О языке священных книг и принципах их перевода и исправления
«Ревнители священных текстов»
Обратимся к предисловию к Елисаветинской Библии 1751 г. Вспомним подход свт. Филарета. Все ли в порядке с лексикой славянского языка?
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Начало
Друзья, на создание сего проекта меня сподвигла непреодолимая любовь к переводу плюс непреодолимая необходимость оплаты своих счетов. Здесь будут публиковаться переводы текстов из книг, аудио и видео материалы с субтитрами и дублированным переводом. Пожалуйста, подписывайтесь(вы сможете отписаться в любой момент если захотите).
Перевод. «Как определить геноцид»
Оригинал Исаак Чотинер (интервьюер), Омер Бартов, New Yorker
На прошлой неделе газета «Таймс» опубликовала статью историка Омера Бартова, в которой поднимается вопрос о том, являются ли военные действия Израиля в секторе Газа геноцидом. «Я считаю, что нет никаких доказательств того, что сейчас в Газе происходит геноцид, хотя вполне вероятно, что происходят военные преступления и даже преступления против человечности», — написал Бартов. «Это означает две важные вещи: во-первых, нам нужно определить, что мы видим, и, во-вторых, у нас есть шанс стабилизировать ситуацию, прежде чем она станет хуже». (По данным Министерства здравоохранения Газы, было убито более одиннадцати тысяч палестинцев. Представитель Госдепартамента заявил перед Конгрессом, что «весьма вероятно», что эта цифра даже выше, чем сообщается).
Бартов, родившийся в Израиле и в настоящее время преподающий в Брауновском университете, является одним из ведущих исследователей Холокоста, а также политики Германии во времена Третьего рейха. В многочисленных книгах и эссе он пытался объяснить, как нацистская идеология проявлялась во всем гитлеровском режиме, особенно в его вооруженных силах. Бартов закончил свою последнюю статью словами: «Еще есть время помешать Израилю допустить, чтобы его действия превратились в геноцид, мы не можем больше ждать». Недавно я разговаривал по телефону с Бартовым. В ходе нашей беседы мы обсудили, как точно определить геноцид, как важно установить намерения при навешивании ярлыка геноцида и почему сосредоточение внимания на терминологии может быть важным для предотвращения массовых злодеяний.
— Что отличает геноцид от преступлений против человечности или этнических чисток?
В международном праве существует четкое разграничение. Военные преступления были определены в 1949 году в Женевских конвенциях и дополнительных протоколах. Это серьезные нарушения законов и обычаев войны и международных вооруженных конфликтов, и они могут быть совершены как против комбатантов, так и против гражданского населения. Одним из аспектов таких преступлений является использование непропорциональной силы: степень вреда, причиненного гражданскому населению, должна быть пропорциональна вашим военным целям. Это могли быть и другие вещи, например жестокое обращение с военнопленными.
Преступления против человечности не определены резолюцией ООН, но они определены Римским статутом, который сейчас является основой деятельности Международного уголовного суда. Речь идет об истреблении или других преступлениях против гражданского населения, и это не обязательно должно происходить во время войны, тогда как военные преступления, очевидно, должны происходить в контексте войны.
Геноцид — это немного странное явление, поскольку Конвенция о геноциде 1948 года [Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него] определяет геноцид как «намерение уничтожить, полностью или частично, национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». И это «как таковую» имеет значение, потому что это означает, что геноцид на самом деле является попыткой уничтожить группу, а не отдельных лиц в этой группе. Этого можно добиться, убивая членов группы. Этого также можно достичь другими способами, например, морить их голодом или отбирать у них детей, или делать что-то еще, что приведет к исчезновению группы, а не к убийству ее отдельных лиц.
— Да, я собирался спросить о слове «уничтожить» и о том, ясно ли, что оно означает «убить».
Нет, это не так. Теперь, как правило, не только в народном воображении, но и в законодательстве, часто ассоциация связана с убийством. Когда Рафаэль Лемкин придумал этот термин — он был польским еврейским юристом, приехавшим в Соединенные Штаты во время Холокоста, — он говорил конкретно о культурном геноциде, то есть, когда вы на самом деле просто уничтожаете группу как группу. Допустим, вокруг могут быть евреи, но они уже не знают, что они евреи, или вы заберете у них всех детей, и, следовательно, продолжения этой группы не будет. Это не обязательно означает убийство. В Австралии или Канаде, где было изъято детей из числа коренных народов, это было определено как геноцид.
— Текущий пример, который люди часто используют, — это то, что происходит с уйгурским населением в Китае, хотя, насколько нам известно, кампаний массовых убийств не проводится.
Да, уничтожают их культуру.
— Используется ли термин «этническая чистка» больше для обозначения изгнания людей с определенной территории?
Да, так что разница между геноцидом и этнической чисткой примерно в том, что при этнической чистке вы хотите переселить людей с территории, которую хотите, и тогда они смогут идти куда захотят. При геноциде вы нацелены на группу, неважно, где она находится. Но следует сказать, что этническая чистка на самом деле не имеет четкого определения в международном праве и подпадает под различные другие категории преступлений против человечности. Нет никакой конвенции об этнических чистках. И последнее, что очень важно, это то, что этнические чистки обычно или часто предшествовали геноциду. Это действительно произошло во время геноцида гереро, начавшегося в 1904 году, и геноцида армян, начавшегося в 1915 году. Холокост, возможно, начался как этническая чистка, как изгнание евреев с территорий, контролируемых Германией, а затем, когда некуда было переселяться. Немцы сказали: «Ну, мы могли бы их убить». Значит, между ними есть связь.
— Гереро были людьми на территории современной Намибии, и вы имеете в виду поведение немцев по отношению к ним, верно?
Верно. Немецкая армия отправляется туда для подавления восстания. Немецкий генерал издает приказ об уничтожении. Это первый современный приказ об уничтожении. Но по сути он им говорит, что им следует отправиться в пустыню Калахари, и очевидно, что они, скорее всего, там погибнут, особенно потому, что немцы отрезали их от всех водопоев. Таким образом, геноцид осуществляется путем изгнания их со своей территории в пустыню. Именно это изначально делают с армянами османские власти. Они просто отправляют их в пустыню, через засушливые районы на территории нынешней восточной Турции и северной Сирии, где многие люди умирают, не будучи убитыми напрямую. Это частичное совпадение между некоторыми геноцидами и этническими чистками.
— Допустим, в стране произошел террористический акт, и страна начинает бомбить территорию, откуда произошел теракт и где он был запланирован, и в процессе этого начинает убивать большое количество мирных жителей. На что вы будете обращать внимание, чтобы определить, имели ли место преступления против человечности или, точнее, геноцид?
Первое и самое главное: определение геноцида начинается со слов «намерение уничтожить». Вам необходимо определить намерение: если эта армия отправится бомбить ту область, откуда пришли террористы, ее намерение должно состоять в том, чтобы уничтожить группу, которая напала на них в ходе террористического акта, и там было бы написано: «Вся эта группа должна быть уничтожена, потому что они все кровавые террористы», — это намерение, которое затем можно добавить к самим действиям, чтобы произвести то, что может быть геноцидом.
А если они придут и скажут: «Хорошо, эти террористы пришли из определенной группы, они находятся в определенном городе, у них есть определенные лагеря, и мы собираемся бомбить эту организацию, и в ходе этого мы можем также убить много мирных жителей, но мы заинтересованы в убийстве именно этих террористов», тогда это может быть военными преступлениями или даже преступлениями против человечности, но это может и не быть геноцидом.
- В своей статье вы пишете: «Меня больше всего беспокоит при наблюдениях за разворачивающейся войной между Израилем и сектором Газа, то, что существует намерение геноцида, которое может легко перерасти в геноцидные действия. 7 октября премьер-министр Биньямин Нетаньяху заявил, что жители Газы заплатят »огромную цену» за действия Хамаса и что Армия обороны Израиля (ЦАХАЛ) превратит части густонаселенных городских центров Газы »в руины». 28 октября он добавил , цитируя Второзаконие: «Вы должны помнить, что сделал с вами Амалик». Как известно многим израильтянам, в отместку за нападение Амалика Библия призывает «убивать одинаково мужчин и женщин, младенцев и грудных детей».
Можете ли вы подробнее рассказать об этом акценте на том, что говорят лидеры?
Огромное количество подобных высказываний исходит от Нетаньяху, который обычно более осторожен в своих словах. Президент государства Израиль также заявил, что ответственность несет не только ХАМАС, но и весь народ Газы. Министр обороны говорил о «человеческих животных» — и не всегда ясно, имеет ли он в виду ХАМАС или жителей Газы. Это тот язык, который использовался в нескольких геноцидах, когда вы постоянно дегуманизируете группу. Хуту поступали так с тутси, нацисты, очевидно, поступали так с евреями и так далее. А совсем недавно Ави Дихтер, министр «Ликуда», заявил: «Сейчас мы разворачиваем в Газе Накбу». Это отсылка к Накбе 1948 года — изгнанию палестинцев. Это явная цель этнической чистки.
Когда вы видите, что люди — политики, генералы и т. д. — постоянно заняты таким пустословием, это заставляет вас беспокоиться. В первую очередь это доходит до солдат. Это подстрекает людей ко все большему и большему насилию. Это дегуманизирует население, с которым они борются, и это происходит в ситуации, когда вы нападаете на организацию, которая глубоко укоренилась в очень густонаселенных районах с многочисленными гражданскими лицами. Все это, очевидно, заставляет вас беспокоиться, что это может стать чем-то более систематическим.
— Должно ли разрушение быть связано с идентичностью группы? Представьте лидера, который очень разгневан террористической атакой и просто хочет отомстить и убить много людей, и его не волнует, кто окажется на земле в городе, который он бомбит, по сравнению с тем, кто хочет убивать людей, потому что они являются членами группы.
Точно. В этом и состоит различие. И можно привести пример. Скажем, после Второй мировой войны у нас был Нюрнбергский трибунал, да? Это было, помимо прочего, правосудие победителя. Никто не был привлечен к ответственности за ковровые бомбардировки немецких и японских городов, в которых погибли сотни тысяч мирных жителей. Какова была стратегия американцев и британцев при бомбардировке городов Германии или Америки при бомбардировке зажигательными, а затем ядерными бомбардировками японских городов? Целью было не уничтожить немецкий народ как таковой или японский народ как таковой. Целью было выиграть войну, и они делали это всеми возможными способами, и делали это очень жестоко, и впоследствии вполне можно было бы счесть эти действия военными преступлениями. Но целью не был геноцид в том смысле, что они не были заинтересованы в уничтожении японского народа и культуры или немецкого народа. И действительно, сразу после войны они начали восстанавливать эти страны. Так что это различие. С этической точки зрения вы можете сказать: «Война ужасна, и люди не должны делать все это», но это юридические различия, и, на мой взгляд, они действительно имеют значение. Важно провести это различие.
Почему это важно?
Важно сказать, это убийство первой степени или убийство второй степени? Даже когда вы говорите о насилии, о подлых действиях, это помогает увидеть разницу. В данном случае, в частности, немцы убили много мирных жителей, а американцы убили много мирных жителей. Есть ли разница между ними? Я думаю, что важно провести это различие. Важно даже проводить различие между советскими убийствами большого количества людей и тем, что сделали немцы. [Ну, спасибо, конечно — прим. Е.Н.] В наши дни консерваторы всех мастей игнорируют это различие, когда появилась новая историография, говорящая: «Ну, они были такими же, как нацисты». Разница в том, что если бы немцы закончили войну победителями, они бы фактически поработили и убили миллионы, миллионы и миллионы людей. После того, как Советы очень жестоко выиграли войну против Германии, с множеством изнасилований и всего такого, в Восточной Германии установилась диктатура. Но они больше не убивали людей массово, поэтому они не занимались геноцидом. Это имеет значение даже с точки зрения морали, где обе вещи могут быть ужасными. [Так-то большинство гражданских потерь Германии и практически 100% гражданских потерь Японии — это именно убитые западными союзниками — прим. Е.Н.]
Вы сказали об убийствах первой и второй степени, но, возможно, можно провести аналогию с преступлениями на почве ненависти, которые вызывают особое отвращение, даже если утилитарные цели конкретного преступления на почве ненависти такие же, как и у обычного преступления.
Да.
Как вы относитесь к случаю, когда намерением может быть не уничтожение народа, а когда эти люди считаются менее человечными, чем вы, и вас не волнует, сколько из них умрет. Как мы думаем об этом в контексте геноцида?
Даже если ваше намерение не состоит в том, чтобы уничтожить группу как таковую, но функционально именно это вы и делаете, и большая часть вашей риторики направлена на обращение с этими людьми как с недочеловеками, тогда вы находитесь в своего рода серой зоне перед хорошо спланированным и продуманным геноцидом. Но это важное различие. Я не думаю, что политики в Израиле на самом деле думают о геноциде. Они используют этот язык и проводят политику, которая продвигает в этом направлении, но они не считают себя виновниками геноцида.
Часть того, что происходит на местах, заключается в том, что если вы вытесните большое количество людей из их домов, если вы затем втисните их на гораздо меньшую территорию, вы разрушите дома, из которых они пришли, если они не получат достаточно инфраструктуры, еды, воды, медицинской помощи, и они начинают массово умирать, возможно, вашей целью было выиграть военную кампанию и сделать это как можно безжалостнее и быстрее, зная, что ваши политические часы на исходе, но результат начинает выглядеть все более и более как геноцид.
Почему вам захотелось написать эту статью именно сейчас? Вы объяснили, почему вы считаете морально важным отличать геноцид от других вещей, но есть ли более практическая причина?
Да, послушайте, очевидная причина в том, что когда вы изучаете геноцид, вы всегда оглядываетесь назад и говорите: «Были все эти признаки того, что это произойдет, и почему никто ничего не предпринял ничего по этому поводу или, по крайней мере, не предупредил, что это вот-вот произойдет?» И обычно были люди, которые били в колокола. Вместо того, чтобы ждать, пока что-то произойдет, лучше предупредить.
Масштабы насилия совершенно иные, чем все, что происходило раньше в секторе Газа. Менталитет другой. Степень ярости разная. И как только вы начнете об этом говорить, это действительно может оказать влияние как на тех, кто может остановить это снаружи, особенно на американскую администрацию, так и на некоторых людей внутри, которые говорят: «Подождите, мы втягиваемся в то, чего не собирались делать».
Вы служили в ЦАХАЛе, верно?
Да, служил.
Где вы служили и когда?
Что ж, меня призвали в январе 1973 года, поэтому я участвовал в войне 73-го года, которую мне посчастливилось провести на иорданском фронте. К счастью, иорданцы не напали на нас в той войне. А потом меня перевели в так называемый сирийский анклав. Это произошло после войны, когда израильские войска находились в глубине Сирии. И вот я провел несколько недель на позициях типа Первой мировой войны, каждый день подвергаясь обстрелам и теряя людей вокруг себя.
Считаете ли вы, что служба изменила ваше отношение к Израилю?
Нет. Нет. На меня повлияли две вещи. Одним из них стало начало войны 1973 года. Когда я учился в средней школе, в начале семидесятых, и я учился в своего рода прогрессивной средней школе в Тель-Авиве, мы уже протестовали против оккупации, маршировали и говорили: «Оккупация развращает». В то время в Египте были сторонники мира, Анвар Садат. Моше Даян, бывший министр обороны, сказал знаменитую фразу: «Лучше Шарм-эль-Шейх без мира, чем мир без Шарм-эль-Шейха», имея в виду: «Лучше сохранить Синай». Нам не нужен мир. Мы достаточно сильны, потому что посмотрите, что мы с ними сделали в 67-м».
А потом случилась война. Три тысячи израильских солдат были убиты, десять тысяч ранены. Представители моего поколения по сей день страдают от такого рода посттравматического стрессового расстройства. И действительно, 7 октября, я думаю, разбудило это во многих из них. Они действительно были дважды потрясены тем, что произошло в 73-м.
Итак, первое, о чем я подумал, это та война. Многие из нас думали, что войны можно было избежать. Руководство страдало от того, что я называю эйфорией власти. И это именно то, что произошло сейчас. Война научила меня тому, что есть войны, которых можно избежать. Вы думаете, что сможете сохранить то, что у вас есть, потому что вы достаточно сильны, чтобы сохранить это, и в конце концов все это рушится вам на голову.
Во-вторых, я немного послужил солдатом-оккупантом. Я был командиром взвода и шел по улице, а за мной на солнце шла шеренга солдат. Люди прячутся за окнами, смотрят на вас и боятся вас. Вы их тоже немного боитесь, потому что не знаете, бросят ли они в вас гранату или что-то в этом роде. Вы чувствуете, что вам там нечего делать. Вы думаете: «Почему я здесь?» Я действительно отчетливо помню это ощущение. Несколько поколений молодых израильтян провели большую часть военной службы в качестве полицейских, охраняя оккупированное население. Что это делает с оккупированными и что это делает с оккупантами? Происходит взаимная дегуманизация, которая заканчивается такими ужасами, какие мы видели и видим до сих пор. Это медленный процесс, но это тот вид морального разложения, который, мне кажется, я начал ощущать уже в очень молодом возрасте.
Перевод. Как воюет ХАМАС?
Мехул Шриваставава, Джон Пол Рэтбоун, Рая Джалаби, Financial Times
На протяжении более чем десятилетия военное руководство Израиля неохотно признавало одну главную черту врага в Газе: Хамас умел выжидать своего часа. «Пусть зверь спит, пока вы не будете готовы», — такова была мантра Махмуда Аджрами, ветерана палестинского вооруженного подполья, воспитавшего целое поколение боевиков Газы.
Примеров было предостаточно. В 2018 году ХАМАС опубликовал изображения израильских солдат, находящихся под прицелом снайперов — выстрел так и не был сделан, даже несмотря на то, что израильтяне стреляли по протестующим у пограничного забора. На другом видео видно, как боевики уничтожают военный автобус ракетой «Корнет», но ждут, пока солдаты высадятся, а водитель сделает перекур. Очевидная сдержанность была истолкована Израилем как признак того, что ХАМАС ограничивает насилие. Но по мнению Аджрами, группировка боевиков просто ждала возможности втянуть Израиль в битву в тот момент, который она выбрала. «Приведите зверя ко мне, и мы уничтожим его вместе», — пообещал он боевикам возле своей роскошной виллы в 2021 году, после того как ХАМАС заявил о победе над Израилем в 11-дневной войне, которая включала жестокий обмен ракетными ударами — но никаких наземных войск.
Поводом для сухопутной операции послужило 7 октября, когда боевики Хамаса прорвались через израильские города и военные посты, убив более 1400 человек и взяв в заложники 230 человек, по данным израильских властей. Это крупнейшая трагедия еврейского государства с момента его создания. По словам палестинских официальных лиц, масштабы и ужасы нападения вовлекли Израиль в самую крупную за всю историю военную операцию в секторе Газа: воздушные удары и артиллерийские обстрелы сравняли с землей часть анклава, в результате чего погибло более 8000 человек. Имея на своей стороне технологическое превосходство и мощное вооружение, Израиль начал свое первое наземное наступление в секторе Газа почти за десятилетие.
С вечера пятницы авангард с танками «Меркава» двинулся в практически безлюдные районы в северной части Газы. Но в нескольких минутах езды находятся лагеря беженцев Аль-Шати и Джабалия, а затем город Газа, сердце политической и военной машины Хамаса.
«Пока ЦАХАЛ вторгается в сектор Газа, ХАМАС имеет преимущество своей территории — и они готовы», — предупредила Девора Марголин, старший научный сотрудник Вашингтонского института ближневосточной политики Блюменштейна-Розенблума.
Еще в августе генерал-майор Ицхак Брик, бывший военный омбудсмен, предупредил, что Израиль «не готов к войне». Его солдаты не участвовали в крупных наземных сражениях с 2014 года — когда ЦАХАЛ в последний раз размещала войска в секторе Газа — и ее высшее руководство поглощено потенциальными угрозами со стороны Ирана, а не территории по соседству. Между тем, по словам военных чиновников и аналитиков, ХАМАС стал сильнее в военном отношении с 2008-09 годов, когда он впервые отразил наземное нападение Израиля. Даже тогда военное крыло Хамаса, бригада Аль-Кассам, выставило 16 000 бойцов наряду с 2 000 профессиональных боевиков. Сейчас, по данным ЦАХАЛ, у него имеется до 40 000 элитных бойцов, а также арсенал беспилотников и около 30 000 ракет. С 7 октября было выпущено 8500 ракет, истощив израильские перехватчики «Железный купол». Эмиль Хокаем, директор по региональной безопасности в Международном институте стратегических исследований в Лондоне, заявил, что ХАМАС обучали «лучшие в своем деле», имея в виду элитную КСИР Ирана и его лучших «прокси» — «Хезболлу» в Ливане.
«Это хорошо умеющая учиться организация, которая несколько раз воевала с израильскими силами», — сказал Хокаем. «Хамас очень хорошо знает свою территорию и будет защищать ее яростно и изобретательно». Во время атаки 7 октября боевики уже показали, что они могут провести тщательно скоординированную операцию, в которой участвовало не менее 1500 террористов, атакующих Израиль с суши, воздуха и моря под прикрытием шквала из 3000 ракет, который почти сокрушил израильскую систему «Железный купол». В секторе Газа Хамас вырыл гигантскую сеть глубоких бомбоустойчивых туннелей и снабдил их продовольствием, чтобы противостоять многомесячной израильской осаде. «Мы были готовы к [израильскому] наземному наступлению еще до того, как начали атаку», — заявил на прошлой неделе газете Financial Times Али Бараке, высокопоставленный член политического руководства Хамаса в изгнании.
«У нас есть несколько сюрпризов для врага», — добавил он. — «Нам легче действовать в городах». Многие из военных уроков, которые Хамас извлек из опыта «Хезболлы», связаны с судьбоносным моментом 1992 года, когда Израиль депортировал около 400 палестинцев, включая лидеров Хамас, в Ливан и бросил их в середине зимы на склоне горы на нейтральной полосе.
Преимущественно шиитский Иран и «Хезболла» увидели в этом возможность кооптировать суннитский «Хамас», после того, как они развили палестинский «Исламский джихад» в секторе Газа, небольшую группировку боевиков, которая также участвует в этой битве. Израильские официальные лица заявляют, что «Хезболла» помогла ХАМАС технологиями и обучением. С тех пор Бейрут стал домом для нескольких руководителей Хамас, и со временем Хамас начал наращивать военное присутствие в Ливане, о чем свидетельствует взрыв предполагаемого склада оружия Хамас в Тире в конце 2021 года. С тех пор ХАМАС постоянно повышает качество своего вооружения, занимается контрабандой компонентов для преобразования беспилотных аппаратов в высокоточное управляемое оружие и даже создает подводный беспилотник. По данным ХАМАС, в настоящее время группировка производит переносные зенитные ракеты «Мутабар-1», которые, по их словам, могут уничтожать израильские вертолеты, а также противотанковые ракеты «Аль-Ясин», которые, якобы могут пробивать броню израильских танков «Меркава».
ХАМАС разработал городской стиль ведения войны, обусловленный необходимостью противостоять технологическому и воздушному превосходству Израиля, сводя битву к жестоким уличным боям. «Хамас — это скорее Вьетконг, чем ИГИЛ», — сказал Хокаем, имея в виду боевиков-коммунистов, которые в конечном итоге разгромили силы США во время войны во Вьетнаме, и группу джихадистов, которую Израиль сравнивает с Хамасом. Точно так же, как Вьетконг сделал во Вьетнаме, Хамас превратил Газу в крепость из баррикад и мышиных нор, включая 400-километровую сеть туннелей, в которых боевики могут укрываться во время авиаударов Израиля и использовать их для атак на израильские силы с тыла. По мере того как израильские войска продвигаются глубже в Газу, ХАМАС, скорее всего, попытается использовать наземные засады, быстрые удары и замаскированные бомбы, чтобы измотать израильскую армию резервистов, состоящую в основном из гражданских лиц, и обескровить ее в уличных боях.
Билал Сааб, научный сотрудник аналитического центра Chatham House в Лондоне, сказал: «Хамас не имеет кодифицированной доктрины. Его подход в основном заключается в том, чтобы нанести как можно больший ущерб израильтянам, используя сочетание гибридных и обычных сил». «Операции также сильно децентрализованы. Существует своего рода ячеистая военная структура, где каждая рота действует самостоятельно», — сказал он.
Пропагандистские операции ХАМАСа являются еще одним важным компонентом. Сбитые израильские вертолеты, уничтоженные танки или пленные солдаты помогут группировке боевиков создать образ победы, считают военные аналитики. В то же время ракеты, выпущенные из скрытых пусковых установок, направлены на то, чтобы перенести борьбу вглубь израильской территории и укрепить базу поддержки ХАМАС — например, когда международный аэропорт Бен-Гурион в Тель-Авиве был закрыт во время 50-дневной войны 2014 года. Еще один урок, который ХАМАС перенял у других группировок боевиков, — это важность защищенной связи. В то время как «Хезболла» построила собственную оптоволоконную сеть, «Хамас» поддерживает оперативную безопасность, перейдя в «каменный век» и используя проводные телефонные линии, избегая при этом устройств, которые можно взломать или запеленговать.
Одна из причин, по которой Израиль не смог предсказать нападение 7 октября, по словам одного израильского чиновника, заключалась в том, что он прислушивался к «неправильным репликам». Важнейшая военная информация тем временем передавалась либо через эту «аналоговую» систему, либо через другую зашифрованную систему, возможно, импортированную из Ирана, которая была неизвестна Израилю. Это ловкость рук, которая является мощным предупреждением о наземном нападении Израиля.— Что еще они скрывали? На этот вопрос ответил израильский чиновник: «Вы не думаете, что мы задаем себе тот же вопрос?»
Перевод: Было ли писателю когда-нибудь труднее зарабатывать на жизнь?
ОРИГИНАЛ Кейт Дуайер, «Эсквайр»
В начале августа, после того как Эндрю Липштейн опубликовал свой второй роман «Веган», несколько близких людей спросили, планирует ли он бросить свою основную работу по разработке продуктов в крупной финансово-технологической компании. Несмотря на публикацию двух книг в престижном литературном издательстве «Фаррар, Штраус и Жиру», Липштейн не собирался уходить; он считает разработку продуктов своей «карьерой», и он не сможет содержать свою растущую семью исключительно за счет доходов от написания романов. «Я разочарован, что вынужден говорить это людям, потому что благополучный выход романов кажется им признаком успеха», — сказал он. — «Если я не обеспечиваю себя писательством, то тем, кто не знает реальности этого ремесла, это в каком-то смысле кажется провалом».
Миф о Писателе занимает важное место в нашем культурном сознании. Когда большинство читателей представляют себе автора, они представляют себе очкастого ученого, который просыпается на рассвете в доме, напоминающем монашескую келью, набитом книгами и окруженном природой. Писатель заваривает кофе и садится за специальный письменный стол для сотворения каждодневных утренних страниц. Он делает перерыв на обед — или, возможно, на утреннюю зарядку, — во время которой у них возникает ага! -момент о сложной сюжетной точке. Подобная эстетика образа жизни — это «то, во что мы давно хотели поверить», — сказал Пол Богардс, опытный книжный публицист, работавший с такими людьми, как Джоан Дидион , Донна Тартт и Роберт Каро. «Это правда для очень небольшой группы писателей. И делать так становится все труднее и труднее».
Несколько лет назад литературный агент сказал мне, что «написание книг — это не карьера», и это было не совсем уместно в тот момент. Конечно, написание книг — это карьера! — думала я. Этот агент имел в виду следующее: написание книг — это не только карьера, это еще и работа . Без каких-либо других источников дохода маловероятно, что кто-то сможет свести концы с концами или поддерживать семью писанием романов. У большинства писателей есть повседневная работа, а большинство тех, у кого ее нет, либо имеют источники независимого дохода, либо одновременно занимаются несколькими проектами, часто в разных сферах, таких как кино, журналистика и аудио.
«После того, как автор продает свою первую книгу, мы всегда предостерегаем его от увольнения с основной работы, даже если успех значителен», — сказала давний редактор Knopf Дженни Джексон, которая сама попала в список бестселлеров New York Times со своим дебютным романом «Ананасовая улица» годом ранее. «Это не обязательно та сумма денег, которая изменит жизнь. Если вы слышите, что кто-то получает 300 000 долларов за свою книгу, это звучит потрясающе. Но на самом деле, действительно ли это дает им пять лет, чтобы написать книгу?»
Есть два взгляда на работу писателей с полной занятостью. Первый — нужно найти такое занятие, которое не истощает ваши творческие резервы, — говорит Джексон, ссылаясь на ее автора Эмили Сент-Джон Мэндел, которая заказывала корпоративные поездки во время написания «Станции одиннадцать». «И обратная сторона, — добавила она, — это писатели, которые преподают, потому что они целый день занимаются чем-то, что задействует те же части их мозга, что и их письмо». Пол Юн, автор книги «Улей и мед», преподает в Гарварде; он сказал, что обстановка в классе позволяет ему «входить и выходить» из своего художественного свободного пространства, «и иметь возможность включить его быстрее». Обучение писательскому искусству на высоком уровне также приносит пользу для здоровья и чувство общности с другими авторами, которые преподают. (Но, конечно, эти рабочие места высококонкурентны; многие рабочие места в академических и издательских сферах плохо оплачиваются, что делает их по своей сути исключительными).
Тем не менее, некоторые писатели все же увольняются с работы, например Ванесса Чан, чей роман «Буря, которую мы устроили», обещает стать прорывным дебютом 2024 года. Она пошла на риск, оставив должность старшего директора по связям с общественностью Meta, и дала себе два года на то, чтобы написать и продать свою книгу. «У меня было достаточно сбережений, чтобы прокормить себя в течение года или двух, прежде чем я получила аванс, который был достаточно значительным, чтобы я могла писать полный рабочий день», — сказала она. Если бы ей не удалось сделать это за два года, она бы вернулась в корпоративные коммуникации.
«Аванс» за книгу — это аванс в счет гонорара, так что автор, получивший аванс в размере 300 000 долларов, не получит другого чека (кроме продажи прав на экранизацию или дополнительных прав), пока он не продаст достаточно экземпляров книги, чтобы «заработать». Для большинства книг в твердом переплете гонорар составляет три или четыре доллара (в то время как электронные книги — два доллара, а книги в мягкой обложке — один доллар), так что писатель, получивший аванс в размере 300 000 долларов — редкость в наши дни — должен будет продать примерно 40 000 экземпляров, прежде чем начнутся выплаты роялти.
Кроме того, каждая последующая сделка с книгой будет оцениваться по объему продаж предыдущих книг. «Подавляющее большинство книг не приносит прибыли», — утверждает Джексон. «И поэтому писатель не сможет получить эти 300 000 долларов во второй раз».
«Мы всегда предостерегаем их от увольнения с основной работы».
По мнению Дэна Синикина, автора книги «Большая фантастика: как конгломерация изменила издательское дело и американскую литературу», миф о Писателе и комфортной жизни, вероятно, никогда не был реальностью для большинства. «Здесь нет никакой истории Золотого века», — сказал он. В 1907 году У. Т. Ларнед написал в журнале Life Magazine жалобу, что средний успешный писатель может заработать на книге 20 000 долларов в сегодняшних деньгах. А в 1981 году, по словам Синикина, исследования показали, что большинство писателей в США платили налоги ниже черты бедности. (Сегодня подавляющее большинство авансов за книги составляют менее 50 000 долларов.) [тут был фрагмент о медстраховке и налогах американских писателей, я его вырезал — прим. Е.Н.]
В наши дни кажется, что единственный способ для писателя, работающего полный рабочий день, обеспечить финансовую стабильность и комфортную жизнь — это написать Большую Книгу — но это почти полностью находится за пределами его контроля.
Сегодняшние Большие Книги колоссальны. Опра Уинфри, Риз Уизерспун, «Доброе утро, Америка» или Дженна Буш Хагер, способны обеспечить несколько тысяч, десятков, а то и сотен тысяч тиража. Иногда доходит до миллионов экземпляров, если принять во внимание аудио, электронные книги и книги в мягкой обложке. (Во время судебного разбирательства по делу Penguin Random House против Министерства юстиции в 2022 году стало общеизвестно , что 4% книг приносят 60% прибыли). Тем не менее, хотя общий объем продаж книг в 2020 году увеличился — и все еще находится на заоблачном уровне — рост затраты на печать, доставку и бумагу сокрушает издателей. Таким образом, несмотря на огромный спрос публики на книги, многие издания испытывают дефицит.
Это возвращает нас к сегодняшнему деловому климату, когда большинство изданий, по словам Синикина, продаются тиражом менее 5000 экземпляров. «По разным подсчетам, на сегодняшний день только от 2% до 12% книг продаются тиражом в 5000 экземпляров и более», — сказал он.
На фоне этих бюджетных проблем, когда издательства тратят большую часть рекламных усилий на несколько изданий, от писателей теперь ожидается, что они станут представителями своих книг. По оценкам Джексон, штатные авторы из ее списка тратят 20 часов в неделю на написание статей, проведение дискуссий, общение со своими поклонниками в социальных сетях, участие в PR-кампаниях и встречи с голливудскими шишками. Вот почему те, у кого есть основная работа — а это большинство в отрасли — должны относиться к публикации своей книги как к второй работе. И отчасти именно поэтому такой человек, как Чан (которая помимо прекрасного писательского мастерства имеет опыт работы в сфере связей с общественностью), имеет такие хорошие возможности для того, чтобы вырваться на свободу.
Когда руководители отделов издательского дома встречаются, чтобы обсудить проект, поясняет Пол Богардс, на ум приходит одно слово: «платформа». «Это сейсмическая разница в сегодняшнем мире, этот вопрос платформы: что автор собирается предложить?» — указал он. Вспоминая, как он начал работать в издательском деле в 1980-х годах, он сказал: «Знаете, что приносил автор? Сам текст как таковой». Насколько Богардс вспоминает ту эпоху издательского дела, все больше писателей зарабатывали себе на жизнь только писательством. У авторов также не было дополнительной работы по саморекламе; например, он вспоминает, что Джон Апдайк «в целом был сдержанным участником связей с общественностью». Другие писатели, такие как Кормак Маккарти, вообще избегали новых медиа. «Я не знаю, можно ли быть Кормаком Маккарти в мире, в котором мы живем сегодня», — сказал Богардс. Чтобы внести ясность, он добавляет: «Отсутствие платформы не помешает издателям приобретать хорошие книги». Тем не менее, платформа сегодня является неизбежной частью разговора, чего не было в 1970-х и 1980-х годах.
В то время писатели доходили до читателей более традиционными способами. По словам Синикина, в 1970-х и 1980-х годах в пригородах появились сетевые книжные магазины и торговые центры, что значительно увеличило продажи книг. (До 1970-х годов большинство американцев читали художественную литературу в таких журналах, как Harper’s, The New Yorker, Esquire, The Saturday Evening Post и The Atlantic). «В 1950-х и 1960-х годах такие писатели, как Норман Мейлер, Джеймс Болдуин и Трумэн Капоте стали культурными фигурами таким путем, какой сейчас трудно себе представить», — сказал Синикин. Даже в 1980-х и 1990-х годах писатели могли стать национальными знаменитостями благодаря обложкам журналов и выступлениям в ток-шоу. Сегодня, когда экономика внимания все больше раздроблена, писателям приходится конкурировать за зрительское внимание на наших маленьких экранах в надежде, что кто-то из этих зрительских глаз купит их книгу. Сейчас авторы в основном обращаются к читателям через социальные сети, где информационные бюллетени по электронной почте и рекламные акции в розничной торговле являются основными драйверами продаж книг.
По словам Синикина, последние 50 лет принесли писателям те же структурные стрессы, что и любому другому рабочему в Америке, а именно «сочетание инфляции и стагнации заработной платы». Так почему же так много писателей живут комфортно?
Они подрабатывают сценаристами. «Если у вас нет большого, огромного хита или удачного романа-бестселлера, вы, вероятно, оплачиваете свои счета с помощью работы на телевидении или в кино», — сказал Лоуэлл Петерсон, исполнительный директор Гильдии писателей Восточной Америки.
По его словам, до того, как экранизация «Выборов» изменила его жизнь, Том Перротта был «классической версией» своего поколения писателей, получив степень магистра творческого письма в Сиракузах в 1988 году, когда ему было около двадцати пяти лет. В последующие десять лет он преподавал в качестве адъюнкт-профессора в Йельском, Гарвардском и Бруклинском колледжах; работал корректором и рекламным копирайтером, а также литературным негром. В 1999 году, после того как фильм «Выборы» стал хитом на большом экране, для Перротты все изменилось. «Я получил возможность написать несколько телевизионных пилотных проектов», — сказал он. «Мне заплатили за то, чтобы я научился стать сценаристом. Мне платили в три раза больше, чем я зарабатывал преподавателем в Гарварде».
В 2010-х годах был момент, когда дипломированные авторы программ художественной литературы заканчивали обучение прямо в кабинетах телевизионных сценаристов. «Когда мы работали над „Оставленными“, к третьему сезону половина наших авторов пришла из программ по написанию художественной литературы», — сказал Перротта, который был одновременно писателем, сценаристом и шоураннером. «Это был действительно интересный момент сближения этих двух литературных культур, которые долгое время были разделены».
Но в конце 2010-х годов, когда стриминговые сервисы сократили продолжительность телевизионных сезонов, писатели внезапно столкнулись с более короткими периодами работы, более длительными периодами безработицы и меньшим количеством возможностей подняться по карьерной лестнице.
Аяд Ахтар , драматург, лауреат Пулитцеровской премии и президент Американского ПЕН-клуба, считает, что идея о том, что писатели должны распыляться, чтобы сводить концы с концами, «говорит о недостаточном значении, которое мы придаем искусству в нашей культуре в целом». Хотя в «интенсивном, конкурентном характере» искусства, «подпитываемом американским капитализмом», есть свои преимущества, есть и существенные недостатки, сказал он. В конечном счете, поскольку писатели участвуют во множестве проектов одновременно, они учатся относиться к историям как к товару. По словам Ахтара, это влияет на то, какие истории рассказывают в Голливуде. «Писатели придумывают, как вписаться в систему, в которой руководители, которые в конечном итоге некреативны — и я не имею в виду это как уничижительное слово, просто как наблюдение факта — принимают решения о том, что будет работать, а что нет.
За годы и месяцы, предшествовавшие забастовке писателей этим летом, креативные руководители стриминговых компаний все чаще заменялись техническими руководителями, которые подталкивали индустрию к принятию производственных решений на основе наборов данных о типах историй, которые привлекают внимание аудитории. У Ахтара есть близкий друг (креативный руководитель), который последние полгода использует искусственный интеллект для написания сценариев. «Я прочитал сценарий, который они выпустили около двух с половиной месяцев назад. Это был, без сомнения, самый захватывающий телевизионный сценарий, который я читал за долгое время», — сказал он. Не потому, что это было хорошо , а потому, что, по его словам, «у него был мой номер точно так же, как у iPhone есть мой номер». Я перелистывал страницы, хотя по-настоящему не понимал, почему меня это волнует».
Соглашение Гильдии писателей, достигнутое 27 сентября, касается использования искусственного интеллекта и других опасений по поводу жизнеспособности написания сценариев как профессии. «Во всяком случае, это своего рода забастовка и контракт, ориентированные на будущее», — сказал Петерсон. Защита, касающаяся искусственного интеллекта (а также минимумов, льгот, возможностей для развития и эпизодической занятости), останется в силе до 2026 года, и «они станут основой для дальнейших переговоров». Писатели являются «одними из основных бенефициаров этого контракта», добавил Петерсон. «Может быть, не сразу, но идея состоит в том, чтобы сохранить это как жизнеспособную карьеру в будущем». Он надеется, что соглашение сделает сценарную карьеру жизнеспособной. Однако он продолжил: «Я надеюсь, что написание книг, журналистика и драматургия станут более жизнеспособными, чтобы люди могли выражать себя всеми этими способами».
Что касается Гильдии авторов, которая не может вести коллективные переговоры, поскольку она не является профсоюзом, Расенбергер заявил, что изучает способы, позволяющие ее членам предпринимать коллективные действия в рамках своих прав как независимых подрядчиков в книжном издательстве, предусмотренных Законом Норриса-Ла Гуардиа и Законом Клейтона. «Мы не хотим слишком сильно раздвигать границы, потому что не хотим, чтобы нас привлекли к ответственности, — сказала она, — но мы считаем, что это дает нам право предпринимать определенные действия без создания профсоюза. В отличие от Гильдии писателей, у нас не может быть коллективного договора».
Многие авторы смирились с идеей, что написание романов — это «карьера», а не «работа». Юн определяет писательство как «профессию, которой я занимаюсь», а «преподавание — это моя работа». Чан определяет «работу» как «то, что вы делаете, чтобы выжить, то, что нужно, чтобы зарабатывать деньги». Но продолжает: «Карьера — это то место, где вы обретаете чувство удовлетворения и, надеюсь, достижений, и тогда приятно иметь деньги».
Тем временем Липштейн считает писательство искусством; как он описал это: «Это форма самовыражения, и я чувствую себя обязанным это сделать». До публикации он написал не одну, не две, а пять рукописей, и ни за одну из них не получил ни копейки. «Если вы собираетесь стать писателем сегодня, вы должны быть вынуждены писать, независимо от того, сколько денег вы этим заработаете», — сказал он, — «потому что, вероятно, вы не заработаете достаточно, чтобы заниматься только этим».
