Газа-1948: почему арабы проигрывают войны
«Посвященный»
Следующая часть цикла про Газу
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
История сектора Газа: исламисты и нацисты
«Рыцарь»
Очередная часть цикла про историю сектора Газа. Предыдущие можно найти по соответствующему тегу.
История движения «Талибан»: Из пепла войны
Важно! Данный материал не оправдывает террористическую деятельность в любой ее форме и преследует сугубо просветительские цели.
1994 год. Афганистан. Измученная 15-летней братоубийственной войной страна лежала в руинах. Война унесла жизни более миллиона человек, а 5 миллионов были вынуждены покинуть свои дома. Кабул, столица и крупнейший город страны, превратился в арену ожесточенных боев за власть между враждующими группировками моджахедов.
За пределами Кабула царил еще больший хаос. Страна была разделена на множество мелких феодальных княжеств, которыми правили разнообразные «борцы за свободу» и «защитники веры», а, проще говоря, полевые командиры и бандиты, перманентно враждовавшие друг с другом. Наиболее ярко этот хаос проявлялся на юге Афганистана. Здесь, где родоплеменные распри и конфликты за ресурсы плели тугую сеть противоречий, не было и речи о единой власти.
Именно из этого кровавого месива и вырос Талибан. В начале 1990-х годов мулла Мохаммед Омар, утомленный бессмысленным кровопролитием и беззаконием, царившими среди моджахедов, основал в провинции Кандагар движение «Талибан». Омар, бывший командир моджахедов, был полон решимости вернуть мир и порядок в измученную страну. Он верил, что строжайшее следование законам шариата — это ключ к спасению. По крайней мере, так преподносит события его собственная официальная легенда.
Объединив вокруг себя бывших соратников по оружию и используя личные связи, Омар заручился поддержкой многих моджахедов, которые присягнули ему на верность. С 1994 года талибы начали активную борьбу. Они искореняли криминальные группировки, разоружали бесчинствующих полевых командиров и захватывали контроль над ключевыми территориями. Их обещания безопасности, справедливости и строгого следования шариату находили отклик в сердцах уставших от войны людей. Талибы быстро завоевывали популярность на юге и юго-востоке Афганистана.
Моджахеды и талибы: сходства и различия
И здесь у любезного читателя может возникнуть справедливый вопрос: а чем талибы кардинально отличались от моджахедов? Действительно, когда среднестатистический житель СНГ слышит эти слова, он сразу представляет себе бородатого дядьку в тюрбане или пуштунском берете-паколе, с автоматом Калашникова на плече. И тот, и другой поддерживают консервативные ценности и ислам. В чем разница? На деле же различий у этих двух объединений едва ли не больше, чем сходств.
Моджахеды изначально возникли и объединились под знаменем исламского сопротивления против советской оккупации и прокоммунистического правительства Афганистана. Они представляли собой довольно широкий спектр различных группировок, от радикальных исламистов, до весьма умеренных, светских мусульман-националистов. Например, моджахеды в целом не ограничивали права женщин, хотя некоторые группировки придерживались более консервативных взглядов.
Также они были децентрализованы, с множеством независимых групп и командиров. И, наконец, моджахеды обладали очень пестрым этническим составом. Доминирующей этнической группой, составлявшей около 40%, были пуштуны. Вторая по величине группа, около 25% — таджики. Узбеки составляли около 15%, хазарейцы — около 10%. Остальные этнические группы, — нуристанцы, туркмены, арабы, белуджи и другие — совокупно составляли еще 10%.
Что касается талибов, то они с самого начала имели строгую иерархическую структуру, во главе которой стоял эмир. Также, в отличие от моджахедов, основой движения «Талибан» изначально был радикальный ислам, который мы может назвать исламизмом. Умеренный талиб — это практически оксюморон. При этом, в среднем по палате, талибы оказывались более радикальными, чем самые радикальные моджахеды.
Другой идеологической основой талибов помимо ислама были пуштунские племенные традиции. «Талибан» с первых дней своего существования был, в первую очередь, пуштунским движением. Пуштуны составляют в нем 85-90% численности. Еще 10% делят между собой остальные этносы Афганистана, при этом внутри движения они, как правило, занимают подчиненное положение.
Истоки движения «Талибан» можно найти в рядах моджахединской партии «Харакат-и Энгилаб-и Ислами» («Движение исламской революции», сокращенно «Харакат»), основанной маулави Мухаммедом Наби Мохаммеди (1920-2002). Мохаммеди был духовным лидером, который с конца 1940-х годов управлял известной во всей стране медресе в Барики-Барак, провинция Логар, а также являлся депутатом парламента с 1965 по 1973 год.
Мохаммеди руководил обширной сетью мулл, особенно распространенной среди пуштунских племен южного Афганистана. В начале 1980-х годов «Харакат» считалась самой многочисленной партией моджахедов. Слабым местом партии была отсутствие чёткой структуры командования, что превращало ее скорее в рыхлый союз локальных фронтов сопротивления.
Многие отряды моджахедов, ассоциированные с «Харакат», рекрутировались из числа студентов их медресе, где они получали как религиозное, так и военное образование. Многие лидеры Талибана, такие как мулла Омар, были знакомы по этим медресе, связанным с «Харакат». Собственно, само слово «талиб» буквально означает «ученик».
После вывода советских войск из Афганистана многие командиры и бойцы «Харакат» вернулись в свои деревни и медресе, считая, что одержали военную победу и их миссия выполнена. В результате «Харакат», несмотря на свое доминирующее присутствие в южном Афганистане, не смогла установить контроль над занятыми территориями. Кроме того, партия уже находилась в состоянии распада, поскольку маулави Наби Мохаммеди к тому времени был тяжело болен.
Талибы наступают
Наступление талибов шло быстро. В октябре 1994 года они взяли под свой контроль Спин-Болдак — важный южный пограничный переход, ведущий в Пакистан, а затем и Кандагар — свой первый крупный город. В начале 1995 года талибы начали стремительное расширение своего контроля над территорией Афганистана, двигаясь на север и восток страны. Многие отряды моджахедов переходили на их сторону, а также талибы получали значительное пополнение из числа выпускников пакистанских медресе.
