала‏ ‎скандал ‎в‏ ‎обществе, ‎которое,‏ ‎казалось, ‎было‏ ‎готово‏ ‎проглотить ‎любую‏ ‎гнусность. ‎Инициативы ‎некоторых ‎понтификов ‎по‏ ‎прекращению ‎безудержной‏ ‎коррупции‏ ‎(конкретные ‎санкции, ‎учреждение‏ ‎религиозных ‎орденов,‏ ‎возрождение ‎богословских ‎учений) ‎были‏ ‎недостаточны:‏ ‎поэтому ‎протестантская‏ ‎Реформация ‎и‏ ‎ее ‎успех ‎стали ‎естественным ‎ответом‏ ‎на‏ ‎упадок ‎церкви.

Однако‏ ‎Реформация, ‎столь‏ ‎яростно ‎осуждавшая ‎церковную ‎коррупцию, ‎привела‏ ‎к‏ ‎разрыву‏ ‎общества ‎с‏ ‎господствующей ‎католической‏ ‎культурой ‎и‏ ‎к‏ ‎рождению ‎протестантской‏ ‎этики, ‎для ‎которой ‎характерно ‎мирское‏ ‎стремление ‎к‏ ‎наживе.‏ ‎Именно ‎Реформация ‎проложила‏ ‎дорогу ‎зарождающемуся‏ ‎капитализму ‎и, ‎в ‎известном‏ ‎смысле,‏ ‎поспособствовала ‎появлению‏ ‎городской ‎буржуазии.‏ ‎Франческо ‎Петрарка ‎в ‎одном ‎из‏ ‎своих‏ ‎писем ‎писал:‏ ‎«Для ‎нас,‏ ‎добрый ‎друг, ‎все ‎сделано ‎из‏ ‎золота,‏ ‎и‏ ‎рога, ‎и‏ ‎щиты, ‎и‏ ‎цепи, ‎и‏ ‎венцы‏ ‎[...] ‎Золото‏ ‎делает ‎из ‎свободных ‎- ‎рабов,‏ ‎а ‎из‏ ‎рабов‏ ‎– ‎свободных, ‎оно‏ ‎освобождает ‎королей‏ ‎[...]. ‎Благодаря ‎ему ‎мужчины‏ ‎получают‏ ‎репутацию ‎смелых,‏ ‎мудрых ‎и‏ ‎красивых».

Если ‎Марко ‎Поло ‎был ‎воплощением‏ ‎предпринимательского‏ ‎и ‎делового‏ ‎духа ‎XIV‏ ‎века, ‎то ‎надо ‎сказать, ‎что‏ ‎в‏ ‎1238‏ ‎году ‎в‏ ‎Лондоне ‎уже‏ ‎существовала ‎Ломбард-стрит,‏ ‎и‏ ‎на ‎ней‏ ‎действовало ‎четырнадцать ‎итальянских ‎банков, ‎а‏ ‎несколькими ‎годами‏ ‎позже‏ ‎в ‎Париже ‎было‏ ‎более ‎двадцати‏ ‎итальянских ‎банков. ‎Торговцы ‎и‏ ‎финансисты‏ ‎становились ‎силой,‏ ‎с ‎которой‏ ‎приходилось ‎считаться ‎даже ‎королям. ‎Семейство‏ ‎Риккарди‏ ‎из ‎Лукки‏ ‎профинансировало ‎завоевательный‏ ‎поход ‎английского ‎короля ‎Эдуарда ‎I‏ ‎на‏ ‎Уэльс;‏ ‎Фрескобальди ‎из‏ ‎Флоренции ‎давали‏ ‎деньги ‎его‏ ‎сыну‏ ‎Эдуарду ‎II‏ ‎для ‎войны ‎против ‎Шотландии; ‎Барди‏ ‎и ‎Перуцци‏ ‎из‏ ‎Флоренции ‎ссудили ‎Эдуарду‏ ‎III ‎необходимые‏ ‎средства, ‎чтобы ‎он ‎смог‏ ‎начать‏ ‎Столетнюю ‎войну‏ ‎против ‎Франции‏ ‎(и ‎в ‎качестве ‎залога ‎или‏ ‎гарантии‏ ‎возмещения ‎вложенных‏ ‎денег ‎выступало‏ ‎даже ‎личное ‎имущество ‎короля). ‎Несмотря‏ ‎на‏ ‎то,‏ ‎что ‎и‏ ‎светская, ‎и‏ ‎духовная ‎власть‏ ‎на‏ ‎протяжении ‎веков‏ ‎осуждали ‎ростовщичество ‎(сам ‎Иисус, ‎изгнал‏ ‎торговцев ‎из‏ ‎храма,‏ ‎а ‎в ‎иудаизме‏ ‎как ‎и‏ ‎в ‎исламе ‎взимание ‎процентов‏ ‎при‏ ‎ссуде ‎также‏ ‎запрещено), ‎оно‏ ‎продолжало ‎существовать ‎и, ‎в ‎конечном‏ ‎итоге,‏ ‎стало ‎основой‏ ‎современной ‎экономической‏ ‎системы.