Перевод. Как «Властелин колец» стал секретным оружием в культурных войнах Италии
Автор Джейми Маккей, Guardian
Джорджа Мелони и крайне правые прославляют сагу Дж. Р. Р. Толкина, одновременно захватывая ключевые культурные учреждения Италии.
Будучи давним поклонником Дж. Р. Р. Толкина, я уже давно чувствую себя расстроенным странной одержимостью Джорджи Мелони «Властелином колец». На протяжении многих лет ультраконсервативный премьер-министр Италии цитировала отрывки из интервью, делилась фотографиями, на которых она читает роман, и даже позировала со статуей волшебника Гэндальфа в рамках предвыборной кампании. В своей автобиографии-манифесте она посвящает несколько страниц своей «любимой книге», которую в какой-то момент называет «священным» текстом . Когда я прочитал на этой неделе новость о том, что министерство культуры Италии потратит 250 000 евро на организацию выставки Толкина в Римской Национальной галерее современного искусства и что Мелони будет присутствовать на открытии, я не мог не задаться вопросом: почему? Чего пытается добиться это правительство, столь агрессивно накладывая свой отпечаток на одну из самых любимых в мире фэнтезийных саг?
Мои итальянские друзья не понимают суеты. Они говорят, что это повседневная политика, простое упражнение по брендингу, призванное смягчить имидж Мелони. Возможно. Но есть и более глубокая и, откровенно говоря, более странная сторона этой истории. Когда «Властелин колец» впервые появился на итальянских полках в 1970-х годах, академик Элемир Золла написал короткое введение , в котором интерпретировал книгу как аллегорию о «чистых» этнических группах, защищающихся от заражения со стороны иностранных захватчиков. Сторонники фашистов в Итальянском социальном движении (MSI) быстро подхватили провокацию. Вдохновленные словами Золлы, они увидели в мире Толкина пространство, где они могли исследовать свою идеологию в социально приемлемых условиях, свободных от табу прошлого. Мелони, член молодежного крыла MSI, развила свое политическое сознание в этой среде. Будучи подростком, она даже посещала «Лагерь Хоббита» — летний лагерь, организованный MSI, участники которого наряжались в костюмы для косплея, подпевали народным балладам и обсуждали, как толкиновская мифология может помочь постфашистским правым обрести авторитет в обществе новой эпохи.
Очевидно, здесь речь идет о маргинальном движении. Но стоит признать, что, если вы проявите немного воображения, саги о Средиземье довольно четко вписываются в логику современного правого популизма. «Властелин колец» следует логике игры с нулевой суммой, коренящейся в католической метафизике. Есть «добрые» хоббиты и эльфы, которые отбиваются от «злых» орков. Здесь мало места нюансам. Хотя большинство из нас, вероятно, воспринимают «хороших» персонажей в аполитичных терминах, не требуется много усилий, чтобы подогнать это определение под националистические цели. В своей книге Мелони делает именно это. В какой-то момент она рассказывает нам, что ее любимый персонаж — миролюбивый обыватель Сэмуайз Гэмджи, «просто хоббит». Несколько страниц спустя она неявно сравнивает Италию с затерянным королевством Нуменор и цитирует призыв персонажа Фарамира к оружию из «Двух крепостей». В конечном счете, она, похоже, рассматривает работу Толкина как дидактическую антиглобалистскую сказку, гиперконсервативную эпопею, призывающую к полномасштабной войне против современного мира во имя традиционных ценностей.
Интерес Мелони к фэнтези, символам и великим повествованиям отличает ее от предыдущих лидеров. Все правительства Италии, левые и правые, используют культуру в своих политических посланиях. Несмотря на это, нынешняя администрация, похоже, нетипично одержима установлением контроля над общественным воображением. Одним из первых действий Мелони, пришедшего к власти, было назначение Джампаоло Росси , журналиста, известного своей защитой Владимира Путина, генеральным директором общественной телекомпании Rai. Полномочия организации в настоящее время переписываются и включают в себя обязательство продвигать «богатство деторождения и родительства». Затем она назначила Алессандро Джулии, консервативного критика и откровенного евроскептика, президентом самого важного музея современного искусства Рима Maxxi. На прошлой неделе правительство выдвинуло кандидатуру Пьетранджело Бутафуоко, общественного интеллектуала и бывшего члена центрального комитета постфашистской молодежной организации Fronte della Gioventù, в качестве следующего президента Венецианской биеннале. Накануне решения Бутафуоко заявил : «В этот раз ограды рухнут. Дом будет дан тем, у кого его до сих пор не было».
Соблазнительно игнорировать культурные войны как поверхностную предвыборную тактику: поляризующие аргументы, которые политики используют для разжигания страстей в преддверии выборов, и не более того. Действия Мелони напоминают нам, что есть и серьезная сторона. Летом, прямо в соответствии со сценарием Виктора Орбана, итальянское правительство предприняло драматический шаг, предоставив себе прямые полномочия назначать руководство Римского центра экспериментальной кинематографии, одной из самых важных киношкол Италии. Депутат Игорь Иецци обосновал это решение необходимостью «модернизировать» институт, добавив, что левые должны приложить усилия, чтобы «вырвать когти из культуры». Интересно, что правительство, похоже, не испытывает подобных сомнений по поводу явно растущего числа крайне правых издателей, которые переиздают книги фашистских авторов, таких как Джованни Джентиле и Юлиус Эвола, для нового поколения читателей (многие из этих издателей, кстати, используют «Властелин колец» для привлечения новой аудитории).
Вопрос, куда все это движется, остается неясным. Культурный проект Мелони все еще находится в зачаточном состоянии, и пока нет никаких признаков целостной государственной политики. Тем не менее, первые признаки вызывают беспокойство. За последний год многие поддались идее, что Мелони — «умеренный». Они влюбились в ее улыбки, ее застенчивый язык тела, ее новую модерацию языка. Однако под поверхностью скрывается глубоко тревожная культурная повестка дня.
Перевод. Сектор Газа: от деградации к уничтожению
ОРИГИНАЛ ПУБЛИКАЦИИ Автор Адам Туз
Готовясь к масштабной ответной операции против ХАМАС, Израиль приказал населению северной части сектора Газа эвакуироваться. По сути, ЦАХАЛ предупредил 1 миллион человек о неминуемых разрушениях. Мы знаем, почему ЦАХАЛ отдал такой приказ. Он хочет свести к минимуму жертвы среди гражданского населения. Но помимо практического и гуманитарного вопроса о том, куда должна идти такая огромная масса людей и как им прокормить себя, мы должны задаться вопросом: что это за место такое — Газа, где людям могут быть отправлены такие инструкции? Как можно таким образом распорядиться территорией, на которой проживает более 2 миллионов человек? Почему нет влиятельных групп, которые могли бы противостоять безжалостной логике военной кампании, которая просто обрекает город на разрушение? Как Газа и ее жители стали настолько изолированными, настолько объективированными?
****
Газа не всегда была такой. Выгодно расположенная в восточном Средиземноморье, Газа была местом поселения людей на протяжении более 5000 лет. Естественный пункт остановки для путешественников и торговцев, направлявшихся туда и обратно между Африкой и Азией, он занимал видное место в Ветхом Завете. Газа была членом филистимской конфедерации пяти городов прибрежной равнины. В Газе бывали царь Давид и Александр Македонский. Попав под власть Османской империи в 1516 году, будущий сектор Газа стал главным полем битвы в борьбе за контроль над Палестиной в ходе Первой мировой войны. Лишь после трёх крупных сражений британцам наконец удалось захватить его в 1917 году.
В соответствии с британским мандатом, во время беспорядков 1929 года небольшие, но давно существовавшие еврейские общины были эвакуированы в Тель-Авив из-за страха перед резней. В 1948 году, когда британцы ушли, египетские военные оккупировали прибрежную полосу вокруг Газы. Население в то время насчитывало около 80 000 палестинцев в четырех небольших городах: Газа, Дейр-эль-Балах, Хан-Юнис и Рафах. За считанные недели эта небольшая полоска земли стала местом убежища для более чем 150 000 беженцев, бежавших из деревень и городов на юге Палестины от этнической чистки, проводимой [еврейской боевой организацией] Хаганой. Результатом стало утроение населения и создание Газы, какой мы ее знаем сегодня, перенаселенной гаванью для беженцев.
После 1948 года ООН создала агентство БАПОР для поддержки палестинских беженцев в Иордании, Ливане, Сирии и на Западном Берегу, а также в секторе Газа. В течение следующих двух десятилетий под властью Египта население Газы имело доступ в Египет для работы и учебы.
Затем последовала война 1967 года и расширение израильского контроля на Синай и Западный Берег. Первая израильская перепись населения в Газе в 1967 году насчитала население в 394 000 человек, из которых не менее 60% были беженцами. Чтобы управлять территорией на расстоянии вытянутой руки, израильтяне приняли политику «открытых мостов» Моше Даяна. Военные свели к минимуму свое влияние, а сектор Газа и Западный Берег были максимально интегрированы в израильскую экономику. В 1981 году между сектором Газа и Египтом впервые были установлены официальная граница и пограничные контрольно-пропускные пункты, проходящие через пограничный город Рафах. Между тем, благодаря гораздо более высоким зарплатам, к 1980-м годам около 45 процентов рабочей силы Газы было занято в Израиле.
Результатом, учитывая относительный динамизм израильской экономики, стал значительный рост доходов в секторе Газа. Но именно в этот период Сара Рой придумала термин «деразвитие». Хотя уровень доходов в секторе Газа рос, как отметила Рой в 1987 году, он не развивался.
Палестинские рабочие были вовлечены в низкооплачиваемую работу в Израиле, подрывая собственный деловой сектор Палестины и положение собственного землевладения и буржуазных интересов Палестины. В период с 1970 по 1985 год, несмотря на рост ВВП Западного Берега и сектора Газа, общая занятость в палестинской экономике находилась в стагнации. Результатом роста реальных доходов и стагнации производства на палестинских территориях стал зияющий торговый дефицит с Израилем.
Этот крайне неравный обмен был пронизан разочарованием и негодованием. В то время как рынок труда для израильских граждан жестко регулировался, права работников обеспечивались влиятельными профсоюзами, палестинские рабочие функционировали как гибкая и бесправная резервная трудовая армия, которую можно было нанимать и увольнять по своему желанию.
Дискриминация и низкая оплата труда усугублялись экономическим кризисом в Израиле в начале 1980-х годов, последствия которого наиболее тяжело ударили по палестинскому низшему классу. В 1987 году это недовольство вылилось в первую интифаду.
В декабре 1987 года автомобиль, перевозивший палестинских рабочих в лагере беженцев Джабалия в Газе, попал в автокатастрофу с израильским грузовиком, в результате чего погибли четыре человека. В результате последовавших за этим протестов и столкновений с израильскими военными возникла новая волна воинственности, которая безвозвратно изменила палестино-израильские отношения. Поскольку палестинские рабочие бойкотировали Израиль в форме националистической забастовки, Израиль в 1990-х годах систематически расширял набор иностранных рабочих из-за пределов региона. Бюро труда в Румынии, Таиланде и на Филиппинах увеличили количество иностранной непалестинской рабочей силы с 20 000 в 2993 году до 100 000 к 1996 году. Газа стала ненужной.
Тем временем на палестинских территориях возникли новые силы оппозиции. В первые дни 1987 года местные активисты Газы, связанные с египетскими «Братьями-мусульманами», сформировали новое движение, которое в начале 1988 года получило название «Хамас». В то время как ООП, которая на протяжении десятилетий вела борьбу и переговоры от имени Палестины и к концу 1980-х годов стремилась к миру, Хамас вновь посвятил себя делу уничтожения Израиля и создания исламского государства.
Пока ООП обсуждала соглашения в Осло, боевики активизировали кампанию взрывов и нападений, направленных на подрыв мира. В ответ Израиль поставил сектор Газа под все более жесткий контроль. Результатом стала извращенная серия контрастов. В 1994 году, вдохновленные проектом Шимона Переса «Новый Ближний Восток», израильтяне и палестинцы заключили Парижские экономические соглашения, обещая интеграцию и сближение. Однако в то же время в ответ на нападения боевиков израильские силы безопасности неоднократно закрывали сектор Газа для внешнего мира. В 1994 году, после заключения соглашений, Израиль начал строительство первого проволочного забора по периметру Газы.
Взрыв второй интифады в 2000 году с нападениями смертников и стрельбой, а также массированными ответными действиями Израиля усилили блокаду сектора Газа. Теперь всю территорию окружала высокая стена. Международный аэропорт Газы, который должен был обеспечить Палестине доступ к остальному миру, не контролируемому Израилем или Египтом, открылся в 1998 году. Через несколько месяцев после 11 сентября 2001 года Израиль уничтожил антенну радара и разбомбил взлетно-посадочную полосу. Рыбная промышленность Газы, которая была основой ее экономики, была ограничена израильским военно-морским командованием для предотвращения контрабанды оружия.
И все же полная изоляция Газы была еще впереди.
В 2005 году израильское правительство под руководством Ариэля Шарона покинуло Газу, разрушив поселения, основанные на этой территории еврейскими колонистами. Затем в 2006 году ХАМАС одержал шокирующую победу на выборах в секторе Газа и после жестокой гражданской войны в 2007 году изгнал ФАТХ с территории. В ответ Израиль объявил Газу «враждебной территорией» и полностью осадил ее, и эта ситуация продолжается и по сей день. За первые три года осады из сектора Газа было разрешено выехать в общей сложности 259 коммерческим грузовикам, что фактически парализовало промышленность страны.
Последствием этого является не только физическая изоляция Газы, но и радикальное расхождение в экономическом развитии между Газой и Западным Берегом.
В то время как на Западном Берегу сохраняется модель зависимого экономического роста (деразвития в терминах Рой), экономика Газы практически не росла с 1990-х годов, а с тех пор, как ХАМАС пришел к власти в 2006 году, она не росла вообще. Если вспомнить о росте населения, это означает, что ВВП Газы на душу населения на душу населения сегодня составляет половину того, что было в середине 1990-х годов, и составляет одну треть от уровня, достигнутого Западным берегом. Уровень бедности в Газе превышает 50 процентов по сравнению с 14 процентами на Западном Берегу. До нынешнего конфликта уровень безработицы колебался между 40 и 50 процентами.
****
Находчивые люди, попавшие в такие отчаянные обстоятельства, прибегают к необычайным временным решениям. В секторе Газа наиболее примечательный этап борьбы за выживание и процветание пришелся на эпоху «туннельной экономики».
Сегодня мы слышим о туннелях в основном в военном контексте или как о местах для содержания заложников. Система туннелей Газы возникла в первую очередь как средство экономического выживания для получения доступа в Египет.
Отчет Николаса Пелэма о возникновении туннельной экономики из «Журнала палестинских исследований» в 2012 году стоит процитировать подробно:
Военный захват сектора ХАМАС летом 2007 года стал поворотным моментом в туннельной торговле. Осада, уже начавшаяся, была ужесточена. Египет закрыл КПП Рафах. Израиль назвал Газу «враждебным образованием» и после ракетного обстрела приграничных районов в ноябре 2007 года вдвое сократил поставки продовольствия и прекратил экспорт топлива. В январе 2008 года Израиль объявил о полной блокаде поставок топлива после ракетного обстрела Сдерота, запретив все категории гуманитарных поставок, кроме семи. Когда запасы бензина иссякли, жители Газы бросили машины на обочине дороги и купили ослов. В условиях израильской блокады на море и совместной египетско-израильской осады на суше назревал гуманитарный кризис в секторе Газа, угрожающий правлению Хамаса. Первая попытка исламистов разорвать мертвую хватку была нацелена на Египет как на более слабое звено. В январе 2008 года силы Хамаса снесли бульдозером часть стены на контрольно-пропускном пункте Рафах, чтобы позволить сотням тысяч палестинцев хлынуть на Синай. Хотя долго сдерживаемый потребительский спрос был освобожден, эта мера принесла лишь краткосрочное облегчение. В течение одиннадцати дней египетским силам удалось отогнать палестинцев обратно. Затем Египет усилил армейский контингент, охранявший запертые ворота, и построил укрепленную пограничную стену. По мере усиления блокады занятость в обрабатывающей промышленности Газы упала с 35 000 до 860 к середине 2008 года, а валовой внутренний продукт (ВВП) Газы упал на треть в реальном выражении по сравнению с уровнем 2005 года (по сравнению с 42-процентным ростом на Западном берегу за в тот же период).
Поскольку доступ на поверхность был закрыт, исламистское движение курировало программу промышленных подземных работ. Поскольку строительство каждого туннеля обходилось от 80 000 до 200 000 долларов, мечети и благотворительные сети запускали схемы, предлагающие нереально высокие нормы прибыли, продвигая финансовую пирамиду, которая закончилась катастрофой. Проповедники превозносили коммерческие туннельные предприятия как деятельность «сопротивления», а рабочих, погибших на работе, называли «мучениками». Силы национальной безопасности (НСБ), силы ПА, воссозданные Хамасом в основном из личного состава бригад Изз ад-Дин аль-Кассам (IQB), но также включающие несколько сотен перебежчиков из ПА (Фатх), охраняли границу, время от времени вступая в перестрелку с солдатами армии Египта, а правительство ХАМАС курировало строительную деятельность. В то же время муниципалитет Рафаха, управляемый ХАМАСом, модернизировал электросеть, чтобы обеспечить питанием сотни подъемников, оставил пожарную службу Газы в режиме ожидания и несколько раз тушил пожары в туннелях, используемых для перекачки топлива. Как объяснил Махмуд Захар, лидер Хамаса в Газе: «Ни электричество, ни вода, ни еда не поступали извне. Вот почему нам пришлось строить туннели». Частные инвесторы, в том числе члены ХАМАС, которые собрали капитал через сеть своих мечетей, сотрудничали с семьями, живущими по обе стороны границы. Юристы составили контракты для кооперативов на строительство и эксплуатацию коммерческих туннелей. В контрактах подробно указано количество партнеров (обычно от четырех до пятнадцати), стоимость соответствующих акций, и механизм распределения прибыли акционеров. Типичное партнерство охватывало самые разные слои общества Газы, включая, например, носильщика на наземном контрольно-пропускном пункте Рафах, сотрудника службы безопасности бывшей администрации ПА, сельскохозяйственных рабочих, выпускников университетов, сотрудников неправительственных организаций (НПО) и землекопов.
Абу Ахмад, который зарабатывал 30–70 шекелей в день в качестве водителя такси, вложил драгоценности своей жены на сумму 20 000 долларов в партнерство с девятью другими людьми в проекте по строительству туннеля. Инвесторы могли быстро окупить свои затраты. Полностью готовый к эксплуатации туннель может окупить затраты на его строительство за месяц. Поскольку каждый туннель находится в совместном ведении партнерства по обе стороны границы, владельцы Газы и Египта обычно делят доходы поровну.
Накануне операции «Литой свинец» в декабре 2008 года их число выросло как минимум до пятисот из нескольких десятков преимущественно фракционных туннелей в середине 2005 года; Доход от туннельной торговли увеличился в среднем с 30 миллионов долларов США в год в 2005 году до 36 миллионов долларов США в месяц, смягчая в некоторой степени резкий спад экономики Газы, вызванный международным бойкотом.
ХАМАС регулировал туннельную торговлю с помощью туннельного комитета. Он взимал плату, организовывал безопасность и регулировал виды продаваемых товаров. Как пишет Таннира (2021) в превосходном сборнике «Политическая экономия Палестины»:
Под опекой Хамаса мелким бизнесменам было разрешено инвестировать капитал в строительство туннелей средней сложности, обеспечивающих поток товаров и материалов. Рабочие туннелей также были включены в число собственников этих туннелей, так что у них была определенная квота доходов, получаемых от отдельных туннелей. В то же время ХАМАС получал от 25 до 40% доходов от туннелей… Торговцы воспользовались значительно более низкими ценами на товары, контрабандно ввозимые из Египта… В то же время товары продавались на местных рынках по той же цене, что и облагаемые Израилем налогом товары. Таким образом, новые торговцы смогли получить значительную прибыль… Высокие риски безопасности и соображения безопасности, связанные с ними, привели к тому, что Хамас разрешил лишь небольшой группе проверенных Хамасом торговцев работать с туннелями.
На пике своего развития в начале 2010-х годов ХАМАС, вероятно, получал 750 миллионов долларов дохода в год от системы туннелей. Важно отметить, что система туннелей позволила обеспечить поставки строительных материалов, с помощью которых Газа могла удовлетворить свои потребности в жилье и восстановлении после катастрофической конфронтации с Израилем в 2008–2009 годах. Как сообщает Конференция ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД):
… в период с 2007 по 2013 годы под 12-километровой границей между сектором Газа и Египтом пролегало более 1532 подземных туннелей. …. Размер туннельной торговли превышал объем торговли по официальным каналам (Всемирный банк, 2014a). По данным Программы Организации Объединенных Наций по населенным пунктам, на основе материалов, разрешенных Израилем, потребовалось бы 80 лет, чтобы восстановить 6000 единиц жилья, разрушенных во время военной операции в декабре 2008 года и январе 2009 года. Однако импорт через туннели был настолько значительным. что они сократили временные рамки до пяти лет (Pelham, 2011). Аналогичным образом, электростанция в секторе Газа до июня 2013 года работала на дизельном топливе из Египта, доставляемом через туннели в объеме 1 миллиона литров в день (УКГВ, 2013).
Туннельная экономика достигла своего пика в период с 2011 по 2013 год после того, как репрессивный режим Мубарака в Египте был свергнут в ходе «арабской весны» и в Каире к власти пришли «Братья-мусульмане». Благодаря притоку поставок и быстрому развитию строительного сектора ВВП на душу населения в секторе Газа поднялся с минимума 2008 года. Но затем случилась двойная катастрофа.
В июле 2013 года египетские военные захватили власть, свергнув союзников Хамас, а год спустя, в июле 2014 года, Израиль начал 50-дневную войну против Хамас. Результатом стало полное опустошение. Газа подверглась разрушительному обстрелу десятками тысяч артиллерийских снарядов и бомб, а совместная израильско-египетская кампания перекрыла систему туннелей.
К маю 2015 года число палестинских беженцев, зависящих исключительно от распределения продовольствия Ближневосточного агентства Организации Объединенных Наций для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР), увеличилось до 868 000 к маю 2015 года, что составляет половину населения Газы.
Бомбардировки и изоляция не были единственными угрозами, с которыми пришлось столкнуться экономике Газы. Как показывают данные МВФ, экономика Газы оправилась от мощного шока 2014 года, но только в 2017 году столкнулась с финансовым кризисом и сокращением государственных расходов.
Усугубляя финансовое давление на палестинские власти, Израиль регулярно удерживает налоговые поступления, которые причитаются в соответствии с Парижскими экономическими соглашениями 1994 года.
Под воздействием этого давления, даже до нынешнего взрыва насилия, становится все труднее вообще говорить об экономическом развитии Газы. ВВП на душу населения упал до 1500 долларов на душу. Уровень безработицы в Газе колеблется между 40 и 50 процентами, что примерно в три раза выше, чем на Западном Берегу.
Как показывают данные Шира Хевера, заработная плата в Газе стагнирует в самом низу расовой пирамиды в Израиле/Палестине.
В 1980-х годах, когда Рой впервые выдвинула идею «деразвития», ее целью было настаивать на том, что Газа не развивается, хотя доходы растут. С 2014 года даже это кажется слишком оптимистичным. Экономика Газы как таковая уничтожена. Когда люди говорят о «тюрьме под открытым небом», они едва ли преувеличивают.
В финальном издании новаторской работы Рой, вышедшем в 2016 году
она утверждает, что траектория Газы за последние 48 лет превратила территорию Газы из экономически интегрированной, глубоко зависимой от Израиля и прочно привязанной к Западному Берегу, в изолированный анклав, отрезанный как от Западного Берега, так и от Израиля. и подверженный постоянным военным нападениям.
Итак, это ответ на наш вопрос. Вот так половине населения Газы можно просто приказать переселиться из одного конца анклава в другой. У мирных жителей нет богатства, о котором можно было бы говорить, и у них мало или вообще нет связей с внешним миром. В любом случае они зависят от помощи и от того немногого, что они могут провезти контрабандой. Они стали, как дальновидно выразилась Рой, «изолированными и одноразовыми». В этот кризисный момент Армия обороны Израиля предпочла бы не мешать им, поскольку она хочет сконцентрироваться на убийстве боевиков Хамаса и разрушении их военной инфраструктуры. Значит, им пора двигаться.
Перевод. Чему Израиль может научиться на ошибках Америки в борьбе с терроризмом
ОРИГИНАЛ ТЕКСТА Сара Ягер, Foreign Affairs
Стратегическое обоснование соблюдения законов войны
Когда 7 октября палестинские боевики под руководством движения ХАМАС начали свое смертоносное нападение на Израиль, многие иностранные правительства бросились поддерживать еврейское государство.
Соединенные Штаты особенно пылко заявляли, что Израиль имеет право на самооборону, и без каких-либо условий предоставили этой стране военную помощь.
Теперь Израиль, похоже, готов к наземному вторжению в сектор Газа, чтобы , по его словам, уничтожить ХАМАС. ЦАХАЛ нанес множество авиаударов по анклаву, сосредоточил на границе сотни тысяч солдат и предупредил палестинское гражданское население о необходимости покинуть северную часть сектора. Газа — маленькое, густонаселенное место, 2,2 миллиона человек которым некуда идти.
Отвечая на невообразимые преступления ХАМАС, Израиль должен соблюдать законы войны — не только для выполнения международно-правовых обязательств, но также по моральным и стратегическим причинам. Президент США Джо Байден сказал то же самое в интервью , отметив, что «демократии, такие как Израиль и Соединенные Штаты, становятся сильнее и находятся в большей безопасности, когда действуют в соответствии с верховенством закона».
Нападения ХАМАС на гражданское население в Израиле, включая открытие огня по толпе, убийство людей в их домах и захват женщин и детей в качестве заложников, были явно незаконными. К сожалению, в своем первоначальном ответе на зверства ХАМАС Армия обороны Израиля сама совершила противоправные действия. У американских чиновников еще есть время повлиять на Израиль до начала сухопутной войны. Им следует вести жесткий разговор с Израилем о его поведении, публично критиковать Израиль, когда он причиняет вред гражданскому населению, и ограничить поставки военных в Израиль , когда американское оружие используется в нарушение международного права.
Уже появились явные доказательства того, что Израиль нарушает международное право, закрепленное в Женевских конвенциях. 11 октября израильские власти отключили Газу от воды, электричества, топлива, доступа в Интернет и еды, что представляет собой незаконное коллективное наказание гражданского населения. Хотя израильские власти восстановили подачу воды в некоторые районы южной части сектора Газа, на большей части территории они держат краны закрытыми. 12 октября Международный комитет Красного Креста выступил с заявлением, в котором отметил, что без электричества больницы Газы «превращаются в морги». 12 октября Хьюман Райтс Вотч сообщила, что Израиль использовал белый фосфор, который может использоваться в качестве дымовой завесы или оружия, в операциях в Газе и Ливане. Поскольку белый фосфор может вызвать мучительные ожоги и длительные страдания, его использование в населенных пунктах нарушает требование Женевских конвенций о принятии всех возможных мер предосторожности во избежание травм и человеческих жертв среди гражданского населения.
Официальные лица США либо не хотели, либо не имели права осуждать эти нарушения Израилем международного гуманитарного права. Отвечая на вопрос, дают ли Соединенные Штаты какие-либо указания Израилю в отношении жертв среди гражданского населения, официальный представитель Совета национальной безопасности Джон Кирби ответил, что администрация хотела избежать «кабинетного обсуждения тактики на поле боя» со стороны Армии обороны Израиля. Если Соединенные Штаты хотят сохранить свою веру в международное право, они не могут колебаться и должны требовать от Израиля ответственности за то, как он ведет военные действия.
Официальные лица США без труда критикуют другие правительства за нарушения международного права. В прошлом году посол США в ООН Линда Томас-Гринфилд осудила поведение России в войне на Украине, указав на «тяжелое положение людей в Мариуполе», которые «неделями оставались без еды, воды, электричества и газа». Администрация Байдена, возможно, отреагировала на действия России иначе, чем на Израиль, поскольку считает, что зверства ХАМАС оправдывают поведение Израиля. Но правила поведения на войне не зависят от того, оправдана ли сама война или следует ли им противная сторона. Если бы было так, ни одна из сторон конфликта никогда бы не почувствовала себя обязанной соблюдать законы войны.
Госсекретарь Энтони Блинкен и министр обороны Ллойд Остин повторили, что они обеспокоены защитой гражданского населения в ходе операций Израиля. Но им нужно идти дальше. Если официальные лица США публично не выступят против неизбирательных нападений, отключения гражданских лиц от воды и электроэнергии , а также использования белого фосфора в населенных пунктах, они подорвут доверие к США. Когда Соединенные Штаты позволяют нарушениям международного гуманитарного права сходить с рук, это подрывает их способность поддерживать основанный на правилах международный порядок сейчас и в будущем. В следующий раз, когда Соединенные Штаты осудят Россию за взрыв жилого дома или больницы, президент России Владимир Путин наверняка заявит о несправедливом обращении.
Соединенные Штаты, пожалуй, единственная страна, которая может повлиять на Израиль в данный момент. Отношения США и Израиля в сфере безопасности возникли еще с момента создания Израиля после Второй мировой войны. По данным Центра Стимсона, с тех пор Израиль стал крупнейшим совокупным получателем военной помощи США, приняв более 158 миллиардов долларов (без учета инфляции). Военные США и Израиля обмениваются разведданными и тренируются вместе на протяжении десятилетий.
Соединенные Штаты обязаны следить за тем, чтобы их партнеры соблюдали согласованные стандарты. В указе от 2016 года, который остается в силе и по сей день, тогдашний президент Барак Обама заявил, что Соединенные Штаты «будут взаимодействовать с иностранными партнерами для обмена и изучения передового опыта по снижению вероятности жертв среди гражданского населения и реагированию на них». В Плане действий по уменьшению вреда гражданскому населению на 2022 год, инициированном Остином, говорится, что партнеры США по безопасности несут те же юридические обязательства, что и американские силы, по минимизации вреда гражданскому населению. Новая политика передачи обычных вооружений 2023 года позволяет Госдепартаменту прекратить передачу оружия в страны, которые наносят вред гражданскому населению с помощью американского оружия.
Вашингтону не следует отказываться от этих обязательств перед своими ближайшими партнерами. Соединенные Штаты разработали эту политику по опыту собственных ошибок. Обширный ущерб гражданскому населению, причиненный вооруженными силами США и их партнерами в Афганистане, Ираке и Сирии, породил глубокое недоверие и даже ненависть к Соединенным Штатам и, вероятно, способствовал вербовке вооруженными группировками множества новых сторонников. В результате жестких операций десятки тысяч мирных жителей были вынуждены покинуть свои дома, что усилило региональную нестабильность. Число погибших и раненых гражданских лиц в ходе контртеррористических операций никогда точно не подсчитывалось и не признавалось, но они все еще присутствуют в повседневной жизни жертв и их семей. Официальные лица США , стремящиеся помочь Израилю в этот момент кризиса, должны поделиться тем, что они узнали о рисках несоблюдения высоких стандартов поведения.
Неудачи США могут повлиять на действия Израиля в секторе Газа. Возьмем, к примеру, операцию американских военных по разгрому Исламского государства, также известного как ИГИЛ, в Мосуле, Ирак, в 2016 году. Боевики ИГИЛ действовали среди населения в 2,5 миллиона человек [1,5 млн — прим. Е.Н.]. Группировка строила туннели между домами иракских семей, чтобы ее боевики могли найти безопасный проход. Старый город Мосула представлял собой лабиринт узких улиц, переполненных жилых домов и рынков. Однако всего за две недели до наступления американских войск у Вашингтона не было военных планов относительно того, что делать с гражданским населением. Американские военные сбросили с самолетов листовки, призывающие мирных жителей держаться подальше от ИГИЛ. Конечно, гражданские лица не могли подчиниться: ИГИЛ казнил любого, кто держал в руках листовку [Игиловцы казнили более 700 человек за время осады; общие гражданские потери составили от ~2500 (минимальная оценка) до ~11000 погибшими — прим. Е.Н.]. По мере усиления боевых действий почти 900 000 мирных жителей покинули Мосул, некоторые из них были ранены боевиками ИГИЛ в спину при попытке к бегству. Военные США разрушили инфраструктуру, в том числе водопровод, и более 5000 домов в старом городе. Многие мирные жители погибли из-за того, что американские военные применили тяжелые бомбы, артиллерию, ракеты и минометы с сокрушительным эффектом в густонаселенных районах.
Хотя американские военные обещали самую «точную воздушную войну в истории», реальность оказалась совсем не такой. После разрушения Мосула США допустили аналогичные ошибки в ходе операции в Ракке, Сирия. Согласно отчету корпорации RAND, «около 80 процентов зданий были признаны непригодными для проживания» после того, как коалиция под руководством США разбомбила ИГИЛ в Ракке, и «тысячам мирных жителей, переживших месяцы обстрелов и уличных боев, некуда было деться». На восстановление Мосула и Ракки потребовались миллиарды долларов, а страдания гражданского населения не поддаются оценке. Даже если иракское и сирийское гражданское население было освобождено от жестокого правления ИГИЛ, многие из тех, кто пережил операции под руководством США, были морально опустошены, потеряв имущество и членов семей. Американские военные, похоже, забыли урок, который преподал генерал Стэнли Маккристал, командовавший международными силами в Афганистане. В 2009 году он предупредил, что каждое убийство мирного жителя создает новых повстанцев.
Газа — это не Ирак или Сирия. Но уроки можно извлечь из опыта США в этих странах. Соединенные Штаты подорвали свою собственную миссию, не сумев уделить приоритетное внимание защите гражданского населения. Незаконные действия ИГИЛ, в том числе использование живого щита, должны были сделать защиту гражданского населения более приоритетной, а не менее значимой для стратегии США.
Точно так же, как международное сообщество разработало и приняло Женевские конвенции после варварства Второй мировой войны. Пентагон разработал политику защиты гражданского населения, по крайней мере частично, в ответ на свои неудачи в таких местах, как Мосул и Ракка. Американские военные считали, что могут добиться большего, и это осознание должно побудить Соединенные Штаты сотрудничать со своим другом Израилем для защиты гражданского населения и соблюдения международного права. Официальные лица США должны опираться на свои собственные ошибки, чтобы напомнить Израилю, что нарушение законов войны влечет за собой моральные, юридические и практические последствия, которые будут длиться далеко после окончания боевых действий. То, что происходит сейчас в секторе Газа, определит авторитет Израиля на мировой арене. Соединенные Штаты были справедливо возмущены акцией ХАМАС, когда он преследовал мирных жителей Израиля. Теперь Вашингтону необходимо убедиться, что Израиль в ответ воздержится от нападения на гражданское население.
Перевод. Что означает наземная операция для израильских заложников
Авторы Rishi Iyengar, Gary Sick, Foreign Policy
Война Израиля с ХАМАС вступает в следующую фазу: израильские силы готовят наземную операцию в Газе, которая может существенно изменить ход конфликта и иметь огромные последствия для более чем 2 миллионов мирных жителей в анклаве.
Тем временем ХАМАС все еще удерживает около 200 израильских заложников, захваченных во время первой атаки, и сохраняется неопределенность относительно их точного количества, местонахождения и положения.
Чтобы получить представление о проблемах, связанных с обеспечением их безопасного возвращения, а также о влиянии, которое наземное сражение в Газе может оказать на кризис с заложниками, журнал Foreign Policy побеседовал с Гэри Сиком, экспертом по Ближнему Востоку и бывшим чиновником Белого дома. Сик работал в Совете национальной безопасности при администрациях Форда, Картера и Рейгана и был главным помощником Белого дома по Ирану во время кризиса с заложниками там в конце 1970-х — начале 1980-х годов, когда 52 американца удерживались в посольстве США в Тегеране в течение 444 дней.
Сик рассказал о контрасте между той ситуацией и тем, с чем сегодня сталкивается Израиль, что означает возможное наземное вторжение в сектор Газа для заложников, и каким должен быть подход США к кризису.
FP: Каковы самые большие проблемы и значимые приоритеты в такой ситуации?
Гэри Сик: Ну, вы должны помнить, что переговоры по поводу ситуации с заложниками в [Иране] на самом деле начались только после ноябрьских выборов, на которых Джимми Картер проиграл Рональду Рейгану, а затем прозвучали призывы к урегулированию. Алжирцы выступали посредниками между нами и иранцами последние три-четыре месяца операции. В конце концов они добились успеха, но только потому, что иранцы, по сути, сказали: «Забудьте об этом. В США будет новый президент. Когда он займет кресло, нам придется начинать все заново, с нового раунда переговоров, и мы хотим, чтобы это закончилось». На том этапе они были в отчаянии; они очень хотели вывести оттуда заложников.
Не думаю, что в данном случае мы увидим нечто подобное. И насколько я понимаю, глядя на заголовки новостей, ХАМАС утверждает, что 22 заложника уже погибли в результате израильских бомбардировок. Я не вижу никого, кто мог бы выступать в качестве переговорщика на данном этапе. Недостатка в желающих нет — турки были бы рады это сделать, катарцы были бы рады это сделать. Но я не думаю, что какая-либо из сторон сейчас готова к посредничеству. Очевидно, взяв эту большую группу заложников, ХАМАС имел в виду последующие переговоры с израильтянами. Когда-то израильтяне дали им тысячу пленных за одного пленного. Другими словами, цена заложников выросла настолько высоко, что, если бы вы следовали этому же правилу, вы бы практически полностью опустошили израильские тюрьмы. Но на данный момент совершенно очевидно, что их цель — не вести переговоры и вернуть множество палестинских заключенных, а, скорее, защитить свои собственные интересы.
Очевидно, что первая цель, которую они преследовали при захвате заложников, — создать живой щит. Но я предполагаю, что израильтян не остановят сообщения об убийстве заложников.
Я не думаю, что это классическая ситуация с заложниками. Я думаю, что настоящее решение, которое Израиль должен принять, заключается в том, собираются ли они продолжать полномасштабную атаку, которая приведет к множеству газетных заголовков о гибели мирных жителей, а также, несомненно, к потере некоторого числа своих собственных солдат, потому что предстоят очень интенсивные бои в городе Газа и в городской среде.
С моей точки зрения, опасность заключается в более широкомасштабной войне, и я не вижу никакого решения кризиса с заложниками на данный момент, пока война продолжается. Во время жарких боев не ведутся переговоры об обмене пленными. Но Израиль должен принять первое решение и определить, действительно ли он собирается полностью уничтожить ХАМАС, что на самом деле, я думаю, невозможно.
Израильтянам, если они начнут действовать по-крупному, придется подумать о том, как выбраться из положения. Допустим, вы выиграете, вы уничтожите ХАМАС и его инфраструктуру и избавитесь от большинства их лидеров, но что делать дальше? Просто развернуться и уйти? Скорее всего, так не получится, и придется остаться. А это само по себе будет очень дорого. Но они потеряли множество людей; их страна жаждет мести. Так что они, вероятно, колеблются. Я думаю, что это действительно плохое решение, если они это сделают, и я думаю, что если они это сделают, в зависимости от того, как все пойдет, в течение нескольких недель может начаться куда более крупномасштабная война.
ФП: Многие люди, с которыми мы разговаривали, называют эту ситуацию беспрецедентной. О чем идет речь?
ГС: Я считаю, что это действительно беспрецедентная ситуация. Люди, которые раньше брали пленных и использовали их в качестве рычага на переговорах, это не новость. Конечно, в разгар битвы, происходящей сейчас, вы не сможете открыть какую-либо книгу с инструкциями, в которой говорилось бы, как справиться с таким кризисом с заложниками, как этот. ХАМАС серьезно об этом подумал, и у них есть 200 человек или около того, которых они могут рассеять повсюду. Никто не знает, где они.
Вам придется закончить бой, прежде чем вы начнете говорить о заложниках. Если Израиль думает, что ему действительно необходимо войти и продемонстрировать свою силу, он не позволит заложникам встать у него на пути.
ФП: Насколько реальна перспектива казни заложников ХАМАСом?
ГС: На самом деле мы не знаем, убит ли кто-нибудь или нет. Мертвый заложник стоит очень мало, а живой заложник — очень много. Так что я могу себе представить, как они ведут пропаганду и публикуют сообщения о том, что они убивают людей по одному или что-то в этом роде. Честно говоря, я не думаю, что израильтян это остановит. Они уже потеряли гораздо больше людей. Если они вступят в бой в Газе, речь пойдет о мести за этих людей, а также о восстановлении авторитета Израиля, его силы, и заложники не будут иметь к этому никакого отношения.
Если бы ХАМАС начал проводить публичные казни в стиле ИГИЛ, он не приобрел бы столько друзей в палестинском сообществе. На данный момент у них есть реальное преимущество, и именно поэтому Израиль подумывает о вторжении в сектор Газа. Это плохая идея, они знают, что это плохая идея, но чувствуют, что у них нет выбора. И ХАМАС хотел, чтобы они это сделали. Вероятно, именно этого они и добивались с самого начала.
ФП: То есть, по вашему мнению, ХАМАС на данный момент заботится о том, чтобы подчеркивать разницу и не восприниматься в том же духе, что и Исламское Государство?