За короткий срок талибы захватили пять провинций пуштунского «ядра»: Гильменд, Урузган, Фарах, Забуль и Газни. Население этих регионов поначалу приветствовало талибов, так как они останавливали террор и произвол местных бандформирований. Популярность талибов, которые провозгласили своей целью внедрение шариата, то есть некодифицированного божественного права, росла и в глазах международного сообщества.
Это привлекло внимание других стран, прежде всего Пакистана, Саудовской Аравии и США, которые уже в 1980-х годах поддерживали сопротивление советским войскам в Афганистане. За интересом к талибам стояли и экономические мотивы. С начала 1990-х годов аргентинский концерн Bridas планировал строительство газопровода из богатой газом Туркмении через запад и юг Афганистана к пакистанскому побережью. Это подтолкнуло консорциум, состоящий из американской компании Unocal и саудовской Delta Oil, также бороться за этот проект стоимостью 2,5 миллиарда долларов США. Консорциум оказывал талибам финансовую поддержку в надежде получить внутри Афганистана лояльную и вооруженную силу, которая могла бы на месте гарантировать реализацию и поддержку проекта. В ретроспективе становится ясно, что экономические и геополитические интересы США и Саудовской Аравии сыграли роль в экспансии талибов. В те благословенные годы американские дипломаты даже посещали штаб-квартиру талибов, а корпорация Unocal в качестве жеста доброй воли пригласила делегацию от «Талибана» в США. Расскажи об этом кому сегодня — покрутят пальцем у виска, но из песни слов не выкинешь.
Пакистан также с интересом воспринял появление талибов как региональной силы, способной навести порядок в южном и юго-восточном Афганистане. Религиозная ориентация талибов соответствовала пакистанским представлениям о безопасности, так как она подавляла и заменяла собой этнический пуштунский сепаратизм и, следовательно, сдерживала возрождение вопроса о Паштунистане (см. предыдущую часть).
В начале талибов щедро финансировали в основном пакистанские транспортные компании, принадлежавшие пакистанским пуштунам. Это позволило талибам получить доступ к рынкам Ирана и Центральной Азии, которые до этого были блокированы из-за войны. В конце сентября 1996 года талибы захватили Кабул и провозгласили Исламский Эмират Афганистан. В день захвата (27 сентября) они казнили Мохаммеда Наджибуллу (род. 1947), который был президентом Афганистана с 1986 по 1992 год и находился под защитой ООН; его тело было выставлено на всеобщее обозрение.
Взятие столицы стало поводом для Пакистана, Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов признать талибов в качестве нового законного правительства Афганистана. Вашингтон, напротив, проявил сдержанность из-за все более негативного имиджа талибов в американском обществе. Организация Исламского Сотрудничества также подчеркнула свой нейтралитет, объявив место Афганистана в организации вакантным.
Захват Кабула подтолкнул партии моджахедов и другие ополчения, которые до 1996 года яростно враждовали между собой, объединиться в Северный альянс для противостояния талибам. Тем не менее, талибы — при поддержке пакистанских военных советников — продолжали расширять свою власть над Афганистаном.
Особо ожесточенные бои между талибами и Северным альянсом развернулись за Мазари-Шариф: в конце мая 1997 года хазарейские ополчения Северного альянса убили несколько тысяч талибов при отвоевании города. В качестве акта мести зимой 1997-98 года талибы блокировали доставку гуманитарной помощи ООН в центральный Афганистан, стремясь выморить хазарейцев голодом.
12 августа 1998 года талибы вновь захватили Мазари-Шариф и устроили резню, целенаправленно убивая мужчин, женщин и детей из числа хазарейцев-шиитов. Жертвами расправы стали от 5 000 до 10 000 хазарейцев. Убийство восьми иранских дипломатов при взятии города усилило напряженность между талибами и Ираном, который сосредоточил на границе 70 000 солдат и угрожал военным вторжением. Однако за бряцанием оружием последовали лишь локальные пограничные стычки, так как Тегеран не стремился к прямому вмешательству в афганский конфликт.
В последующие месяцы талибы расширили свою власть на весь северный Афганистан, а в середине сентября захватили центральную часть страны. В результате летом 1998 года им удалось разгромить Северный альянс. За исключением отдельных очагов сопротивления, единственным серьезным противником остался известный командир моджахедов Ахмад Шах Масуд (1953-2001), который контролировал около 10% территории страны, включая горный Бадахшан и долину Панджшер. Ни талибы, ни Масуд не могли добиться решительного успеха.
Попытки на международном уровне сблизить талибов и Северный альянс потерпели неудачу. Талибы не были партией, а движением. В этом они также отличались от партий моджахедов, которые выдавали членские билеты и имели четкую структуру. Опору талибов составляли медресе в Афганистане и Пакистане. Эти студенты в основном происходили из низших слоев общества и часто были сиротами, поэтому медресе выполняли функцию приемных семей.
Однако среди талибов было много и «профессиональных моджахедов», которые вовремя перешли на сторону победителей. Среди талибов были и бывшие коммунисты, которые из-за своей квалификации брали на себя задачи в администрации и армии, для которых у талибов не хватало обученного персонала.
На первых порах традиционная пуштунская элита, до сих пор исключенная из афганской игры за власть, также надеялась с помощью талибов обрести влияние. Выдающимся представителем этой элиты был Абдул Ахад Карзай (род. 1922, отец Хамида Карзая), который был убит неизвестными 15 июля 1999 года. Эта элита тщетно верила обещаниям талибов вернуть на престол короля Захира Шаха, которого, несмотря на преклонный возраст, снова и снова предлагали в качестве объединяющей фигуры.
В целом, в этот период у талибов было амбивалентное отношение к пуштунской этничности. С одной стороны, им было важно преодолеть племенную разобщенность с помощью объединяющей нити ислама. Талибы также с подозрением относились к племенным феодальным структурам, которые были сильно развиты в южном Афганистане — в отличие от восточного или юго-восточного. Они позиционировали себя как движение простых людей. С другой стороны, большинство их сторонников происходило из племенных конфедераций гильзай и дуррани, поэтому племенная культура служила общей ценностной базой.
Поэтому с распространением талибов все большее значение приобретала общая южноафганская идентичность «Лой Кандагар» («Большой Кандагар»), ведь ядро «Талибана» составляли граничащих друг с другом провинций Кандагар, Гильменд, Урузган и Забуль.
В 1990-х годах талибы показательно дистанцировались от моджахедов, которые своими зверствами против афганского населения утратили славу «святых воинов». Талибы видели себя спасителями Афганистана, несущими мир измученной стране под объединяющим знаменем ислама. Самоназвание «талибы» (ученики) подчеркивало единство действий во имя ислама и противопоставляло их партийному расколу, к которому скатились моджахеды.
Главной целью талибов было восстановление территориальной целостности Афганистана. В этом смысле их политика носила ярко выраженный национально-государственный характер. В отличие от «Аль-Каиды», талибы не стремились к глобальному джихаду. Их идеология ставила целью возврат к истокам ислама. Талибы не хотели, подобно египетским «Братьям-мусульманам», соединить ислам с современностью. Они желали возродить идеализированный порядок, существовавший в период расцвета Багдадского халифата в VIIвеке. В соответствии с этим, мулла Омар, глава и духовный лидер талибов, был провозглашен амиром аль-муминин («повелителем правоверных»).
«Второй Омар»
Мулла Омар, лидер талибов, олицетворял собой единство исламского и пуштунского начал. С одной стороны, он был пуштуном из племени хотак-гильзай, что роднило его с Миром Вайсом (1673-1715), основателем первого пуштунского государства. С этой точки зрения, мулла Омар воспринимался как человек, способный вернуть гильзаям былое могущество, а не как еще один наследник династии Дуррани.
Здесь нужно сделать небольшое пояснение. Дуррани — это не только родовое имя династии, но и одно из двух крупнейших племенных объединений пуштунов. Второе крупнейшее объединение — гильзаи. Взаимоотношения между дуррани и гильзаи на протяжении истории были сложными и противоречивыми. Иногда они воевали друг с другом, а иногда объединялись против общего врага. Но — и это важно — подавляющее число пуштунских правителей Афганистана были из дуррани.
Кроме того, Омар происходил из простой семьи, жившей в сельской местности провинции Урузган, и не принадлежал к крупной землевладельческой элите южного Афганистана. В годы джихада против СССР он потерял глаз в бою, что выгодно отличало его от лидеров моджахедских партий, которые не рисковали своей жизнью на передовой.
4 апреля 1996 года в Кандагаре перед лицами 1500 исламских ученых мулла Омар принял титул амира аль-муминин («повелителя правоверных»). Церемония проходила на крыше медресе, где он, облаченный в плащ Пророка, хранящийся в Кандагаре как реликвия, обратился к ученым. Титул амира аль-муминин носили халифы, чья эпоха ассоциируется с золотым веком исламского правления в Багдаде. И вот стоят все эти исламские ученые внизу, а Омар с крыши медресе вещает, что он, дескать, не кто иной, как новое воплощение халифа Омара ибн аль-Хаттаба, жившего в начале VII века. Возражений ни у кого не было, и для краткости его нарекли просто «вторым Омаром».
Сложно сказать, было ли это спонтанным решением или продуманной инсценировкой. В пользу первого говорит то, что талибы никогда не претендовали на власть за пределами Афганистана, тогда как претензия на халифат — это претензия на власть над всеми мусульманами земли. Именно на это указывали критики Омара — дескать, пуштунский мулла хочет создать всемирный халифат. Критики же трактовали присвоенный Муллой Омаром титул как провозглашение лидерства талибов над всем исламским миром, а также как их стремление к созданию «государства Бога» на основе возрождения последнего законного исламского халифата. Само собой, ведущие богословы в Каире и Мекке яростно возражали против этого, считая талибов нищими дикарями, которые совершенно не соответствуют таким амбициям.
Мулла Омар был известен как сдержанный и скрытный человек, не блиставший красноречием. Он часами посвящал себя изучению Корана. Многие утверждали, что он не справлялся с руководством талибами, был политически наивен и предпочитал духовное лидерство политическому руководству. Неудивительно, что его фотографий практически нет. Он видел себя духовным главой эмирата, а не активным членом правительства, обязанного вести публичную жизнь.
Смерть Муллы Омара остается загадкой. Лишь в июле 2015 года талибы объявили, что он умер от болезни за два года до этого. До сих пор не ясно, провел ли он свои последние годы в афганской провинции Забуль или находился под домашним арестом в Пакистане.
Дозволенное и недозволенное
В чем-то исламские интеллектуалы из Каира и Мекки оказались правы. Структуры министерств и административных единиц Афганистана они переняли от предыдущих режимов практически без изменений. Единственным нововведением стало создание Министерства добродетели и против пороков, которому было поручено следить за соблюдением исламских обычаев. В действительности, талибы просто не знали, что делать с министерствами и государственным аппаратом.
Кандагар оставался центром власти талибов; мулла Омар, как утверждается, посещал Кабул всего дважды за все время. Таким образом, все важные решения он и шура (совет) талибов принимали в Кандагаре. Кабульская шура под руководством главы правительства муллы Мохаммада Раббани была обязана их выполнять. Кроме того, государственные должности, такие как посты министров или губернаторов, как правило, раздавались в качестве награды за особые боевые заслуги полевым командирам талибов или использовались для урегулирования внутренних разногласий. Поэтому большинство министров были пуштунами из «Лой Кандагара».