ГС: Завтра они могут доказать мою неправоту, но я не вижу, чтобы они что-то выиграли от такого решения, и до сих пор они довольно умно вели себя. Они начали свое нападение резко и жестко, будучи чрезвычайно хорошо подготовленными, полностью используя элемент внезапности и будучи очень эффективными в том, что они хотели сделать, по сути, поставив Израилю фингал. И Израиль это знает, и теперь на них лежит ответственность за восстановление своего авторитета, чтобы снова доказать, что они непобедимы, и они собираются сделать для этого все возможное.
ФП: Если бы вы все еще находились в Белом доме во время такого рода кризиса, как бы вы к нему подошли?
ГС: Если бы у меня был голос по этому вопросу, чего у меня нет, я бы очень настоятельно посоветовал публично поддержать Израиль до конца, но наедине мы сказали бы им, что если вы пойдете в Газу, вы действительно говорите о долгой и трудной битве, в которой будет очень сложно предотвратить вовлечение других групп. И если это произойдет, победить будет очень сложно. В конечном итоге вы проиграете битву. Вы, конечно, можете победить ХАМАС, но при этом вы потеряете много людей. Будут ужасные заголовки о жертвах среди гражданского населения, и будет расти давление на другие группировки, чтобы они присоединились к конфликту, а вы на самом деле не хотите войны на два фронта или войны на три фронта. Это то, что я бы сказал наедине, а не то, что я бы сказал публично.
Перевод. ЧЕГО НА САМОМ ДЕЛЕ ХОЧЕТ РОССИЯ
Томас Грэм, Foreign Affairs
Как стремление Москвы к автономии может дать Америке преимущество над Китаем
Поскольку на Украине бушует война, трудно представить себе конструктивные отношения между Россией и Западом. Эта перспектива становится еще более маловероятной из-за неустанной антизападной язвительности Кремля. Тем не менее, даже если стратегические замыслы России потерпят крах (что вряд ли является верной ставкой, как показывает медленное и неопределенное развитие долгожданного контрнаступления Украины), страна не собирается исчезнуть с мировой арены. Даже побежденная Россия все равно сохранит обширную территорию в самом сердце Евразии, богатейший запас природных ресурсов в мире, колоссальный ядерный арсенал и постоянное место с правом вето в Совете Безопасности ООН, среди других активов. Нравится вам это или нет, но Соединённые Штаты должны найти способ жить с Россией.
Вашингтон склонен рассматривать поведение Москвы как злонамеренную и постоянную угрозу интересам США. Список преступлений России длинный и отражает образ непримиримого врага: война на Украине, вмешательство во внутренние дела США, кибератаки на критически важную инфраструктуру, глобальные антиамериканские кампании дезинформации, мошенничество с соглашениями о контроле над вооружениями, наращивание вооружений в Арктике, растущее стратегическое сотрудничество с Китаем и Ираном, а также поддержка жестокого сирийского диктатора Башара Асада. Однако есть один ключевой элемент российской идентичности, который Соединенные Штаты могли бы использовать в своих целях: ощущение Россией себя как великой державы, которая проводит независимую внешнюю политику, преследуя свои национальные интересы. Россия уже давно считает себя страной со стратегической автономией. Это означает, что она свободна в создании коалиции для защиты и продвижения своих интересов. Это был основополагающий принцип российской внешней политики с восемнадцатого века, неизменный как в царской России, так и в Советском Союзе. Даже после окончания холодной войны Россия по-прежнему стремилась к этой свободе, рассматривая Китай как стратегический противовес Соединенным Штатам в стремлении восстановить свое влияние в бывшей советской империи.
На протяжении десятилетий Соединенные Штаты противостояли усилиям Москвы по укреплению российской стратегической автономии. А учитывая враждебность между двумя странами, которая только усилилась после жестокого полномасштабного вторжения России в Украину, возможно, трудно представить изменение позиции Вашингтона. Но стремление России к автономии предлагает Соединенным Штатам потенциальные рычаги воздействия и потенциальное преимущество в их конкуренции с Китаем. Отказавшись от попыток превратить Россию в международного изгоя и восстановив нормальные дипломатические отношения, Вашингтон мог бы использовать Москву, чтобы помочь создать региональный баланс сил в Евразии, который отвечает интересам США. Следовательно, поскольку Соединенные Штаты работают со своими союзниками и партнерами, чтобы помешать России на Украине, им, тем не менее, следует начать рассматривать шаги, которые могли бы сохранить стратегическую автономию России в будущем, особенно те, которые уменьшили бы растущую зависимость Москвы от Пекина.
ТРИ ПЛОХИХ ДЕСЯТИЛЕТИЯ
После распада Советского Союза в 1991 году Москва изо всех сил пыталась восстановить свою стратегическую автономию. В условиях глубокого экономического кризиса только Запад мог предоставить России необходимые ей инвестиции, управленческие навыки и технологии. Таким образом, Москва была не в состоянии сопротивляться, когда Вашингтон — с точки зрения Кремля — попирал интересы России на Балканах, расширял НАТО на восток к ее границам или посягал на ее прерогативы в бывшей советской империи, поддерживая политические силы, особенно в Грузии и на Украине, которую Россия считала враждебной. Москву возмутили действия США; временами она горько жаловалась; но в конечном итоге, не имея другого стратегического выбора, смирилась. Конечно, Россия продолжала улучшать отношения с Китаем — политика, начатая в поздний советский период, чтобы не допустить объединения Пекина и Вашингтона. Но в 1990-е годы Китай все еще находился на ранней стадии своего подъема и зависел от доброй воли США. У Пекина не было ни средств, ни предрасположенности выступать в качестве надежного стратегического противовеса в интересах Москвы.
Положение России улучшилось в первом десятилетии этого столетия. Ее власть росла по мере того, как президент России Владимир Путин восстанавливал порядок, а растущие цены на нефть способствовали восстановлению экономики. В западном альянсе возникли трещины, поскольку Франция и Германия сопротивлялись воинственному подходу США к Ираку. Тем временем энергичный рост Китая усилил его глобальное экономическое влияние, а его геополитические амбиции начали распространяться за пределы западной части Тихого океана, через Евразию, в Африку и Латинскую Америку.
Более тесные связи с Францией, Германией и Китаем придали России смелости более агрессивно противостоять тому, что она считала враждебной политикой США. В 2008 году Москва начала краткосрочную войну против Грузии, чтобы подорвать амбиции этой страны в НАТО. Конфликт наглядно продемонстрировал решимость России противостоять посягательствам США, как и захват Крыма в 2014 году.
Даже когда ее войска наступали на Грузию, Москва поддерживала обширные экономические связи с европейскими странами, на долю которых приходилось примерно половина двусторонней торговли России и три четверти прямых иностранных инвестиций в Россию. Продолжалось непростое сотрудничество с Вашингтоном в сфере борьбы с терроризмом и нераспространения ядерного оружия. Эта ситуация позволила Москве поддерживать сбалансированные отношения с Пекином, несмотря на быстро увеличивающийся разрыв в экономическом развитии, который в значительной степени благоприятствовал последнему. Россия пожинала плоды восстановленной стратегической автономии.
Но затем Москва поставила этот прогресс под угрозу. Растущая агрессия против Украины, начавшаяся в 2014 году и завершившаяся вторжением в феврале 2022 года, привела к разрыву отношений с Западом. Доля Европы в общей торговле России рухнула, а дипломатические контакты свелись к минимуму. Хотя санкции не изменили поведение России и не нанесли вреда российской экономике, Запад продолжает обеспечивать их соблюдение, увеличивая военную, финансовую и гуманитарную помощь Украине.
ДРУЗЬЯ И СОПЕРНИКИ
Изолированная от Запада, Москва все глубже погружается в объятия Пекина. Хотя Кремль рекламирует свою тесную стратегическую близость и «безграничную» дружбу с Китаем, реальность не такая радужная. Пекин предложил Москве дипломатическую поддержку, но пока воздерживается от предоставления летальной военной помощи. Хотя Китай увеличил торговлю с Россией, заменяя поставки потребительских товаров от уходящих западных компаний, он не решается делать крупные инвестиции в Россию из-за страха перед западными санкциями. В то же время Пекин воспользовался изоляцией Москвы от Запада для заключения коммерческих сделок на условиях, которые чрезмерно выгодны его интересам. Китай также расширил свои торговые связи в Центральной Азии за счет России.
Китай и Россия имеют долгую историю непростых отношений, которые были слегка замаскированы сближением после холодной войны. Китай продолжает превосходить Россию по экономической и военной мощи: в начале 1990-х годов экономики двух стран были примерно одинакового размера, но сейчас экономика Китая в десять раз больше и продолжает расти. Поэтому Кремлю нужен противовес Китаю, чтобы сохранить свою стратегическую автономию. Отчужденная от Запада, Россия стремится к более тесной связи с Евразией и глобальным Югом. Москва надеется перепрофилировать институты, в создании которых она сыграла ключевую роль в течение десятилетий после «холодной войны» для противодействия Западу (главным образом, Шанхайскую организацию сотрудничества и БРИКС), чтобы создать сеть отношений, которая будет ограничивать амбиции Китая. Москва расширяет свои дипломатические, торговые связи и связи в сфере безопасности с незападными странами, особенно в Африке и на Ближнем Востоке, и работает над сохранением традиционно тесных отношений с Индией. Но суровая реальность такова, что надежный стратегический противовес не может быть создан из какой-либо комбинации государств этих регионов, которым не хватает достаточного экономического веса, технологического уровня и военной мощи. Если Россия хочет избежать стратегического подчинения Китаю, она не может полагаться на зарождающиеся многосторонние группировки, у которых мало шансов конкурировать с глобальными институтами, в которых доминирует Запад. Россия также не может рассчитывать на двусторонние отношения со странами, более слабыми, чем она сама. Таким образом, единственным реальным вариантом является Запад, в первую очередь Соединенные Штаты. Только Вашингтон и его партнеры могут предоставить России коммерческие возможности, технологическое сотрудничество и геополитические возможности, позволяющие ей сохранить свою стратегическую автономию и не стать постоянным младшим партнером Китая.
Путин никогда не признает эту реальность. Его антиамериканизм слишком глубоко укоренился, и он слишком сильно связал свою судьбу с лидером Китая Си Цзиньпином, чтобы искать возможности сотрудничества с Соединенными Штатами, даже если это стратегически выгодно. Но будущие российские лидеры не будут отягощены теми же психологическими и политическими ограничениями. Задача Соединенных Штатов состоит в том, чтобы убедить этих лидеров в том, что Запад может помочь Кремлю в усилиях по сохранению его стратегической автономии. Вашингтон должен предложить восстановить нормальные дипломатические контакты и вновь открыть западные рынки для российской торговли и инвестиций. В то же время следует принять конструктивный подход к проблемам российской безопасности и создать для России достойное место в архитектуре европейской безопасности — и все это при условии, что Москва прекратит свою агрессию против Украины — как минимум, прекратив бомбардировки городов, согласившись на прекращение огня и помогая подготовить переговоры для достижения прочного урегулирования. Эта сделка увеличит возможности России на мировой арене, предоставив ей подлинную стратегическую автономию. Со своей стороны, Вашингтон получит преимущество перед Пекином, лишив Китай стратегического партнера, которого он сможет использовать в качестве клина между Соединенными Штатами и их западными союзниками и партнерами.
ТАКТИЧЕСКИЕ МЕРОПРИЯТИЯ
Некоторые могут возразить, что у США нет особых оснований помогать враждебной России выбраться из затруднительного положения, которое они сами себе создали. Но стратегическая автономия России также принесет значительные стратегические выгоды Соединенным Штатам. Совершенно очевидно, что это ослабит, если не отменит, тесную стратегическую связь России с Китаем. Эта близость позволила Китаю использовать изоляцию России от Запада для повышения своих собственных возможностей. Пекин получил доступ по значительно сниженным ценам к важнейшим природным ресурсам, недоступным для США. Он получил сложную военную технику, которую пока не способен производить самостоятельно, в том числе усовершенствованную систему предупреждения о ракетном нападении, которая в настоящее время находится в стадии строительства. Когда она будет завершена, такие системы будут иметь только Китай, Россия и США.
Как минимум, большая стратегическая автономия поможет гарантировать, что какие бы сделки (геополитические, политические, коммерческие или технологические) Россия ни заключала с Китаем, они будут меньше склоняться в пользу последнего и уменьшать преимущества, которые Пекин может получить в своем соперничестве с Вашингтоном. Помимо этого, более стратегически автономная Россия также откроет пространство для новых дипломатических и коммерческих соглашений в Центральной Азии, Северо-Восточной Азии и Арктике. Хотя эти меры усложнят расчеты Китая, они не обязательно должны быть направлены против Пекина. Скорее, Китай мог бы быть включен во многие специальные коалиции, созданные для решения таких вопросов, как нераспространение ядерного оружия, борьба с терроризмом и региональная безопасность. Но они помогут гарантировать, что Китай не сможет использовать слабость России для доминирования в этих регионах в ущерб Соединенным Штатам.
Загадка, с которой сталкивается Вашингтон, заключается в том, как сделать западный вариант привлекательным для Москвы, не вознаграждая ее агрессию и не ставя под угрозу интересы США в Европе. Другими словами, задача состоит в том, чтобы сбалансировать потребность Соединенных Штатов в поддержке России с укреплением независимости Украины и безопасности Европы. Россия вряд ли примирится с Западом, если Соединенные Штаты продолжат настаивать на том, чтобы Москва отказалась от захваченной ею украинской территории, внесла значительный вклад в восстановление Украины и согласилась с расширением НАТО на восток.
Если Россия хочет избежать стратегического подчинения Китаю, она не может полагаться на зарождающиеся многосторонние группировки.
Это будет возможно только в том случае, если Запад останется единым на стороне Украины, а киевские силы добьются прогресса на поле боя. В этой ситуации, вместо того, чтобы настаивать на полном, унизительном разгроме России, Соединенным Штатам следует ясно дать понять Кремлю, что они готовы конструктивно решать проблемы его безопасности, снять санкции и способствовать восстановлению торговых отношений России с Западом. Меры по контролю над вооружениями, от которых в последние годы отказались либо Россия, либо США, включая Договор об обычных вооруженных силах в Европе, Договор о ядерных силах средней и меньшей дальности и Договор по открытому небу, могут быть возрождены и адаптированы к нынешним реалиям. В этом сценарии Вашингтон и его партнеры должны оставаться открытыми для восстановления энергетических связей между Европой и Россией — однако не позволяя Европе вернуться в состояние чрезмерной зависимости от России. Российские лидеры должны счесть предложение респектабельного положения в Европе очень отвечающим их интересам, особенно если альтернативой будет сокрушительное поражение.
Несомненно, многие осудили бы любые подобные попытки примирения — особенно прибалты, поляки и украинцы. Часть американской общественности, которая стала рассматривать Россию как «постоянную угрозу», как это называется в стратегии национальной безопасности администрации Байдена, также будет возражать. Они отвергнут любые усилия США по оказанию помощи России в сохранении ее стратегической автономии как награду за ее агрессию, хотя цель должна состоять в том, чтобы победить и настолько ослабить Россию, чтобы она больше не могла угрожать Европе. Чтобы ослабить эти опасения, Вашингтон должен на словах и на деле продемонстрировать свою приверженность НАТО как основе европейской безопасности от любой будущей российской агрессии.
Соединенные Штаты не могут себе позволить смотреть на Россию исключительно через европейскую призму. Необходимо оценить различные роли, которые Россия играет в Евразии. Полная победа на Украине посредством сокрушительного поражения России создала бы стратегические проблемы для Соединенных Штатов в других местах. Несмотря на отвращение к поведению Москвы, Вашингтону по-прежнему понадобится Россия, достаточно сильная, чтобы эффективно контролировать свою территорию и создавать региональный баланс сил в Азии, который будет выгоден Вашингтону. Соединенным Штатам не нужно бояться могущества России. Скорее, ей необходимо творчески подумать о том, как она может использовать сильные стороны, интересы и амбиции России для продвижения своих собственных интересов. Как превосходящая держава, Соединенные Штаты не должны считать эту задачу невыполнимой.
Перевод: Солдаты и соцсети
Автор — майор Патрик Хинтон, RUSI, Британия
Распространение социальных сетей может как способствовать, так и препятствовать оперативной деятельности вооруженных сил, а также означает, что ими становится все труднее управлять и контролировать
ситуацию. Неправильное использование может привести к последствиям для безопасности и даже к летальному исходу. Это также может подорвать сплоченность подразделений и вызвать дисциплинарные проблемы, отвлекая подразделения от подготовки и выполнения основной задачи, будь то внутри страны или за рубежом.
Ракетные удары по Украине, убийства в России, утечки государственной тайны в США, аресты и тюремные заключения в Великобритании: все эти события связаны с использованием социальных сетей военными. Instagram, Twitter (или X), Threads, Facebook, Snapchat, TikTok, Twitch, Discord, LinkedIn, Strava, Reddit — список платформ социальных сетей можно продолжать и продолжать. Для большинства людей использование социальных сетей безобидно. Однако для военнослужащих использование этих платформ сопряжено с многочисленными рисками: от разглашения конфиденциальной информации до преступной деятельности. Отследить онлайн-активность солдат сложно: они могут иметь несколько учетных записей в социальных сетях и использовать собственное имя, псевдонимы или теги. Люди могут транслировать контент в одно мгновение, бесплатно и, возможно, почти не задумываясь.
Давно признано, что перевод военного дела в онлайн — плохая идея. Однако сегодня у солдат есть множество способов взаимодействия с социальными сетями, и ситуация становится только более запутанной. Полное предотвращение онлайн-активности невозможно. Есть две точки зрения, с которых можно рассматривать проблемы, связанные с использованием социальных сетей военнослужащими. Первая — это безопасность, а вторая — репутационные последствия. В этой статье не будет затронута тема радикализации военнослужащих в социальных сетях, которая подробно освещалась в других источниках .
Проблемы безопасности
Основной страх, связанный с размещением солдатами информации в социальных сетях, — это нарушение оперативной безопасности. Выдача противнику позиций и дислокации сил представляет собой реальную угрозу, которая может привести к жертвам. В самом начале украинского конфликта стало ясно, что социальные сети предоставляют информацию, которая затем используется для целеуказания. В августе 2022 года украинский ракетный удар был нанесён по городу Попасная , по зданию, служившему штабом бойцов «группы Вагнера». Здание было разрушено с неустановленным количеством жертв. Местоположение было установлено благодаря активности солдат в социальных сетях, которые разместили фотографии в приложении для обмена сообщениями и трансляции Telegram.
Это не первый случай, когда подобные опасения реализуются, и войска принимают меры предосторожности, чтобы их не обнаружили через социальные сети, хотя их эффективность сомнительна. В 2018 году широко сообщалось, что солдаты западных сил в Афганистане и Сирии непреднамеренно раскрыли расположение военных баз в регионе после загрузки данных о своих тренировках в фитнес-приложение Strava. Совсем недавно высказывались предположения, что убийство бывшего командира российской подводной лодки во время утренней пробежки стало возможным благодаря тому, что он загрузил в Strava свой обычный маршрут.
В 2019 году исследователи из Центра передового опыта стратегических коммуникаций НАТО провели эксперимент во время крупных военных учений. Используя социальные сети, исследовательская группа смогла идентифицировать участников учений и побудить их присоединиться к фейковым группам в Facebook, которые выглядели так, как будто они официально связаны с учениями. Анализируя эти профили, они смогли идентифицировать других солдат, точное местонахождение войск и контактные данные, а также увидеть фотографии техники. Самое тревожное, что некоторых солдат убедили покинуть свои позиции и не выполнять свои обязанности.
В большинстве вооруженных сил существует политика использования мобильных телефонов — наиболее распространенного способа доступа к социальным сетям во время их службы. Например, российский парламент проголосовал за запрет военнослужащим использовать мобильные телефоны еще в 2019 году, но после вторжения в 2022 году становится ясно, что это ни в коем случае не было эффективной мерой. Возможно, существует золотая середина: солдаты должны использовать виртуальную частную сеть (VPN) на своих телефонах, чтобы скрыть свое местоположение. Действительно, во многих западных государствах проводятся учения, на которых телефоны запрещены или их необходимо сдавать командирам. Тем не менее, предприимчивые солдаты нередко берут запасной и хранят его на дне спального мешка, чтобы иметь доступ к внешнему миру.
Необходимо поддерживать хрупкий баланс, поскольку жизнь молодых солдат тесно переплетена с доступом к их телефонам и Интернету в целом. Полный их запрет может оказать пагубное влияние на моральный дух. Королевский флот изо всех сил пытается нанять подводников , которые имеют решающее значение для постоянного ядерного сдерживания Великобритании на море, но с трудом справляются с этой задачей из-за их желания иметь доступ к социальным сетям. Британские подводники могут получать два сообщения по 60 слов в неделю, на которые невозможно ответить, что совсем не похоже на постоянную связь, которая стала нормой для большинства молодых людей.
Образование и повышение осведомленности, вероятно, являются лучшим способом смягчения этих уязвимостей. В Великобритании обстановка в области безопасности кажется более либеральной, чем в предыдущие десятилетия, и молодые солдаты, возможно, не в полной мере осведомлены о мерах предосторожности, которые принимались в прошлом, чтобы не допустить, чтобы их идентифицировали как военнослужащих. Размещение фотографий баз и мероприятий может помочь злоумышленникам определить потенциальные цели. Беспорядки и угроза нападений со стороны ИРА привели к тому, что поколения солдат привыкли проверять свои машины и проявлять бдительность, и многие из них лично потеряли друзей и коллег из-за террористической деятельности. Эта память со временем потускнела. Действительно, прошло более десяти лет с момента убийства Ли Ригби. [Ли Ригби — барабанщик 2-го батальона Королевского стрелкового полка; в 2013 году двое нигерийцев-исламистов сбили его машиной в южном Лондоне, после чего добили травмированного солдата ножами — прим. Е.Н.] Хотя обучение личной безопасности как физической, так и онлайн — проводится ежегодно.
Более тонкая деятельность может включать в себя размещение обслуживающим персоналом своего уровня допуска на профессиональных сайтах, таких как LinkedIn, тем самым давая доступ к конфиденциальной информации. Несмотря на то, что LinkedIn якобы более «серьёзен», чем многие другие сайты, это делает его ещё более опасным. Признается, что угроза враждебной государству деятельности в социальных сетях растет. Считается, что в период с 2016 по 2021 год иностранные агенты совершили более 10 000 замаскированных попыток наладить отношения с военными и гражданскими лицами, имеющими доступ к конфиденциальной информации. Возобновление настороженности в отношении вредоносной деятельности государственных субъектов можно признать после десятилетий сосредоточения внимания на негосударственных субъектах.
Дисциплинарные вопросы
Помимо острых проблем безопасности, о которых говорилось выше, использование социальных сетей может также повлиять на внутреннюю дисциплину, последствия чего могут позже проявиться на поле боя. Действия солдат оцениваются по их влиянию на оперативную эффективность, то есть по степени, в которой силы могут выполнить свои задачи.
Неправомерное социальное поведение может подорвать эффективность работы, нанеся ущерб доверию и сплоченности. К этой категории можно отнести издевательства или троллинг над коллегами-военнослужащими в социальных сетях. Поляризованная политическая среда также привела к тому, что солдаты стали использовать социальные сети для выражения политических взглядов, что противоречит кодексам поведения большинства армий. Военнослужащим обычно разрешается быть частью политической партии, но они должны воздерживаться от публичного выражения политических взглядов. Солдаты, нарушающие это правило, привлекаются к дисциплинарной ответственности. Еще один нюанс, специфичный для военной деятельности и способный привести к плохим последствиям, — это использование социальных сетей в случае ранений дома или за границей. Если солдаты случайно отправят информацию о раненом и новости дойдут до семьи неофициально или через средства массовой информации, это окажет негативное влияние на авторитет государства. Результат может быть еще более разрушительным, если передаваемая информация окажется неверной или неполной.
Социальные сети также предлагают солдатам возможность заработать дополнительные деньги. Широко признано, что оплата труда в государственном секторе уступает частному сектору, а вооруженным силам трудно конкурировать, даже несмотря на широкий спектр льгот, включающих бесплатное жилье и медицинскую поддержку. Традиционно вторичная занятость включала вождение грузовика по выходным или, возможно, работу вышибалой в ночном клубе. Теперь солдаты могут зарабатывать деньги, транслируя действия на Twitch или продавая изображения и видео на платформах обмена контентом, таких как OnlyFans. Это само по себе не является неприемлемым, но должно соответствовать существующим правилам, например, не представлять лиц, участвующих в этой деятельности, в качестве военнослужащих и не ставить под угрозу репутацию этих служб. Деятельность в социальных сетях может варьироваться от совершенно безобидной до незаконной, включая, например, загрузку интимных изображений и видео без согласия.
Проблема использования социальных сетей военнослужащими сложна и имеет множество взаимосвязанных направлений. Неправильное или небрежное использование может нанести ущерб личной и оперативной безопасности, что свидетельствует о сохраняющейся актуальности идиомы времен Второй мировой войны «болтливые губы топят корабли». Баланс — это все. Социальные сети используются старшими офицерами в качестве инструмента стратегических коммуникаций для достижения национальных целей, будь то путем успокоения союзников или сдерживания противников. Он также используется подразделениями и формированиями для привлечения людей к вербовке в сложных условиях вербовки. Однако постоянно появляются свидетельства плохого, неправильного и незаконного поведения, которое может повлиять на сплоченность команды и сыграть на руку противникам.
ОБОРОНА ДУРАЦКОГО БРОДА
А что бы сделали вы?
Лейтенант Бэксайт Фортот (по-русски — «Заднеумов-Крепкий» — прим. пер), а для друзей просто БФ, должен во главе усиленного взвода из 50 человек удержать Дурацкий Брод, единственную пригодную для колесного транспорта переправу через реку Силлиаасвогель. Вот он, шанс для лейтенанта, окончившего офицерские курсы и сдавшего все экзамены, покрыть себя славой!
«Сейчас, если бы мне только поручили большое дело, — говорит БФ, — вроде битвы при Ватерлоо, или при Седане, или при Булл-Ран — я прекрасно знал бы, что делать, ведь я все это зазубрил…»
Хотя порученное БФ задание и кажется довольно простым, его противники-буры подкидывают одну проблему за другой; но вы, проницательный читатель, быстрый разумом и острый интеллектом, конечно же, догадаетесь, чем решится схватка, еще прежде, чем прозвучит первый выстрел.
Краткая справка по Англо-бурской войне.
Буры (голл. «фермеры») впервые заселили территорию нынешней Капской провинции (Южно-Африканская Республика), в 1652 году. После того, как в 1806 году Британская империя аннексировала эту территорию, многие буры покинули эти места, и в ходе «Великого трека» создали свои государства — Республику Наталь, Свободное Оранжевое Государство и Трансвааль. Финансовые ограничения, создаваемые британцами, а также открытие месторождений золота и алмазов подпитывали враждебность между бурами и британцами, что вылилось в Южно-Африканскую, или Англо-Бурскую войну, длившуюся с 1899 по 1902 гг.
Изначально буры превосходили британцев численно, были хорошо оснащены и смогли одержать в прилегающих к их территориям районах впечатляющие победы. И хотя в конечном итоге буры были вынуждены сдаться, широкомасштабные и скоординированные партизанские действия сильно отсрочили победу британцев. В итоге они закончили войну, методично уничтожив бурские партизанские отряды, а боевые действия в мае 1902 прекратил Феринихингский мирный договор. Великобритания аннексировала бурские государства и восемь лет спустя преобразовала их в Южно‑Африканский союз.
Повесть «Дурацкий брод» написана в 1904 году британским офицером и писателем Эрнестом Суингтоном, не понаслышке знакомым с реалиями Англо-бурской войны.
ГЛОССАРИЙ:
БУРЫ — потомки голландских колонистов в Южной Африке
ВЕЛЬД — травянистая южноафриканская равнина
ВЕЛЬДКОРНЕТ — исторически в Южной Африке гражданский чиновник, наделенный военной властью, позднее — звание, аналогичное лейтенанту, в бурских армиях
ДОНГА — южноафриканское ущелье или овраг
КАФРЫ, или каффиры (нет, не те каффиры) — в 19 веке обозначение чернокожих племен в Южной Африке; в современном языке этот термин считается расистским и оскорбительным
КОПЬЕ — южноафриканский скалистый холм или сопка, обычно 200-800 м в высоту
КРААЛЬ — деревня южноафриканских аборигенов, обнесенная для защиты частоколом
КРЕСТ ВИКТОРИИ — высшая военная награда Великобритании
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мы одни лишь виновны, виновны во всем,
Размышлять надо было заранее.
Миллионы причин неудачам найдем –
Но ни одного оправдания!
Киплинг
Эта история, что явилась мне во сне, посвящается «золотой молодежи» и «диванным полководцам» британской нации, особенно самым юным, что только начинают свой путь. В ней собраны действительные воспоминания о том, что делалось — или не делалось — в Южной Африке в 1899-1902. Я надеюсь, что приданный повести фантастический флёр поможет подчеркнуть необходимость применять на практике некоторые старые принципы военного дела и продемонстрирует, что может произойти, даже в ходе небольшой операции, если их не применять. Как часто в минуты напряжения об этих принципах забывали, лишь тогда осознавая, к каким ужасным последствиям это ведет, когда их являла сама жизнь. Если эта повесть, возбудив воображение читателя, позволит в будущем предотвратить хотя бы один случай такого пренебрежения основами, значит, она написана не напрасно. Эти сны суть не предупреждение, а всего лишь ограниченное описание опыта, который мы получили в борьбе с конкретным противником в конкретной стране, и выведенные из этого заключения. Однако из них не сложно при необходимости вывести рекомендации, подходящие для другой страны и другого противника, использующего другие методы и другое оружие.
Бэксайт Фортот
ПРОЛОГ
Под вечер, после долгого и изматывающего перехода, я прибыл в Дримдорп. Местная атмосфера вкупе с обильным ужином привели к описываемому далее ночному кошмару, состоящему из цепочки сновидений. Для полного понимания необходимо уточнить, что хотя каждое из этих видений разыгрывалось в одних и тех же декорациях, в силу каких-то причуд моего мозга я совершенно ничего не помнил, и в каждом сне местность передо мной представала совершенно незнакомой, а ситуацию приходилось оценивать с нуля. Таким образом, я был лишен того важного преимущества, которым располагает тот, кто действует в знакомых условиях. Одна, и только одна вещь переносилась изо сна в сон — а именно живое воспоминание о полученных мною общих уроках. Они в конечном итоге привели меня к успеху.
Однако же, когда я проснулся, вся цепочка снов осталась в моей памяти связанной друг с другом.
СОН ПЕРВЫЙ
«В яму залезть любой дурак сумеет» — китайская пословица.
«В покере не зарывайся, зарывайся в обороне» — народная мудрость.
Стоя на берегу реки возле Дурацкого Брода, глядя на поднятые уходящей на юг далекой колонной красноватые клубы пыли, медленно превращающиеся в золотые под лучами послеполуденного солнца, чувствовал я себя одиноко и даже довольно уныло. Было только три часа дня, и вот он я, брошен нашими войсками на берегу реки Силлиаасвогель (в буквальном переводе — Глупыйстервятник — прим. пер.) с отрядом из пятидесяти рядовых и унтер-офицеров и с приказом удержать брод. Это была важная переправа — единственная на несколько миль вверх и вниз по реке, по которой мог проехать колесный транспорт.
Река в это время была мелководной, и ползла ленивым ручейком по самому дну своего русла меж крутых, почти вертикальных берегов, по всем прикидкам, для повозок слишком крутых на любом участке, кроме самого брода. Берега от края реки до вершины и на некоторое расстояние дальше были густо покрыты колючими растениями и кустами, создавая непроглядную полосу. Также берега были изрыты небольшими оврагами и ямами, которые намывала река, когда разливалась, и соответственно, были довольно неровными.
Где-то в двух километрах к северу от брода высилась скалистая столовая гора, а где-то в миле к северо-востоку находилась типичная для этих мест сопка — копье, покрытая кустами и усеянная булыжниками, крутая с южной стороны, но плавно спускающаяся с северной; с ближней стороны сопки располагалась ферма. Где-то в километре к югу от брода стоял выпуклый и ровный холм, напоминавший вывернутый наизнанку котлован, увенчанный редкими россыпями булыжников. На вершине располагался каффирский крааль, состоящий из нескольких глинобитных хижин с соломенными крышами. Между рекой и холмами на севере раскинулся открытый и практически ровный вельд; на южном берегу вельд был более холмистым, но столь же открытым. Вся местность была усеяна крупными термитниками.
Мне было приказано удержать Дурацкий Брод любой ценой. Скорее всего, в течение трех-четырех дней должна подойти колонна наших войск. Возможно, за это время меня бы атаковали, но это было маловероятно, поскольку никаких сведений о том, чтобы на ближайшие сто миль был какой-то противник, не было. Сообщалось, что у буров есть пушки.
Дело казалось довольно ясным, хотя истинную суть последней части вводной я тогда еще не осознавал. Хотя меня и окружало полсотни достойнейших людей, я чувствовал себя несколько одиноко, словно меня бросили в этом безграничном вельде; но мысль о возможной схватке наполняла меня, как и, я был совершенно уверен, моих людей, боевым рвением. Наконец-то, шанс, о котором я столько мечтал! Это был мой первый «выход в свет», я впервые самостоятельно командовал подразделением, и твердо настроился довести дело до самого конца. Я был молод и неопытен, это правда, но я с отличием сдал все экзамены, мои отважные бойцы были готовы продолжить традиции своего славного полка, и я знал, что они исполнят все, чего я только от них потребую. У нас к тому же был хороший запас патронов, провианта, а также заступы, лопаты, мешки с песком и тому подобное — которые, признаться, мне всучили едва ли не насильно.
Я оглядел наш отважный маленький отряд, и перед моим внутренним взором предстали картины безумной и кровавой битвы — стрельба до последнего патрона, очарование холодной стали штыков, в итоге — победа и… но тут сдержанное покашливание за спиной вернуло меня к реальности, напомнив, что главный сержант ожидает приказов.
После секундного размышления, я решил разбить наш маленький лагерь сразу к югу от брода, поскольку там было небольшое возвышение и, как я знал, для лагеря, если только это возможно, следует выбирать именно возвышение. Более того, оно было довольно близко к броду, что также говорило в пользу этой позиции, ведь все знают, что если вам велено охранять нечто, вы как можно ближе к нему выставляете сторожевой пост и, по возможности, прямо на охраняемую точку ставите часового. Также, выбранное мной место с трех сторон окольцовывала «подковой» река, создавая тем самым своего рода ров или, как это говорится в книгах, «естественное препятствие». Поистине, мне повезло, что в моем распоряжении оказалась столь идеальная позиция — хоть умри, не сыщешь лучше.
Я заключил, что так как на сотню миль вокруг противника нет, то нет и нужды до следующего дня приводить лагерь в состояние полной боевой готовности. Кроме того, людей вымотал долгий переход, и стоит дать им, не напрягаясь излишне, обустроить лагерь, аккуратно сложить все сваленные как попало припасы и инструменты и успеть поужинать до темноты.
Между нами говоря, от мысли, что оборонительные мероприятия можно отложить до завтра, я испытал большое облегчение, поскольку вопрос, а что же нужно делать, несколько ставил меня в тупик. Собственно, чем дольше я размышлял, тем больше озадачивался. Единственное, что я тогда мог вспомнить о построении обороны, это как завязать простой кноп и сколько нужно времени, чтобы срубить яблоню шесть дюймов в диаметре. Увы, особо полезными в данной ситуации эти важные знания не выглядели. Сейчас, если б мне только поручили большое дело, вроде битвы при Ватерлоо, или при Седане, или при Булл-Ран — я прекрасно знал бы, что делать, ведь я все это зазубрил и сдал по ним экзамены. Я знал, как выбрать позицию для дивизии или даже армейского корпуса, но при этом — вот странность! — глупая маленькая лейтенантская игра в оборону переправы небольшим отрядом оказалась наиболее каверзной задачкой. Я никогда по-настоящему не задумывался о таких материях. Впрочем, учитывая, как я наловчился управляться с армейскими корпусами, нет сомнений, что решить ее будет легче легкого, стоит лишь немного подумать.
Отдав все приказы по текущим задачам, я решил осмотреть близлежащую местность, но на мгновение задумался, в каком направлении пойти; лошади у меня не было, так что обойти все вокруг до темноты я бы никак не смог. Чуточку поразмыслив, я сообразил, что конечно, пойти надо на север. Главные силы противника где-то на севере, значит, север — это мой фронт. Я, конечно же, знал, что у меня должен быть фронт, поскольку на всех схемах, которые я когда-то рисовал, и на всех экзаменах, которые сдавал, всегда был фронт — или «место, откуда появляется противник». И конечно, какого часового ни спроси, он обязан знать, где у него «фронт» и «район патрулирования». Итак, север — это мой фронт, восток и запад — мои фланги, где может быть противник, а юг — мой тыл, где противника, естественно, нет.
Решив, к собственному удовольствию, эту трудную проблему, я поплелся вперед, прихватив полевой бинокль и, конечно, мой «кодак». Путь мой лежал до ярко-белых стен маленькой голландской фермы, примостившейся под сопкой-«копье» на северо-востоке. Это была довольно уютная южноафриканская ферма, окруженная эвкалиптами и фруктовыми деревьями. Не дойдя до нее где-то четверть мили, я встретил хозяина, господина Андреаса Бринка, лояльного либо приведенного к покорности бурского фермера, и его сыновей, Пита и Герта. Бринк был очень милый человек, с приятным лицом и длинной бородой. Он упорно называл меня «капитаном», и я, чтобы не путать его лишний раз, подумал, что незачем его поправлять — тем более, мое производство в ротные командиры маячило не так уж и далеко.
У этих троих был целый ворох помятых и запачканных «пропусков» от буквально каждого военно-полицейского начальника в Южной Африке, каковые они принялись мне показывать. Я даже и не подумал спрашивать у них документы, и это произвело на меня впечатление; должно быть, решил я, эти люди пользуются здесь особым уважением, раз им выдали столько бумаг. Они проводили меня до фермы, где нас встретили замечательная жена Бринка и несколько его дочерей; они напоили меня молоком, что после долгой дороги в пыли было очень кстати. Все в этой семье либо говорили, либо понимали по-английски, так что у нас вышла хорошая дружеская беседа, в ходе которой я узнал, что вокруг на много миль нет никаких бурских коммандос и что вся семья сердечно надеется, что они и не появятся, что Бринк целиком и полностью верен Британии и был совершенно против войны, а в бурское ополчение его вместе с обоими сыновьями забрали когда-то насильно. Лояльность Бринков была очевидна, поскольку на стене висела олеография королевы, а одна из девчонок, когда я вошел, как раз играла на фисгармонии наш государственный гимн.
Фермера и его сыновей очень заинтересовала моя экипировка, особенно новехонький, последнего образца полевой бинокль, который они с большим удовольствием испробовали, то и дело восклицая: «Allermachtig!»(Южно-африканское междометие, дословно «Всемогущий!», выражающее широкий спектр эмоций, от удивления или тревоги до ужаса или досады. Часто используется писателями для речевой характеристики персонажей-африканеров — прим. пер.) Очевидно, он им очень понравился, а вот в моем «кодаке» они никакого толку на войне не видели, даже после того, как я сделал их семейное фото. Смешные, простые ребята! Они попросили и получили от меня разрешение продать в нашем лагере молоко, яйца и масло, и я двинулся своей дорогой, радуясь про себя, как замечательно повернулось дело и для меня, и для моих солдат, которые уже несколько недель такой роскоши даже и близко не видели.
Дальнейшая прогулка прошла без приключений. Я немного побродил по округе, а потом направил свои стопы обратно, в сторону тянущихся в безветренном воздухе вертикально вверх тонких голубых струек дыма, по которым легко можно было найти мой маленький аванпост, и безмятежность картины переполнила меня. Пейзаж купался в теплых прощальных лучах заходящего солнца, делавших многочисленные возвышенности еще контрастнее, и тишь надвигающегося вечера нарушало лишь далекое мычание волов да расплывчатые и веселые шумы, доносящиеся из лагеря — становящиеся громче по мере моего приближения. В приятном расположении духа, я неспешно шагал и думал над теми довольно любопытно звучащими местными топонимами, которые мне назвал господин Бринк. Сопка над его фермой называлась Инцидентамба, столовая гора в двух милях к северу звалась Обломной горой, а плавно поднимающийся холм на южной стороне неподалеку от брода — Обережным холмом.
Все было хорошо, когда я вернулся, мои люди как раз ужинали. Добрый голландец с апостольским лицом и долговязые Пит и Герт были уже здесь, окруженные толпой людей, которым по непомерным ценам сбывали свой товар. Троица бродила по лагерю, живо всем интересуясь и задавая умные вопросы о британских силах и общем положении дел. Было видно, что появление по соседству британского аванпоста принесло им большое облегчение. Они даже не обиделись, когда кто-то из наших грубиянов обозвал их «проклятыми голландцами» и отказался с ними общаться или покупать их «жратву». Перед наступлением темноты голландцы ушли, пообещав вернуться завтра со свежими припасами.
Я выписал приказы на завтра — в частности, вырыть вокруг лагеря несколько траншей, занятие, которое, как я знал, мои люди как честные британские солдаты очень не любили и считали потогонкой — и направил двух часовых, одного у брода и второго чуть вниз по реке, обустроить наблюдательные посты на берегу.