Политика талибов до некоторой степени была результатом ожесточенной войны, в которой насилие и жестокость давно стали обыденностью. Хотя талибы и отстаивали определенный общественный порядок, они добивались его реализации с помощью бескомпромиссного применения силы. Так, они хвастались тем, что восстановили общественную безопасность, разоружив население и введя суровые наказания за преступления. Однако это разоружение скорее напоминало инкорпорацию местных военизированных формирований (то есть — бандитов) в единую организационную структуру.
Понимание талибами общественной безопасности также не основывалось на правовых принципах, а целиком и полностью зависело от воли каждого отдельного талиба. Тем не менее, им удалось резко сократить преступность и разбой на дорогах. Центральным элементом их правления стало введение шариата, за соблюдением которого следила полиция нравов. Шариатские наказания за определенные проступки (например, побиение камнями за прелюбодеяние) они применяли со всей строгостью.
Запреты на бритье, танцы, прослушивание музыки, портретные фотографии, телевизоры и бумажные пакеты (потому что они были сделаны из макулатуры, на которой мог быть напечатан религиозный текст) были результатом их субъективного понимания религии, и количество таких запретов ежедневно увеличивалось. Говоря простым языком, «деревня» пришла в города и начала наводить там свои порядки.
Сильнее всего от этой политики страдали женщины, как самое слабое звено афганского общества. Если после падения коммунистического режима в 1992 году правительство моджахедов ввело лишь обязательное ношение паранджи, то талибы полностью изгнали женщин из общественной жизни.
В то время как сельские пуштунские районы в значительной степени были избавлены от таких распоряжений, в Герате и Кабуле нравы соблюдались особенно строго. Одной из причин этого могло быть языковое и этническое противостояние между говорящими на пушту талибами и преимущественно таджикским населением этих городов, говорящим на дари. Репрессии талибов также были выражением глубоко укоренившегося противоречия между городом и деревней.
Жесткое отношение талибов к Кабулу было вызвано как их неприязнью к городскому населению, так и недоверием к городской среде как таковой, где их мировоззрение, сформированное в сельском пуштунском обществе, больше не работало. К тому же Кабул считался «оплотом коммунизма», что еще больше усилило его негативный имидж.
Постепенно до высоких кабинетов в Вашингтоне стало доходить, что прийти к компромиссу с талибами невозможно в принципе. 19 ноября 1997 года госсекретарь США Мадлен Олбрайт заявила, что США не признают талибов из-за нарушения ими прав человека и прав женщин. Радикализм талибов также привел к ухудшению их отношений с ООН и другими международными организациями. Требование талибов занять место в ООН, которое по-прежнему занимали бывшие моджахеды, было отклонено. Фактически, на территории Афганистана в те годы параллельно существовали два государства — Исламский эмират Афганистан (талибы) и Исламское Государство Афганистан (основанное в 1992 году бывшими моджахедами). К 1997 году правительство моджахедов контролировало только север страны, однако именно оно было признано мировым сообществом. Когда талибы в середине 1998 года решили сконцентрировать все гуманитарные организации в Кабуле на территории политехнического института, те вывели своих сотрудников из города, а ЕС прекратил выделение гуманитарной помощи Афганистану.
В стране цвела и пахла теневая экономика, основы которой были заложены еще в 1980-х годах, но теперь она получила новый импульс. В конце 1990-х годов Афганистан стал центром интенсивного контрабандного трафика между свободной экономической зоной Дубая, Ираном, государствами Средней Азии и Пакистаном. Ассортимент товаров варьировался от нефти из Ирана до высокотехнологичных продуктов, импортируемых из Дубая, оружия и запчастей для автомобилей из стран Средней Азии, а также краденых автомобилей из Пакистана. По оценкам экономистов, талибы ежегодно зарабатывали на таможенных пошлинах 2,1 миллиарда долларов США.
Кроме того, Афганистан с долей рынка более 75% стал крупнейшим в мире производителем героина. Целые регионы на юге и юго-востоке Афганистана жили за счет выращивания наркотиков, прежде чем талибы в период сбора урожая 2000-01 года запретили выращивание мака, чтобы получить обещания помощи от программ ООН. Это стоило им значительной части их популярности среди мелких крестьянских хозяйств, живущих за счет опиума, и лишило их доходов от налогообложения.
Любезный читатель наверняка слышал эту довольно популярную историю о том, как талибы боролись с выращиванием мака и вводили жесточайшие кары для хозяев плантаций. Поэтому необходимо сказать пару слов и по этому поводу. Во-первых, важно понять одну простую вещь — героин в Афганистане производили и до талибов, и при талибах, и, практически наверняка, будут производить и после них. Просто потому что это — самый выгодный вид экспорта для, в общем-то, нищей и скудной на природные ресурсы страны. Рыночек порешал, ничего не попишешь. К середине 90-х, когда Талибы оттеснили бывших моджахедов на север страны и взяли Афганистан под свой фактический контроль, они действительно приняли ряд законов, ограничивающих производство наркотиков, а в 1997 году даже ввели смертную казнь за выращивание мака.
Эти меры действительно привели к быстрому и резкому падению производства героина в Афганистане и, как следствие, столь же резкому снижению экспорта наркотика. Ну, а дальше опять порешал рыночек. Искусственно созданный дефицит привел к столь же стремительному росту цен на героин. После чего можно было снова гнать наркотики в Европу, но — уже по более «вкусной» цене. Кроме того, эти драконовские меры со смертной казнью помогли талибам подмять внутренний героиновый рынок под себя. Независимым производителям либо сделали секир-башка, либо под страхом смерти вынудили идти под протекцию талибов. На деле ситуация получалась такая: формально выращивать мак и делать героин было нельзя, но если очень хочется — то можно, правда нужно согласовать все с властями и регулярно платить в казну налог. Так и родилась эта красивая легенда о том, что «при талибах не было наркотиков».
Но даже несмотря на это, и на дополнительную финансовую помощь из Саудовской Аравии и стран Персидского залива, талибы не смогли поставить экономику на здоровые рельсы во время своего первого эмирата. Многолетняя засуха и международные санкции, введенные с 1999 года, усугубили гуманитарный кризис.