Когда все отправились на боковую, и лагерь был почти безмолвен, было весьма приятно слышать каждые полчаса крики часовых: «Номер первый — все спокойно! Номер второй — все спокойно!» По этим крикам я мог понять, где они находятся, и знал, что они на посту. Около полуночи я обошел наблюдательные посты и был рад увидеть, что часовые бдительно несут службу и что, поскольку ночь стояла холодная, оба стража разложили по костру. Силуэт часового на фоне веселого пламени костра — ясно видимый всем вокруг символ того, что здесь, всегда начеку, стоит британский солдат. Четко обрисовав им задачи, указав, где их «фронт», докуда простирается их «район патрулирования» и т. п., я отправился спать. Зажженные часовыми костры, помимо удобства для них самих, оказались полезны и для меня, поскольку дважды в течение ночи выглянув на улицу, я мог, даже не покидая палатки, ясно видеть их на своих постах. Наконец, я заснул. Мне снилась орденская лента с Крестами Виктории и орденами «За выдающиеся заслуги» и красные генеральские петлицы.
Внезапно, когда предрассветное небо засерело, меня разбудил хриплый крик: «Стой, кто идет…», оборванный безошибочно узнающимся бабахом маузеровской винтовки. Прежде, чем я успел выскочить, хлопки «маузеров» загремели по всему лагерю, со всех сторон, перемешанные с чавканьем пуль, ударяющих в землю, свистом и треском свинцового града, рвущего палатки, и криками и стонами людей, раненых, когда они лежали в палатках или запнулись и свалились, пытаясь выбраться. Это была адская какофония. Кто-то из моих людей беспорядочно стрелял в ответ, но через мгновение все было кончено, и когда я выполз из палатки, все вокруг уже кишело бородатыми мужчинами, стреляющими сквозь колышущуюся ткань. В эту секунду меня, видимо, ударило по голове, поскольку больше я ничего не видел, пока не пришел в себя, сидя на пустом ящике, рядом с одним из моих солдат, перевязывавшим мою сочащуюся кровью голову.
Мы потеряли 10 человек убитыми, включая обоих часовых, и 21 ранеными; у буров был один убитый и двое раненых.
Позднее, пока по требованию не злого, но очень неопрятного бурского командира я с тоской стягивал с себя модный крапчатый теплый жилет, связанный для меня сестрой, я заметил наших вчерашних друзей, ведущих с «бюргерами» оживленный и теплый разговор. У «папы», к моему удивлению, были винтовка и нагрудный патронташ — и мой новенький бинокль. Бринк смеялся, указывая на какую-то лежащую на земле вещь, которую он в конце концов пнул ногой. В ней, к своему ужасу, я узнал мой бедный фотоаппарат. Здесь, полагаю, мой разум куда-то поплыл, и я лишь шептал латинские строчки, любимое занятие когда-то в школе, но с тех пор давно забытое…
«Timeo Danaos et dona ferentes…» (лат. «Я данайцев боюсь и дары приносящих» (Вергилий, «Энеида», пер. В. Брюсова — прим. пер.)
…когда внезапно в мои мысли ворвался голос вельдкорнета: «И бриджи тоже снимайте, капитан».
Прошагав весь день, без носков и в чужих ботинках, я имел возможность подумать о многом помимо моей больной головы. Вид длинной, с пушками, колонны буров, сумевших так легко переправиться через брод, порученный моей охране, служил постоянным напоминанием о моем провале и моей ответственности за те ужасные потери, что понес мой бедный отряд. Я постепенно разузнал у буров то, о чем уже сам частично догадался, а именно, что их проводил к нашему лагерю мой друг Бринк; в темноте они подползли по кустам на берегу реки и окружили его и аккуратно подметили позиции наших двоих бедняг-часовых. Их буры моментально застрелили прежде, чем те подняли тревогу, и сквозь густой растительный покров с трех сторон рванулись в лагерь.
К вечеру боль в голове стала сильнее, и ее ритмичная пульсация как будто начала что-то значить. Каждый удар словно вколачивал в мой мозг один из уроков, которые я усвоил, размышляя над этим провалом:
1. Не откладывайте принятие оборонительных мер на завтра, так как это важнее, чем комфорт ваших людей или аккуратное обустройство лагеря. Выбирайте позицию для лагеря в первую очередь из оборонительных соображений.
2. В военное время не позволяйте случайным людям вражеского племени шататься по всему вашему лагерю, как бы добры и угодливы они ни были, не позволяйте загипнотизировать себя многочисленными «пропусками» и не начинайте тут же им доверять.
3. Не позволяйте часовым являть свою позицию всему миру, и врагу в том числе, стоя в ярком сиянии огня и крича на всю округу каждые полчаса.
4. Если этого можно избежать, не стоит находиться в палатках, когда их рвут пули; в такое время одна лунка в земле стоит многих палаток.
После того, как эти выводы вдолбились в мой ум миллионы и миллионы раз, так, что я ни за что не смог бы их забыть, случилась странная вещь — словно стеклышки в калейдоскопе переменились, и мне приснился другой сон.
СОН ВТОРОЙ
«Что, должны они были, врага повстречав, научиться войне в один миг?
Сразу стать мастерами, Смерть вдали увидав — вы этого ждали от них?»
Киплинг.
И вновь я выброшен на берегу у Дурацкого Брода, с тем же приказом, что уже описал, и таким же отрядом, правда, состоящим из совершенно других людей. Как и раньше, и во всех последующих случаях, у меня было вдосталь запасов, патронов и инструментов. Наше положение было в точности таким же, как в предыдущем сне, но в голове моей вертелись четыре выученных тогда урока.
Поэтому, едва получив приказ, я, не теряя времени на любование пейзажем, заходящим солнцем или отправляющейся колонной, которая выгрузила наши припасы и вскоре исчезла, принялся работать над планом обороны. Я твердо намеревался, насколько сумею, воплотить усвоенные уроки в жизнь.
Чтобы никакие чужаки, дружественные или нет, не пробрались на наши позиции и не разнюхали, какую искусную оборону я собираюсь выстроить, я тут же выставил два поста охранения, по одному унтер-офицеру и три солдата на каждом, один на вершине Обережного холма, а второй посреди вельда, где-то в километре к северу от брода. Им было приказано наблюдать за округой, поднимать тревогу при приближении любой группы людей (появление буров было, конечно, маловероятно, но все равно не исключено), а также не позволить никакому одиночке, дружественному или нет, приближаться к лагерю. В случае неповиновения следовало немедленно открыть огонь. Если визитер желал бы продать нам какие-то продукты, их следовало отправить с одним из часовых, который потом вернулся бы с деньгами, но допускать посторонних в лагерь было запрещено при любых условиях.
Организовав таким образом защиту от возможных шпионов, я принялся выбирать место для лагеря. Я выбрал то же место, что описывал в предыдущем сне, поскольку оно по тем же причинам казалось мне привлекательным. Если мы окопаемся, то похоже, лучшей позиции вокруг не найти. Как только я очертил симпатичный маленький квадрат, в котором разместится наш лагерь, мы начали окапываться. Хотя север, разумеется, был фронтом, я счел, что лучше всего будет создать для противника мощное препятствие, выстроив круговую оборону. Большинству солдат было приказано рыть траншеи, что им не слишком понравилось, а несколько человек я отрядил обустроить лагерь и приготовить ужин. Для того количества людей, что были в моем распоряжении, траншея оказалась довольно длинной, а земля вдобавок — твердой, так что мы смогли закончить только к темноте. Измотанные за этот тяжелый день солдаты смогли выкопать неглубокую траншею и соорудить довольно низкий бруствер. Но все же мы теперь были, как по учебнику, «окопаны», что было просто замечательно, и траншея окружала весь лагерь, так что мы отлично подготовились к вражеской атаке, даже если она произойдет ночью или рано утром, что очень вряд ли.
За это время на наш северный аванпост вышла пара незнакомцев с фермы у подножия Инцидентамбы. Они хотели продать яйца, масло и прочее, что и было организовано в соответствии с моими распоряжениями. Солдат, который принес продукты, доложил, что старший голландец оказался замечательным человеком, просил передать его поклон, а также горшок масла и немного яиц в подарок, и спрашивал, не позволю ли я зайти в лагерь и побеседовать со мной. Но я был не такой дурак, чтобы пустить кого-то в свою крепость, и вместо этого, на случай, если у голландца есть какие-то ценные сведения, отправился к нему сам. Единственными его сведениями оказалось, что вокруг нет никаких буров.
Голландец оказался пожилым человеком с целой коллекцией «пропусков», но я не дал ему себя загипнотизировать этими бумагами. Но поскольку гость выглядел дружелюбным и, вероятно, лояльным, я немного прошелся с ним в сторону фермы, чтобы заодно осмотреться вокруг. Когда стемнело, мы выставили два сторожевых поста возле того объекта, который я должен был охранять, то есть брода, на тех же позициях, что и в предыдущем сне. Однако на этот раз не было ни криков каждые полчаса, ни костров, а часовые получили приказ не окликать, а стрелять в любого, кого заметят за пределами лагеря. Часовые располагались внизу на берегу реки, так, чтобы они могли вести наблюдение поверх берега и при этом не были открыты для чужих глаз.
Мы покончили с ужином, на закате погасили все костры, а с наступлением темноты скомандовали отбой — но спать устроились не в палатках, а в траншеях.
Я обошел сторожевые посты, удостоверился, что наша ночевка организована как следует и что я не пренебрег никакими возможными мерами безопасности, и сам лег спать с чувством выполненного долга.
Прямо перед рассветом произошло практически то же, что и в первом сне. Только теперь увертюрой схватки прозвучал выстрел нашего часового по кому-то, ползущему через кусты, и ответом ему был открытый по нам со всех сторон огонь в упор. На этот раз мы не позволили взять себя моментальным натиском, но беспрерывный град пуль хлестал со всех направлений, перед каждой траншеей, поверх бруствера и сквозь него. Стоило лишь поднять руку или высунуть голову, чтобы поймать сразу дюжину пуль — но, странное дело, мы никого не видели. Как печально заметил наш штатный острослов, мы бы увидели кучу буров, «если бы не кусты между нами».
Я тщетно пытался дотянуть до рассвета, чтобы мы смогли разглядеть противника и нанести ему урон в ответ, но мы уже потеряли столько человек и положение выглядело настолько безнадежным, что мне пришлось выкинуть белый флаг. К этому моменту у нас было 24 убитых и шестеро раненых. Как только показался белый флаг, буры прекратили стрелять и поднялись; казалось, что за каждым кустом или термитником в радиусе ста метров прячется по буру.
Близкое расстояние объясняло потрясающую точность их стрельбы и огромное соотношение наших убитых (почти все из которых были застрелены в голову) и раненых.
Пока мы приходили в себя и готовились к переходу, меня поразили несколько вещей. Одной из них было то, что голландец, ранее приславший мне в подарок масло и яйца, вел самую дружескую беседу с командиром буров, который с искренней любовью называл его «Оом» (голл. «дядя» — прим. пер). Я также заметил, что здесь собрали всех мужчин-каффиров из ближайшего крааля и заставили их помочь перетащить повозки и пушки буров через брод, собрать нашу брошенную экипировку и вообще делать всяческую грязную работу. Эти самые каффиры делали свою работу с потрясающим рвением, и похоже было, что она им только в радость — никто не препирался, услышав приказ (обычно от нашего друга «Оома»).
И вновь я волок свои усталые, покрывшиеся волдырями ноги, вновь день казался вечностью, и вновь размышлял я над своим провалом. Все было очень странно: я сделал все, что знал, и все равно мы позорно угодили в плен, двадцать четыре человека погибли, а буры перешли брод. «Ах, БФ, мальчик мой, — думал я, — должно быть, кроме уже известных тебе уроков есть и другие, которые надлежит усвоить». Чтобы понять, что же я сделал не так, я принялся старательно обдумывать детали боя.
Бурам наверняка была известна наша позиция, но как им удалось приблизиться к нам в упор со всех сторон и не дать себя обнаружить? Какое гигантское преимущество они получили, разместившись для стрельбы за прибрежными кустами, где их было не увидеть, в то время как нам, чтобы высматривать противника, надо было выглядывать из-за бруствера — и именно там каждый бур нас и ждал. Похоже, в нашей позиции имелся некий изъян. И потому, что пули порой как будто пробивали бруствер навылет, и потому, что пули с одной стороны били в спину людям, защищавшим противоположную. И вообще потому, что излучина реки, «естественное препятствие», оказалась скорее для нас самих препятствием, а не защитой.
В итоге в моей голове оформились следующие уроки — некоторые совершенно новые, другие же дополняли предыдущие:
5. С современными винтовками, чтобы удержать переправу или другой местный объект, не обязательно сидеть на нем верхом (как будто его могут взять и унести), если только эта позиция не подходит для обороны по чисто тактическим соображениям. Может оказаться куда полезнее перенести свои позиции на некоторое расстояние от этой точки, подальше от непросматриваемых участков местности, которые позволяют противнику скрытно и не обнаруживая себя подползти на очень короткую дистанцию и открыть огонь с маскирующей его позиции. Будет лучше по возможности заманить противника на открытое пространство, в то, что называется расчищенным сектором обстрела. Бруствер или укрытие, которые пробиваются выстрелами и при этом заметны, не защищают от пуль, а только их притягивают. Действительную пулестойкость можно легко проверить на практике. Когда противник обстреливает вас с близкого расстояния и практически со всех сторон, от низкого бруствера и неглубокой траншеи будет мало проку — пули, которые не поразят защитников с одной стороны, поразят тех, что находятся с другой.
6. Мало просто не подпускать чужаков из враждебного племени к вашим укреплениям и при этом позволить им пойти к своим друзьям и рассказать о вашем существовании и местонахождении — даже при том, что у них не должно возникать искушения поделиться этим знанием. Есть, как пишут в кулинарных книгах, «другой рецепт», позволяющий сэкономить жизни. Соберите и тепло встретьте достаточное количество чужаков. Нафаршируйте их сведениями о том, что через несколько часов к вам подойдет большое подкрепление; добавьте гарнир из подтверждающих это деталей; приправьте виски или табаком по вкусу. Придется разориться на жирную и многословную ложь, зато вы обойдетесь без людских потерь.
7. Не дело позволять чернокожим лентяям (даже если они нейтралы и братья) сидеть и ковыряться в зубах у себя в краале, пока усталые белые люди надрываются, пытаясь проделать большую работу за короткий срок. Христианский солдатский долг велит научить смуглого нейтрала достоинству труда и оставить его под стражей, чтобы он не пошел и не рассказал никому об этом.
Когда эти уроки, словно каленым железом, впечатались в мой мозг так, что забыть их не было ни малейшей возможности, произошло странное. Мне приснился новый сон.
СОН ТРЕТИЙ
Ведь наша любовь — это пушки, и пушки верны в боях!
Бросайте свои погремушки, не то разнесут в пух и прах — бабах!
Киплинг.
Все тем же солнечным днем, в ровно таких же условиях, я стоял у Дурацкого Брода. Но теперь в моем мозгу циркулировали семь уроков вместо четырех.
Я немедленно выслал две группы, по одному унтер-офицеру и три солдата в каждой, на север и на юг, с приказом посетить все ближайшие фермы и краали и привести в наш лагерь всех здоровых мужчин и юношей-голландцев и всех мужчин-каффиров — если возможно, уговорив, если понадобится, заставив. Таким образом, новость о нашем прибытии не дойдет ни до каких коммандо, которые могут быть поблизости, а заодно решится проблема рабочей силы. На вершине Обережного холма я приказал разместить небольшой наблюдательный пункт.
Я решил, что так как брод не может вскочить и убежать, то нет нужды разворачивать нашу позицию или сторожевые посты особо близко к нему, особенно если такая позиция рискует оказаться под обстрелом с близкого расстояния со стороны берега, подходы к которому плохо просматриваются и который служит отличным укрытием. Самым что ни на есть худшим решением представлялось расположиться внутри «подковы» речного русла, так как там противник смог бы практически нас окружить. Дальше на юг местность постепенно поднималась, и, соответственно, мой выбор пал на точку в 700-800 метрах к югу от брода, где я приказал вырыть траншею, обращенную примерно на север (фронт). Таким образом, перед нашим фронтом было где-то 800 метров открытого пространства. Как это заведено, мы начали рыть для 50 моих солдат траншею длиной где-то в 50 метров.
Некоторое время спустя вернулись наши дозорные, которые привели трех мужчин‑голландцев и двух мальчишек, а также где-то тринадцать каффиров. Голландцы, главный из которых казался образованным и имеющим некоторый вес человеком, сперва запротестовали, когда мы выдали им инструменты и сказали выкопать для самих себя укрытие. Они показали мне пачку «пропусков», громогласно пообещали пожаловаться на нас генералу и даже направить запрос о наших «зверствах» в Палату общин. На мгновение я застыл в нерешительности, поскольку тут же представил, что может случиться с вашим бедным БФ, если какой-нибудь депутат от Верхнего Тутинга поднимет эту тему; но Вестминстер был далеко, и я скрепил сердце. Наконец, они смогли оценить тот аргумент, что это все-таки ради их же блага, поскольку иначе, если нас атакуют, они останутся в открытом вельде.
Каффиры же явились долгожданной сменой для моих уставших людей. Они также вырыли в небольшой ложбине сбоку и позади нашей траншеи отдельный окоп для себя.
К вечеру у нас была весьма пристойная траншея — бруствер в верхней части имел толщину в 76 сантиметров и вполне, как я проверил на практике, держал пули. Наша траншея не вся была одной сплошной прямой линией, а ломалась под небольшим углом — я весьма коварно решил таким образом немного распределить наш огонь по сторонам. Но, разумеется, каждая половина траншеи была настолько прямой, насколько я мог добиться.
Диву даешься, каких усилий мне стоило заставить людей вырыть нормальную прямую траншею. Здесь я был весьма привередлив, поскольку слышал как-то о капитане, получившем строжайший выговор на учениях за то, что какой-то старший офицер счел его траншею «потерявшей равнение». Никто не мог гарантировать, что завтра какая-нибудь большая шишка не заявится нас проинспектировать, так что лучше было подготовиться ко всему.
К сумеркам я приказал сменить часовых на Обережном холме (там также вырыли окоп) и довести численность этого дозора до шести человек. После ужина я отдал приказы на следующий день и скомандовал отбой — прямо в траншее. Палатки мы не разбивали, так как устраиваться в них не собирались, и они лишь выдавали бы нашу позицию. Мы взяли наших пленников, точнее, «гостей», под стражу, предоставив к их услугам одного часового.
Прежде чем заснуть, я провертел в голове свои семь уроков, и, как мне показалось, ничего, что могло потребоваться для победы, я не упустил. Мы окопались, у нас хорошая защита от стрелкового оружия, продукты и боеприпасы под рукой, в траншее, и бутыли для воды заполнены. С чувством удовлетворения и мыслью о том, что я, как хороший послушный мальчик, все сделал правильно, я постепенно задремал.
Рассвет следующего утра был светел, но беден на события. Пока готовился завтрак, у нас было около часа, чтобы еще немного довести до ума траншею. Едва мы покончили с завтраком, дозорный на Обережном холме доложил о клубах пыли, показавшихся вдали на севере, у Обломной горы. Пыль эту поднял большой отряд всадников, сопровождавших какой-то колесный транспорт. Это наверняка был противник, и похоже, они шагали в блаженном неведении насчет нашего присутствия у брода.
Ну что, подумал я, если они подойдут, ничего не подозревая, и всей кучей полезут через брод, не разглядев нашей позиции, то мы «сорвем банк». Сейчас я затаюсь, позволю передовому отряду пройти без стрельбы, дождусь, пока главные силы подойдут на близкое расстояние, и тут мы разрядим магазины в самую их массу. Да, лишь тогда, когда они будут у этого разрушенного термитника в 400 метрах от нас, я скомандую «огонь!»
Однако вышло не по-моему. Через некоторое время противник остановился, очевидно, чтобы поразмыслить. Люди из авангарда явно что-то обсуждали, а затем с большой осторожностью постепенно выдвинулись к ферме у Инцидентамбы. Оттуда выбежали и принялись махать две или три женщины, к которым эти люди тут же поскакали. Что там произошло, конечно, мы слышать не могли, но можно было догадаться, что женщины рассказали о нашем приходе и нашей позиции, поскольку эффект это произвело поистине электрический. Передовой отряд буров разделился надвое, одни поскакали в сторону реки далеко на восток, другие таким же образом на запад. Один человек устремился с добытыми сведениями к основным силам, которые тут же всполошились и направились со своими телегами за Инцидентамбу, где пропали из видимости. Разумеется, все они были за пределами нашей дальнобойности, и нам оставалось только сидеть в полной готовности, ждать, пока враги войдут в открытую зону нашего огня, и тогда всех их положить.
Неторопливо ползли минуты — пять, потом десять, и ни следа противника. Вдруг я услышал: «Прошу прощения, сэр, я кажется что-то заметил на вершине во-он того копье». Солдат указал мне на несколько пятнышек, похоже, телег, перемещающихся по гладкому склону Инцидентамбы. Пока я наводил бинокль на резкость, с холма раздался «бум», за которым последовал резкий звук разрыва и дым, взметнувшийся в воздух довольно близко от нас, а затем метрах в шестидесяти спереди от траншеи словно забарабанил ливень, и каждая его капля взметала маленькое облако пыли. Тут, конечно, было самое время ввернуть какую-нибудь подходящую к случаю цитату, вроде «Пушка! Они заряжают пушку!» или «А нам плевать, что начали стрелять!», но как-то не очень хотелось. Я был в ужасе. Я совершенно забыл, что против нас могут применить пушки, хотя, вспомни я заранее об их существовании, даже не знаю, какие другие оборонительные меры я мог бы принять с моими тогдашними знаниями. Среди моих людей начало распространяться некоторое беспокойство, и я веселым тоном, рассчитывая на безопасность нашей замечательной траншеи с толстым пуленепробиваемым бруствером, окрикнул их: «Все в порядке, парни, не высовывайтесь, и они не смогут нас достать!» Секунду спустя раздался второй «бум», над нашими головами просвистел снаряд и испещрил пулями склон немного позади траншеи.
К этому времени мы припали к земле как можно ближе к брустверу, который еще недавно выглядел таким ко всему готовым, а теперь, когда эти дьявольские снаряды рассыпают с неба свои пули, он вдруг стал прискорбно бесполезен. Снова бум. На этот раз снаряд разорвался точно, всю землю перед траншеей усеяла шрапнель, а одного человека ранило. В этот момент на Обережном холме началась стрельба, но в нашу сторону ни одна пуля не летела. Почти тут же последовал новый выстрел, обрушив металлический град прямо нам на головы; еще несколько человек было ранено, и их стоны больно было слышать. Солдаты похватали инструменты и судорожно пытались поглубже зарыться в твердую землю, поскольку сейчас наша траншея защищала от сыплющейся сверху шрапнели не лучше, чем чайное блюдце защищало бы от проливного дождя — но было слишком поздно. Мы не могли углубить траншею с достаточной скоростью. Буры хорошо пристрелялись по траншее, и теперь снаряды рвались над нами с ужасающей методичностью. Еще несколько человек ранено, и нет ни одной причины, почему противник вдруг перестанет поливать нас шрапнелью, пока всех не перебьет. Мы были абсолютно бессильны что-либо сделать, и я поднял белый флаг. Все, что мне оставалось, это благодарить Провидение за то, что у врага нет скорострельных пушек, иначе, хоть нам и «плевать, что начали стрелять», нас бы размазали прежде, чем я бы успел его вывесить.
Когда артиллерийский огонь прекратился, я с удивлением обнаружил, что буры не торопятся спуститься с Инцидентамбы и принять нашу сдачу, но три минуты спустя около полусотни конных буров подъехали к нам со стороны берега с востока и запада, и еще несколько подошли с юга, обогнув Обережный холм. Отряд на Обережном холме, как оказалось, сумел нанести противнику некоторый урон, сами потеряв от винтовочного огня двух человек ранеными. В их сторону не ударил ни один снаряд, хотя они стояли рядом с каффирскими хижинами, которые были довольно приметны.
Каким разочарованием оказалась реальность по сравнению со сладостными утренними мечтаниями, когда я только увидел буров!
Разумеется, женщины с фермы нас выдали, но сложно было сообразить, отчего же буры остановились и что-то заподозрили еще прежде, чем дошли до фермы и поговорили с ними. Что они такое могли обнаружить? Эту загадку я никак не мог разрешить.
Пока мы шагали в плен, в моем сознании медленно раскрутились и улеглись в памяти следующие уроки в дополнение к уже известным:
8. Когда вы забираете к себе чужака и его сыновей, чтобы они не рассказали врагу о вашем существовании и местонахождении, то, если вам хочется преподнести врагу сюрприз, не забудьте также прихватить жену и дочерей, слугу и служанку (у которых также есть языки), и вола его, и осла его (поскольку они могут послужить противнику). Конечно, если их слишком много или они слишком далеко, это невозможно, но тогда и не рассчитывайте застать врага врасплох.
9. Не забудьте, что если против вас применят пушки, неглубокая траншея и низкий бруствер будут хуже, чем бесполезны, будь он хоть десять раз пуленепробиваемым. Такая траншея дает артиллеристам ориентир, чтобы прицелиться, и не защищает от шрапнели. Против точно наведенного артиллерийского огня будет лучше рассредоточить защитников по открытому пространству, спрятав их в траве и кустах, или за камнями и термитниками, чем тесниться в траншее. Если ваши люди рассредоточились по округе, пусть противник хоть до краев наполняет траншею шрапнелью.
10. Хотя для того, чтобы остановить шрапнельную пулю, нужен не такой толстый слой земли, как для винтовочной пули, эта земля еще должна быть в нужном месте. Чтобы защититься, нужно иметь возможность укрыться как можно лучше. Если траншея будет настолько узкой, насколько возможно, а стенки и внутренняя часть бруствера — настолько крутыми, насколько он сможет держаться, у вас будут наилучшие шансы. Еще лучше будет углубить дно траншеи по краям, а открытую верхнюю часть сделать уже. Чем сильнее открытый верх траншеи похож на узкую щелку в земле, тем меньше шрапнельных пуль попадет внутрь.
И пока я обмозговывал эти выученные на горьком опыте уроки, мне в который уж раз приснился новый сон.
СОН ЧЕТВЕРТЫЙ
О если бы кто-то сумел навязать нам
Взглянуть на себя не своими глазами,
Тот сразу бы спас нас от стольких ошибок и глупых идей…
Бёрнс
И опять должен я был решать всю ту же задачу, и десять уроков были мне в помощь. Я начал с того, что выслал такие же дозорные отряды, как в предыдущем сне, но с несколько иным приказом. Они должны были привести в наш лагерь всех людей, каких отыщут, а весь скот, который мог попасть в руки противника, пристрелить, поскольку нам его держать было негде.
Для своей оборонительной позиции я выбрал то же место, что и в предыдущем сне, поскольку оно по уже названным причинам казалось весьма подходящим. Так что мы вырыли траншею, схожую с уже описанной, но, поскольку я опасался, что против нас могут применить пушки, внутренняя структура была иной. Траншея была направлена общим фронтом к северу, слегка изламываясь в северном направлении, каждая же половина была в целом прямой. Если же посмотреть на нее в разрезе, то глубина траншеи составляла около метра, а перед ней — бруствер высотой около 30 сантиметров; мы сделали верх траншеи настолько узким, насколько это было возможно, не сковывая перемещений. Каждый человек углубил нижнюю часть на своем участке траншеи так, чтобы он смог там поместиться, и доработал свою часть бруствера, чтобы она подходила ему по высоте. Бруствер с крутой внутренней стороной мы укрепили кусками разломанного термитника, твердыми как камень; толщина в верхней части составила около 76 сантиметров.
Дозорные вскоре приволокли к нам нескольких мужчин, женщин и детей. Женщины ударились в совершенно бестолковую перебранку с солдатами, отказывались подчиняться приказам и вообще принимали все происходящее куда менее стоически, чем их мужчины. Это показалось мне подходящей возможностью блеснуть тем, чему я научился во время краткой подготовки, когда служил адъютантом. Я постарался вести себя с дамами предельно тактично и обходительно, повторяя единственные слова утешения, которые знал по-голландски: «Wacht een beetje» — «Al zal rech kom» (искаж. гол. «Подождите немного, все будет в порядке» — известный бурский лозунг, впервые в виде «Все будет в порядке, если каждый выполнит свой долг» высказанный президентом Свободного Оранжевого государства Йоханнесом Брандом и позднее повторенный президентом Южно-Африканской республики (Трансвааль) Паулем Крюгером — прим. пер), но без толку. Их, похоже, вообще не учили ценить хорошее обхождение. Я с сожалением повернулся к главному сержанту, по-командирски подмигнул и, увидев, как он уважительно повел веком в ответ, громко спросил:
— Главный сержант?
— Да, сэр?
— Каким, на твой взгляд, способом лучше всего можно поджечь ферму?
— Ну, сэр, кто-то предпочитает начать с усыпанной соломой кровати, а мне кажется, если ту пианину в углу полить керосином, тоже отлично выйдет.
Больше ничего не понадобилось: такое обхождение дамы вполне поняли и проблем в дальнейшем не доставляли.
Голландцев и каффиров тут же отрядили копать укрытия для себя, женщин и детей. Последних мы собрали вместе и поместили в небольшой ложбине недалеко от траншеи — детей следовало было разместить в действительно глубоком укрытии, во-первых, чтобы они были в безопасности, а во-вторых, чтобы они не принялись махать и привлекать внимание противника.
Оказавшаяся очень кстати ложбина сэкономила нам массу усилий, поскольку ее потребовалось только немного углубить и придать подходящую форму.
Все копали с большой охотой, и к ночи укрытия для женщин и детей, для пленников-мужчин, траншея для солдат были практически готовы. Сторожевые посты и часовых я расставил так же, как в предыдущем сне и, убедившись, что все сделано как надо (и что женщинам предоставили тенты и одеяла, чтобы укрыться), я с заслуженным ощущением безопасности отправился спать.
С рассветом, поскольку никаких признаков врага поблизости не было, мы продолжили доводить траншею до ума, изменяя по необходимости глубину и внутреннее устройство так, чтобы каждому из солдат она подходила по росту. В итоге у нас получилась отличная аккуратная траншея — «словно маминой рукой сделанная». Как заметил один из призванных из запаса бойцов, глядя на свежую красную землю посреди желтого вельда, сюда бы еще бордюрчик из устричных раковин или бутылок из-под имбирного пива, и будет точь-в-точь как маленькая грядка брокколи у него дома. За этими важными разговорами и завтраком пролетела пара часов, когда, точно так же, как в предыдущем сне, мне сообщили о приближающейся с севера колонне. Она продвигалась таким же образом, но только ее, конечно же, никто у фермы не встретил. Ах, какой же я молодец, подумал я и улыбнулся сидящим в яме голландкам — которые в ответ злобно на меня посмотрели и даже (ш-ш-ш!) плюнули!
Передовой отряд противника приблизился, осторожно глядя вокруг и крадучись двигаясь к ферме. Похоже, они ничего не подозревали, и я задумался, не удивить ли их, не догадывающихся о нашем присутствии, залпом в упор, а затем разрядить магазины в самую толпу — но тут вдруг один человек остановился, а остальные его окружили. Они в это время были где-то в 1800 метрах от нас, примерно возле края Инцидентамбы. Они явно что-то заметили и почуяли опасность, поскольку между ними произошло короткое совещание с жестикуляцией. После этого один человек поскакал к главным силам, которые со своими фургонами и прочим ушли за Инцидентамбу. Несколько человек, включая одного на белом коне, двинулись в непонятном направлении на запад — цель этого маневра я разобрать не мог. С собой они, кажется, захватили какую-то повозку. Передовой отряд разделился так же, как я уже описывал. Все они по-прежнему были на большом расстоянии, и нам оставалось только ждать.
Очень скоро с вершины Инцидентамбы раздался пушечный «бум», и неподалеку от нас разорвался шрапнельный снаряд. За ним последовали второй и третий, после чего буры пристрелялись и снаряды начали рваться прямо над нами; мы, однако, уютно устроились, прижавшись к земле, в своей чудесной глубокой траншее. Мои солдаты были в бодром расположении духа, и бесполезная растрата врагом ценных шрапнельных снарядов их немало повеселила. Как заметил один солдат, «хорошо сидим, как тараканы в щелке». Растратив множество снарядов, противник достиг лишь того, что двоих ранило в ноги.
Спустя некоторое время пушки прекратили стрелять, и мы тут же заняли позиции за бруствером, готовые отразить атаку — но не увидели ни одного бура, хотя в воздухе тотчас засвистели пули. Почти все они, видимо, были выпущены со стороны берега, с севера и северо-востока — и их непрерывные попадания в бруствер поднимали нескончаемые клубы пыли. Все, что нам оставалось — это стрелять на слух по разным кустам на берегу, что мы и делали с максимальным усердием, но без видимых результатов.
Где-то через четверть часа наши потери составили пять человек, которым попали в голову, самую открытую часть. Высунуть голову из-за бруствера оказалось смертельно опасно, как это было и в тот раз, когда мы пытались стрелять с близкого расстояния по замаскированному противнику. Я видел, как двое бедолаг пытались соорудить жалкое подобие карточного домика из камней и кусков термитника и стрелять оттуда. Конструкция бросалась в глаза не хуже, чем если бы на бруствере торчала дымовая труба, и выстрелы буров стерли ее в порошок прежде, чем солдаты успели хоть что-то сделать — но до того я еще успел, взглянув на нее, сообразить, чем именно мы могли бы поправить ситуацию. Конечно же, на такой случай нам нужны были покрытые бойницы — и как всегда, я оказался крепок задним умом, поскольку теперь, даже не будь мы заняты стрельбой, соорудить их не было никакой возможности. Неожиданно шум выстрелов стал заметно интенсивнее, но среди всего чавканья пуль, врезающихся в землю вокруг нас, нелегко было определить, с какого направления началась эта новая стрельба. К этому времени мои люди все чаще и чаще начали падать, бросая стрельбу, и мне приходилось кричать на них, чтобы не сбавляли огня — и тут я заметил, как пуля ударила в нашу сторону бруствера.
Все стало ясно. Враг, очевидно, пробрался по глубокой лощине-донга у нас за спиной — на которую я не обращал внимания, поскольку она была в тылу — и теперь палил нам, стоящим у бруствера, в затылок.
Должно быть, подумал я, это и называется «ударить в тыл». И так оно и было.
Пока я разобрался, что происходит, буры положили еще дюжину человек. Я приказал всем укрыться и высовываться только на секунду, чтобы выстрелить вперед или назад — но с атаковавшими с тыла мы могли сделать не больше, чем с фронта. Все было то же самое — мы не видели ни одного бура. В этот момент двое наших солдат с Обережного холма кинулись бегом к нашей траншее, а буры открыли по ним ураганный огонь, и пули взметали на их пути один столбик пыли за другим. Одного беднягу расстреляли, но второй сумел добежать до нашей траншеи и рухнуть вниз. Он тоже был тяжело ранен, но сумел собрать силы и сообщить, что кроме него и солдата, что бежал рядом, весь гарнизон Обережного холма убит или ранен, и буры постепенно движутся к вершине. Счастье-то какое.
Теперь огонь был таким плотным, что головы нельзя было поднять над землей, чтобы не схватить пулю. Прижавшись к земле и даже не пытаясь целиться, но лишь высовывая винтовку через край траншеи, чтобы выстрелить, мы короткое время обходились без потерь. Но передышка долго не продлилась, и вдруг солдаты в правой половине траншеи непостижимым образом стали валиться наземь, хотя они были хорошо защищены и никуда не высовывались. Мало-помалу я обнаружил причину. Несколько снайперов забрались на вершину Обережного холма и теперь стреляли вниз, прямо по правой половине нашей траншеи. Пули щелкали чаще и чаще, так что число стрелков явно росло.
А это, подумал я, должно быть то, что называется «продольным огнем с фланга» (продольный, или анфиладный огонь — огонь, при котором выстрелы направлены параллельно фронту противника — прим. пер.). И так оно и было.
Без малейшего приказа, на чистом инстинкте мы все бросили правую половину траншеи и сгрудились в левой, которая, к нашему большому счастью, не могла быть обстреляна продольным огнем ни откуда бы то ни было с южной стороны реки, ни с севера благодаря рельефу местности — если продлить эту линию, то в вельде на северном берегу еще километра на три не было позиции выше нашей, а это превосходило дальнобойность вражеских винтовок.
Хоть мы и сгрудились там, беспомощные, словно крысы в ловушке, но немного утешала та мысль, что противнику нечего с нами сделать, кроме как броситься врукопашную. Мы примкнули штыки и мрачно ждали. Если буры нападут, то у нас штыки есть, а у них нет, и в этой свалке мы дорого продадим свои жизни.
Увы! Я снова был обманут. Холодной стали шанса не представилось — вместо этого мы услышали далеко вдали, в вельде к северу, будто кто-то барабанит по жестяному подносу, и стайка маленьких снарядов впилась в землю неподалеку от траншеи; два из них при этом разорвались. За пределами дальнобойности винтовок, там, посреди открытого вельда на севере я увидел отряд буров, белого коня и машину на колесах… И тогда я все понял. Но как они умудрились так точно выбрать позицию, чтобы накрыть нашу траншею продольным огнем, еще до того, как вообще узнали, где мы?
«Пом-пом-пом-пом-пом-пом!» — раздавалось вновь и вновь, и маленькие стальные дьяволы пропахали прямо по нашей, обернувшейся ловушкой, траншее, покалечив семерых. Я с проницательностью мастера оценил наше положение: теперь мы оказались под продольным огнем с обоих флангов. Но знание это явилось слишком поздно и не могло уже нам помочь, потому что:
«Мы беззащитны, капитан.
По нам, как в тире, бьют.
И остается лишь одно:
Безропотно идти на дно
Под вражеский салют»
(Р. Киплинг, «Баллада о „Громобое“ (пер. И. Болычева), 1890. В оригинале цитируемые Суинтоном строки выглядят как „We lay bare as the paunch of the purser’s sow, To the hail of the Nordenfeldt“. „Норденфельдт“ — производитель вооружения, позднее поглощенный компанией Максима и преобразованный в „Максим-Норденфельдт“. В частности, производил первую в своем классе 37-мм автоматическую пушку QF 1‑pounder, за характерный звук выстрелов получившую прозвище „пом-пом“. Изначально британское правительство отвергло эти орудия, но после того, как их закупили буры и с успехом начали применять „пом-помы“ против британцев, переменило свое мнение. Очевидно, та машинерия, которую разглядел БФ, была именно такой пушкой — прим. пер).
Это была последняя капля; нам ничего не осталось, кроме как сдаться или быть уничтоженными с большого расстояния. Я сдался.
Буры, как обычно, выскочили со всех сторон. Мы продержались три часа и потеряли 25 человек убитыми и 17 ранеными. Из них только семеро были поражены шрапнелью и фронтальным винтовочным огнем. Все остальные были убиты или ранены с флангов, где врага должно было быть мало, или с тыла, где его вообще не должно было быть! Этот факт убедил меня в том, что сложившееся изначально представление о фронте и его опасности в сравнении с другими сторонами света нуждается в серьезной корректировке. Все идеи, за которые я так держался, были безжалостно сметены, и я погрузился в море сомнений, силясь нащупать хоть что-то определенное, за что можно уцепиться. Мог ли Лонгфелло, когда писал бессмертные строки о том, что «есть тайный смысл всему», очутиться в таком же, как я, положении?
Разумеется, наш полный разгром привел выживших в некоторое уныние — ведь всё у нас в «щелке» так хорошо начиналось. Говорили они об этом по-разному. Так, один солдат сказал пытающемуся перевязать раненое ухо тряпкой капралу: «Ну и дрянь же этот продольный обстрел, скажу я вам. Никогда не угадаешь, откуда тебе влепит. Допекли просто». На что тот угрюмо ответил: «Продольный? Ну естессно, нас накрыли продольным. Эту траншею надо было вырыть немножко волнистой, и тогда было бы хоть как-то получше. Да, волнистой — вот как надо было!» Тут влез третий: «Да, и придумать что-нибудь, чтобы эти гады не гвоздили нам в спину, тоже было бы неплохо».
Да, сколько же было материй на земле, которых я и не касался в своих философствованиях!
Пока мы под конвоем отряда буров шагали на север, мою душу терзало множество мыслей, но одного я никак не мог понять: почему мы не застали врага врасплох? Ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни каффиров — не было никого, кто знал о нашем появлении и мог бы предупредить буров. Как они так быстро обнаружили наше присутствие — ведь явно обнаружили, когда остановились и начали совещаться тогда утром. Лишь когда мы проходили мимо Инцидентамбы, мне случилось обернуться, и, увидев обстановку со стороны противника, я обнаружил, как просто открывался ларчик. Там, на ровном желтом склоне, прямо к югу от брода, виднелась коричневато-красная полоса, такая же заметная, как «Великан из Уилмингтона» («Long Man of Wilmington» — старинная меловая фигура, 72 м в высоту, изображенная на Виндоверском холме в Восточном Сассексе в Англии — прим. пер.) в старом добром Сассексе, словно кричащая: «Эй, британские позиции здесь, не пропустите!» Я представил, как торчу в этой траншее, всем видимый, словно цирковой силач на афише, и надеюсь еще кого-то застать врасплох, и горестно усмехнулся.
Помимо того, что нас обстреливали продольным огнем и ударили в тыл, мы опять оказались в уязвимом положении по сравнению с укрытым от глаз и стреляющим с близкого расстояния противником, поскольку для того, чтобы выстрелить, нам надо было появляться в определенном месте.
В итоге я сделал следующие выводы:
11. Когда маленький изолированный аванпост обороняется от активного противника, нет ни флангов, ни тыла, или, иначе говоря, фронт у него со всех сторон.
12. Берегитесь удара с тыла; когда размещаете и обустраиваете оборону, позаботьтесь о том, чтобы, пока вы перестреливаетесь с врагом перед траншеей, его дружок не подкрался и не выстрелил бы сзади.
13. Берегитесь продольного огня. Это крайне неприятно и с одного фланга — и гораздо хуже с обоих. Помните также, что даже если вы развернете позицию так, чтобы вас не могли обстрелять продольным огнем из винтовок, вы можете быть уязвимы для него с дальнего расстояния, из пушек или «помпомов». Мало найдется прямых траншей, которые нельзя было бы накрыть продольным огнем хоть с какой-нибудь позиции, стоит лишь противнику туда добраться. Иногда этого можно избежать, разместив траншею так, чтобы никто не мог попасть на продолжающую ее линию и обстрелять сверху, или можно много раз «выгнуть» траншею, чтобы она не была прямой, или соорудить траверсы, или вырыть отдельные окопы для каждых двух-трех человек.
14. Не размешайте траншею возле высоты, за которой вы не можете наблюдать, и которую не можете удержать.
15. Не набивайте всех солдат в одну маленькую траншею, как сельдей в бочку. Дайте им воздуха.
16. Как и прежде — укрыться от глаз часто ценнее, чем укрыться от пуль. При стрельбе с близкого расстояния из незамаскированной траншеи, покрытые бойницы дают преимущество. Покрытие должно быть пуленепробиваемым и не должно торчать, бросаясь в глаза, над бруствером, притягивая таким образом огонь, иначе будет только еще опаснее.
17. Застать врага врасплох — значит, получить большое преимущество.
18. Если вы хотите получить это преимущество, замаскируйте позицию. Хвастаться своей позицией хорошо на светском ужине, а не в обороне.
19. Чтобы определить, замаскирована или нет ваша позиция, осмотрите ее с точки зрения противника.
СОН ПЯТЫЙ
«Несчастье это — мелочь и пустяк
В сравнении с уже тебя постигшим».
Драйден
«Шагая в ночи по долине к холму,
Мороз прошептал: «Путь такой я возьму,
Чтоб было меня не видать никому,
Пока я не скроюсь вдали».
Гульд
И снова я приступил к той же задаче, со свежим умом и свежими надеждами, и все, что осталось при мне от предыдущих попыток — это девятнадцать уроков.
Отрядив описанным уже образом отряд на Обережный холм и два дозора, я, пока солдаты разбирали припасы и прочее, потратил минут двадцать на то, чтобы пройтись вокруг и, в свете полученных мной уроков, выбрать позицию, которую мы займем.
Я пришел к заключению, что глупо стоять возле вершины холма, и при этом не на самой вершине. Да, я разобью лагерь на вершине Обережного холма, где надо мной на расстоянии винтовочного огня не будет возвышаться ни одна точка, и который, как я мыслю, будет «командной высотой». Я не вполне понимал, что значит «командная», но знал, что это важно — ведь так написано в учебнике, да и на всех маневрах, в которых я участвовал, и на всех тактических схемах, что я видел, «оборона» всегда размещалась на вершине холма или горного кряжа. Задача совершенно ясна: Обережный холм выглядит единственной позицией, которая бы не противоречила моим девятнадцати урокам, значит, нам туда дорога. Когда я остановился возле одной из хижин, мне прямо через горб холма открылся великолепный вид на брод и южный подход к нему, и я мог хорошо обозревать реку далеко на восток и запад. Сперва я думал, не посносить ли соломенные хижины, из которых, помимо пустых жестянок из-под керосина и куч костей и мусора, состоял каффирский крааль; но, поразмыслив, я решил, что проявлю хитрость, а этот самый невинно выглядящий крааль очень даже поможет мне замаскировать мои укрепления. Я разработал детальный план, мы быстро перенесли на вершину холма свои запасы и принялись за работу.
После того, как дозоры вернулись с пленниками, мы заставили голландцев выкопать укрытия для них самих и их женщин, а каффиров из крааля быстро убедили помочь нам с работой.
Планировка была следующей: вокруг хижин на холме и вблизи от них мы вырыли около десятка коротких и глубоких траншей для ведения огня, каждая из которых была изогнутой и могла вместить до пяти человек. У них были очень низкие брустверы, служащие исключительно упором для винтовок; часть выкопанной земли была насыпана за траншеями, сантиметров на тридцать в высоту, а с оставшейся землей поступили так, как будет описано ниже. На большей части брустверов мы проделали выемки, чтобы вести огонь на уровне земли, сами же брустверы были лишь такой высоты, чтобы защитить голову. Поскольку головы солдат сливались с фоном и не были по-настоящему заметны, не было нужды оборудовать настоящие бойницы, что потребовало бы еще и использования новых мешков с песком, а они были бы довольно видны и трудно маскируемы. Когда солдаты в этих окопах будут стрелять, их головы будут лишь чуть выше уровня земли. После того, как работа над траншеями для стрельбы вовсю пошла, началась отрывка и ходов сообщения. Они должны были быть узкими и глубокими и соединять каждую траншею с соседней, а также вести назад к четырем хижинам, в которых были устроены замаскированные огневые позиции. Прямо внутри каждой из хижин сооружалось укрепление из земли, которой у нас было в избытке, мешков с песком, кусков термитника, камней и прочего, высотой около 1,4 метра и толщиной около 76 сантиметров, поверх которого можно было стрелять стоя; в стенах хижины проделывались бойницы, которые оказывались практически незаметными. Из каждой хижины могли вести огонь трое. Я решил в трех хижинах поставить своих лучших стрелков в качестве снайперов, дав им лучшую позицию, чем у солдат внизу в траншеях, а четвертую сделал «боевой рубкой» для себя самого. Все палатки и имущество было собрано в отдельной хижине, подальше от чужих глаз.
К вечеру, хотя работа была трудна, и люди много ворчали, мы смогли завершить стрелковые траншеи, но остальное закончено не было — удалось выкопать лишь на половину от нужной глубины. Земляные стены внутри хижин также не были закончены. Для каффиров и голландцев готовы глубокие ямы в трех хижинах. Последним, что мы сделали перед отбоем, было распределить по траншеям боеприпасы и пайки. Я также приказал наполнить и распределить все бутыли и любые емкости, в которых можно держать воду, включая пустые жестянки, котелки и каффирские долбленые сосуды, на случай долгого и затяжного боя. Разъяснив всем, как важно соблюдать строжайшую маскировку, чтобы не выдать нашу позицию, если завтра с утра вдруг объявятся буры, я с уверенностью в душе лег спать. Так или иначе, у нас очень хорошая позиция, и пусть ее оборудование не завершено, это можно будет наутро исправить, если только у нас будет время.
Рассвело; ни следа врага. Это было просто здорово, и мы принялись вкалывать, завершая недоделанную работу. К этому моменту подчиненные целиком прониклись моим замыслом, и им не терпелось, если получится, преподнести братцу буру сюрприз. Пока они копали, за четырьмя травяными ширмами, которые мы нашли, варился в котелках завтрак — таким образом, над краалем виднелся лишь вполне естественный дымок. Я выбрал пару самых толковых унтер-офицеров и приказал им спуститься, пройтись в разных направлениях вдоль реки и посмотреть, смогут ли они разглядеть головы кого-то из солдат в стрелковых траншеях на фоне неба; если да, то кучи земли, травы, мусора и прочего следовало переделать, чтобы они послужили фоном для солдатских голов.
Чтобы оценить всё в целом, мы с моим ординарцем прошагали полмили к северу от реки. Пройдя некоторое расстояние, мы стянули с себя шлемы и завернулись в два красивых полосатых оранжевых и пурпурных одеяла, которые позаимствовали у гостящих у нас каффирских дам, чтобы какой-нибудь случайный бур, который может тут рыскать, не заинтересовался, что это посреди вельда делают двое «хаки». Шагать с винтовками, спрятанными под одеялами, было неудобно, и вдобавок каждые пару минут приходилось оглядываться, чтобы увидеть, нет ли из лагеря сигнала о появлении на горизонте противника. Сигнал следовало подать, подняв над самой высокой хижиной шест. Но результат нашей работы был великолепен: мы видели на холме обычный крааль, и ничего более. Вокруг валялись кучи мусора, как это обычно и бывает у краалей, но не было видно ни траншей, ни солдатских голов. Единственный изъян — несколько человек, как мы видели, неосмотрительно расстелили на солнце, по крышам хижин и по вельду, свои коричневые армейские одеяла. Даже для распоследней деревенщины эти квадратные пятна, словно коричневые пластыри, наклеенные вокруг всего крааля, были бы признаком того, что там что-то необычное. Я заторопился назад, чтобы исправить ситуацию прежде, чем будет слишком поздно.
Когда мы покончили с завтраком, где-то часа через три после рассвета, часовой из одной из хижин сообщил об идущем с севера отряде. Нам оставалось только ждать и надеяться: все готово, каждый знает, что делать. Никто не высунет головы и не выстрелит из винтовки, пока я не свистну из своей «рубки» — тогда каждый выскочит и разрядит магазин в противника. Если нас обстреляют, люди в хижинах попрыгают в глубокие траншеи и будут в безопасности. Стоя у себя в «рубке» и разглядывая через бойницы брод, я размышлял об открывающихся возможностях. Если очень повезет, бурские разведчики пройдут мимо нас, и мы сможем затаиться, пока не подойдут главные силы. Чтобы точно оценить, насколько далеко я могу позволить зайти последним, прежде чем открыть огонь, и отметить точное место, в котором это лучше сделать, я спустился в направленные к броду и дороге на юг траншеи, чтобы посмотреть, как всё выглядит на уровне стрелков. К своему безграничному ужасу, я обнаружил, что ни брод, ни дорога с ближнего берега реки, пока она не уйдет далеко к югу от Обережного холма, из траншей не видны! Выпуклость холма всё скрывала — должно быть, это и называется «мертвой зоной»! И так оно и было. То самое место, где лучше всего подловить врага, где ему придется пройти, нами не простреливалось! Максимум, по броду можно было вести огонь из северных бойниц моей «рубки» и еще одной хижины. Как клял я себя за глупость! Но толку в этом не было. Мы не могли начать рыть новые окопы ниже по склону холма — они бы тут же выдали нашу позицию. Поэтому я настроился выжать из сложившегося положения максимум и, если нас не обнаружат бурские разведчики, открыть огонь по основным силам, когда они скопятся на берегу, ожидая, пока перейдут те, что спереди. Там мы могли их обстрелять, правда, с куда большего расстояния, чем я рассчитывал. Как же повезло, что я вообще обнаружил этот серьезный промах, иначе мы позволили бы основной массе врага перейти брод и заметили бы такую мелочь, как «мертвая зона», когда уже было бы слишком поздно. Я также припомнил (хотя утешало это не особо), что люди и повыше меня совершали подобные ошибки — на учениях я сплошь и рядом видел, как какой-нибудь старший офицер едет вдоль фронта на лошади и с этой высоты назначает позиции для траншей, в которых стрелки потом будут лишь слегка приподниматься над землей. Однако те окопы не ждала проверка реальным боем. Моя же ошибка так легко не пройдет.
Тем временем вражеские разведчики двигались так же, как я уже описывал, но только, пройдя мимо фермы у Инцидентамбы, они не замерли, что-то заподозрив, а разделились на маленькие группы, пересекли реку и с предельной осторожностью осмотрели кустистый берег. Но, не найдя там никаких «хаки», буры, очевидно, не рассчитывали наткнуться на кого-то дальше в открытом вельде и беззаботно двинулись дальше. Несколько групп объединились в отряд человек из тридцати и ехали вперед, болтая. Направятся ли они осмотреть крааль, или пройдут мимо? Мое сердце бешено колотилось. К несчастью, маленький холм, на котором мы разместились, наверняка их привлечет — это же отличная точка, откуда можно оглядеть округу до горизонта и дать сигнал основным силам на севере. К тому же, крааль — это подходящее место, чтобы спешиться ненадолго и, пока основные силы переправляются, развести, скажем, огонь и сварить немного кофе. Буры, ничего не подозревая, ехали в нашу сторону, смеясь, болтая и куря. Мы не издавали ни звука. Наши голландские и каффирские гости тоже не издавали ни звука, поскольку рядом с их ямами был человек с винтовкой. Наконец, буры остановились на мгновение где-то в 250 метрах к северо-востоку от нас, там, где склон холма был более отлогим, и все они открывались нам. Несколько человек спешилось, другие снова двинулись в нашу сторону. Неблагородно, да, но это война — и я свистнул.
Около десятка буров сумели ускакать, как и несколько лошадей без всадников; пятеро или шестеро, оказавшиеся на земле, подняли руки и поднялись в наше расположение. На склоне осталась масса брыкающихся лошадей и убитых или раненых и стонущих людей. Другие отряды разведчиков на востоке и на западе тут же отступили к реке, где укрылись, спешились и принялись по нам палить. В любом случае, мы уже чего-то достигли.
Разделавшись с врагом в непосредственной близости, мы открыли огонь по основным силам где-то в 1500 метрах от нас — те тут же остановились и рассредоточились. Мы нанесли им значительный ущерб и вызвали больше смятение — приятно было поглядеть. Бурский командир, должно быть, понял, что берег реки чист, поскольку сделал очень смелый ход — направил все повозки и прочее на максимальной скорости прямо к броду, до которого оставалось метров четыреста и где они оказались защищены от нашего огня. На этой короткой дистанции мы наверняка нанесли бурам тяжелые потери, поскольку по пути им пришлось бросить две повозки. Все это делалось под прикрытием большого числа стрелков, которые немедленно подъехали к берегу, спешились и открыли по нам огонь, и двух пушек и «помпома», которые немедленно были отведены чуть назад и дальше к востоку и западу. Это было лучшее, что буры могли сделать — и, знай они только, что мы не можем обстреливать область к югу от брода, они могли бы немедленно поспешить вперед.
Пока что мы вели в счете, но дальше сложилась патовая ситуация. По нам стреляли с северного берега, из-за термитников и т. п., практически со всех сторон, и вели периодический огонь из обеих пушек. Буры отлично поупражнялись в стрельбе по хижинам, быстро разнеся их на кусочки, но эти позиции уже хорошо нам послужили. Несколько новых белых мешков с песком рассыпались прямо на виду у противника — было очень поучительно посмотреть, какая отличная мишень из них получилась и как часто в них попадали. Должно быть, эти мешки отвлекли множество выстрелов от наших настоящих траншей. Пока буры не обнаружат, что могут продвинуться от брода на юг, не подвергаясь нашему огню, мы их задержим.
Обнаружат ли буры это? Они уже обскакали нас со всех сторон, далеко за пределами дальнобойности, и к этому моменту наверняка уже знают все о нашей изолированности.
После наступления темноты перестрелка свелась к непрекращающимся, но отрывочным выстрелам из винтовок и редким разрывам пушечных снарядов. Под покровом темноты я попытался взять под прицел брод и мертвую зону к югу от него, приказав солдатам встать и стрелять с этого уровня; но к полуночи мне после некоторых потерь пришлось отвести их назад в траншеи, поскольку противник проснулся и больше часа вел по нам яростный винтовочный огонь. В это время орудия занимались какими-то загадочными перестроениями. Сперва по нам жарили с севера, где пушки все это время находились. Затем вдруг нас обстреляли с юго-запада, и какое-то время мы сидели под артогнем с двух сторон. Немного погодя обстрелы с севера прекратились и минут двадцать продолжались только с юго-запада. После этого пушки замолчали, и винтовочный огонь также постепенно сошел на нет.
Когда рассвело, вокруг было не видать ни одной живой души; только убитые люди, лошади и брошенные повозки. Я опасался, что это ловушка, но постепенно пришел к выводу, что буры отступили. Через какое-то время мы обнаружили, что излучина реки также пуста — но буры не отступили. Они обнаружили нашу мертвую зону и под прикрытием поддерживающих друг друга пушек, загнавших нас в траншеи, все пересекли брод и ушли на юг!
Мы не попали в плен, это правда, и понесли очень низкие потери, здорово потрепав противника, но они переправились. Должно быть, бурам очень важно было пройти дальше, иначе они, с их где-то 500 солдатами против наших 50, наверняка задержались бы, чтобы нас прикончить.
Я провалил задание.
Следующие несколько часов мы хоронили погибших, заботились о раненых и наслаждались отдыхом, который давно заслужили, а у меня было полно времени, чтобы поразмышлять на досуге об этой неудаче и ее причинах. Уроками, которые я вынес из схватки, были:
20. Будьте осторожны с выпуклостями холмов и мертвыми зонами. Особенно постарайтесь, чтобы была какая-то область, где противнику придется пройти под вашим огнем. Точную позицию для стрелков выбирайте, глядя оттуда на уровне глаз солдат, которые потом будут ее занимать.
21. Холм, пусть это и «командная высота», может и не оказаться в итоге непременно лучшей позицией.
22. Хорошо заметная ложная позиция может заставить противника без толку растратить боеприпасы и отвлечь вражеский огонь от настоящих укреплений.
Вдобавок к урокам, мои мысли занимал еще один небольшой вопрос. Что скажет полковник, когда узнает о моем провале?
Лежа на спине и глядя в небо, я пытался урвать хотя бы несколько минут сна, пока мы не начали окапываться дальше, готовясь к возможной новой атаке. Но без толку — сон не шел.
Ясный синий небосвод вдруг заволокла туча, из которой постепенно соткалось нахмуренное лицо полковника. «Что?! Хотите сказать, лейтенант Фортот, что буры переправились?» Но на мое счастье, не сказав больше ни слова, лицо начало медленно растворяться, словно Чеширский Кот из «Алисы в Стране Чудес», оставив лишь отвратительную морщину посреди неба. В конце концов исчезла и она, и вся сцена переменилась. Мне приснился новый сон.
СОН ШЕСТОЙ
«Есть сладостная польза и в несчастье»
Шекспир
И еще раз было мне начертано испробовать свои силы и защитить Дурацкий Брод. В помощь мне на этот раз были мои 22 урока, и в забытьи сна я был избавлен от того чувства однообразия, которое к этому моменту, возможно, уже овладело вами, мой благосклонный читатель.
Выслав дозоры и разместив сторожевой пост на Обережном холме, как уже было описано, я, пока солдаты разбирали наше имущество, старательно обдумывал, какую позицию лучше занять, и поднялся на вершину Обережного холма, чтобы тщательно осмотреть местность. На вершине я обнаружил каффирский крааль, который, как я счел, сможет здорово помочь мне замаскировать наши позиции, если я решу занять холм. К этой мысли я всерьез склонялся. Однако, потратив несколько минут на то, чтобы оценить местный рельеф (для этого я попросил нескольких человек походить туда-сюда внизу, а сам наклонился почти к самой земле), я обнаружил, что выпуклость холма такова, что для того, чтобы видеть и обстреливать брод и южный подход к нему, придется оставить вершину и, соответственно, предоставляемое каффирскими хижинами укрытие и занять позицию немного ниже, на открытом склоне холма. Это, конечно, было вполне осуществимо, особенно, если мы займем еще и позицию на самом холме, возле хижин на восточной и юго-восточной стороне; но поскольку на голом склоне будет невозможно по‑настоящему замаскироваться, о том, чтобы застать врага врасплох, чего я очень хотел, придется забыть. Значит, нужно найти другое место, где можно легко и надежно замаскироваться и откуда можно с короткой дистанции обстреливать брод или подходы к нему. Но где взять такое место?
Я стоял, погруженный в раздумья над этой каверзной задачей, и потихоньку в мозгу у меня зашевелилась одна идея, которую я тут же отбросил как нелепую и не стоящую обсуждения. Идея заключалась в том, чтобы расположиться в русле реки и по берегам с обеих сторон от брода! Вообще отказаться от концепции «командной высоты» и вместо того, чтобы искать ближайшую возвышенность — что для изучающего тактику курсанта столь же естественно, как для белки бегом вскакивать на дерево — занять низменность, пусть и плотно прикрытую, а не лежащую среди открытого пространства.
Нет, это была совершеннейшая дерзость, идущая против любых канонов, что я читал или слышал; причуда воспаленного от усталости мозга. Я даже и не подумаю так делать, я решительно ее отброшу. Но чем дольше я доказывал сам себе, как абсурдна эта идея, тем сильнее она мной овладевала. Чем больше я утверждал, что это невозможно, тем больше соблазнов в ней находил, пока все мои старательные возражения не оказались запутаны и задушены в коварных сетях доводов о том, какие преимущества я получу.
Я боролся, сопротивлялся, но в итоге поддался искушениям, принявшим личину доводов рассудка. Я буду обороняться в русле реки.
Я надеялся извлечь из этого следующие преимущества:
Отличная маскировка и укрытие от вражеского обзора.Траншеи и укрытия от как винтовочного, так и артиллерийского огня уже практически сделаны природой за нас.Хорошо прикрытые пути сообщения.Противник будет в открытом вельде, везде, кроме как возле самого берега, где мы, заняв позицию первыми, все равно будем иметь преимуществоПрямо под рукой обильный источник воды.
Конечно, возле брода валялось несколько мертвых животных, и запах гниения висел над всей излучиной реки, но трупы можно быстро закопать на берегу, и вообще, нельзя же иметь все тридцать три удовольствия.
Поскольку наш сектор обстрела, на севере ограниченный только дальнобойностью винтовок, на юге упирался в Обережный холм, удобную для противника позицию, я решил помимо русла реки занять еще и вершину холма. На это я мог выделить только двух унтер-офицеров и восемь солдат, которые смогут оборонять южный склон холма, в то время как северный мы сможем простреливать с берега.
Отправив этот отряд, я раздал приказы по обустройству позиции, и вскоре работа началась. Где-то через пару часов вернулись дозоры с пленниками, с которыми мы поступили, как и раньше.
Траншеи для гарнизона Обережного холма следовало замаскировать практически так же, как в предыдущем сне, но особое внимание уделить тому, чтобы никто на этой позиции не был открыт для огня со стороны наших главных сил у реки. Я не желал, чтобы огонь основных сил хоть в какой-то степени сковывала боязнь попасть по своим на холме, особенно ночью. А зная, что попасть по ним мы не сможем, мы могли свободно стрелять по всему холму. Мы предполагали, что битва может затянуться, поэтому отряду на холме следовало также выдать двойной запас бутылей с водой и заполнить водой все емкости, найденные в краале.
Общий замысел основной оборонительной позиции состоял в том, чтобы удерживать обе стороны реки, обработав крутые берега и ложбины, сделав из них стрелковые окопы на одного-четырех человек. Они могли защищать солдат со всех сторон, и работы требовалось совсем мало. Поскольку природа уже столько сделала за нас, мы смогли оборудовать гораздо больше позиций, чем было человек у нас в отряде. Через берег мы прорыли пути сообщения, и таким образом солдаты могли перемещаться от одной позиции к другой. Кроме того, что это давало свободу в маневре огнем, мы также могли надеяться таким образом обмануть противника касаемо нашей численности — которую благодаря такой тактике он, вероятно, сильно преувеличит — хотя бы на время.
Окопы для стрельбы в северную и южную стороны почти все располагались так, чтобы позволить солдатам вести огонь по вельду на уровне земли. Позиции располагались среди кустов, мы вырезали ровно столько растительности, сколько требовалось, чтобы можно было видеть все вокруг и при этом не демаскировать окоп. По обе стороны от брода валялись кучи «лишней» земли, выкопанной при прокладке дороги через брод. Они высились на полтора-два метра над общим уровнем земли, и были столь же неровными, как и берега. Эти кучи были достаточно крупными, чтобы оборудовать несколько позиций среди них, получив дополнительное преимущество по высоте. Для некоторых стрелковых ячеек мы оборудовали покрытые бойницы из мешков с песком, но в большинстве случаев благодаря маскирующим нас кустам в этом не было нужды. Я счел, что необходимо лично проверить каждую бойницу и поправить многочисленные ошибки, допущенные при их устройстве. В некоторых случаях новые чистые мешки с песком оказывались на виду, превращая окопы в белые гробницы для их гарнизона; другие тоже бросались в глаза и выглядели настоящей мишенью, какие-то не были пулестойкими, а иные позволяли стрелять лишь в одном направлении, а то и вовсе или только в землю в нескольких метрах от стрелка, или прямо в сине небо. Исправляя эти недочеты, я размышлял о том, что если оборудованные бойницы не проинспектировать, они могут оказаться ловушкой для самих стрелков.
В плане маскировки, результат оказался потрясающим. Из окопов мы, держа голову на уровне земли, могли ясно видеть вельд впереди нас, или из-под более плотных кустов, или даже сквозь те, что росли в упор к нам. С открытой же стороны мы были практически невидимы, даже с дистанции 300 метров. Мы бы еще сильнее слились с местностью, будь у нас усищи, как у «братьев» — я всегда считал, что эти усы им специально дала мать-природа точно так же, как она дает другим существам средства для мимикрии.
Многочисленные маленькие донга и трещины в земле хорошо подходили для укрытия от фланкирующего огня, и во многих местах вертикальные стенки берегов даже не надо было перекапывать, чтобы они послужили защитой хоть от артиллерии. В других местах над стенками русла нужно было лишь немного поработать лопатой или вырыть себе ступеньку, на которую можно встать.
В одном из самых глубоких оврагов было разбито две палатки — практически невидимые, поскольку находились ниже уровня земли — для женщин и детей. Для них также вырыли небольшие пещерки на случай артобстрела. Наша позиция тянулась метров на 150 вдоль обоих берегов, и по краям, где мы больше всего опасались атаки, были вырыты через берег и сухое русло ямы. Их также как можно старательнее замаскировали. Фланги, разумеется, представляли самую большую опасность, поскольку нас могли попытаться взять приступом оттуда, а не из открытого вельда. Некоторое время я колебался, не следует ли расчистить «сектор обстрела» вдоль берегов — я не хотел выдавать нашу позицию, подозрительно оголив берега по флангам. Наконец, чтобы этого не допустить, я решил расчистить кустарник на как можно большем расстоянии от наших флангов, целиком вырезав то, что росло ниже уровня земли, и также на уровне земли, но оставив достаточную окаемку прямо по краям берегов. Я рассчитывал, что эта окаемка сможет скрывать расчищенные области, пока противник не подойдет достаточно близко. Как я теперь благодарил того, кто снабдил нас инструментами! Пока шли все эти работы, я вымерял шагами расстояние до некоторых точек к северу и югу от нас, и мы отметили их пустыми жестянками, брошенными на муравейники, или другими ориентирами.
К сумеркам мы закончили рытье почти всех окопов и частично расчистили кустарник, спрятали палатки и другое имущество, распределили пайки и боеприпасы, и я раздал приказы на случай атаки. Я не мог находиться во всех местах сразу, поэтому приходилось рассчитывать на то, что отдельным отрядам солдат полностью ясен мой замысел, и они смогут действовать самостоятельно. Чтобы наш шанс поразить противника залпом в упор не был глупо упущен из-за того, что какой-нибудь слишком усердный или нервный солдат начнет стрелять с большого расстояния, я приказал не открывать огонь как можно дольше, чтобы никто не стрелял, пока стрельба не начнется сама где-то в другом месте (это прозвучало довольно по-ирландски), или пока я не свистну в свисток. Это не касалось того случая, если враг подойдет так близко, что дальнейшее молчание винтовок потеряет смысл. Как только начнется стрельба, каждый начнет палить по всем противникам, вошедшим в зону досягаемости, обозначенную нашими ориентирами. Наконец мы, довольные собой, легли спать у себя в окопах, выставив из каждых восьми человек по собственному часовому.
Следующим утром у нас было часа три, прежде чем с Обережного холма просигналили о появлении противника (условленный сигнал подавался шестом, поднятым над одной из хижин). Имевшееся время мы использовали, чтобы различным образом улучшить наши укрепления. Мы успели расчистить кустарник в сухом русле и на берегах метров на двести от нашей линии обороны, и изящно решили при этом вопрос с сооружением препятствия для противника, с помощью найденной солдатами проволоки сделав на краю расчищенной области своеобразную засеку. За утро я успел дойти до поста на Обережном холме, удостоверился, что все в порядке, и воспользовался случаем, чтобы показать гарнизону холма точные границы наших позиций и разъяснить, что именно мы намерены сделать. Итак, после трех часов работы мы увидели сигнал «Кого-то заметили» и вскоре со своей позиции разглядели клубы пыли далеко на севере. Подразделение, оказавшееся отрядом буров, приближалось так же, как я описывал в предыдущем сне; нам в это время оставалось только сидеть на месте, не выказывая присутствия. Бурские разведчики ехали двойками и тройками, растянувшись по фронту где-то на милю, направляясь к броду посередине. Когда разведчики подъехали ближе, по две или три группки по обе стороны от того отряда, что ехал прямо к броду, поддались естественному импульсу перейти реку в самом удобном месте, и они все собрались в центре. Было ясно, что это самый крупный отряд, какой нам удастся застать врасплох, и на это мы и нацелились. Когда «братья» были метрах в трехстах от нас, они остановились, будто что-то заподозрили. Кто-то из солдат на восточном фланге не выдержал и спустил курок, и воздух разорвал грохот — мы опустошили в буров свои магазины, убив пятерых из передового отряда и двоих из тех групп, что были подальше. Мы продолжали стрелять по разведчикам, скачущим назад к своим, свалив еще двоих, а также по самой колонне, которая была в миле от нас, но все равно представляла собой отличную цель, пока буры не рассредоточились.
Всего лишь несколько мгновений спустя нашу позицию обстреляли из трех пушек, но единственным результатом в итоге было то, что у нас ранило одного человека, хотя неспешный обстрел продолжался до самой темноты. Если быть точным, следует сказать, что обстрелу подверглась река вообще, а по нашей позиции попадали случайно, поскольку снаряды рвались вдоль реки туда-сюда где-то на полмили. Буры явно были в полном недоумении касательно того, где мы и сколько нас, и без толку потратили множество снарядов. Мы заметили множество всадников, перемещавшихся к востоку и западу, далеко за пределами нашей дальнобойности, и заключили, что эти отряды планируют переправиться через реку где-то вдали и исподволь выйти к руслу, вероятно, чтобы ночью подобраться на короткую дистанцию.
Ночью вдоль русла реки происходили небольшие перестрелки, но особо ничего ни на одном из берегов не происходило, хотя мы, разумеется, все время были начеку. И лишь в час ночи настала очередь Обережного холма.
Как я и надеялся, враг не заметил, что мы заняли крааль, и крупный отряд, карабкающийся по южному склону холма, чтобы там занять хорошую позицию для стрельбы по реке, получил сюрприз в виде залпа в упор от нашего отряда. Ночь была не очень темной, и, как я узнал впоследствии, наши солдаты сумели еще и подняться и обстрелять застигнутых первым залпом врасплох и в панике удирающих с холма бюргеров. Однако, судя по звуку, паника не продлилась долго, поскольку после первого залпа из наших «ли-метфордов» и нескольких последовавших минут бессвязной перестрелки хлопки наших винтовок быстро перемешались с приглушенными хлопками «маузеров», а вскоре мы заметили вспышки на нашей стороне Обережного холма. Так как это не могли быть наши солдаты, стало ясно, что враг старается окружить его защитников. Так как мы заранее отмерили расстояния до холма, то, хотя и не видели цели и стреляли в основном наугад, вскоре покончили с этим предприятием, выпалив по залпу из трех-четырех винтовок по каждой вспышке на склоне. В остальном ночь прошла без особых происшествий.
Под покровом темноты мы воспользовались случаем и коварно устроили на видном месте, на некотором отдалении от наших настоящих окопов, сооружение из новых мешков с песком, которые я удачно обнаружил среди наших запасов. Несколько солдат пошли даже дальше и прикрепили к нему мундир и шлем, будто выглядывающий сверху. Мы откладывали эту уловку, пока нашу позицию не обнаружат, чтобы не выдавать своего присутствия раньше времени, но теперь, когда бой уже начался, она не повредит. Каким удовольствием было наутро наблюдать, как «братья» прилежно дырявят мешки с песком, выбивая из них ручейки пыли.
В течение дня противник полностью оставил простреливаемую из винтовок часть вельда к северу и югу, хотя снайперский огонь вдоль берегов по обе стороны реки не прекращался. Буры переместили пушки, одну разместив на вершине Инцидентамбы, и по одной к востоку и западу, чтобы обстрелять русло реки продольным огнем, но благодаря нашим отличным укрытиям мы обошлись двумя убитыми и тремя ранеными. Я был уверен, что ночью последует атака вдоль берега, поэтому несколько усилил фланги, хоть и рискнув при этом опасно ослабить позицию на севере. Буры меня не разочаровали.
Под прикрытием темноты враг пробрался к области где-то метров из шестисот открытого вельда к северу и вокруг Обережного холма и открыл бешеный огонь, вероятно, чтобы отвлечь наше внимание, пока пушки около часа осыпали нас снарядами. Как только артобстрел прекратился, буры попытались взять нас стремительным броском вдоль русла реки с востока и запада, но благодаря ямам, засекам и тому, что ночь была не очень темна, успеха не добились. Однако дело висело на волоске, и нескольким бурам даже удалось ворваться на наши позиции — но мы закололи их штыками. К счастью, врагу не были известны наши силы, или точнее, наша слабость, иначе они бы проявили настойчивость и в итоге бы преуспели. Пока что они, вероятно, потеряли 20 или 30 человек убитыми и ранеными.
К утру, учитывая сколько человек из моих исходных 40 выпали из борьбы (Обережный холм я не считал, поскольку их потерь не знал), дело стало приобретать серьезный оборот, и я боялся, что следующей ночью нас раздавят. Отрадно было видеть, что отряд на Обережном холме все еще держит хвосты пистолетами, поскольку они вывесили на шесте красную тряпку. Пусть это и не национальный флаг, а всего-то платок, но он не был белым. День тянулся медленно, тишина перемежалась снайперскими выстрелами и разрывами снарядов, и все мы чувствовали, что противник уже догадался, насколько нас мало, и бережет силы для новой ночной атаки, рассчитывая на нашу усталость. Мы постарались в течение дня, как могли, по очереди урвать немного сна, и я делал все возможное, чтобы приободрить солдат, убеждая их, что подкрепление наверняка уже недалеко. Но все равно, пока тянулись часы, и утро сменилось днем, в будущее мы смотрели мрачно.
Бурские пушки уже два часа не стреляли, и тишина уже становилась раздражающей и загадочной, когда грохот орудий вдали поднял наш дух на недосягаемую высоту. Мы спасены! Пока невозможно понять, чьи это бьют пушки, они могли быть и британскими, и бурскими — но в любом случае, это значило, что где-то рядом наши войска. Лица солдат засветились, долгожданные звуки вдали сумели моментально прогнать всю нашу усталость.
Чтобы новоприбывшие войска смогли точно определить наше местоположение, я собрал небольшой отряд и приказал выпустить по кустам несколько характерно британских винтовочных залпов, которые ни с чем невозможно спутать. Вскоре после этого мы услышали вдалеке ружейный огонь и увидели облако пыли на северо-востоке. Наши!
Всего мы потеряли 11 человек убитыми и 15 ранеными; но мы удержали брод и таким образом позволили свершиться победе. Я не буду сейчас касаться хорошо известных и далеко идущих последствий того, что мы удержали Дурацкий Брод, и таким образом не позволили бурской колонне с пушками, боеприпасами и свежими войсками в критический момент подойти на помощь к одному из их подразделений, которое подверглось жестокому натиску — тем самым обеспечив победу наших войск. Теперь, конечно, всем известно, что это был поворотный момент всей войны, хотя мы, ее скромные орудия, тогда еще не знали, сколь жизненно важные события зависели от наших действий.
В тот вечер прибывшие нам на помощь войска остановились у брода, и, похоронив погибших, мы какое-то время ходили и рассматривали укрытия бурских снайперов, солдаты собирали себе на память осколки снарядов и стреляные гильзы — которые, правда, вскоре повыкидывали. Мы нашли где-то двадцать пять убитых и частично похороненных буров и сами их похоронили.
В ту ночь мне никуда не надо было идти, и я спокойно отдыхал (в своих собственных бриджах и крапчатом жилете). Дым от «лучшей сигары», что мне поднес полковник, клубился спиралями над головой и постепенно превращался в облака неувядающей славы. Я слышал, как вдали духовой оркестр заводит хорошо знакомую мелодию: «See the Conquering Hero comes» (англ. «Возвращается герой-победитель», хор из оратории «Иуда Маккавей» Г. Генделя — прим. пер.) — вот что они играли.
Я почувствовал легкий удар по плечу, и услышал, как мягкий голос произносит: «Поднимитесь, сэр Бэксайт Фортот», но вдруг в одно мгновение мой сон разлетелся на куски, а мягкий голос превратился в хорошо знакомый хрип моего слуги. «Пора укладывать ваши вещи в фургон, сэр. Подъем уже давно скомандовали, сэр».
Я все еще в старом вонючем Дримдорпе.
Перевод. «Настойчивость и адаптация. Контрнаступление Украины спустя три месяца»
Михаил Кофман и Роб Ли, ресурс War on the Rocks
4 июня Украина начала долгожданное наступление . Операция стала проверкой решимости и способности к адаптации украинской стороны. Несмотря на упорное сопротивление, украинские силы добились стабильных успехов в общевойсковом бою против сильно укрепившихся сил. Основные усилия Украины сосредоточены на наступлении из Орехова с целью прорваться на юг мимо Токмака и в идеале достичь Мелитополя. В случае успеха это разорвет российские линии вдоль побережья Черного моря и поставит под угрозу маршруты поставок из Крыма. Вторая — в районе Великой Новоселки — это второстепенная наступательная операция, вероятно, направленная на Бердянск, также расположенный у побережья. Третье — вспомогательное наступление по флангам Бахмута дальше на север. Украина добилась здесь успехов, пробив позиции нескольких российских воздушно-десантных подразделений. Наступление набирает обороты, и многое еще не решено, но три месяца дают возможность подвести итоги операции.
Это превратилось в войну на выживание (В оригинале — War of tree lines, в буквальном смысле tree line — это граница среды обитания, выше которой деревья не выживают. В общем, здесь птицы не поют, деревья не растут — прим. Е.Н.), продвижение часто исчисляется сотнями метров. На поле боя доминируют артиллерийский огонь и беспилотники; небольшие группы пехоты продвигаются через густые минные поля, поле за полем, посадка за посадкой. Прогресс был прерывистым и медленнее, чем ожидалось, как признал президент Владимир Зеленский , а теперь и бывший министр обороны Украины Алексей Резников. Однако недавние успехи Украины показывают, что она со временем ослабила российскую оборону, используя преимущество в огневой мощи и высокоточном оружии большой дальности, чтобы постоянно оттеснять российские войска с их оборонительных позиций. Тем не менее, Украине нужно будет не только прорвать российские линии, но и использовать этот успех для достижения своих целей. Многое может решиться в ближайшие недели.
Как мы и другие предсказывали, такая операция должна была быть сложной и дорогостоящей. Без превосходства в воздухе, решающего преимущества в огневой мощи и при ограниченных возможностях для прорыва российских позиций любая армия столкнулась бы с аналогичными трудностями в такой операции. Это особенно справедливо в отношении сил, которые успели закрепиться и подготовить эшелонированную оборону, изобилующую минными полями и укреплениями. Украинские военные изменили тактику: от первоначальных попыток прорвать российские линии механизированным наступлением к использованию более привычного подхода, направленного на истощение, что позволило постепенно добиваться успеха. Со временем этот подход может сработать, и он работал у украинских вооруженных сил в прошлом, но каждое сражение имеет свой собственный контекст с разным набором условий, географии и действующих сил.
Украине нужно больше средств противовоздушной обороны , разминирования и подобной вспомогательной техники. Помощь Запада за последние 18 месяцев дала Украине сил, но она также ограничила ее возможности, в результате чего недостаточно обученным подразделениям пришлось противостоять хорошо подготовленной обороне без поддержки с воздуха. Однако проблемы связаны не только с возможностями и недостатками потенциала. Украинские военные продолжают испытывать сложности с масштабированием наступательных операций и проведением общевойсковых операций на уровне батальона и выше, при этом большинство атак осуществляется на уровне взвода или роты.
Единого ответа на вызовы, стоящие перед Украиной, не существует. Проблему нельзя сводить к нехватке западной тактической авиации. Более важными факторами остаются боеприпасы, обучение, предоставление необходимых средств и эффективное управление ресурсами в войне на истощение. Война требует регулярной адаптации, поскольку немногие планы выдерживают контакт с противником, но процесс адаптации в равной степени требует выявления того, что сработало, а что нет. Способность открыто обсуждать эти проблемы (что, на наш взгляд, не включает утечки в газеты из-за завесы анонимности) — это то, что отличает успешные военные силы от таких, как российские, которые часто фальсифицируют успехи и скрывают плохие новости. Действительно, плохое понимание того, как ведутся военные действия на Украине, и операционной среды в целом, может привести к ложным ожиданиям.