Jihad international
Естественно, говоря о талибах и Афганистане, мы просто не могли не упомянуть бывшего «террориста № 1». Тем более, что для правления талибов их отношения с «Аль-Каидой» и Усамой бен Ладеном (1957-2011) оказались роковыми. Еще в 1980-х годах Афганистан центром притяжения для всевозможных исламистов, которые приезжали со всего мира, чтобы сражаться против коммунистического режима в Кабуле и поддерживающих его советских войск.
Этих «ветеранов Афганистана» насчитывали от 10 000 до 40 000 человек. С выводом советских войск многие из них перебрались в другие «горячие точки», такие как Кашмир, Алжир, Балканы и Кавказ. Многие из этих международных исламистов были тесно связаны с моджахедскими партиями и имели собственные учебные и тренировочные лагеря в Афганистане.
Тот же Усама бен Ладен в течение многих лет был тесно связан с такими лидерами моджахедов, как Юнус Халес и Гульбеддин Хекматияр, и после своего возвращения из Судана в мае 1996 года сначала жил в восточноафганском городе Джалалабаде, который в то время контролировали не талибы, а моджахеды.
Обычно иностранные джихадисты не вмешивались во внутренние афганские конфликты. Поэтому для них переход от моджахедских партий к талибам не представлял большой проблемы. Первые контакты состоялись после того, как талибы захватили Джалалабад и Кабул в 1996 году. Помимо арабов и пакистанцев/кашмирцев, которые составляли самые большие по численности группы, с 1990-х годов в Афганистане укрывались преимущественно чеченские, узбекские и уйгурские исламисты. Однако большинство этих группировок имели свои тренировочные лагеря на востоке и юго-востоке страны; лишь немногие международные исламисты, такие как Усама бен Ладен, перебрались в Кандагар.
Арабы пользовались особым уважением среди талибов, поскольку говорили на языке Корана и считались более близкими к Пророку по генеалогии. Тем не менее, были и существенные разногласия, особенно на идеологическом уровне. Так, арабы вызывали у талибов подозрение, поскольку идеологически стояли на позициях «Братьев-мусульман» и салафитов. Следовательно, их понимание ислама было гораздо более близко к пониманию противников талибов — моджахедов. Кроме того, в глазах международных джихадистов племенное мышление и народные верования талибов были равносильны ереси.
Наконец, арабы, и в первую очередь Усама бен Ладен, видели в США главного врага из-за их политики на Ближнем Востоке и размещения американских войск в Саудовской Аравии, в то время как талибы поначалу были терпимы к США, а до 1996 года даже считали их союзниками из-за сделок по газопроводу, о которых было сказано выше.
И вот пришел 1998 год. Усама бен Ладен основал так называемый «Всемирный исламский фронт за джихад против евреев и крестоносцев». Именно тогда и родилась террористическая организация Аль-Каида в том виде, в котором мы ее знаем (формально она была создана еще в 80-х). Ему удалось объединить под своим руководством ранее враждующие и конкурирующие исламистские группировки. Одной из целей Аль-Каиды было свержение монархии Саудовской Аравии, которую бен Ладен считал неисламской марионеткой США.
После терактов Аль-Каиды против посольств США в Дар-эс-Саламе и Найроби в 1998 году присутствие Усамы бен Ладена стало все больше обременять талибов. В глазах мировой общественности Афганистан мгновенно превратился в гнездовище мирового терроризма. США определили Усаму бен Ладена как организатора терактов и в качестве возмездия 20 августа 1998 года нанесли ракетные удары по джихадистским учебным лагерям в Восточном Афганистане.
Тем не менее, талибы отказались выдать бен Ладена США, предложив вместо этого судить его в мусульманской стране. США на это предложение не согласились. После того, как саудовская разведка также не смогла добиться экстрадиции, Саудовская Аравия приостановила дипломатические отношения с талибами. 7 июля 1999 года администрация США ввела односторонние санкции против талибов. 15 октября 1999 года последовала резолюция Совета Безопасности ООН № 1267, требующая экстрадиции бен Ладена, за которой с 19 декабря 2000 года последовали санкции. С тех пор режим талибов был изолирован во внешней политике.
Мулла Омар же решил, что его правительство стало жертвой международного заговора, и теперь открыто выступил против США и ООН. В то же время он покровительствовал Усаме бен Ладену. Мотивы этого до сих пор неясны: якобы отношения между ними были основаны на уважении, хотя друзьями они не были. Даже существует легенда, что мулла Омар якобы женился на дочери бен Ладена. Кто-то даже утверждает, что Усама присягал на верность мулле Омару, хотя это уже похоже на байку.
Также важную роль сыграло то, что бен Ладен успешно добывал средства для талибов в странах Персидского залива. Его экстрадиция не только противоречила паштунской традиции гостеприимства, но и, как опасался мулла Омар, представила бы талибов в глазах многих мусульман как коллаборационистов Запада. Точно так же талибы себя повели и в декабре 1999 года, когда пакистанские джихадисты угнали индийский лайнер из Катманду и приземлились в Кандагаре. Тогда талибы помогли им бежать.
Однако злой дед бен Ладен поспособствовал расколу уже внутри «Талибана». Там тоже были свои прагматики, твердо уверенные, что пребывание Усамы в стране скорее вредит талибам. В эту группу прагматиков входили министр иностранных дел мулла Мутавакиль (род. 1971), глава правительства мулла Мохаммад Раббани (1955-2001) и заместитель министра внутренних дел мулла Мохаммад Хаксар (1960-2006), то есть — далеко не последние люди в стране. Они требовали выдать бен Ладена как можно скорее, и даже вели по этому поводу секретные переговоры с США и Саудовской Аравией. Ходили слухи, что мулла Омар из-за своей приверженности Усаме бен Ладену был на грани смещения. Однако смерть муллы Раббани 16 апреля 2001 года ослабила влияние умеренных, и усилило позиции радикалов.
Следствием этого стал рост влияния арабских моджахедов на политику «Талибана». 10 марта 2001 года иконоборцы под надзором командира «Талибана» муллы Дадуллы разрушили объект всемирного наследия — статуи Будды в Бамиане. Здесь также были задействованы в основном арабы. Но предвестником теракта 11 сентября стало убийство 9 сентября Ахмада Шаха Масуда, последнего серьезного противника Талибана в составе Северного альянса. Заказчиком этого покушения была Аль-Каида, а «Талибан», вероятно, даже не был посвящен в детали. Талибы также не были готовы к терактам 11 сентября, однако к тому моменту влияние иностранных (в основном — арабских) джихадистов внутри страны было слишком велико. Приближалась новая веха в истории Афганистана.
Продолжение следует…
История движения «Талибан»: В стране разбросанных камней
Важно! Данный материал не оправдывает террористическую деятельность в любой ее форме и преследует сугубо просветительские цели.
Слово «Талибан» на слуху у всего мира вот уже три десятилетия, и в последние годы мы стали слышать его всё чаще. В 2010 году группировка НАТО в Афганистане достигла пика своей мощи и составляла 130 000 солдат. Уже спустя 11 лет, 15 августа 2021 года, талибы взяли Кабул без единого выстрела. Успех «Талибана» кажется ещё более невероятным из-за контраста, который проявляется при сравнении типичного талиба, выглядящего и вооружённого как нищий разбойник с гор, и полностью упакованного солдата США. Однако этот образ муллы из горного кишлака обманчив. В течение последних двадцати пяти лет талибы постоянно совершенствовали свои навыки и создавали прекрасно отлаженную военную машину, которая отвоевала Афганистан с помощью современного оружия, психологической войны и качественного планирования боевых задач.
С арабского языка слово «талиб» переводится как «ищущий знаний». В более узком смысле его можно трактовать как «ученик медресе», то есть школы исламского богословия. На языках фарси и пушту (язык пуштунов — доминирующего этноса Афганистана) это слово означает то же самое. Приняв такое название, талибы как бы подчеркивают свои тесные связи с религиозными школами-медресе, в которых в юности обучались многие из их лидеров. Хотя некоторые сторонники «Талибана» действительно набираются из медресе, религиозное образование — не обязательное условие для того, чтобы быть членом движения. «Талибан» скорее стал плавильным котлом для различных группировок, начиная так называемыми моджахедами 1980-х годов и заканчивая полевыми командирами этнических вооружённых группировок и даже бывшими коммунистами. Всё потому, что мотивация для вступления в ряды «Талибана» может быть очень разной. Что же из себя представляет «Талибан» (к слову, запрещённый в России и признанный террористической организацией)? Как и когда он возник, чем отличается от других радикальных группировок? Давайте разбираться.
Говоря «Талибан», мы подразумеваем Афганистан, и наоборот. Несмотря на то что «Талибан» возник только в 1994 году, это движение было сформировано социальными структурами, глубоко укоренившимися в афганской истории. Лабиринт высоких гор, а также пустынные и степные ландшафты определяют природную среду Афганистана. Одни только оазисы и долины рек, которые нитями проходят через всю страну, представляют собой благоприятные районы для интенсивного земледелия; здесь же проживает большая часть населения, расположены крупные городские центры — Герат, Кандагар или Кабул.
Даже сегодня подавляющая часть конфликтов внутри Афганистана вспыхивает из-за доступа к воде, земле и пастбищам. Во многих регионах-оазисах доступ к ресурсам идёт рука об руку с этнической и племенной идентичностью, что нередко становится поводом для вражды. Часто одна этническая группа или племя контролирует всю пригодную для земледелия территорию в регионе, в то время как другие борются за выживание на окраинах. Многие из этих конфликтов тлели в течение поколений и возникли задолго до того, как СССР в 1979 году ввёл в Афганистан войска.
В ходе Афганской войны права на землю и воду неоднократно переходили из рук в руки, что обостряло конфликты между отдельными семьями и общинами. Талибы, как и все предыдущие противоборствующие стороны, воспользовались этими социально-экономическими конфликтами. Например, в Гильменде талибы активно завоёвывали популярность среди самых бедных крестьян, чьи земли располагались на периферии обрабатываемых зон и в низовьях оросительных каналов.
Пуштунский фактор
Этническая и племенная идентичность имеет огромное значение в афганской политике. Причём Афганистан — чрезвычайно пёстрая страна как в этническом, так и в племенном отношении. Помимо пуштунов, которые составляют до 50% населения и являются доминирующим этносом в стране, есть ещё таджики, узбеки и хазарейцы, а также более мелкие этнические группы. Движение «Талибан» зародилось на юге Афганистана, где традиционно живут пуштуны. По сей день они составляют подавляющее большинство новобранцев движения.
Пуштуны организованы в племена, проживающие на юге и востоке Афганистана и на северо-западе Пакистана. Они преимущественно исповедуют ислам суннитского толка и говорят на пушту — восточно-иранском языке. Он значительно отличается от дари — афганского варианта фарси (персидского языка), которым владеют афганские таджики, хазарейцы и некоторые другие этносы страны.
В XVIII веке на территории Афганистана сложились две племенные конфедерации пуштунов, дуррани и гильзаи, объединившие под своим крылом большую часть племён. Именно из дуррани, в основном населяющих плодородные оазисы вдоль реки Гильменд, происходила одноименная афганская королевская семья, правившая страной с 1747 по 1973 год (за исключением короткого перерыва в 1929 году). С другой стороны, гильзаи, как правило, живут на юго-востоке страны — им традиционно доступно меньше природных ресурсов, особенно пахотной земли и воды, нежели дуррани. Поэтому среди гильзаев традиционно существует практика отправлять второго ребёнка в медресе для обучения на муллу, что существенно облегчает жизнь семье. Вы уже поняли, какая здесь связь? Именно! Ядро движения «Талибан» составляют не просто пуштуны, а пуштуны-гильзаи.