Летнее наступление Украины сводится к балансу истощения с течением времени: у какой стороны больше резервов и кто сможет лучше управлять своей боевой мощью в длительной схватке. Чтобы поддержать военные усилия Украины, Вашингтон должен в первую очередь обеспечивать ее боеприпасами для интенсивной борьбы, предоставлять необходимые ударные системы большой дальности и средства обеспечения. Однако также следует извлечь уроки из этого опыта, решая долгосрочные вопросы, такие как обучение, помощь Украине в улучшении ее способности проводить масштабные операции и переход к использованию западной авиации вместе с соответствующими организационными изменениями, чтобы сделать ее эффективной. Также крайне важно, чтобы западные страны извлекли правильные уроки из развития и боевой деятельности новых украинских бригад для совершенствования будущих усилий по обучению.
Ситуация на поле
Наступление до сих пор представляло собой фазу формирования, начальную попытку прорыва, за которой последовал длительный период истощения с прерывистыми достижениями, что привело к более успешному продвижению, наблюдаемому в последние недели, поскольку обе стороны все чаще вынуждены использовать свои резервы. Перед наступлением Украина провела несколько недель в операциях по формированию условий для наступления, включая атаки на российские командные пункты, в том числе с использованием крылатых ракет воздушного базирования Storm Shadow, рейды на российскую Белгородскую область и различные диверсии. Они проводились, чтобы ослабить способность России защищаться и потенциально заставить Москву перенаправить силы в сторону от направления основных усилий Украины. Первоначально наступление началось с локальных атак в районе Бахмута в середине мая, призванных привлечь туда российские войска путем постоянного давления на фланги. Затем украинские части предприняли попытку наступления по направлению Великой Новоселки на юге (у нас этот сектор привязывают ко Времьевке — прим. Е.Н.), после чего последовал удар из района Орехова на Запорожье.
Украинские войска добились успехов на флангах Бахмута, но первоначальное наступление на главном направлении на юге оказалось не таким успешным, как ожидалось. На второй неделе Украине удалось захватить ряд городов, расположенных к югу от Великой Новоселки, но дальнейшее продвижение было медленным [Ох. Тут, конечно, сову просто порвало на глобусе. Автор пишет «города», towns, хотя даже по приведенной им ссылке написано village, то есть, деревня. Причем речь идет конкретно о Сторожевом, с довоенным населением 96 человек — прим. Е.Н.].
На, как казалось, основном направлении удара с 47-й механизированной бригадой в качестве ударной силы к югу от Орехова в направлении Работино, наступление также на раннем этапе застопорилось. Большинство успехов было достигнуто на первой линии обороны России, но именно здесь российские войска сосредоточили свои усилия, что делает их особенно важными. Украинская атака создала выступ, который постоянно расширяется. На момент написания этой статьи украинские силы ослабили обороняющиеся российские подразделения и демонстрируют признаки того, что они, возможно, прорвали главную линию обороны возле Вербового, но детали пока оценивать рано. [текст написан 4 сентября, так что уже можно судить, прорыв ли это — прим. Е.Н.] Украинские силы недавно освободили Работино и продвинулись к востоку от него, то есть, продвижение примерно десять километров с момента начала наступления. В районе Великой Новоселки глубина продвижения была такой же.
Первоначальный план Украины представлял собой попытку продвинуться по нескольким направлениям, чтобы выявить слабые места, которые могли бы указать лучшее место для прорыва главного оборонительного пояса России. Поэтому вполне вероятно, что Украина стремилась заставить русских бросить в боя резервы, тем самым снижая способность российских вооруженных сил реагировать на прорыв. Вместо того, чтобы проводить прорыв на конкретном участке, украинское командование решило распределить силы, чтобы создать дилемму для русских.
[Забавно, конечно, что тут автор вообще не задается вопросом, насколько это было адекватным решением. Украинская-то армия тоже должна была использовать для этих наступлений свои резервы, прекрасно зная, что именно эти отвлекающие удары без достаточного усиления и поддержки могут привести к наиболее тяжелым потерям при минимуме результатов — Е.Н.]
Пять из первых девяти новых бригад, обученных и оснащенных НАТО, были задействованы в начале наступления. 47-я и 33-я механизированные бригады наступали южнее Ореховского направления в составе 9-го корпуса, а на Велико-Новоселковском/Времьевском направлении вели бой 37-я бригада морской пехоты , 31-я и 23-я механизированные бригады. Их поддерживали закаленные, более опытные подразделения, сражавшиеся бок о бок с ними. Поддержку у Великой Новоселки оказывали подразделения 68-й егерской бригады , 35-й и 36-й бригад морской пехоты, а также 120-й, 110-й и 129-й бригад территориальной обороны. На ореховском направлении в состав подразделений обеспечения входили 15-я бригада Нацгвардии , 128-я горно-штурмовая и 65-я механизированная бригады . Судя по всему, первоначальный план Киева заключался в том, чтобы 9-й корпус быстро продвинулся к первой главной линии российской обороны к югу от Орехова, прежде чем использовать свой второй эшелон — 10-й корпус — для прорыва, а затем использовать оперативную группу резервных бригад. В резерв вошли ранее существовавшие и вновь сформированные аэромобильные и десантно-штурмовые бригады, в частности 46-я и 82-я .
Украина направила на восток подразделения нескольких других бригад, обученных на Западе. В их число входят 22-я механизированная бригада под Бахмутом , 32-я механизированная бригада на Купянском фронте , 21-я механизированная бригада на Кременском фронте. Похоже, эти три не входили в состав первых девяти новых бригад, что может объяснить, почему их направили под Бахмут на линию фронт Кременная-Сватово в Луганской области, а не на главное направление на юге. Совсем недавно части 43-й механизированной бригады и 38-й бригады морской пехоты засветились в районе Сватово и на Велико-Новоселском направлении соответственно.
Большая часть боевых действий внутри городов, освобожденных Украиной [опять «города» — прим. Е.Н.], велась более опытными бригадами, за исключением усилий 47-й механизированной бригады и, в последнее время, 82-й десантно-штурмовой бригады. Аналогично, продвижение можно увидеть и по Бахмутскому направлению, где участвуют более опытные украинские подразделения, не имеющие новой западной техники, такие как 24-я и 28-я механизированные бригады; 3-я, 5-я, 92-я штурмовые и 80-я десантно-штурмовые бригады. Действительно, похоже, что некоторые из новых бригад использовались для замены частей опытных бригад на фронте Кременная-Сватово, чтобы их можно было использовать в районе Бахмута. Украинские силы специальных операций также поддерживают наступление, штурмуя российские траншеи и действуя дронами для обнаружения и уничтожения целей. В наступлении Украины на Работино принимали участие подразделения 73-го Центра специального назначения ВМФ , а в районе Бахмута, как сообщается, продолжают действовать группы 3-го и 8-го полков специального назначения.
Хотя невозможно достоверно узнать, какая часть сил была задействована, на данный момент большинство украинских бригад, которые, как ожидается, будут задействованы в наступлении, включая резервные подразделения десантников, тем или иным образом вносят свой вклад в борьбу . Неясно, перебрасывает ли Украина дополнительные силы с других фронтов, хотя некоторые недавние сообщения предполагают, что это может быть так. Россия также разместила в Херсонской области стратегические резервы, в том числе 7-ю гвардейскую горно-штурмовую дивизию и 76-ю гвардейскую десантно-штурмовую дивизию, а также элементы своей Днепровской оперативной группы.
Трудный старт
Украина, вероятно, располагает большей боевой мощью для продолжения атаки, но более тяжело оснащенные подразделения действительно были задействованы в начале операции, и первоначальная атака была не просто разведкой или зондированием, а, скорее, целенаправленной попыткой быстрого прорыва передовых позиций России. Действительно, 47-я механизированная бригада 9-го корпуса , возможно, является лучшей новой бригадой, оснащенной боевыми машинами пехоты Bradley M2A2. На изображениях также видно , что в первых атаках бригады принимали участие танки Leopard 2A6, а также редкие минно-травные машины Leopard 2R и Wisent, что указывало на то, что приоритетом было ореховское направление, а не просто разведывательная или отвлекающая операция.
Первоначальное наступление пало жертвой множества проблем планирования, разведки и координации, которые широко освещались в новостях . Однако, изучая эти проблемы, важно отметить, что любая западная армия, вынужденная использовать подразделения, прошедшие всего лишь несколько месяцев обучения, столкнулась бы с такими же проблемами.
У одного украинского подразделения возникли проблемы, из-за которых оно опоздало на пару часов к началу штурма. Это означало, что подразделение перешло в наступление спустя много времени после того, как был открыт подавляющий артиллерийский огонь, в результате чего его наступающие силы оказались уязвимыми для неподавленной российской артиллерии и противотанковых управляемых ракет. Предполагалось, что это наступление произойдет под покровом темноты, но вместо этого оно произошло ближе к рассвету, что свело на нет преимущество, обеспечиваемое превосходными возможностями ночного видения западной бронетехники. Другое украинское подразделение приняло дружественные части, удерживавшие его фланг, за передовую линию русских и в замешательстве вступило в бой с дружественными силами. Другая группировка ночью дезориентировалась, смешав строй, что сделало ее уязвимой для огня российской артиллерии и противотанковых управляемых ракет. В некоторых случаях войска натыкались на мины, отклонившись от полос, расчищенных саперными машинами. Эти проблемы были характерны не для всего наступления, а для первоначальных этапов.
Некоторые комментаторы предположили, что первоначальный штурм не был основным усилием, и спустя три месяца некоторые все еще характеризуют наступление как «находящееся на ранней стадии».Это свидетельствует о сохраняющейся проблеме непонимания того, как обычно действуют украинские силы. Украинская бригада в наступлении на практике зачастую представляет собой наступающие две-три роты, усиленные бронетехникой и частями поддержки. Усиленная рота или ротная тактическая группа является основным действующим лицом штурма. Но даже в этом случае координация затруднена и подвержена сбоям, как показало первое наступление. Чтобы спланировать такого рода действия, нужна целая бригада. Значительное увеличение масштабов является непростой задачей для украинских сил, особенно среди новых бригад, которым не хватает опыта и подготовки командного состава. Первоначальное нападение было настоящей попыткой прорыва, а не разведкой боем или пробой сил, но оно не увенчалось успехом.
Например, в районе Бахмута во многих механизированных атаках Украины участвуют от одного до двух отделений при поддержке двух танков. Украинские танковые части, согласно нашим полевым исследованиям, редко группируются на уровне рот из-за риска потерять слишком много танков сразу. Танковые бои случаются редко. Танки проводят большую часть своего времени, поддерживая пехоту и ведя огонь с закрытых позиций. Обычно они действуют парами или взводами, поддерживая атаки пехоты. Это наступление в основном характеризовалось атаками пехоты на уровне взводов. Несмотря на свой размер, бригады часто имеют ограниченное количество взводов и рот, прошедших штурмовую подготовку, что ограничивает силы, доступные для выполнения таких задач. Украинские силы проводят механизированные атаки, когда позволяют условия. Однако российские минные поля, противотанковые средства и артиллерия остаются мощной угрозой всякий раз, когда Украина сосредотачивает боевую мощь вблизи российских позиций. Эта реальность резко контрастирует с ожиданиями того, что сотни танков или боевых машин пехоты ворвутся на российские позиции в кинематографической атаке.
Западная критика, часто появляющаяся в форме анонимных утечек со стороны официальных лиц, иногда утверждает, что Украина не будет массировать силы и не примет неизбежные потери в результате такого наступления. При этом не учитываются реальные ограничения возможностей вооруженных сил использовать силы в больших масштабах. Соединенные Штаты неверно истолковали это как невыполнение обязательств. Проблемы Украины, связанные с масштабированием использования сил, невозможно преодолеть за несколько месяцев обучения и предоставления западного оборудования. Украинские вооруженные силы преуспевают в мобильной и позиционной обороне. ВСУ также очень эффективны в тактике небольших подразделений и использовании огня для ослабления российской армии. Учитывая проблемы, с которыми новые бригады столкнулись вначале, атаки бригад с использованием нескольких батальонов вместо рот, вероятно, усугубили бы проблемы с координацией и привели бы к большим потерям. Также не учитывается тот факт, что большие потери штурмового подразделения могут существенно повлиять на способность бригады продолжать операции. Это особенно актуально для новых бригад, в состав которых не входят ветераны.
Решения украинского командования проистекают из понимания того, в чем заключаются их сильные стороны, учитывая организационные возможности, опыт, качество сил и ограниченные возможности для поддержки более масштабного наступления. Западные усилия по обучению оказались ограниченными, но украинские подразделения, готовящиеся на Западе, не всегда получают подготовку, соответствующую тому, как они фактически будут сражаться на Украине, используя те же системы, тактику, методы и процедуры. Частично это связано с тем, что западные усилия по обучению не могут обязательно воспроизвести указанные условия. Все это указывает на необходимость дальнейшего совершенствования западных программ тренировок — чтобы они лучше соответствовали реалиям этой войны и тому, как украинские силы ее ведут, — но также и для лучшего понимания оперативной обстановки.
Попытка Украины прорвать российские линии в первые дни наступления не привела к решительному результату, но она стала важным экзаменом — смогут ли недавно сформированные бригады, получившие западное оснащение и прошедшие западное обучение более эффективно преодолеть подготовленную российскую оборону. В наступлении также впервые использовалась корпусная структура, помогающая координировать логистику различных задействованных бригад, с общим оперативным или «фронтовым» командным уровнем над корпусом. Это был рискованный стратегический выбор. Риск усугублялся назначением новых бригад для ведущей роли на двух наиболее ожидаемых направлениях наступления и планом, предусматривающим операции в ночное время. Кроме того, главным направлением наступления Украина выбрала Ореховско-Токмакский район, который является наиболее укрепленным сектором российской обороны. [Здесь напрашивается, честно говоря, вопрос, который автор не задает: а почему вы вообще выбрали для удара самый укрепленный участок, о котором было заранее известно, что он наиболее прочный — прим. Е.Н.]
Перед этими подразделениями стояла сложнейшая задача: наступать в условиях хорошо подготовленной обороны с плотными минными полями, окопавшимися войсками, многочисленными противотанковыми управляемыми ракетами, барражирующими боеприпасами и ударными вертолетами, поддерживающими российские позиции.
Однако, как показывают наши исследования на Украине, новым бригадам не хватало достаточной сплоченности подразделений и опыта, в результате они совершали ошибки, которые опытные бригады допускали реже. Набранными недавно были не только пехотные батальоны и штурмовые части, но и артиллерия и вспомогательные силы, а у личного состава бригад не было достаточно времени для подготовки. Эти бригады также состояли из недавно мобилизованного личного состава, многие из солдат не имели военного опыта, а также офицеров, набранных из других частей. Новые бригады не были знакомы с местностью и ранее не дислоцировались в этом районе. Просить их провести первый штурм, в некоторых случаях ночью, было непростой задачей.
Проблемы новых бригад вынудили другие части, в том числе менее хорошо оснащенные подразделения национальной гвардии, приступить к выполнению возложенных на них задач, в некоторых случаях полностью заменяя их на линии. Действительно, даже плохо оснащенные подразделения территориальной обороны, которые обычно используются для обороны, брали города в рамках контрнаступления [по ссылке речь идет о Нескучном (733 жителя до войны) на Времьевском выступе. Строго говоря, это сомнительный пример успехов ТРО: российские войска отступили оттуда, потеряв позиции на флангах. Бои в селе, о которых писала пресса, это уже выдавливание российских арьергардов, основные силы к тому моменту уже ушли. Так что этот успех на себя могут записать скорее какие-то регулярные части ВСУ — прим. Е.Н.].
Примечательно, что некоторые новые бригады показали себя лучше. После первых неудач 47-я механизированная бригада сумела адаптироваться и продвинуться вперед, а 82-я десантно-штурмовая бригада, похоже, добилась успеха вскоре после своего ввода в бой. Вероятно, это связано с тем, что их подготовка и оснащение были приоритетными среди новых бригад, и, возможно, из-за того, что 82-я бригада приняла участие в наступлении гораздо позже [это связано с тем, что к моменту, когда в бой ввели 82-ю бригаду, на этом участке уже с обеих сторон лежал живой на мертвом и мертвый на живом; если бы свежая бригада с горой техники не добилась бы вообще ничего, вот это был бы скандал — прим. Е.Н.]
Истощение, ведущее к срыву
По прошествии первой недели операция перешла в фазу истощения, мало чем отличающуюся от наступления в Херсоне. Украинские силы ослабляют российскую оборону артиллерийским огнем, HIMARS, беспилотниками и избранными ударами ракет Storm Shadow по значимым целям. Украина также пытается перекрыть поток российских поставок из Крыма, нанося удары по мостам и железнодорожным станциям, в том числе по Крымскому мосту, как сообщается, с помощью военно-морских беспилотников. Между украинскими и российскими артиллерийскими частями разыгрался напряженный контрбатарейный бой с участием HIMARS. Последние все чаще используются для контрбатарейной борьбы из-за улучшения навыков украинских войск нацеливаться на тыловые объекты России и, вероятно, распределения систем HIMARS по отдельным подразделениям.
Несмотря на естественную тенденцию сосредотачиваться на освобожденных населенных пунктах, баланс истощения важнее для перспектив украинского наступления, чем что-либо еще. Эта война последовательно демонстрировала сложность организации общевойскового наступления против подготовленной обороны, а истощение сил оказалось ключевым фактором маневренной войны. Отчасти это связано с неспособностью одной стороны добиться превосходства в воздухе над другой, но проблему нельзя сводить к одному этому фактору. Учитывая многоуровневые оборонительные линии, минные поля и окопы России, маловероятно, что украинские военные смогут добиться прорыва, не причинив сначала высокого уровня истощения обороняющимся российским силам. Тем не менее, этот процесс не обязательно линейный, и оборонительные линии могут рухнуть, если для их защиты не будет доступных сил, или если резервы не смогут развернуться вовремя.
В некоторой степени этот подход благоприятствует тому, как воюет Украина, хотя он и не отражает того, что, возможно, хотели видеть западные союзники. Украинские силы предпочитают последовательные атаки, делая огонь решающим элементом и используя маневр, в меньшей степени используя огонь в качестве вспомогательного компонента маневренных сил. Украинская пехота вела наступление, как правило, в составе взводов и рот. Это болезненно медленно, и само по себе не может создать импульс, но украинские подразделения, как правило, лучше российских в ближнем бою [очень сомнительный тезис, на самом деле; буквально каждая армия уверена, что она лучше противника в ближнем бою, это вообще-то известное искажение восприятия — прим. Е.Н.]
Украина также, вероятно, меньше истощается, действуя небольшими спешенными подразделениями, но такое наступление предполагает меньше возможностей для достижения быстрого прорыва. Аналогично, благодаря проникающей разведке, наблюдению и рекогносцировке Украина со временем получает преимущество в контрбатарейной борьбе. Постоянное уничтожение и ослепление огня российской артиллерии с помощью радаров противобатарейной борьбы помогли Украине создать видимое огневое преимущество.
Украина убила несколько российских генералов в результате ракетных ударов Storm Shadow и нанесла удары по логистическим узлам и ключевым мостам. Эти удары усложнили российские операции, позволив добиться продвижения, но сами по себе ракеты большой дальности не являются панацеей. Одной из причин является российская адаптация после внедрения систем HIMARS в прошлом году, усиление узлов командования и управления, рассредоточение логистики и направление поставок непосредственно на фронт. Мощная диверсионная кампания с целью изолировать театр военных действий, сосредоточив внимание на российских коммуникациях, могла бы иметь больший эффект. Однако четыре месяца ударов ракетами Storm Shadow позволяют предположить, что задача перерезать российские линии снабжения с помощью одних лишь ракет сложнее, чем некоторые могут поверить.
Истощение вызывает к жизни плохие заголовки в газетах, но такая тактика позволяет использовать сильные стороны Украины, в то время как попытки масштабировать наступательные маневры в таких сложных условиях не способствуют этому. Однако это обременительно в контексте траты расходников, что заставляет Вашингтон, наконец, разрешить производство улучшенных обычных боеприпасов двойного назначения.— кассетных боеприпасов, из-за отсутствия в наличии фугасных снарядов. Другого способа удовлетворить потребности Украины в артиллерийских боеприпасах нет. Это было важнейшее решение, продлевающее доступные сроки и дающее Украине возможность добиться успеха. Они также более эффективны против сил, находящихся в открытых и обитаемых траншеях. Однако запас снарядов предназначен не только для наступательных операций. Он будет использоваться для поддержания военных усилий Украины в течение следующего года, пока производство на Западе не увеличится в достаточной степени. Это говорит о том, что основными факторами, влияющими на наступление Украины, по-прежнему могут быть наличие боеприпасов и сил.
Непростая задача
На юге российские военные создали систему полевой обороны. На практике это означает формирование минных полей, опорных пунктов, бетонированных траншей, бункеров и многочисленных опорных пунктов с коммуникационными траншеями между ними. Российские силы также априменили неприятные нововведения — например, траншеи-ловушки, заминированные взрывчаткой, которую можно взорвать дистанционно, как только они будут заняты украинскими солдатами. Российские противотанковые расчеты установили перед своими позициями камеры для обнаружения наступающей украинской техники, а также вырыли туннели, которые можно использовать для переброски боеприпасов, техники и личного состава. Они регулярно контратакуют утраченные позиции, хотя общая стратегия заключается не в том, чтобы сохранить линии любой ценой.
Минные поля представляют собой одну из самых больших проблем для наступления Украины, мало чем отличающуюся от ситуации, с которой российские подразделения столкнулись зимой в Угледаре. Согласно нашим полевым исследованиям, российские войска установили больше мин, чем обычно предусмотрено российской доктриной. Перед позициями отдельных российских рот обычно имеются минные поля с сотнями или тысячами противотанковых мин ТМ-62М. Они устанавливали три мины ТМ-62М друг на друга специально для уничтожения, а не просто повреждения минных катков и тралов, используемых для прорыва машин и танков. Их дополняет ТМ-83. Это противотанковые мины фугасного действия, часто размещаемые в рядах деревьев для поражения танков и бронетехники сбоку, когда они едут по грунтовым дорогам, которые часто идут параллельно.
Эти противотанковые мины часто смешиваются с противопехотными минами для нанесения большего ущерба при выводе из строя техники, в том числе с нажимными минами ПМН-4, ограничивающими минами ОЗМ-72 , а также минами направленного осколочного действия МОН-50 и МОН-200. Российские силы также используют авиабомбы ФАБ-100 и ФАБ-250 в качестве импровизированных фугасов. Россия дистанционно устанавливает мины с помощью артиллерии, систем минных закладок ИСДМ « Земледелие» и даже беспилотников , таких как ПОМ-3 и ПФМ-1.противопехотные мины. Они используются для заполнения полос, расчищенных украинскими саперами, и минирования дорог за линией фронта Украины. Украинские машины разминирования являются приоритетной целью для российских обороняющихся и групп противотанковых управляемых ракет. Это заставило Украину использовать их более осторожно.
Честно говоря, тут можно только руками развести. Русские построили классическую линию полевой обороны — коварство-то какое. Трудно понять, что из этого вообще было непредсказуемо. Очевидно, что вопрос «А что мы будем делать вот с этим» должен был получить ответ еще до, собственно, наступления, и автору даже не приходит в голову задать вопрос, почему этого не произошло. Понятно, что да, это все мешает наступлению, но ведь ничего из этого не было неочевидно перед его началом. В действительности, мы часто браним отечественную военную школу за то, что она исходит из предположения, что противник слепой, глухой и тупой. Как показывает практика, чужая военная школа не чужда такой же беды. Правда, у нас обычно не принято списывать это на чрезвычайное коварство врага, тут же оказывается неожиданностью, что за полгода можно редуты возвести — прим. Е.Н.
Украинские пехотные подразделения успешно атакуют российские позиции, но мины вынуждают их двигаться медленно и целенаправленно, чтобы добраться до них. Даже когда пехотные подразделения могут продвигаться пешком, необходимо расчищать полосы движения для подъезда техники. Это усложняет эвакуацию раненых для наступающих пехотных подразделений и затрудняет переброску других вспомогательных средств, таких как противовоздушная оборона, логистика и артиллерия, ближе к линии фронта, которые имеют решающее значение для поддержания динамики. Кроме того, эти минные поля нивелируют преимущества Украины в возможностях ночного видения, которые дают БМП «Брэдли» и танки «Леопард». [См. выше — у некоторых подразделений атака сорвалась именно из-за того, что была организована ночью — прим. Е.Н.] По данным украинского бриг. генерала Александра Тарнавского, командующего наступлением на юге: «Как только там появлялась какая-либо техника, русские сразу же начинали ее обстреливать и уничтожать. Поэтому разминирование проводилось только пехотой и только ночью». Наличие мин, даже когда пути расчищены, оказывает психологическое воздействие на продвигающиеся силы, что усложняет большинство боевых задач.
Российская оборона также оказалась сильнее, чем ожидалось, что заблокировало первоначальные атаки. Как также сказал Тарнавский : «По моему мнению, русские считали, что украинцы не пройдут эту линию обороны. Готовились больше года. Они сделали все, чтобы эта территория была хорошо подготовлена». Это отличается от боев в Херсоне в прошлом году, где запасные линии были хорошо укомплектованы, а передовые позиции быстро сдались. На юге российские подразделения плотно разместили противотанковые управляемые ракеты вдоль передовой линии. Они защищаются, используя беспилотники для наблюдения, активно используя артиллерию, нанося удары противотанковыми управляемыми ракетами пехоты и подразделений спецназа, а также ударными вертолетами Ка-52, «Ланцетами» и импровизированными ударными дронами, переделанными из коммерческих БПЛА, FPV-дронами и планирующими бомбами, сброшенные с российских истребителей и бомбардировщиков. Ка-52 , беспилотники с видом от первого лица и удары «Ланцет-3» представляют собой пагубную проблему, поскольку наступающим силам при атаке не хватает такого же прикрытия ПВО и РЭБ.
Россия также начала развертывание модернизированных вертолетов Ка-52М, которые могут запускать противотанковые ракеты «Вихрь-1» и противотанковые ракеты большей дальности за пределы досягаемости украинской тактической ПВО. Во многих случаях танк или бронемашина после подрыва на мине обездвиживается, а затем уничтожается ударными вертолетами или дронами. Россия вынуждена нормировать использование артиллерии из-за нехватки боеприпасов, но по-прежнему использует артиллерийский огонь и авиацию для срыва наступления. Хотя минные поля можно пробить, их прорыв, когда обороняющийся имеет хорошо организованное наблюдение и может применять артиллерию и высокоточное оружие, обходится дорого.
В конце июля Украина начала использовать части 10-го корпуса для наступления на ореховском направлении на юге. После более чем месяца наступления на юге в основном небольшими спешенными подразделениями украинские силы снова предприняли попытку механизированного наступления подразделениями ротного уровня, особенно к востоку от Работино. Украинские военные, вероятно, надеялись задействовать 10-й корпус после того, как 9-й корпус уже прорвал первую главную линию обороны. В состав 10-го корпуса входят обученные НАТО 116-я , 117-я и 118-я механизированные бригады, а также 3-я и 14-я бригады Национальной гвардии. Хотя эти бригады 10-го корпуса в значительной степени заменили 9-й корпус на фронте, 47-я механизированная бригада 9-го корпуса продолжает сражаться и недавно помогла освободить Работино.
В середине августа Украина, судя по всему, начала переброску подразделений из своих резервов , в том числе 46-й аэромобильной и 82-й десантно-штурмовой бригад. Добавление этих подразделений, похоже, дало более решительные результаты, поскольку украинские силы освободили сильно укрепленный город Работино и продолжили наступление на юг и восток.
Текущая ситуация нестабильна. Геолокированные кадры и репортажи показывают, что украинские силы, возможно, разведывательное подразделение, продвинулись мимо противотанковых заграждений на первом рубеже «линии Суровикина» в направлении Вербовое. Хотя неясно, являются ли это всего лишь небольшими спешенными силами или Украине удалось прорвать эту оборону. Украинские силы также продвинулись к Новопрокоповке и ее восточному флангу. Украинские военные, похоже, сосредоточены на дальнейшем ослаблении российской обороны и расширении выступа, поскольку наступление на узком фронте может сделать ее силы уязвимыми для контратак на флангах. Возобновившееся нападение действительно указывает на изменение динамики, заставляя российских военных реагировать, чтобы попытаться стабилизировать ситуацию.
Ближайшие недели, вероятно, окажутся решающими, поскольку битва зависит от имеющихся резервов и решимости. Несмотря на недавние наступления в Старомайорском и Урожайном, украинские силы находятся примерно в 11 километрах от главной линии обороны по великоновосёлковскому направлению, и, похоже, вместо этого они перебросили ресурсы на ореховское направление. Хотя расстояние до «основных линий обороны» является менее важным показателем, чем истощение сил. Самое главное — это то, где российские силы решат сконцентрироваться и укомплектовать свою оборону.
Хотя 82-я и 46-я бригады добились результатов, им помогли другие подразделения, которые провели недели в боях в этих районах. Российское командование, похоже, обеспокоено и также развернуло резервы. Есть признаки того, что Россия перебросила подразделения из 7-й и 76-й десантно-штурмовых дивизий ВДВ, а также других сил к этой оси. Российские военные, вероятно, приняли это решение после того, как Украина начала использовать свои резервные подразделения, что снизило риск сильного украинского наступления в других местах. Недавние наступления Украины, судя по всему, в основном осуществляются спешенными подразделениями, но для того, чтобы набрать обороты, им придется снова использовать механизированные формирования. Это станет проверкой того, создали ли недели истощения, установления преимущества в огневой мощи и глубоких ударов по мостам, логистике и узлам управления необходимые условия для украинского прорыва. В частности, решающую роль может сыграть способность Украины эффективно подавлять и ослаблять российские противотанковые возможности.
Для России проблема проста: окопы имеют значение, если они укомплектованы людьми. Если их силы деградируют и им не хватает резервов, эта оборона замедлит, но не помешает продвижению Украины. Это также зависит от того, решит ли Россия использовать свои резервы для контратак или укомплектовать многочисленные линии обороны. Для Украины основная задача заключается не в прорыве российских линий, а в том, чтобы сделать это с достаточными силами в резерве, чтобы использовать эту брешь для достижения своих целей.
Оборона России: доктрина или глупость?
Несмотря на видимость, Россия не осуществляет настоящую глубокоэшелонированную оборону. Российские силы созданы для такой защиты, которая позволяет обороняющемуся ослаблять атакующего по мере его продвижения, обменивая пространство на истощение. Они построили три оборонительных пояса, минные поля между ними, коммуникационные траншеи и укрепленные оборонительные пункты между ними. Вероятно, это было видение генерала Сергея Суровикина (и его имя дало название этим оборонительным линиям). Но Суровикин здесь не главный. Начальник Генштаба — генерал Валерий Герасимов. Он последовательно демонстрировал низкий уровень военных навыков и слабое понимание того, что могут и не могут делать российские войска, совсем недавно во время неудачного российского зимнего наступления. Русские войска решили обороняться в предполье линии Суровикина, концентрируя свои усилия на удержании первой линии обороны и городов, которые ее усиливают. Чтобы внести ясность, отметим, что на первой линии имеются обширные укрепления, включая сети туннелей. Следующие линии включают вырытые техникой траншеи, противотанковые рвы, «зубы дракона» и, вероятно, еще несколько минных полей. Решение России обороняться впереди было на руку Киеву, поскольку оно позволило украинской артиллерии истощить развернутые российские подразделения.
В России действует стратегическая концепция «активной обороны», часто упоминаемая Валерием Герасимовым, она поощряет маневренную защиту и контратаки. Возможно, это то, что мы наблюдаем сейчас в исполнении российских сил. По сути, активная защита предполагает постоянное взаимодействие с противником, а не упор на статическую или позиционную оборону. Оборона России характеризовалась регулярными контратаками, которые также истощали ее бронетехнику и имеющиеся маневренные силы. Российские военные проводят ротацию войск на линии фронта, но эта сила постепенно истощается. С другой стороны, Украина также потратила значительную боевую мощь на борьбу на первой линии обороны России, прежде чем достичь других оборонительных полос и окопов. Таким образом, ход этой битвы во все большей степени определяется тем, у кого больше всего резервов и кто со временем реализует лучшую стратегию управления силами.
Российские силы последовательно контратаковали во время контрнаступления Украины. Хотя в некоторых случаях им удавалось вернуть города, захваченные украинскими подразделениями, или предотвратить консолидацию прорывов, их стратегия агрессивна и дорогостояща. Учитывая нехватку имеющихся сил, подход России был агрессивным и самоуверенным. Российские подразделения часто сражаются перед своими лучшими укреплениями, вместо того, чтобы использовать их для получения преимущества. Они могут отступить, если окажутся в невыгодной позиции, но этот подход несет серьезные риски: если российские силы потерпят слишком истощены, удерживая передовые позиции или контратакуя, чтобы вернуть их, они рискуют оставить свои силы слишком слабыми, чтобы должным образом защитить основную оборонительную линию. Таким образом, «активный» подход заблокировал продвижение Украины, но ценой истощения российской обороны перед тем, что считалось «основными линиями». Следовательно, смотреть только на то, прорвала ли Украина оборонительные линии, — неправильный способ оценивать прогресс этого наступления. Большая часть боевых действий и истощения произошла на первой линии обороны России, которую Украина прорвала в районе Работино и возле Вербового.
Тут можно поспорить; именно поспорить. Отход из предполья оправдан под нажимом радикально превосходящих сил противника. Но если противник терпит поражение, с чего бы отходить из предполья. Автор сам говорит о том, что ВСУ ведут наступление ограниченными силами, так чего бы ради отходить, если нажим еще недостаточно силен, — прим. Е.Н.
У России есть значительные силы на Украине, но их качество существенно различается, и значительная часть этих сил состоит из полков мобилизованных [из кого, интересно, состоит по мнению автора украинская армия — прим. Е.Н.]. На юге, судя по всему, линия фронта в основном удерживается смесью регулярных танковых и мотострелковых полков, мобилизованных частей, морской пехоты и «Шторма Z» — отрядов, укомплектованных осужденными. Подразделения «Шторм Z» распределяются по мотострелковым ротам для использования в качестве расходуемой пехоты переднего края, обычно вдоль первой линии обороны. Морская пехота и более боеспособные мотострелковые войска удерживают опорные пункты и города и используются для контратак. Российская оборона состоит из эшелонированных в глубину батальонов, остальные находятся в тылу. Кроме того, на ореховском направлении, как сообщается, обороняются подразделения 22-й и 45-й бригад спецназа. Эти подразделения, судя по всему, играют ключевую роль в обнаружении целей для артиллерийских ударов и обеспечивают более высокий противотанковый потенциал обычным подразделениям с противотанковыми ракетами и барражирующими боеприпасами.
При соприкосновении некоторые российские подразделения бежали, но другие удерживали свои позиции, даже находясь под давлением наступающих украинских сил. Это усложняет задачу интеграции в оценке мягких факторов и нематериальных активов, таких как моральный дух, поскольку наблюдаемые эффекты могут быть противоречивыми и их трудно обобщать. Некоторые российские подразделения терпят поражение от более мелких украинских подразделений, некоторые покидают позиции, а другие удерживают линию и контратакуют. Плохой моральный дух, безусловно, поражает российские войска — с сопутствующими последствиями для сплоченности и эффективности действий — но он еще не настолько серьезен, чтобы дестабилизировать их позиции и тем самым позволить Украине добиться значительного продвижения [здесь трудно не напомнить автору, что число пленных по обе стороны несопоставимо, и украинские солдаты оказываются в плену в разы чаще, чем российские. Так что по поводу боевого духа я бы на его месте вообще поостерегся выступать — прим. Е.Н.]
Например, как мы узнали в ходе полевых исследований в июне 2023 года, российский 291-й мотострелковый полк (42-я дивизия 58-й общевойсковой армии) защищал ключевой участок фронта южнее Орехова, включавший Работино. По состоянию на конец июня он был усилен отрядом «Шторм», двумя отрядами зеков «Шторм Z», несколькими ротами и разведывательными группами из 1430-го мотострелкового полка мобилизованных территориальных войск, ротой из 71-го мотострелкового полка, частями батальона «Ахмат», и батальоном 810-й бригады морской пехоты.
Россия, похоже, добавила в штат полка четвертый мотострелковый батальон, которому, как и другим батальонам, не хватает бронетехники, чтобы обеспечить больше пехоты. По сравнению с довоенной структурой, состоящей из трех мотострелковых батальонов, 291-й оборонялся силами, близкими к шести или более пехотным и мотострелковым батальонам, а также танковому батальону и другим вспомогательным средствам.
Полк оборонялся двумя эшелонами. Первый удерживали два мотострелковых батальона, усиленные менее хорошо оснащенными и укомплектованными ротами 1430-го мотострелкового полка и отрядами «Шторм Z», а также батальоном более элитной 810-й бригады морской пехоты, защищавшей Работино. Второй эшелон состоял из двух мотострелковых батальонов, а танковый батальон находился в резерве. Другой мотострелковый батальон полка был переведен в тыл для получения новой техники и личного состава, а дополнительные роты из 1430-го мотострелкового полка, вероятно, могут быть переброшены для восполнения потерь в первом эшелоне. На фронте полка также действуют подразделения 22-й бригады спецназа.
По сравнению с обороной русских в начале войны, 291-й мотострелковый полк защищал меньший фронт — примерно 11 километров — и с дополнительными подкреплениями имел достаточные силы для поддержания второго эшелона обороны, а также резерва. Он также мог позволить себе ротацию батальонов, когда они истощались, поэтому точные подразделения и состав менялись за последние два месяца. Действительно, похоже, что Россия решила не производить ротацию полков, удерживающих линию фронта, а вместо этого ротировать роты и батальоны из других формирований. Это справедливо как для элитных подразделений морской пехоты, так и для полков мобилизованных территориальных войск. 291-й полк располагался за хорошо укрепленными подготовленными позициями, плотными минными полями, противотанковыми рвами и другими препятствиями. Таким образом, 291-й полк был лучше подготовлен к отражению атак, не требуя привлечения дивизии или резервов более высокого уровня. Это контрастирует с российскими войсками в Харькове в сентябре 2022 года, когда некоторые российские подразделения были укомплектованы только на 20%, и у них не было сплоченной оборонительной позиции. Как только первоначальная линия была прорвана, украинские войска смогли быстро продвинуться вперед. Теперь положение складывается для Украины менее благоприятно.
Укрепления российских войск в Бахмуте
Украинские силы также продолжили наступление на флангах Бахмута после серии успешных контратак в середине мая, когда силы «Вагнера» захватили западные кварталы города. Первоначально эти контратаки были направлены против относительно слабых российских воинских частей, которые были переброшены из Угледара для охраны флангов частей «Вагнера». Прибывшие русские воинские части были плохо подготовлены, а слабая координация с силами «Вагнера» затрудняла их оборону. Однако, как сообщается, все силы «Вагнера» были заменены в Бахмуте в начале июня, и сейчас в этом районе переброшена большая часть российских воздушно-десантных сил, включая подразделения 31-й, 11-й и 83-й десантно-штурмовых бригад, а также 106-й и 98-й воздушно-десантных дивизий. Под контроль Минобороны вернулись и российские воинские части, приданные «Вагнеру» во время штурма города.
Украинские подразделения в Бахмуте добились продвижения, особенно 3-я штурмовая бригада, которая продвинулась к Клещеевке. Кроме того, российские части на этом направлении, судя по всему, несут большие потери, в том числе 31-я десантно-штурмовая бригада, отведенная от линии фронта. У российских военных было меньше времени для подготовки обороны в этом районе по сравнению с югом. Однако российские мины и артиллерия по-прежнему мешают украинским силам. В отличие от южного направления, украинские части в районе Бахмута почти все представляют собой опытные бригады, большая часть которых провела большую часть зимы в обороне вдоль линии фронта. Эти подразделения, вероятно, продолжат добиваться тактических успехов, но более глубокое продвижение в этом направлении может потребовать привлечения дополнительных бригад и ресурсов. Действительно, за последний месяц на линии фронта в районе Клещеевки были интенсивные бои, но мало движения.
Проблема продолжающейся битвы за Бахмут заключается в том, что эту возможность невозможно использовать без вывода подразделений из боев на южном направлении. В тылу Бахмута Россия лучше выстроила линии обороны, что делает прорыв маловероятным. В Бахмуте многие из лучших подразделений Украины сражаются во вспомогательном наступлении, в то время как ее более новые и менее опытные подразделения находятся на стратегически важном направлении на юге. Хотя атаки Украины вынудили Россию направить крупные силы для защиты Бахмута, у России все еще были другие резервы, которые она могла бы направить на юг. Потери, нанесенные российским воздушно-десантным войскам, могут подорвать будущий наступательный потенциал России, но украинские бригады также могут быть истощены к зиме. Похожая ситуация сложилась в прошлом году, что привело к месяцам боев местного значения после того, как линия фронта замерзла.
О компромиссах в стратегии
Бахмут играет важную роль в этом наступлении, и не только из-за недавнего продвижения там Украины. Киев принял решение сделать ставку в летнем наступлении на недавно обученные бригады, которые получили технику НАТО, вместо опытных подразделений. Киев выиграл время для обучения этих новых бригад, оставив свои опытные бригады на передовой зимой и весной, часто с минимальной ротацией. Многие из лучших бригад Украины сыграли ключевую роль в защите Бахмута, в том числе 3-я штурмовая и 93-я механизированная бригады. По сравнению с другими участками фронта, бои в Бахмуте были менее благоприятными для украинских защитников после того, как «Вагнер» взял под свой контроль фланги в январе и феврале 2023 года. Когда российские войска вышли на дистанцию прямого огня по дорогам, ведущим в Бахмут, удерживаемый украинскими войсками, пополнение запасов, эвакуация раненых и переброска подразделений в город стали более опасными и дорогостоящими.