Пуштуны верят, что происходят от легендарного Кайса Абдура Рашида. Вместе с собственными формами социальной организации (например, «джирга» — рус. «совет старейшин») и племенным кодексом «пуштунвали» (нечто среднее между неписаным кодексом поведения и жизненной философией) эта вера является чем-то вроде связующего звена между всеми племенами и основой для их самоидентификации. Хотя племенные традиции значительно различаются в зависимости от местности. В основе пуштунского племенного мышления лежит культ мужественности и независимости. Начало Афганской войны 1979–1989 годов также привело к изменениям в устоявшемся жизненном укладе пуштунов. Многие племена покинули свои традиционные места проживания и переселились в Пакистан. Командиры моджахедов, выходцы из социально незащищенных слоёв населения, часто стали заменять собой племенных вождей. Муллы всё чаще брали на себя руководящие роли на уровне общины — как в Афганистане, так и в лагерях беженцев в Пакистане.
Пуштуны важны для талибов по трём причинам. Во-первых, это политически доминирующая этническая группа в Афганистане. Более того, именно себя и только себя они считают настоящими афганцами. В их среде слова «афганец» «пуштун» синонимичны. Пуштунские эмиры правили Афганистаном на протяжение столетий, и лишь один раз, в 1929 году, власть в стране сумел захватить этнический таджик Хабибулла Калакани (досл. «калаканский, „из Калакана“). Даже последний президент „демократического“ Афганистана Ашраф Гани, бежавший от талибов в августе 2021 года, — тоже пуштун из племенного объединения гильзай.
Во-вторых, большую роль играет контроль не только над Кабулом, но и над всей страной. В частности, с 1920-х годов королевская семья практиковала внутреннюю колонизацию, переселяя пуштунов из южного и восточного Афганистана в оазисы северного Афганистана — Кундуз, Баглан или Балх. Пастбища центрального Афганистана отдавали пуштунским кочевникам, предварительно изгнав оттуда шиитов-хазарейцев. В результате пуштуны расселились практически по всему Афганистану. Теперь этот фактор играл решающую роль в деле распространения влияния «Талибана».
В-третьих, почти половина всех пуштунов проживает на территории нынешних пакистанских провинций Хайбер-Пахтунхва и Белуджистан, простирающихся до реки Инд. И вот здесь нужно сделать небольшой экскурс в историю. В 1893 году эмир Афганистана Абдуррахман и секретарь индийской колониальной администрации сэр Мортимер Дюранд заключили договор и прочертили полосу границы между Афганистаном и тогдашней Британской Индией. В историю эта 2640-километровая полоса вошла как «линия Дюранда». Однако есть два важных но. Первое заключается в том, что на момент подписания договора Афганистан находился в статусе (по условиям подписанного в 1879 году Гандамакского договора) зависимого от Великобритании квази-государства. В Кабуле сидел британский советник, который и был фактическим правителем страны. Эмир же, которому британцы платили ежегодное пособие, мог самостоятельно решать только незначительные внутренние вопросы. Второе, но — в том, что в 1893 году не было никакого Пакистана. А в Пакистане, как мы помним, проживает огромная пуштунская община. Именно поэтому современный Афганистан «линию Дюранда» не признаёт. Президенты Афганистана неоднократно заявляли, что их страна — земля всех пуштунов и поэтому внешняя граница Афганистана должна проходить по реке Инд.
Избавление от этой пуштунистанской проблемы — приоритет пакистанской политики. Этим и объясняется интерес Пакистана к талибам. Хотя большинство талибов составляют пуштуны, их теократизм (проведение политики в соответствии с религией) существенно превалирует над афганским этническим национализмом. Проще говоря, несмотря на то, что подавляющее число талибов — это пуштуны, в рамках своего движения они в первую очередь мусульмане и уже потом пуштуны. И они едва ли будут ссориться с соседним Пакистаном из-за «линии Дюранда» и призрачной надежды собрать всех пуштунов в границах единого Пуштунистана.
Религиозный фактор
Религия, в частности ислам, играет колоссальную роль в жизни Афганистана. Исламские ценности и правовые концепции служат для преодоления племенной раздробленности и традиционных племенных обычаев (кровной мести, инцеста и так далее). В Афганистане преобладает ислам суннитского толка. Он относится к ханафитскому мазхабу (богословско-правовая школа), который считается довольно умеренным. Шииты составляют в стране от 15 до 25% — в подавляющем большинстве это хазарейцы.
Ислам играет центральную роль во всех сферах повседневной жизни афганцев, при этом даже сегодня большинство жителей в стране остаётся неграмотным. Грамотность распространена только в более-менее крупных городах и поселениях. Хотя ещё относительно недавно она вообще была прерогативой местной элиты. В сельской местности, например, муллы могут ни разу в жизни не открыть Коран. И если бы даже открыли, то не смогли бы прочесть ни одной суры. Знания о религии в таких слаборазвитых уголках страны передаются устно, подобно поверьям. Всё это приводит к тому, что зачастую у местного духовенства формируется довольно интересное понимание ислама. Так, в Афганистане распространено поклонение могилам и ношение религиозных амулетов, хотя и то и другое осуждается многими исламскими богословами, считаясь идолопоклонством. Ныне покойный основатель «Талибана» Мулла Омар неоднократно утверждал, что к нему во сне являлся сам Аллах и даровал ему свои откровения. Таким образом, Омар фактически приравнивал себя к пророкам, что также может быть расценено как святотатство.
Что касается афганских мулл, то до войны они не пользовались особенно высоким социальным положением. Мулла работает на общину и поэтому зависит от её благосклонности и подачек. Его роль ограничивается обучением детей Корану (если он умеет читать) и молитве, а также выполнением религиозных ритуалов. Заучивание и чтение стихов из Корана — основная учебная практика. До недавнего времени муллы находились как бы вне пуштунской племенной структуры: обычно этой деятельностью занимались самые бедные представители племени. Однако в пору конфликтов всё в корне менялось и муллы выходили на первый план.