Украина выделила несколько бригад для удержания города, не включая дополнительные подразделения, удерживающие фланги и ведущие из него дороги. Украинские силы, сражавшиеся в городе, столкнулись с худшим коэффициентом истощения, чем силы на флангах. Хотя соотношение потерь варьировалось, мы оцениваем его как примерно от 1:3 до 1:4 потерь украинцев и русских в ходе боя [мне прям интересно, на основании каких соображений — прим. Е.Н.].
Упор «Вагнера» на «расходные материалы» — плохо обученных и экипированных каторжников .— был более эффективен в городской местности, чем на открытом поле, особенно когда украинские войска удерживали возвышенности. Силы Вагнера использовались для наступлений, а не для защиты, и не должны были заполнять линию фронта на юге. И наоборот, Украина могла бы удержать высоты к западу от города, имея гораздо меньше подразделений и ресурсов. Пытаясь удержать Бахмут, Украина взяла на себя борьбу на истощение в сложных условиях, при этом значительный процент российских потерь приходится на «расходники». По иронии судьбы, проблемы России начались всерьез, когда российским войскам пришлось защищать Бахмут.
И наоборот, если бы более опытные украинские бригады получили новую технику, они, возможно, не допустили бы многих ошибок, которые новые бригады допустили в начале контрнаступления. Они также смогли бы быстрее адаптироваться. Действительно, одна из причин, по которой Украина добивается большего успеха к югу от Бахмута, связана с 3-й штурмовой бригадой., которая продолжает продвигаться, несмотря на истощение. Но ее дальнейшее развертывание в Бахмуте, как и некоторых других лучших бригад Украины, несколько удивляет, учитывая, что приоритетным направлением наступления является Орехов. Конечно, вывод более опытных бригад с фронта во время зимнего наступления России был бы сопряжен с риском потери большей территории, и политические соображения и зарубежное восприятие вряд ли не имеют значения. В конечном счете, стратегия сводится к выбору, и у Киева не было ни бесплатных, ни безрисковых вариантов.
Наблюдатели также утверждают , что Украина добилась бы большего успеха, если бы получила истребители F-16. Западная авиация, несомненно, помогла бы Украине во время этого наступления, если бы украинские летчики начали обучение на этих самолетах в начале войны. Даже если бы это произошло, они, возможно, не оказались бы решающими из-за обширной системы ПВО и тактической авиации России. Истребители F-16 в конечном итоге помогут Украине бороться за воздушное пространство, но наличие западных самолетов не дает автоматически возможности достичь превосходства в воздухе.. Слишком часто авиация рассматривается как талисман, как будто она может решить любую проблему на поле боя. То, чего могут достичь американские военно-воздушные силы, не является репрезентативным для типичных западных военно-воздушных сил из-за обширных инвестиций США, которые были сделаны в средства обеспечения, вспомогательные возможности, организационный потенциал и опыт интеграции воздушно-наземных операций. Эти эффекты вряд ли будут исходить только от F-16, и их эффективность также зависит от имеющихся ракет и дополнительных систем. Стоит отметить, что и сами Соединенные Штаты в последние десятилетия не сталкивались с мощной системой противовоздушной обороны, подобной российской.
Общевойсковые операции, координирующие действия авиации и сухопутных войск, гораздо сложнее, чем просто интеграция пехоты, бронетехники и артиллерии. Вооруженные силы Украины доктринально и структурно ориентированы на решительное применение огня сухопутных сил, а не авиации. В западных странах часто бывает наоборот. Это не означает, что западные вооруженные силы могли бы добиться большего успеха в этом наступлении, но необходимо прояснить, насколько вооруженным силам необходимо измениться, чтобы достичь превосходства в воздухе, и какие типы эффектов часто ассоциируются с западной авиацией. Таким образом, достижение превосходства в воздухе — это нечто большее, чем просто наличие самолетов и хорошо обученных пилотов. Мы считаем, что Украина справится с этой задачей. F-16 обеспечат гораздо лучшую интеграцию с западными системами вооружения и дадут украинским ВВС возможность оттеснить российскую авиацию дальше за передовую линию войск. Поэтому приобретение F-16 является важным шагом, и чем раньше Украина сможет переключиться на использование западных платформ, тем лучше.
Аналогичным образом, Украина широко использовала в этом наступлении крылатые ракеты воздушного базирования Storm Shadow, дальность действия и полезная нагрузка которых аналогичны долгожданным армейским тактическим ракетным системам малой дальности. Сама по себе Storm Shadow внесла заметный вклад, но не доказала, что она «меняет правила игры». Адаптация русских также усложнила картину. Российские военные больше не полагаются на огромные склады боеприпасов вблизи линии фронта. Вместо этого боеприпасы часто забираются грузовиками на железнодорожных станциях в Крыму или России и передаются в подразделения на Украине. Точки перевалки регулярно меняются, и ракетный удар не вызовет такого же уровня нарушений поставок, как это произошло летом 2022 года, когда впервые прибыл HIMARS.. Тем не менее, российская логистика по-прежнему потенциально уязвима в Крыму и гораздо дальше в тылу России.
Украина не может просто перекрыть российские линии снабжения ракетами большой дальности и вытеснить российские войска. Если бы это было так, Украине вообще не было бы необходимости в крупном наступлении. В Херсоне системы HIMARS более четырех месяцев контролировали российские маршруты снабжения через реку Днепр. В итоге российские войска могли обеспечивать свою логистику с помощью единственного моста и паромной сети и в конечном итоге более 30 000 солдат отошли. Российские позиции в Запорожье имеют в тылу сухопутные коридоры, идущие на восток и юг, связывающие с Крымом. Даже когда они находятся в пределах досягаемости ствольной артиллерии, коммуникации оказалось трудно перекрыть.
Последние 18 месяцев боевых действий иллюстрируют то, что западным странам необходимо разработать долгосрочный план по поддержанию и совершенствованию военных усилий Украины, вместо того, чтобы возлагать надежды на следующую систему вооружения, которая будет введена на поле боя. Например, армейская тактическая ракетная система была бы полезным дополнением к арсеналу Украины и должна быть предоставлена, но необходим более целостный подход к увеличению украинского потенциала. Часто речь идет больше об основах: большее количество М113, Хамви, легкого транспорта, оборудования ночного видения и разминирования в совокупности может оказать большее воздействие, чем любая одна передовая система вооружения.
Выход за пределы наступления
Запад мог бы сделать многое раньше, чтобы увеличить оборонно-промышленный потенциал, достаточный для поддержания военных усилий Украины. Например, европейским странам не нужно было ждать 13 месяцев, чтобы начать делать серьезные инвестиции в производство артиллерии. То же самое можно сказать и о расширении программ обучения. Недавний опыт Украины показывает, что создание боеспособных подразделений — это нечто большее, чем западные боевые машины пехоты и более мощные танки. Они спасли много жизней, и мотивированные солдаты Украины могут быстро перенять западные системы, но это может привести к ошибочному предположению, что время, необходимое для подготовки сплоченных подразделений и их командиров, также может быть значительно сокращено. Непонятно, почему подготовка к летнему наступлению Украины должна была быть такой сжатой, а не чем-то, что было начато гораздо раньше, в 2022 году.
Если посмотреть на то, где сегодня находится наступление, то решение Украины истощить российские силы огнем и постепенно продвигаться небольшими подразделениями сыграло в ее пользу. Это изнурительная борьба. Боевая мощь и резервы, имеющиеся у обеих сторон, сыграют значительную роль в определении исхода. Наступление Украины не закончилось и не провалилось. Перспективы Украины зависят от того, насколько хорошо западные страны снабдят украинские военные силы осенью, заменят утраченное оборудование и предоставят необходимые средства — прежде всего, артиллерийские боеприпасы. В конечном счете, планируя свою поддержку, западные страны также должны думать не только о наступлении, а не занимать выжидательную позицию. Это включает в себя изучение уроков этой весны и лета, чтобы повысить шансы Украины в будущих наступлениях.
Западу следует внимательно относиться к упущению важных моментов принятия решений, которые оказали глубокое влияние на ход войны, ограничивая возможности в дальнейшем. Решения о будущей поддержке должны были быть приняты задолго до начала этого наступления, если исходить из того, что оно вряд ли положит конец войне. Вместо этого после этого наступления может последовать еще один цикл боевых действий на истощение, за которым последует еще одна волна усилий по восстановлению наступательного потенциала Украины. Короче говоря, Запад не оценил время, необходимое для восстановления военного потенциала или предоставления Украине решающего преимущества.
Недавняя анонимная критика со стороны чиновников, распространяющая отдельные сюжеты в прессе, вместо того, чтобы способствовать открытой дискуссии о проблемах и успехах Украины, обнажает устойчивые проблемы в этой войне: во-первых, это отсутствие понимания Западом того, как сражаются украинские войска. Второй, который тесно связан с этим, — это недостаточное присутствие Запада на местах, чтобы обеспечить более тесную координацию или даже бесценное понимание, которое могли бы предложить наблюдатели на поле боя. Западные столицы стремились продолжить войну на Украине, избегая присутствия внутри страны, которое включает поддержку частных подрядчиков или инструкторов. Чтобы внести ясность: на Украине существуют западные подрядчики и компании, действующие независимо, но это не то же самое, что усилия, санкционированные и поддерживаемые правительством. Можно сделать гораздо больше, не принимая непосредственного участия в боевых действиях или не размещая на местах военнослужащих. До сих пор осторожный подход имеет четкие пределы своей эффективности. Поддержки Запада до сих пор было достаточно, чтобы предотвратить поражение Украины, и, возможно, она нанесла стратегическое поражение России, но недостаточно, чтобы гарантировать победу Украины. Независимо от исхода этого наступления, западные страны должны четко осознавать тот факт, что это будет долгая война. Взятый вместе западный индустриальный и военный потенциал значительно превосходит российский, но без политической воли он не конвертируется в реальные результаты.
Перевод: Коллапс популяции почти уничтожил предков человека 800 000 лет назад
Ханна Девлин, «Гардиан»
По мнению ученых, ранние предки человека были близки к искоренению вида в результате серьезного эволюционного затруднения между 800 000 и 900 000 лет назад.
Геномный анализ более 3000 ныне живущих людей показал, что общая популяция наших предков упала примерно до 1280 размножающихся особей примерно на 117 000 лет. Ученые полагают, что экстремальное климатическое явление могло привести к возникновению «бутылочного горла», которое едва не пресекло существование нашего вида.
«Число, полученное в результате нашего исследования, соответствует тому уровню, на котором мы говорим, что вид находится под угрозой исчезновения», — говорит профессор Джорджио Манци, антрополог из Римского университета Сапиенца и ведущий автор исследования.
Однако Манци и его коллеги полагают, что экстремальное давление могло спровоцировать появление нового вида, Homo heidelbergensis Гейдельбергского человека, который, по мнению некоторых, является общим предком современных людей и наших двоюродных братьев, неандертальцев и денисовцев. Считается, что Homo Sapiens появился около 300 000 лет назад.
«Нам повезло, что мы выжили, но… из эволюционной биологии мы знаем, что появление нового вида может произойти в небольших изолированных популяциях», — сказал Манци.
Профессор Крис Стрингер, руководитель отдела происхождения человека в Музее естественной истории в Лондоне, не принимавший участия в исследовании, сказал: «Это необычайный промежуток времени. Удивительно, что мы вообще справились. Для такой популяции достаточно одного плохого климатического явления, эпидемии, извержения вулкана, и все исчезнет».
Спад, по-видимому, совпадает со значительными изменениями климата на планете, которые превратили оледенения в долговременное явление, снижением температуры поверхности моря и возможным длительным периодом засухи в Африке и Евразии. Ученые заявили, что это временное окно также совпадает с периодом крайнего сокращения числа известных окаменелостей.
«Мы знаем, что между 900 000 и 600 000 лет назад летопись окаменелостей в Африке очень скудна, если не почти отсутствует, в то время как как до, так и после у нас есть большее количество ископаемых свидетельств», — сказал Манци. «То же самое можно сказать и о Евразии: например, в Европе около 800 000 лет назад появился вид, известный как Homo antecessor, Человек-предшественник, а затем ничего не было в течение примерно 200 000 лет».
Тем не менее, Стрингер утверждает, что не существует убедительных доказательств глобальной «пустоты» в летописи окаменелостей древних людей, и это повышает вероятность того, что явление, вызвавшее узкое место, было более локальным.
«Возможно, эта популяция застряла в каком-то районе Африки, окруженном пустыней», — сказал он.
В статье, опубликованной в журнале Science , проанализированы геномные последовательности 3154 живущих сегодня людей из 10 африканских и 40 неафриканских популяций. Глядя на различные версии генов в популяции, можно примерно определить дату, когда впервые появились определенные гены: чем больше времени прошло, тем больше шансов появления различных вариантов гена. Оценивая частоту, с которой гены появлялись с течением времени, ученые могут получить представление о том, как популяция предков росла и сокращалась с течением времени.
Анализ выявил доказательства наличия узкого места во всех африканских популяциях, но лишь слабый сигнал об этом событии был обнаружен в 40 неафриканских популяциях. Вероятно, это связано с тем, что предки лиц неафриканского происхождения столкнулись с аналогичным «бутылочным горлом» во время миграции из Африки, которое и затенило более ранние события.
Это время примерно совпадает с тем, когда, как полагают, последний общий предок неандертальцев и другого древнего человеческого вида, денисовцев, бродил по Земле. Теперь ученые хотят посмотреть, имеют ли генетические образцы этих древних кузенов доказательства одного и того же узкого места, что могло бы дать новое понимание того, когда, где и почему виды разошлись.
ПРИЛОЖЕНИЕ. РАССУЖДЕНИЯ КИРИЛЛА ПАНКРАТОВА НА ЭТУ ЖЕ ТЕМУ
Перевод. Гегемония США по-прежнему лучшая судьба для мира
Автор Андреас Клут, «Блумберг»
Pax Americana никогда не был идеальным, он был предпочтительнее, чем отсутствие Pax вообще. Мы надеемся, что он останется с нами еще немного.
«Гегемон» — многозначительное слово, даже если греческий корень просто означает «лидер». В мировой политике этот термин относится к сверхдержаве, которая доминирует в международной системе в целом, хорошо это или плохо. При нашей жизни Соединённые Штаты были таким гегемоном, и это противоречиво. Однако сейчас относительное глобальное влияние Америки, похоже, ослабевает по мере роста других держав. И это будет иметь далеко идущие последствия для глобальной политики и вопросов войны и мира.
Так получилось, что недавно я переехал в место, которое мой коллега метко назвал штаб-квартирой Гегемона, то есть в Вашингтон, округ Колумбия. Это идеальная возможность для исследования этого важного вопроса об американском лидерстве, чем я и собираюсь заняться в нескольких своих будущих колонках. Действительно ли мощь США ослабевает, или это только так кажется? Хотят ли США, которым в следующем году предстоят президентские выборы, оставаться гегемоном? Или американцам надоело защищать потрепанный режим, который так неловко называют «международным порядком, основанным на правилах»? Не в последнюю очередь, должен ли мир болеть за упадок Америки или за сохранение превосходства США?
Ответ на последний вопрос во многом зависит от того, в какой точке мира вы оказались. Если вы находитесь в Пекине, гегемония США должна рухнуть как можно скорее, потому что вы думаете, что Китай должен вернуть себе законное место в качестве своего рода Срединного царства в мировых делах.
Если вы находитесь в Таллинне, Эстония, вы хотите, чтобы США оставались сильными и вовлеченными в мировые дела, потому что вы понимаете: американское присутствие в Европе это, вероятно, единственное, что в стоит между вами и Кремлем.
Но гегемония выходит далеко за рамки вопроса о том, кто кого и от какого агрессора может защитить. В конечном счете, речь идет о том, кто определяет и обеспечивает соблюдение правил системы как таковой — регулирующей все, от денежных потоков до торговли и судоходства в открытом море. Пикейные жилеты называют эти многосторонние нормы «общественными благами», потому что теоретически они приносят пользу всем странам, особенно малым.
Начиная с 1970-х годов, с работы Чарльза Киндлбергера, американского историка экономики, популярная теория международных отношений утверждала, что вам нужен гегемон, чтобы поддерживать такие правила, чтобы вообще был порядок и стабильность. Если вы этого не сделаете, международная система вернется в состояние по умолчанию, то есть в анархию, поскольку в мире, в отличие от нации, не может быть единого правительства с монополией на законное насилие.
Согласно этой логике, мир был относительно стабильным во время Pax Britannica XIX века, когда Великобритания управляла денежными институтами, такими как золотой стандарт, сохраняла открытыми торговые пути со своим военно-морским флотом и так далее. Очевидно, это не означает, что эта эпоха была обязательно приятной даже — или в особенности — для людей, которых колонизировали британцы. Просто она была более упорядоченной, чем было бы в противном случае.
Этот несовершенный порядок затем уступил место хаосу после Первой мировой войны, когда Британия больше не могла, а Америка еще не желала быть гегемоном. Однако после Второй мировой войны США активизировались и восстановили стабильность, по крайней мере, внутри капиталистического мира. Благодаря таким институтам, как Международный валютный фонд и Всемирный банк, а также таким альянсам, как НАТО, этот возглавляемый США (и не всегда мирный) режим был нескромно назван Pax Americana, отсылая к древнему Pax Romana.
Однако почти сразу же, как «теория гегемонистской стабильности» стала мейнстримом, другие политики и ученые, особенно здесь, в штаб-квартире «Гегемона», забеспокоились, что пик славы Америки как мирового лидера уже прошел. Возможно, это произошло из-за «имперского перенапряжения», или из-за сокращения доли Америки в мировой экономике, или из-за чего-то еще.
Однако сообщения о смерти гегемона настолько часто сильно преувеличены, что нам следует проявлять осторожность и не списывать США со счетов слишком рано.
«Гегемонистская теория» не единственная возможная. Традиционные «реалисты», рассматривающие ход истории на длинной дистанции, настаивают на том, что обычно порядок сохранялся не руководством одной державы, а скорее балансом сил. Либеральные интернационалисты продолжают верить, что страны могут сотрудничать даже в отсутствие гегемона. И далеко на левом фланге у марксистов есть своя собственная нишевая теория гегемонии.
Я считаю, что гегемония, которую США осуществляли с 1945 года, лучше всего объясняет относительную стабильность «свободного мира» в ту эпоху, определяемую как рост процветания и свободы для многих, если, к сожалению, не для всех, а также отсутствие до сих пор еще одной мировой войны.
Тем не менее, я полностью осознаю гнев большей части мира, и особенно глобального Юга, направленный на США. Как и Великобритания в XIX веке, США часто ставят свои национальные интересы выше интересов системы, что является табу для гегемонов. Кроме того, это лицемерно, выдавать себя за глобального защитника демократии, но время от времени поддерживать перевороты, совершаемые диктаторами. На этой неделе исполняется 50-летие переворота в Чили, к которому Центральное разведывательное управление США приложило руку. Иногда Вашингтон выступает за национальный суверенитет других стран, как, например, на Украине. В других случаях она грубо игнорирует его, как в Ираке в 2003 году. Будучи гегемоном, Америка должна выступать в качестве последней финансовой инстанции, чтобы предотвратить глобальное крушение банковской системы; вместо этого она иногда экспортирует в мир финансовые потрясения, как это было в 2008 году.
Но задайте себе два вопроса. Во-первых, было бы лучше, если бы миру представили другого гегемона? Учитывая состояние дел в экономике, технологиях, уровень военной мощи, развитие энергетики, в обозримом будущем таковым может стать Китай. Я сомневаюсь, что многие люди за пределами Китая выбрали бы Коммунистическую партию Китая в качестве опекуна международной системы и ее правил.
Второй вопрос заключается в том, действительно ли мир стал бы лучше, если бы в нем вообще не было гегемона — это альтернатива, подразумеваемая словом «многополярность». Если вы, как и я, признаете, что состоянием международной системы по умолчанию является анархия, ответ будет «нет». И даже если вы верите в баланс сил как путь к равновесию, имейте в виду, что в этой реалистической традиции война — это штатный способ решения проблемы, а не ошибка в системе — именно она время от времени перекалибровывает весы. [тут остается только заметить, что чемпион по интервенциям и войнам после Второй мировой у нас как раз гегемон, и что-то уж очень часто такие «сбои» бывают, скорее это похоже как раз на систему — прим. Е.Н.]
Ключевой вопрос для меня здесь, в штаб-квартире гегемона, заключается в том, хотят ли США вообще сохранить свою роль гегемона. Ответ может стать ясным на выборах в следующем году. Конечно, их исход определят внутренние культурные войны Америки, но также они столкнут друг с другом два противоположных подхода к международным делам. Один из них, воплощенный Дональдом Трампом или политиком подобного типа, является транзакционным, националистическим и изоляционистским. Другой, представленный президентом Джо Байденом или аналогичным кандидатом, является интернационалистским и сочетает идеализм с реализмом и вовлеченностью в мировые дела.
Вопрос о глобальном лидерстве Америки может в конечном итоге частично разрешиться за счет ресурсов, траекторий развития соперничающих держав, отношения к мощи США во всем мире и других факторов. Но еще до того, как эти факторы сыграют свою роль, сами американцы смогут проголосовать по этому вопросу.
Перевод. Адам Туз об израильской экономике
Израиль, страна с населением всего около 9 миллионов человек, входит в число самых богатых экономик мира. Но этот экономический успех, похоже, был поставлен под угрозу нынешним израильским правительством, которое представляет собой коалицию консерваторов и крайне правых партий во главе с премьер-министром Биньямином Нетаньяху. Недавно он принял закон, ослабляющий судебную систему страны, и это вызвало новую волну протестов в израильском обществе, в том числе со стороны экономической элиты, которая помогла сделать государство таким богатым. Для экономистов нынешняя полемика является проверкой того, как политика может повлиять на экономику в целом.
Чем объясняется экономический успех Израиля? Могут ли продолжающиеся протесты действительно угрожать его экономике? И проходит ли израильская оккупация Западного Берега какой-либо анализ затрат и выгод? Это лишь некоторые из вопросов, которые возникли в моем недавнем разговоре с экономическим обозревателем Адамом Тузом.
Вопрос: Как именно Израиль стал таким богатым? Связан ли экономический успех Израиля с социалистической идеологией, которая господствовала долгое время? Или на самом деле это результат политики либерализации 80-х и 90-х годов, на которой сосредоточилась популярная литература?
Адам Туз: Я думаю, что здесь существует реальная проблема перспективы, потому что шумиха вокруг израильской экономики после так называемой реформы (некоторые люди даже называют ее переходным периодом 80-х и 90-х годов), когда она якобы отказалась от своего социалистического происхождения был настолько интенсивным, что полностью исказил экономическую историю страны. Можно подумать, что Израиль в начале 70-х годов был бедной социалистической страной. Если он вообще был социалистическим, то социал-демократическим. А ВВП на душу населения, измеренный в терминах паритета покупательной способности в соответствии с общим историческим базовым уровнем, был в основном на том же уровне, что и в Италии в 1973 году. И это было впечатляющее достижение. Израиль в его нынешнем виде просто не существовал бы без этой первой фазы социал-демократической, социалистической версии израильского проекта, основанной на кибуцах. Его буквально не существовало бы, всего общества в его современном виде. Например, в Тель-Авиве все основные районы являются продуктом этой первой фазы, и темпы роста были просто впечатляющими: более 10 процентов в год.
Таким образом, вся идея о том, что Израилю каким-то образом нужно было вырваться из кокона, вы знаете, парализующих оков социализма, чтобы реализовать свой потенциал, просто глупа, Она тем более нелепа, что, вы знаете, это идея широко разделяется людьми, которые воображают себя техническими гениями. Это попахивает отсутствием элементарного арифметического чутья: если вы будете расти темпами 4 или 5 процентов в год, а это то, чего Израиль добивался с 1980-х годов, вы действительно окажетесь там, где Израиль сейчас. В конечном итоге это страна с очень высоким уровнем дохода, не на уровне Соединенных Штатов, но, тем не менее, одна из самых богатых стран мира. Для этого не нужно чуда. Все, что для этого требуется, — это продолжение экспоненциальных темпов роста.
Ядром современной израильской неолиберальной рыночной истории является технологический сектор. Это настоящая жемчужина в короне. По мировым стандартам это крупный технологический сектор, и у Израиля действительно исключительно высокая доля НИОКР в ВВП; она выше уровня Южной Кореи, составляющего от 4 до 5 процентов ВВП. Так что это действительно поразительные цифры. Но опять же, если вы спросите, что стимулирует этот необычайный всплеск исследований и разработок, так это университетская система, которая является блестящим наследием того раннего периода социал-демократического государственного строительства Израиля в послевоенный период. И если вы обратите внимание на человеческий фактор, абсолютно решающим является приток сотен тысяч евреев из бывшего Советского Союза в начале 1990-х годов, которые приехали с чрезвычайно высоким уровнем образования, обеспечиваемым другим социалистическим режимом, в данном случае Советским Союзом. А тот давал чрезвычайно хорошее техническое и массовое образование, которым еврейское меньшинство в полной мере воспользовалось. На самом деле, можно сказать, что это своего рода идеальный случай неолиберальной стабилизации, осуществленной в 1980-е годы, привлечение всеми средствами различных типов венчурного капитала с 90-х и начала 2000-х годов.
Хотя первоначальная фирма венчурного капитала в случае с Израилем представляла собой поддерживаемую правительством организацию, которая затем была приватизирована — с исключительным качеством человеческого капитала, большая часть которого обеспечивалась государственным образованием в Израиле.
В: Соединенные Штаты предоставляют Израилю около 3,8 миллиардов долларов иностранной помощи. Какой эффект на самом деле производит эта помощь?
А.Т: Цифры впечатляют. Если сложить числа с поправкой на инфляцию за время существования израильского государства, то, вероятно, в общей сложности около 300 миллиардов долларов было переведено от американских налогоплательщиков Израилю. Конечно, большая часть этих денег возвращается обратно, потому что деньги связаны с закупками оружия израильтянами в Соединенных Штатах. После 1967 года, когда французы перерезали линии снабжения, а израильтяне добились необычайного успеха в войне 1967 года, именно тогда американская помощь выходит на первый план, и особенно после паники во время войны 1973 года, когда казалось, что на самом деле Израиль может проиграть. Именно тогда наблюдается огромный всплеск внутренних израильских военных расходов и американской помощи Израилю, достигающей поразительных величин. В начале 1980-х годов есть один период — и я думаю, это связано с тем фактом, что американцы фактически строили базу в Израиле — когда американская помощь Израилю превысила 20 процентов израильского ВВП, что является действительно ошеломляющей, поразительной цифрой. Этот период был очень коротким. Сейчас американская помощь Израилю находится всего на уровне около 1 процента ВВП, или примерно пятой части расходов Израиля на оборону. Так что это немало, но не имеет решающего значения. Израильтяне явно могли бы сделать это сами. И это своего рода загадка, я думаю, для израильтян, потому что эта помощь связана с требованием тратить деньги на американское оружие. Таким образом, деньги возвращаются. И как и всякая помощь такого рода, это палка о двух концах, потому что чем больше денег вы берете у американцев, тем меньше вы тратите на свою собственную армию, верно? В каком-то смысле, если вы покупаете истребители у американцев, вы не разрабатываете свои собственные.
В: Как нам следует относиться к израильской оккупации Западного берега с экономической точки зрения? Проходит ли израильская оккупация какой-либо анализ затрат и выгод? И какое понимание может дать история колониализма для такого рода политики? При каких условиях оккупация вообще может работать как экономическая политика?
А.Т: Что ж, я думаю, будет справедливо сказать, что с экономической точки зрения Израиль представляет собой весьма успешный проект переселенческого колониализма. Это одно из последних таких событий ХХ века. Необычно то, что поселенческое население составляет решительное большинство на территории. И хотя оно изгоняет значительную часть палестинского населения, значительная его часть остается. С другой стороны, это не Южная Африка, где большинство составляют, конечно, черные, а белые составляют меньшинство. Так что это необычный баланс. В настоящее время доля еврейских поселенцев по отношению к еврейскому населению Израиля в целом составляет около 10 процентов. Это нетривиальная пропорция.
И это действительно идеологически окрашенный проект. Сионизм всегда был, конечно, смесью идеологии с прагматической политикой реального государственного и общественного строительства. И поэтому эти две вещи всегда были переплетены. Но в случае с поселенцами на Западном Берегу и в Восточном Иерусалиме, это в первую очередь идеологически мотивированная программа. Это не означает, что с этим не связаны экономические интересы. Я имею в виду, конечно, критически на местах, что политика систематически отдает предпочтение израильским поселенцам, а не местному палестинскому населению.
Именно здесь, я думаю, экономика полностью загоняется под лавку, потому что конечным эффектом программы, очевидно, является опустошение закромов на десятки миллиардов долларов в год, которые могли бы быть направленные на строительство процветающих смешанных арабо-израильских, палестино-израильских общин, с очень успешным коммерческим взаимодействием. Вместо этого мы видим ужасающую партизанскую войну с насилием с обеих сторон, систематическим и чрезвычайно асимметричным насилием, конечно, и массовой систематической дискриминацией палестинских общин, которые пытаются зарабатывать себе на жизнь и во многих случаях оказываются в откровенной нищете. И это также чувствует население Израиля, которое должно все это финансировать и финансирует в значительной степени.
Это не значит, что поселенцы не производят экономической продукции. Конечно, они чем-то заняты. Но вопрос в том, окупается ли это? И в реальности это одна из областей, в которой израильское государство продолжает предоставлять очень большие субсидии.
В: Правительство Нетаньяху хочет весьма резко ограничить полномочия Верховного суда, многие тысячи израильтян протестуют каждую неделю, а экономические элиты тоже угрожают последствиями. Высокотехнологичные компании уходят из страны. [Рейтинговое агентство] Moody’s предупредило инвесторов о значительном экономическом риске. Какой ущерб может нанести этот закон израильской экономике? Можем ли мы посмотреть, скажем, на Венгрию или Польшу, где произошел аналогичный крен в сторону авторитаризма, и провести некоторые полезные сравнения?
А.Т.: Я думаю, что сравнения с Венгрией и Польшей заставляют испытывать пессимизм в отношении вероятного долгосрочного влияния международного капитала. Потому что, несмотря на очевидную тенденцию как в венгерской, так и в польской политике, недостатка в иностранных инвесторах, желающих вкладывать деньги в эти страны, не было. Очень мало явных признаков желания уйти. И это также относится к еще более серьезным, даже вопиющим случаям, таким как Китай. Возможно, что в арабо-израильском конфликте, конечно, другая история.
Но в целом можно сказать, что то, что иногда называют откатом от демократии, в целом не привело к массовому уходу инвесторов, который вызвал бы серьезное переосмысление политики. Фактически, в целом они выиграли от иностранных инвестиций. А люди говорят: «Что ж, технологическую экосистему Израиля можно продублировать где-нибудь еще». И это может быть правдой до определенного момента. Но на практике эти системы весьма липкие. И я бы не был так оптимистичен. Такие кластеры интенсивного, знаете ли, экспертного сотрудничества на самом деле довольно сложно перемещать.
Итак, вы можете увидеть какой-то либеральный ажиотаж вокруг этого. И это знакомая история. И мы видели это снова и снова. Я не уверен, что это вселяет в меня какой-то большой оптимизм. И, конечно же, можно подумать, например, о Брексите. Временной график может быть довольно медленным, определенно слишком медленным, чтобы иметь большое значение для политики, которая безудержно несется. И затем требуется пять лет, 10 лет, чтобы почувствовать влияние на инвестиции, и к этому моменту, по сути, это просто боль, которая усугубляет наносимый политический ущерб, а не экономическое оружие, если хотите, которое вызывает корректировку в политике.
Перевод. Воровать из музея проще, чем вы думаете!
Ступайте в Британский музей. Не обращайте внимания на Розеттский камень; не поворачивайте налево к скульптурам Парфенона; не соблазняйтесь роскошной обнаженной статуей Венеры. Вместо этого поднимитесь по лестнице в комнату 69. Здесь тише. Здесь обычный антиквариат: греческие вазы; какие-то грубые римские украшения; и пара деревянных двойных дверей, медный звонок которых громко объявляет, что они ведут к «греческим и римским древностям».
Ты жмешь на звонок, но никто не отвечает. И вряд ли ответят, потому что после серии краж за дверями этого музея осталось меньше предметов старины, чем должно быть.
Британский музей в беде. Реальный объем ущерба пока неясен. Музей объявил: предметы, датируемые еще XV веком до нашей эры , в том числе золотые украшения и драгоценные камни, «пропали, украдены или повреждены». Сотрудник уволен. Более подробную информацию с археологической тщательностью раскопали другие: говорят, что музей впервые узнал о кражах в 2021 году. Сообщается, что среди украденных вещей есть римские камеи. Это может показаться мелочью — какие-то полудрагоценные камни. Но это не так. Доктор Христос Цирогианнис, возглавляющий группу ЮНЕСКО по борьбе с торговлей древностями в Ионическом университете, говорит, что это «вероятно, самый тяжелый случай на данный момент… Никто не ожидает, что такое произойдет в музее».
В общей сложности Британский музей сообщил о краже примерно 1500 предметов, от XV в. до н. э. до XIX в. Куратор Питер Хиггс, проработавший в музее более 30 лет, с позором уволен. При этом еще в 2021 году торговец древностями Иттайя Градель сообщил в музей, что видел предметы из его коллекции, представленные в музейном онлайн-каталоге на аукционе eBay, но тогда его предупреждение осталось без внимания — прим. Е.Н.
Речь идет не столько о керамике, сколько о принципах. Потерять одну диковинку — это несчастье; но когда ты теряешь сотни, это выглядит так, как будто музей не может выполнять свою работу. Музей заработал свою репутацию, утверждая, что он хорошо следит за экспонатами.
Пол Картледж, почетный профессор греческой культуры Кембриджского университета, считает, что это преувеличение: кража некоторых драгоценностей не означает, что скульптуры Парфенона под угрозой. Но, говорит он, если это продолжалось какое-то время, «Как, черт возьми, этого не заметили?»
Точно так же: как, черт возьми, это может быть? Музеи — это айсберги древностей, большую часть их коллекций никто не видел. Из объектов Британского музея обычно выставлен только около 1%. Как и в случае с людьми, один процент музеев обычно гламурный и яркий: скульптуры Парфенона, Розеттский камень. Украдите это, и это сразу заметят. Украдите крошечную римскую камею, и большинство ничего не узнает. Кураторы, возможно, даже не знали, что он у них есть.
Ну, по крайней мере, до тех пор, пока о краже не станет известно, поскольку кража произведений искусства завораживает. Некоторые из самых известных экспонатов приобрели свою известность не столько благодаря художественным достоинствам, сколько потому, что их украли. Мона Лиза, пока ее не украли в 1911 году, была малоизвестна кому-то кроме любителей искусства; Лувру потребовалось 26 часов, чтобы заметить ее исчезновение. Британский музей знает это лучше, чем кто-либо другой: как однажды заметил бывший куратор, скульптуры Парфенона стали великой иконой западного искусства, потому что их похитили (имеется в виду незаконный вывоз лордом Элджином в Англию скульптур Парфенона в XIX веке).
Эти скульптуры — одна из причин, почему теперешние кражи ставят Британский музей в такое неловкое положение. Сладкий привкус злорадства очевиден в некоторых комментариях по поводу краж. Музей, по словам доктора Цирогианниса, «проглотил собственную пилюлю». На протяжении веков он собирал предметы — к ярости других стран, которые часто заявляют, что такие предметы были украдены. «Теперь они сами оказались жертвами воровства». Хотя, если музей когда-нибудь вернет эти драгоценности, они смогут выставить их на обозрение. На этот раз камеям достается не камео — это рождение новой звезды.
Перевод. «Возвращение глобального юга. Реализм, а не морализаторство является движущей силой новой критики западной мощи
Саранг Шидоре, Foreign Affairs
Война России на Украине напомнила западным наблюдателям, что мир существует и за пределами великих держав и их основных союзников. Этот мир, в основном состоящий из стран Африки, Азии и Латинской Америки, сопротивляется тому, чтобы занять четкую позицию в конфликте. Таким образом, война привлекла внимание к глобальному Югу как к важнейшему фактору геополитики.
Сегодняшний геополитический ландшафт определяется не только напряженностью между Соединенными Штатами и их великими соперниками — Китаем и Россией, но также и маневрами средних и даже малых держав.
В странах глобального Юга проживает подавляющее большинство людей Земли, но их желания и цели уже давно отодвинуты на второй план геополитики. Во второй половине двадцатого века такие группировки, как Движение неприсоединения и Группа 77 в Организации Объединенных Наций, стремились продвигать коллективные интересы более бедных и деколонизированных стран в мире, где доминировали бывшие имперские державы. Их солидарность была в значительной степени основана на идеалах и чувстве общей моральной цели, которая не всегда приводила к конкретным результатам. Еще до окончания «холодной войны» морализм, который мотивировал эти государства объединиться, начал рассеиваться. Десятилетия однополярного мира после окончания Холодной войны, казалось, навсегда отодвинули глобальный Юг на второй план как политическую силу.
Однако сегодня глобальный Юг вернулся. Оно существует не столько как последовательная, организованная группировка, сколько как геополитический факт. Его влияние ощущается в новых и растущих коалициях — таких как группа БРИКС, которая вскоре может выйти за пределы своих первоначальных членов — Бразилии, Китая, Индии, России и Южной Африки — но еще больше в индивидуальных действиях входящих в нее государств. Эти действия, движимые национальными интересами, а не идеализмом южной солидарности, вкупе представляют собой нечто большее, чем просто сумму их частей. Они начинают сдерживать действия великих держав и провоцировать их ответить хотя бы на некоторые требования глобального Юга.
ЧТО В ИМЕНИ ТЕБЕ МОЕМ?
Процесс деколонизации, последовавший за Второй мировой войной, добавил в Организацию Объединенных Наций множество новых национальных государств с 1940-х по 70-е годы. В статье 1952 года французский социолог Альфред Сови ввел термин «третий мир» для обозначения этих стран. Он увидел параллель между новыми независимыми бывшими колониями и «игнорируемым, эксплуатируемым и презираемым» третьим сословием дореволюционной Франции, сегментом общества, состоящим из простых граждан. После окончания Холодной войны и распада коммунистического «Второго мира» термин «Третий мир», похоже, устарел. Это выражение также стало рассматриваться как уничижительное по отношению к более слабым государствам в международной системе.
Термин «развивающиеся страны» появился в употреблении в первые годы существования Организации Объединенных Наций. Хотя его продолжают использовать и сегодня, он также постепенно выходит из употребления. Сама идея ранжирования стран как «развивающихся» или «развитых» подверглась критике за неявное подтверждение идеи линейного пути развития, в рамках которой общества находятся в отсталом состоянии до тех пор, пока они не станут похожими на общества Японии, США и Европы.
Термин «глобальный Юг» позволяет избежать этих ловушек. Он также берет свое начало в двадцатом веке. Этот термин использовался в известном докладе 1980 года «Север-Юг: программа выживания» , выпущенном независимым комитетом во главе с бывшим канцлером Германии Вилли Брандтом, а также в докладе 1990 года «Вызов Югу», выпущенном группой ООН под руководством Джулиуса Ньерере, тогдашнего президента Танзании. Приставка «глобальный» была добавлена в 1990-е годы после окончания Холодной войны, возможно, в результате растущей популярности другого термина — «глобализация», вошедшего в моду примерно в то время.
Глобальный Юг включает в себя большую часть преимущественно (но не только) бедных государств или государств со средним уровнем дохода, простирающихся от Юго-Восточной Азии и островов Тихого океана до Латинской Америки. В первые десятилетия деколонизации было правильно говорить о глобальном Юге как о целостном пространстве. Практически все его государства были сформированы под влиянием колониального опыта и борьбы за свободу от европейского господства. Почти все они были экономически слабы и имели отсталую промышленность. Они также объединились на форумах и в институтах, которые пообещали создать новую жизненно важную силу в глобальной политике со скоординированной платформой для действий. Бандунгская конференция африканских и азиатских государств 1955 года и основание Движения неприсоединения в 1961 году сформулировали концепцию солидарности, основанную на противодействии колониализму и расизму, дирижистская экономика, отказ от ядерного оружия и сохранение веры в ООН как силу для поддержания мира и устранения неравенства в международной системе.
Но даже в 1960-е годы в этом движении стали появляться трещины. Разрушительное военное поражение Индии от Китая в 1962 году лишило ее возможности лучше формировать единство глобального Юга. Серия военных переворотов в различных государствах, от Чили до Уганды, запятнала моральные претензии движения. Вскоре после этого Индия и Пакистан начали разработку ядерного оружия.
Распад советского блока, и последовавшее за этим однополярное доминирование США еще больше подорвали слаженность и моральные притязания Движения неприсоединения. Возник вопрос: по отношению к кому оно теперь неприсоединившееся? Южная солидарность, казалось, умерла.
БОЛЬШЕ, ЧЕМ СУММА ЧАСТЕЙ
Однако все не так просто. По мере того как однополярная эра, последовавшая за окончанием Холодной войны, отступает, глобальный Юг снова оживает. Но на этот раз его руководящим принципом является не идеализм, а реализм, с безоговорочным принятием национальных интересов и более широким использованием силовой политики.
Как и любые другие метаопределения (например, «Запад»), термин «глобальный Юг» может быть немного двусмысленным. Членство в «Группе 77», организации, основанной при ООН в 1964 году, может служить разумным ориентиром для определения состава глобального Юга. Группировка, в которую сегодня входят 134 государства-члена, определяет себя как «крупнейшую межправительственную организацию развивающихся стран в Организации Объединенных Наций, которая предоставляет странам Юга средства» для «повышения их совместного переговорного потенциала». В него входят почти все государства, кроме Австралии, Канады, Японии, Новой Зеландии, Южной Кореи, США и европейских стран, а также несколько других, включая две великие державы, Китай и Россию. Это более широкое определение глобального Юга включает в себя такие государства, как Турция (союзник НАТО), нефтяные государства Персидского залива, такие как Саудовская Аравия, а также бывшие бедные страны, такие как Чили и Сингапур, которые стали гораздо более процветающими. Низкий или средний доход — это лишь один из показателей того, что государство является частью глобального Юга. Другие включают наличие колониального прошлого или отсутствие статуса великой державы или основного союзника великой державы.
Разнообразные страны в этой новой версии глобального Юга имеют несколько общих черт. Воспоминания о европейском колониальном господстве, особенно в Африке, остаются фактором, формирующим геополитическое мышление. Эти страны, возможно, в значительной степени отказались от автаркической государственной экономической политики прошлых лет, но их стремление «догнать» богатые государства является общим и, во всяком случае, более насущным императивом. Их стремление как к стратегической автономии, так и к гораздо большей доле политической мощи и влияния в международной системе сильно и только усиливается, особенно среди средних держав глобального Юга, таких как Бразилия, Индонезия и Южная Африка.
Многие комментаторы акцентируют внимание на появлении таких институтов, как «Большая двадцатка», БРИКС и Шанхайская организация сотрудничества, как на символе возвращения глобального Юга. Но сосредоточение внимания на межправительственных коалициях упускает из виду самый важный способ самоутверждения глобального Юга: через действия отдельных государств. Эти разнообразные и по большей части нескоординированные действия, прочно основанные на национальных интересах каждой страны, вероятно, окажут большее влияние, чем просто сумма их частей.
Государства глобального Юга уделяют большое внимание привлечению торговли и инвестиций и продвижению вверх по цепочке создания прибавочной стоимости. Они редко страдают от глубокой и всеобщей тревоги по поводу торговых соглашений, охватившей в последнее время Соединенные Штаты. За последние пару десятилетий большинство этих стран открылись силам рынка, несмотря на то, что они сохраняют, а иногда и закрепляют избирательную протекционистскую политику. В течение последних нескольких лет действия Индонезии и Зимбабве по ограничению экспорта никеля и лития соответственно были направлены на привлечение более дорогостоящих инвестиций из-за границы. Новая политика Чили в отношении лития предполагает гораздо большую роль государства в его добыче и переработке. Аналогичные мотивы определяют усилия Саудовской Аравии по созданию экологически чистой водородной промышленности и стремлении Индии привлечь производство электроники.
Это также означает отказ от новой динамики холодной войны, которая противопоставляет США, Японию и Европу собирающейся коалиции Китая и России. Многие государства Юга стали богаче и гибче, чем в двадцатом веке, и научились играть на обеих сторонах, чтобы получить выгоду для себя. На своем опыте они убедились, что ограниченная конкуренция великих держав имеет свои преимущества, но новая холодная война поставит под угрозу их интересы и взбудоражит их общества. Некоторые прокси-войны еще могут иметь место, но крупномасштабные грабежи времен Холодной войны, когда многие части Африки, Азии и Латинской Америки пережили неоднократные и разрушительные интервенции со стороны той или иной сверхдержавы, вряд ли будут повторены.
Это не означает, что сотрудничество между Соединенными Штатами и странами Юга обязательно пойдет на убыль. Некоторые из этих государств могут даже заключить ограниченные соглашения с Соединенными Штатами или другими великими державами для продвижения своих интересов. Сближение Нью-Дели с Вашингтоном в сфере безопасности существует для того, чтобы сбалансировать влияние Пекина и воспользоваться возможностями привлечения друзей. Но даже у этого согласия есть пределы: Индия вряд ли внесет какой-либо вклад, помимо материально-технического, например, в случае войны в Южно-Китайском море. И Индия следует своему собственному компасу, когда дело касается России, импортируя оружие и совместно разрабатывая и производя ракеты «БраМос», которые она сейчас экспортирует. Вьетнам продолжает упорно выдвигать претензии к Китаю, даже несмотря на то, что он успешно привлекает поток китайской торговли и инвестиций, и сопротивляется втягиванию в квазиальянс с Соединенными Штатами. Бразилия под руководством президента Луиса Инасиу Лулы да Силвы тесно сотрудничает с Соединенными Штатами в вопросах изменения климата, хотя и поддерживает теплые отношения с великими соперниками Вашингтона — Китаем и Россией. Пакистан наладил глубокое военное и экономическое партнерство с Китаем, в то время как его отношения с Соединенными Штатами стали в основном транзакционными.
Государства глобального Юга также получают рычаги влияния посредством отрицания. Практически все государства Юга отвергли режим санкций, принятый против России после вторжения на Украину. Некоторые из них увеличили свою торговлю с Москвой, что значительно подорвало эффективность западных санкций. В 2022 году торговля России с Турцией выросла на 87 процентов, с Объединенными Арабскими Эмиратами на 68 процентов и с Индией на колоссальные 205 процентов. Другие союзники и близкие партнеры США, такие как Филиппины, Сингапур и Таиланд, вполне могли бы ограничить политику США в разгар любого кризиса с Китаем.
Государства Юга крайне недовольны своим весом в глобальных институтах
Самое главное, что государства глобального Юга по-прежнему крайне недовольны их весом в глобальных структурах принятия решений. Эта маргинализация все больше несовместима с реальным экономическим влиянием средних держав, которым они просто не обладали в 1960-е годы. Некоторые из этих государств являются важнейшими источниками полезных ископаемых, цепочек поставок, а иногда и инноваций, которые необходимы для глобального роста и борьбы с изменением климата, что дает им больше рычагов воздействия, чем они имели в двадцатом веке.
Это растущее несоответствие также углубляет их неудовлетворенность нынешним мировым порядком и порождает необходимость проведения существенных изменений, например, в системе ООН. Однако реформа Совета Безопасности ООН не произойдет быстро. Этот орган все еще отражает геополитические реалии 1945 года, и его расширение остается отдаленной перспективой. Соединенные Штаты также по-прежнему доминируют в международных финансах, что позволяет им работать со своими основными союзниками, угрожая далеко идущими вторичными санкциями, которые, по сути, направлены на государства глобального Юга. Но государства глобального Юга будут продолжать стремиться к большей автономии и оказывать большее глобальное влияние посредством публичных заявлений и предложений, направленных на формирование или оспаривание глобальных норм, коалиций, региональных институтов.
Эффекты от этих усилий, возможно, уже заметны. Примечательно, что Вашингтон до сих пор не ввел крупных вторичных санкций в отношении России. «Большая семерка» под руководством США также попыталась выработать инфраструктурную инициативу «Партнерство для глобальной инфраструктуры и инвестиций», а Вашингтон относительно осторожно реагирует на антифранцузские перевороты в Сахельском поясе. Со временем новый глобальный Юг может заставить великие державы хотя бы частично удовлетворить их требования о большем участии в международных институтах и воздерживаться от большинства действий, связанных с опосредованной войной.
Влияние нового Юга будет ощущаться главным образом через действия отдельных государств, основанные на национальных интересах. Однако признаки более глубокой координации можно наблюдать на двух направлениях. Во-первых, это изменение климата. В ходе международных переговоров члены глобального Юга коллективно противостоят более богатым странам, настаивая на увеличении финансирования борьбы с изменением климата и «климатических репарациях». Другая область, хотя и далекая от реализации, — это противодействие долларовой гегемонии. Стимулы для глобального Юга обойти долларовый режим сильны, но серьезные структурные препятствия мешают легкому решению этой проблемы. Однако торговля в местных валютах растет, и в течение более длительного периода времени может появиться более комплексное решение.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ФАКТ, А НЕ ЧУВСТВА
Широкая неоднородность внутри глобального Юга и рост его средних держав поднимают некоторые вопросы о долговечности этой структуры. Глобальный Юг может стать менее актуальным как геополитический факт, если его члены начнут серьезное соперничество друг с другом. Действия по изменению климата также могут послужить причиной для раскола; может возникнуть размежевание между государствами с большим выбросом углекислого газа, такими как Бразилия, Индия и Индонезия, и меньшими, более бедными государствами, главным образом в некоторых частях Африки, которые никогда не внесут большой вклад в выбросы парниковых газов. Точно так же разрыв между странами со средним и низким уровнем дохода может подорвать влияние Юга. Со временем возникла существенная дифференциация между странами со средним уровнем дохода, такими как Чили и Малайзия, и более чем 50 бедными государствами, в основном в Африке.
Однако таких разрывов в настоящее время не предвидится. Между средними державами, такими как Бразилия, Индия, Индонезия и Южная Африка, появляется мало признаков серьезного соперничества. Их географическое разделение и отсутствие споров, затрагивающих их ключевые интересы, вероятно, обеспечат сохранение теплых отношений в обозримом будущем. Государства глобального Юга в основном выступают единым фронтом, требуя большего финансирования борьбы с изменением климата от своих европейских и североамериканских коллег. А страны Юга со средним уровнем дохода проявляют чувствительность к экономическим потребностям более бедных стран; например, Индия, которая в настоящее время является президентом «Большой двадцатки», настаивает на облегчении долгового бремени стран с низкими доходами.
Глобальный Юг будет сохраняться как геополитический факт до тех пор, пока он будет исключен из внутреннего ядра международных структур власти. Пока этим государствам отказано в праве голоса в управлении международной системой (которая включает, но выходит далеко за рамки Совета Безопасности ООН), глобальный Юг, вероятно, будет движущей силой перемен, оказывающей давление на великие державы, оспаривая легитимность их политики и ограничивая сферу их действий в ключевых сферах. Соединенные Штаты и их ближайшие союзники заинтересованы в поддержании статус-кво нынешнего глобального порядка и сопротивлении демократизации управления им. При этом Китай и Россия также сопротивляются существенным изменениям в Совете Безопасности ООН.
Поскольку новый глобальный Юг определяется своей удаленностью от ядра международного порядка, он потеряет свою геополитическую целостность только тогда, когда его цели будут достигнуты.
Перевод. Запад и Синдром Имперского штурмовика
Автор Джон Майкл Грир, писатель и неодруид. Кто такие неодруиды, посмотрите хоть в вики, это занятно, а еще любопытно было почитать комменты под статьей.
Мы превратили войну на Украине в сказку
Вы помните имперских штурмовиков из фильмов «Звездные войны» , расхаживающих в этих белых пластиковых доспехах? Когда Оби-Ван Кеноби в оригинальном фильме сказал, что никто другой не был таким метким, как имперские штурмовики, он явно пошутил, а у Люка Скайуокера еще молоко на губах не обсохло, чтоб такие шутки понимать. Единственное качество имперских штурмовиков, которое эти фильмы четко показывают, это их неспособность попасть даже в Звезду Смерти, находящуюся на расстоянии с крысиный хвост от них. Их работа состоит в том, чтобы наполнить воздух выстрелами и промахнуться. Они делают эту работу очень эффективно.
Любой, кто хоть что-нибудь знает о реальных перестрелках с участием профессиональных солдат, поймет, что это нереалистичная картина. Конечно, в бою встречаются и новички, но штурмовики-то должны быть компетентными. На практике они не должны делать ничего серьезного. Они созданы для того, чтобы создать иллюзию смертельной опасности, чтобы фальшивая героика главных героев выглядела чуть менее неубедительно для кинозрителей.
Конечно, у такого абсурда есть причина. Массовая культура в западных развитых странах сегодня так же густо напичкана моральным позированием, как и все то, что викторианские родители скармливали своим детям. В основе большинства популярных жанров основная предпосылка заключается в том, что Хорошие Парни всегда побеждают, а Плохие всегда проигрывают.
Колосс современной выдумки, Дж. Р. Р. Толкин, несет некоторую ответственность за все это. В своем программном эссе «О волшебных сказках» он обсуждал одну из центральных сюжетных схем сказок, которую он назвал «эвкатастрофа»: на более простом английском языке это внезапный невероятный поворот к лучшему, спасение, приходящее, когда все, казалось бы, потеряно. Как и следовало ожидать от набожного консервативного христианина, такого как Толкин, эта тема в конечном счете религиозна по своей природе — он описал воскресение Иисуса как окончательную эвкатастрофу — и она послужила основой для двух его гигантских сказок, «Хоббит» и «Властелин Колец».
Прим. Е. Н. Сам Толкин писал об этом так: Для обозначения этого чувства я создал термин «эвкатастрофа»: внезапный счастливый поворот сюжета, от которого сердце пронзает радость, а на глазах выступают слезы (я доказывал, что высшее предназначение волшебных сказок как раз и состоит в том, чтобы вызывать это чувство)
Отдадим ему должное, Толкин изо всех сил старался сделать свои эвкатастрофы как можно более правдоподобными. Большинство третьеразрядных подражателей Толкина, чья зловонная продукция компостирует мозги сегодняшним потребителям средств массовой информации, давным-давно перестали беспокоиться о таких мелочах. Неважно, насколько сильнее, умнее и лучше вооружены Плохие Парни; они должны проиграть, потому что они Плохие. И не имеет значения, насколько идиотским является план Хороших Парней, Плохие Парни обязаны совершать ошибки, которые позволят добиться успеха.
Когда кости катятся, вы знаете, что Гарри Поттеру всегда удастся сбросить Кольцо Всевластия из своего X-Wing в реактор Роковой Горы.
Такого рода глупости делают повествование унылым, но я убежден, что это также может привести к серьезным когнитивным нарушениям. Дети, воспитанные на постоянной диете из такого рода халтуры, склонны в конце концов думать, что мир устроен именно так. Если они выходят в реальный мир и несколько раз разбивают себе нос в кровь, они, как правило, лучше учатся тому, как оно на самом деле устроено, но если они живут в обществе, которое не позволяет им потерпеть неудачу, они вполне могут достичь зрелости, так и не усвоив этого полезного урока. Вместо этого их соблазняет синдром штурмовика: убеждение, что несмотря ни на что, вы неизбежно победите, потому что считаете, что морально превосходите своих врагов.
В наши дни нет недостатка в примерах синдрома штурмовика, но я собираюсь сосредоточиться на самом важном из них, на том, который справедливо обещает изменить мировой политический и экономический ландшафт в ближайшие годы.
Да, нам нужно говорить об Украине.
Это категорически не означает, что нам нужно говорить о том, кто претендует на роль Хороших и Плохих Парней. Неприятная правда состоит в том, что исход этой войны не зависит от того, какая сторона морально лучше другой. В реальном мире, с точки зрения военных побед и поражений, кто прав, а кто виноват, не имеет значения, когда пушка начинает грохотать.
Корни российско-украинской войны уходят в далекое прошлое, но для настоящих целей мы можем начать с 2014 года — когда в результате переворота пророссийское правительство Украины было свергнуто и заменено пронатовским. С установлением нового режима и после военного вторжения России на восток Украины, США и их союзники начали финансировать наращивание военной мощи, что сделало Украину второй по величине армией в Европе. Эта армия была вооружена и обучена с прицелом на массовый сдвиг в военном деле, который тогда происходил.
В 2006 году израильтяне предприняли одно из своих периодических вторжений в Ливан. К удивлению многих, ополчение «Хезболлы» расквасило им нос и вынудило отступить, не достигнув своих основных целей. ЦАХАЛ, как и любая другая современная армия того времени, использовал тактику, впервые примененную Вермахтом в 1939 и 1940 годах и усовершенствованную советскими и американскими военными в последующие годы: массированные атаки танков и мобильной пехоты при поддержке авиации, направленные в тыл противнику.
Что продемонстрировала «Хезболла», так это то, что срок годности этой тактики истек. Построив сеть подземных укрытий и городских опорных пунктов, они скрывались, пока израильский авангард проезжал мимо, затем выскакивали и начинали громить израильские подразделения внезапными засадами, используя новейшее оружие. Десять лет спустя украинские военные повторили эту тактику, построив обширную сеть оборонительных сооружений к западу от контролируемых Россией районов Донбасса.
Эта оборона была полезна, когда началось полномасштабное вторжение, лишив Россию быстрой победы и загнав ее в изнурительный тупик. Стратегически это была хорошая идея, но она содержала два серьезных недостатка. Во-первых, военные действия нужно было дополнить пакетом экономических санкций со стороны Запада, который смог бы подорвать экономику России и вынудить ее уйти. Во-вторых, предполагалось, что русские будут придерживаться военной доктрины, существовавшей до 2006 года, независимо от того, насколько плохо дела пойдут. Вот где впервые проявился синдром штурмовика. Лица, принимающие решения в Вашингтоне, Брюсселе и Киеве, убедили себя, что эти слабые места не имеют значения, потому что украинцы — хорошие, а русские — плохие.
Затем, в феврале прошлого года, разразилась война. Поначалу казалось, что реальность играет на руку Западу. Русские начали классическую операцию блицкрига, углубившись на украинскую территорию, но обнаружили, что украинцы отступили на подготовленные оборонительные линии и городские опорные пункты. Некоторые русские части потерпели досадные поражения; другие оказались чрезмерно растянутыми по фронту на враждебной территории и отступили. Тем временем США и ЕС ввели санкции против российской экономики.
Но именно тогда план пошел прямо под откос. Первая трудность заключалась в том, что большинство стран мира не стали поддерживать санкции. Некоторые, такие как Иран и Китай, враждебно настроенные по отношению к США, увидели в ситуации возможность показать средний палец своим врагам. Другие, такие как Индия и Бразилия, увидели в ситуации шанс продемонстрировать свою независимость. Третьи народы хотели русской нефти и хлеба и не хотели от них отказываться, поэтому действовали в соответствии со своими интересами, а не с нашими.
Однако была еще одна проблема с эффективностью санкций. Вы помните все те крупные корпорации, которые громко заявили об уходе с российского рынка? Они не могли забрать с собой свои торговые точки и инфраструктуру, поэтому русские просто переименовали их и продолжили работу. Например, компания по розливу безалкогольных напитков, частично принадлежащая Coca-Cola, теперь производит в России нечто под названием «Добрый-кола». По вкусу этот напиток очень похож на Coca-Cola, и находится в немного другой красной банке. Важным моментом является то, что прибыль от продаж «Добрый-Колы» и аналогичных продуктов и услуг не утекает к акционерам в США, а остается в России, где стимулирует российскую экономику. Пожалуй, это не то, что имели в виду элиты США и НАТО.
Но худшие новости для НАТО пришли с полей сражений. То, что там произошло, имеет для меня странное личное измерение. Несколько лет назад я написал эссе «Асимметричный тактический удар», о том, что происходит, когда армия становится слишком зависимой от сложных технологий, а ее враги выясняют, как подобрать болт с левой резьбой к этой хитрой гайке. Пример, который я использовал, относится к концу бронзового века, но урок можно применить и в более широком смысле: той армии, для которой нашли такой болт, грозит полная катастрофа, если она не сделает что-то, что большинство людей в наши дни даже не могут себе представить. Мое эссе незаметно распространилось среди людей, интересующихся подобными вещами, и у меня нет оснований полагать, что кто-либо в русском Генеральном штабе уделяет хоть немного внимания малоизвестным американским маргинальным интеллектуалам вроде меня. Тем не менее, факт остается фактом: когда украинцы выворачивали наизнанку российскую версию блицкрига, русские сделали именно то, что я предложил армии в такой ситуации: они прибегли к более старой форме ведения войны, которая не была бы уязвима для тактики хитрого болта на необычную гайку.
Вот почему русские отказались от своих глубоких ударов по территории Украины, отступили из уязвимых районов вокруг Харькова и Херсона, начали массовую мобилизацию и значительное расширение своей и без того крупной военной промышленности, а также приступили к строительству укрепленных оборонительных рубежей для обороны территории, которую они захватили. Тем временем российское правительство укрепило связи с Ираном и Северной Кореей — двумя странами, которые имеют крупную военную промышленность, автономную от западных технологий и капитала.
То есть, поскольку новая украинская тактика сделала невозможным для русских новое издание Второй мировой войны, русские перешли на тактику Первой. Оборонительные рубежи и городские опорные пункты, на которые опирались украинцы для поражения колонн русских танков, не обеспечивали такой же защиты от массированных артиллерийских обстрелов русских. Пока российская армия перевооружалась для нового (точнее, старого) способа ведения войны, наемные подразделения — наиболее известное из них ЧВК Вагнера, но были и другие — приняли на себя основную тяжесть боевых действий, опробовали тактику Первой мировой войны против окопавшихся украинских войск в Бахмуте и победили.
Это поставило Украину и ее сторонников из НАТО в очень затруднительное положение. В боях в стиле Первой мировой войны побеждает сторона с крупнейшей военной промышленностью и самым большим резервом рекрутов. Россия имеет огромное преимущество по обоим пунктам. Во-первых, в странах НАТО больше нет политического консенсуса вокруг поддержки массового призыва на военную службу, в отличие от России. Во-вторых, в то время как США и их союзники демонтировали большую часть своих военных заводов в конце холодной войны, Россия этого не сделала, и у нее также есть хорошие друзья в Тегеране и Пхеньяне. Все это дает русским преимущество, с которым в ближайшее время не смогут сравниться страны НАТО.
Это не было той новостью, которую в НАТО хотели услышать. На самом деле это было послание, которое они не могли услышать. Прошло 70 лет — с момента окончания Корейской войны — с тех пор, как Соединенные Штаты и их союзники в последний раз вели сухопутную войну против крупной державы. Весь офицерский корпус НАТО получил свою подготовку и опыт в эпоху, когда у них было подавляющее превосходство над врагами, и они не представляли, как без этого воевать (даже тогда — приходит на ум Афганистан — они не слишком впечатляют своими победами) Именно тогда в игру действительно вступил синдром штурмовика, потому что НАТО никогда не приходило в голову, что Украина может проиграть — ведь это хорошие парни.
И поэтому элиты в Вашингтоне, Брюсселе и Киеве убедили себя в том, что русские не смогут нарастить свою военную промышленность до уровня, который позволил бы им годами вести окопную войну. (Помните все те уверенные сообщения, в которых утверждалось, что у русских вот-вот закончатся снаряды и ракеты?) Они говорили себе, что русские используют наемников, потому что их армия слишком деморализована и слаба, чтобы выдержать суровые боевые условия. Они разработали планы масштабного украинского наступления, чтобы переломить ход войны, и направили Украине больше оружия.
Контрнаступление началось 4 июня. Через два месяца стало ясно, что оно не удалось. Успешный штурм укрепленных позиций в современной войне требует трехкратного преимущества в солдатах в этом районе поля боя, большого преимущества в артиллерии и превосходства в воздухе. На Украине ничего из этого нет, и так или иначе никакая эвкатастрофа не спасла положение.
Русско-украинская война еще не окончена, и военная удача еще может повернуться лицом к Украине — хотя сейчас это выглядит очень маловероятным. Между тем история не ждет, пока выяснятся детали. В конце прошлого месяца главы 40 африканских государств собрались в Санкт-Петербурге, чтобы подписать соглашения, дающие России ведущее положение в экономических и военных делах второго по величине континента мира, в то время как министр обороны России находился в Северной Корее для переговоров дальнейшие сделки с оружием. Кажется, русские лучше знают, что делать вместо того, чтоб ждать чуда, которое избавит их от последствий собственных действий.
Ничто из этого не означает, что беспорядок в Украине — единственный способ, которым Синдром Штурмовика сформировал недавнюю историю; это просто самый очевидный пример прямо сейчас. Например, именно из-за синдрома штурмовика у многих людей случился нервный срыв, когда Дональд Трамп стал президентом в 2016 году, и их реакция сводилась к следующему: «Он плохой человек, он не должен побеждать!» . Впоследствии тот же фактор удерживал их от того, чтобы задаться вопросом, почему так много разочарованных избирателей были готовы согласиться на Трампа из всех людей в качестве альтернативы. Справедливости ради, синдром штурмовика также не редкость среди правых, где пронзительный моральный дуализм гораздо более распространен, чем вдумчивые дискуссии о том, как конструктивно справляться с каскадом кризисов, захлестнувшим сегодня Америку.
Действительно, трудно назвать что-либо в современной западной жизни, что не было бы причудливо искажено усилиями наших привилегированных классов, пытающихся притвориться героями своих собственных сиквелов «Звездных войн». Но урок, который шепчет ветер с Украины, заключается в том, что никому и ничему больше не нужно подыгрывать. Этот урок может дорого обойтись очень многим людям в недалеком будущем.
Перевод. «Тихая трансформация оккупированной Украины»
ОРИГИНАЛ: Дэвид Льюис, Foreign Affairs
Это один из самых восхитительных материалов, посвященных новым территориям, что я видел; наверное, самый восхитительный. Просто читал и слезами обливался. Не помню, когда испытывал столько злорадного восторга — прим. Е.Н.
В то время как Запад продолжает спорить по поводу предоставления дальнейшей помощи Украине, Россия незаметно укрепляет свой контроль над территориями, которые она оккупирует на юго-востоке Украины. Поскольку в 2023 году линия фронта стабилизировалась, Россия по-прежнему контролирует почти 18 процентов украинской территории, включая около 25 000 квадратных миль земли, захваченной с февраля 2022 года. Все ветви российского правительства участвуют в дорогостоящей и амбициозной программе по интеграции этих недавно оккупированных территорий. Кремль надеется создать на местах факты, которым Украине будет трудно бросить вызов ни с помощью военной силы, ни в ходе будущих мирных переговоров.
Россия торжественно аннексировала четыре украинские области — Донецкую и Луганскую на востоке страны, а также Запорожскую и Херсонскую на юге — в сентябре 2022 года, хотя ее военные не контролируют полностью ни одну из этих областей. С тех пор российские чиновники изменили управление территориями, находящимися под их контролем, проведя фиктивные выборы в сентябре прошлого года и назначив промосковских чиновников на всех уровнях. Армия технократов наблюдает за полным поглощением этих территорий, приводя их законы, правила, налоговую и банковскую системы в соответствие с российскими нормами и избавляясь от любых следов институциональных связей с Украиной. Номинальный переходный период продлится до января 2026 года, и к этому времени Кремль ожидает, что российская правовая, судебная и политическая системы вступят в полную силу в так называемых «Новых регионах».
Эта административная оккупация менее известна, чем сопровождающие ее насилие и нарушения прав человека. Но война России на Украине выходит далеко за рамки ее безжалостных ракетных ударов и атак беспилотников, ее легионов солдат и ее воинственной риторики. На оккупированной территории Украины бюрократы эффективно добивались согласия местных жителей. Несмотря на то, что некоторые люди сопротивляются, власти навязывают российское образование, культурную идеологическую обработку, а также экономические и правовые системы, чтобы еще теснее привязать эти земли к России. Чем дольше Россия оккупирует эти территории, тем сложнее Украине будет вернуть их.
ПОД РУССКИМ ИГОМ
Вероятно, более половины довоенного населения недавно оккупированных регионов бежало после российского вторжения в 2022 году. Но почти всех тех людей, которые остались, российская система вынудила к определенному уровню сотрудничества. По российским данным, почти 90 процентов оставшихся жителей четырех аннексированных областей (около трех миллионов человек) теперь получили российские паспорта. У них нет выбора: вам нужен российский паспорт, чтобы открыть банковский счет, вести бизнес или получать социальные выплаты.
Оценить отношение и лояльность тех, кто живет в условиях российской оккупации, чрезвычайно сложно. Независимых СМИ или групп гражданского общества нет, а службы безопасности тщательно следят за социальными сетями. Но общество на недавно оккупированных территориях явно разделено. Меньшая часть людей служила в оккупационном режиме или публично занимала пророссийскую позицию, что часто соответствовало их довоенным настроениям. Но российские посетители недавно оккупированных регионов сообщают о тихой враждебности со стороны местных жителей. [реальность, конечно, сложнее: косые взгляды бывают, но людей с зетками тоже легко встретить — Е.Н.]
Украинские военные поддерживают вооруженное сопротивление за линией фронта во всех четырех областях, причем каждые несколько недель поступают сообщения о взрывах заминированных автомобилей, нацеленных на российских офицеров или местных коллаборационистов. Тем не менее, жестокие, но эффективные механизмы фильтрации русских — процедуры, в ходе которые проверяют биографию каждого человека, его опыт военной службы и политические взгляды — подавили народное сопротивление. Большинство людей просто пытаются выжить и не оказаться «на подвале», как местные жители называют мрачную жестокость российских задержаний. Россия рада уходу потенциальных противников: для тех, у кого есть деньги, по-прежнему есть выход, позволяющий купить билет на регулярные чартерные автобусы с оккупированных территорий в Европу через Россию.
Те, кто останется, должны терпеть бесконечную пророссийскую агитацию и идеологическую обработку. Всякий раз, когда российские войска достигали нового города на Украине, они быстро захватывали телебашню. Они отключили украинские передачи и переключились на кремлевскую пропаганду. Российский журналист Александр Малькевич, подвергшийся санкциям США за попытки вмешательства в политику США в 2018 году, в июне 2022 года появился в оккупированных Россией Херсоне и Запорожье, чтобы открыть новые местные телеканалы и школу для молодых журналистов. Его местная радиостанция на оккупированных территориях транслирует патриотические музыкальные передачи для российских войск.
Мало кто из местных жителей может переварить эту вопиющую российскую пропаганду, поэтому они ищут альтернативы. Большинство людей пролистывают бесконечные каналы Telegram в поисках новостей. Этим приложением для обмена сообщениями пользуются все на оккупированных территориях, включая пророссийских чиновников и членов украинского сопротивления. Это ключевое поле битвы в пропагандистских войнах, а также механизм выживания для людей, застрявших под властью России. На местных каналах Telegram пользователи могут получать предупреждения о предстоящих ракетных атаках, узнавать, когда открыты банки, обсуждать, как улучшить подключение к Интернету или найти лучшее место, чтобы сделать маникюр. Сейчас Россия управляет всеми телекоммуникационными и интернет-сетями в аннексированных областях, поэтому многие украинские новостные сайты заблокированы. Люди используют виртуальные частные сети, чтобы обойти российские барьеры и получить доступ к украинским источникам, но со временем некоторые местные жители говорят, что их это больше не беспокоит. Некоторые жалуются, что украинские новости оторваны от реалий жизни в условиях оккупации.
В школах на оккупированных Россией территориях детям не избежать пропаганды. Их заставляют каждую неделю петь гимн России. Школы полностью перешли на русскую программу обучения, а украинский язык стал необязательным вторым языком. Старших школьников учат по новому российскому учебнику истории, в котором рассказывается, что Украиной управляют неонацисты и что так называемая специальная военная операция России в Украине была оправданным ответом на агрессию Запада. Некоторым родителям удается оставить своих детей учиться в украинских онлайн-школах, но это рискованно — согласно отчету Amnesty International, родители боятся, что их детей заберут, если обнаружат, что они учатся в украинских школах на удаленке.
Некоторые учителя отказались использовать новую российскую программу из-за задержаний и угроз. Но многие продолжают работать при новом режиме — по сообщениям, тысячи украинских учителей прошли обязательные курсы переподготовки в Крыму и в России. Их мотивы различаются. Некоторые могут быть ирредентистами, которые хотят быть частью более крупного российского государства. Другим, возможно, всегда не нравился переход к украиноязычному образованию, произошедший в последние годы, и они приветствовали возврат к русскоязычному обучению. Некоторые учителя, вероятно, считали, что смогут смягчить худшие аспекты российского образования, работая внутри системы, чтобы защитить своих учеников. Другие рассматривали российскую оккупацию как возможность повышения заработной платы и продвижения по службе. Многие люди остались в этих районах, потому что у них были пожилые родственники, которые не хотели переезжать, или потому, что они не могли жить в изгнании.
В условиях оккупации повседневные решения могут изменить жизнь. Выбор работать в школе, контролируемой Россией, или в любой другой местной организации, оставляет жителей открытыми для возможного судебного преследования за коллаборационизм. С момента принятия нового закона в марте 2022 года украинские власти уже возбудили не менее 6000 дел против предполагаемых пособников. Возможные наказания варьируются от запрета на будущую работу в государственных органах до серьезных тюремных сроков и конфискации имущества. Закон противоречив: он определяет сотрудничество настолько широко, что многие владельцы бизнеса или сотрудники местных органов власти рискуют подвергнуться судебному преследованию, как только Украина вернет себе их города и населенные пункты. По мере продвижения украинских войск более высокопоставленные деятели часто сбегали, поэтому перед судом оказывались в основном администраторы низового уровня или учителя. Многие из них — женщины, которые часто занимают такие посты в органах местного самоуправления и образования. Хотя большинство украинцев согласны с тем, что любой, кто занимает руководящую должность в российской оккупационной администрации, заслуживает всей силы закона, юристы и правозащитники обеспокоены тем, что закон слишком широко трактуется и играет на руку России.
[попросту говоря, российская сторона на подконтрольных территориях организует переподготовку учителей, украинская сторона организует репрессии — Е.Н.]
Когда российские войска были выведены из Херсона в ноябре 2022 года, тысячи украинцев, в том числе многие учителя, также уехали вместе с ними, подстегиваемые предупреждениями российской пропаганды о том, что они будут привлечены к ответственности как коллаборационисты.
[Уехало более ста тысяч человек. Треть населения Херсона с окрестностями, и как бы не половина с учетом того, что кусок области по-прежнему наш. Тут бы подумать, что это за такая оккупация, что с оккупантом убегают десятки процентов людей на территориях. Но это будет некрасиво для родной пропаганды, хехе — Е.Н.]
Россия делает ставку на то, что в долгосрочной перспективе украинские дети в этих регионах социализируются как русские патриоты. Украинских школьников отправляют в роскошные ознакомительные туры по России, организуют посещение туристических объектов и летних школ. В программах российского телевидения регулярно показывают, как детей из Донбасса или южной Украины принимают на фестивалях внутри России. Это неприятная пропаганда, но эти визиты, по крайней мере, кажутся в основном добровольными. Есть и гораздо более мрачные случаи, когда тысячи детей из Украины были незаконно депортированы в Крым или Россию во время боевых действий. Некоторые были незаконно усыновлены российскими семьями. Многие украинские семьи изо всех сил пытаются найти своих детей и вернуть их.
[А вот это просто прямая ложь, причем даже насквозь пропагандистский доклад Йельского университета на эту тему вынужден сквозь зубы признавать, что «депортация» была добровольным выездом. В Йеле были вынуждены замазывать этот факт эмоциональной риторикой и всяческим хайли-лайкли. Но обратите внимание, там хайли-лайкли, тут уже как об установленном факте, в итоге аудитории подают страшную сказку в расчете — чаще всего правильном — что никто не будет записывать ходы. См. разбор исходников этой истории здесь по ссылке — Е.Н.]
МНОЖЕСТВО ЩУПАЛЕЦ ОККУПАЦИИ
В завоеванных украинских городах, таких как Мелитополь или Мариуполь, Россия постепенно стирает все визуальные напоминания об Украине. В первые недели войны российские войска сбили украинские трезубцы и разрушили памятники, посвященные голоду, вызванному Советским Союзом, известному как «Голодомор», который унес жизни миллионов украинцев в 1930-х годах. Они закрасили везде украинские цвета — синий и желтый — российскими красными и синими. Россия стремится полностью обратить вспять кампании украинизации и «декоммунизации», которые прокатились по региону после 2014 года. Закон, принятый в мае 2015 года, предписывал убрать все советские и коммунистические символы и статуи и заменить десятки тысяч названий городов и улиц советской эпохи. В ходе кампании украинские власти снесли более 1000 статуй Ленина по всей стране. Теперь русские возвращают их обратно.
Улицы одержимо переименовываются. В Мариуполе площадь Свободы вновь стала площадью Ленина. Бульвар Меотида, опустошенная улица в центре греческой общины города, вернулась к своему прежнему неуклюжему названию советских времен — улице 50-летия Октябрьской революции. Университетская улица в Мелитополе была переименована в улицу Дарьи Дугиной, названную в честь крайне правой российской активистки и эксперта, погибшей в результате взрыва заминированного автомобиля в Москве в августе 2022 года. Названия улиц также отражают наследие идеологических баталий двадцатого века. В Мелитополе улица Дмитрия Донцова, названная в честь украинского политического мыслителя 1930-х годов с фашистскими взглядами, теперь носит имя Павла Судоплатова, печально известного сталинского секретного агента, который помог убить Льва Троцкого [вот это очень смешно, фашиста обидели — Е.Н.].
Война перекинулась и на культуру, где Россия проводит полномасштабную программу русификации, которая играет на существовавшей ранее напряженности по поводу языка и политики. Главный театр в Мариуполе был разрушен в результате одного из самых позорных злодеяний войны, когда в результате предполагаемого российского авиаудара в марте 2022 года погибли сотни мирных жителей. [Amnesty International сообщила, что установлена гибель десяти человек, ДНР сообщила о 14 погибших — прим. Е.Н.]
Театр перестраивается, но его труппа сейчас разделена. Одна группа переехала в Западную Украину, где ставит современные политические пьесы на украинском языке. Те, кто остался в Мариуполе, исполняют в местном молодежном центре непритязательные чеховские комедии на русском языке [«Непритязательные чеховские комедии», как это мило. В реальности, читай, часть труппы предпочла быть театральной труппой, а часть переквалифицировалась в политических агитаторов — прим. Е.Н.].
Россия расширяет сеть кинотеатров в регионе — не для показа открытой пропаганды, а для того, чтобы привлечь людей обратно в повседневную российскую популярную культуру. Кинозрители Мариуполя в новогодние выходные собрались, чтобы посмотреть последнюю российскую комедию «Холоп 2» . Пропагандистских фильмов о войне, таких как кассовая катастрофа в России 2023 года «Свидетель», нигде не видно. Людям нужно развлечение, а не идеологическая обработка, но даже это развлечение может способствовать тому, что местные жители станут ближе к России. [Выделено мной. Это просто волшебно: если не накачивать людей яростью каждый день, они еще, того гляди, не захотят за Украину помирать — Е.Н.]
Помимо культуры, экономическая политика является самым мощным средством России по вовлечению общества и осуществлению долгосрочных демографических изменений в оккупированных частях Украины. Российская система социального обеспечения и государственные зарплаты зачастую более щедры, чем на Украине, и направлены на то, чтобы привлечь на свою сторону более бедные слои населения и пенсионеров. В декабре президент России Владимир Путин объявил, что Россия будет тратить более одного триллиона рублей (около 11 миллиардов долларов) в год в четырех аннексированных регионах. Сюда входят миллиарды долларов на огромную программу реконструкции в надежде создать «Новороссию» на северном берегу Азовского моря, напоминая идею Екатерины Великой о Новороссии восемнадцатого века. Глянцевые брошюры изображают будущее Мариуполя как эрзац-России у моря, где все воспоминания об Украине сровнены с землей и заменены российскими жилыми домами, парками и бульварами. Город был разрушен во время боевых действий в 2022 году, и власти переселили некоторых местных жителей. Однако многие жалуются, что лучшие новые дома зарезервированы для российских приезжих. Похоже, Москва хочет побудить русских иммигрантов заменить тех украинских жителей, которые были лишены собственности и вынуждены покинуть страну. Не впервые в этом конфликте действия России нарушают международное право, которое прямо запрещает такое перемещение населения на оккупированные территории и обратно.
Многие украинцы, бежавшие из страны, уже потеряли свою собственность и бизнес. С лета 2022 года оккупационные власти руководят массовой экспроприацией украинских активов, что является еще одним вопиющим нарушением международного права об оккупации. Владельцы должны были явиться в течение трех дней с пачкой документов, чтобы заявить о своем праве собственности, если их бизнес был включен в опубликованный местными властями список предположительно заброшенных активов и компаний. В противном случае его передавали местным друзьям или российским предпринимателям. С момента начала вторжения в феврале 2022 года российские власти принудительно зарегистрировали тысячи украинских предприятий, в том числе крупные металлургические заводы и местные пекарни, в ЕГРЮЛ, что стало одним из крупнейших захватов собственности за последнее время. Российские компании взяли под свой контроль большие участки лучших сельскохозяйственных угодий Запорожья и незаконно вывозили тысячи тонн украинского урожая за границу. Мариупольский порт снова открыт: суда привозят строительные материалы для российских проектов и уходят, полные присвоенного украинского зерна.
ПРИВЯЗАНЫ К РОССИИ
Перспективы оккупированных территорий мрачны [угу, оккупанты коварно показывают кино и гнусно дороги строят — Е.Н.]. Украине не хватает политической и дипломатической стратегии, чтобы бросить вызов российской оккупации в долгосрочной перспективе. Украинские политики надеялись, что быстрое и успешное военное контрнаступление в прошлом году освободит эти территории и отбросит российские войска. Этого не произошло. Поскольку линия фронта застыла на месте, шансы Украины восстановить полный контроль над оккупированными территориями силой оружия в 2024 году кажутся невеликими. Любое перемирие или замораживание конфликта проведет линию через юг и восток Украины, оставив миллионы украинцев под властью России. По мере того, как война продолжается, у России есть время для дальнейшей консолидации своей политической, экономической и административной оккупации, что делает возможную реинтеграцию этих территорий обратно в Украину все более трудной.