Опять же, находясь как бы за рамками конкретного племени, они могли объединять даже враждующие племена против внешних врагов. Многие восстания против британских колониальных властей возглавляли именно муллы. Во время Афганской войны 1979–1989 годов активно действовали две самостоятельных исламских политических партии. Первая называлась «Харакат-и-Энкелаб-и-Ислами» (рус. «Исламское революционное движение») и набирала последователей в основном из числа студентов медресе с юга Афганистана. Эта партия впоследствии станет ядром для «Талибана». Вторая, существенно уступавшая ей по размеру, называлась «Хезб-и-Ислами» (рус. «Исламская партия»). Она действовала в районах проживания пуштунских племён на востоке и юго-востоке Афганистана. Позже многие её сторонники также примкнули к «Талибану».
Вообще, сам по себе исламизм (радикальная форма ислама) в Афганистане стал громко заявлять о себе ещё в 1960-х годах как альтернатива социализму/коммунизму. Идею политического ислама отстаивали учёные, которые обучались в университете Аль-Азхар в Каире и преподавали в Кабульском университете. Главной целью для исламистов было провозглашение теократии — власти духовенства. Они заявляли, что право на власть исходит от Бога, и поэтому противопоставляли себя как Королевскому дому Афганистана, так и коммунистам.
Именно исламисты составляли ядро вооружённой оппозиции во время войны с Советским Союзом: они получали наибольшее финансирование от США и Саудовской Аравии и попросту были лучше вооружены. Ислам всегда играл важную роль в афганской политике. Ещё во времена британского владычества, когда эмир Абдуррахман вступал на престол в 1880 году, он принял титул «Зия аль-Миллат ва аль-Дин» (рус. «свет нации и веры»). Спустя сто лет религия сохраняла такое же значение в политических процессах Афганистана.
Ну что же, любезный читатель, тебя, наверное, мучает вопрос: где же талибы? Мы ходили вокруг да около, но так и не коснулись непосредственно истории движения. Прекрасно понимаю твоё нетерпение, однако в первой части нашей истории мы должны были показать контекст и условия, в которых возник «Талибан». Без этого картина попросту не была бы полной. Теперь, когда ты стал немного лучше понимать Афганистан, мы начнём наш рассказ. В следующий раз.
Продолжение следует…
Войны племен
«Рыцарь»
«…Умирали достойно, даже красиво»: забытые русские герои Парагвая
«Рыцарь»
Что такое "псиоп"?
«Рыцарь»
Что такое "псиоп"?
Что такое стратегия и почему мы живем в мире, придуманном Сунь Цзы?
«Рыцарь»
Военные преступления в современности
«Посвященный»
Военные преступления в XIX и XX веках
"Машина племенем объята...": танковые потери РККА в годы ВОВ
«Посвященный»
Сегодня поговорим о танковых потерях РККА в годы ВОВ. Сколько танков войска в среднем теряли в день? Сколько удавалось восстановить и вновь отправить в бой? Сколько танков СССР суммарно потерял за годы ВОВ, и почему с этими цифрами не все так однозначно?
История сектора Газа: война между войнами
«Посвященный»
Очередная часть моего цикла статей про историю сектора Газа. Сегодня мы узнаем, как Палестина пережила Первую мировую войну и с какими потрясениями столкнулась в "мирные" 20-е и 30-е годы. Террористы, исламисты, партизаны и извечный "еврейский вопрос" - обо всем этом мы и поговорим.
Мор до востребования: как мы (не) победили оспу
«Посвященный»
Операция «Аякс»: первая цветная революция
В августе 1953 года в Иране свергли правительство премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка (Мосаддега), в результате чего шах Мохаммед Реза Пехлеви укрепил свою власть. Это была тщательно спланированная операция, которую готовили несколько месяцев. Во внутренних документах ЦРУ она фигурировала как «Операция Аякс» или TPAJAX, в документах британской МИ-6 – как «Операция Ботинок» («Operation Boot»). Согласно рассекреченным не так давно архивам ЦРУ, цель операции буквально была заявлена как «Кампания по установлению в Иране прозападного правительства». Также во внутренней документации фигурировали следующие цели и задачи:
МИШЕНЬ Премьер-министр Мосаддык и его правительство.
МЕТОДЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ Легальные и квазиправовые методы свержения правительства Мосаддыка и замены его прозападным правительством (…)
ДЕЙСТВИЯ ЦРУ План был реализован в четыре этапа:
- [Подвергнуто цензуре] (…) Поощрять шаха к осуществлению его конституционных прав и подписанию указов, позволяющих законно сместить Мосаддыка с поста премьер-министра.
- Объединить и скоординировать деятельность тех политических фракций в Иране, которые враждебны Мосаддыку, включая влиятельное духовенство, чтобы заручиться их поддержкой при любых юридических действиях шаха по отстранению Мосаддыка от должности.
- [Подвергнуто цензуре] (...) разочаровать иранский народ в мифе о патриотизме Мосаддыка, подчеркнув его сотрудничество с коммунистами и его манипулирование конституционной властью по причинам личной жажды власти.
- В то же время против Мосаддыка должна вестись «война нервов». С целью показать ему и общественности, что им не следует рассчитывать на экономическую помощь и что США относятся к политике Мосаддыка с величайшей озабоченностью:
а) Ряд публичных заявлений высокопоставленных американских чиновников, разъясняющих, что у Мосаддыка нет причин ожидать дополнительной помощи от США.
б) Статьи в газетах и журналах США, критикующие его лично и его методы и
c) [Подвергнуто цензуре] (…) Отсутствие американского посла, подчеркивающее впечатление, что США потеряли доверие к Мосаддыку и его правительству (…)
Отстранение Мосаддыка от власти было успешно завершено 19 августа 1953 года (...)».
Спустя ровно 60 лет, 19 августа 2013 года, Архив национальной безопасности Университета Джорджа Вашингтона в Вашингтоне разместил в интернете документы ЦРУ, полученные в то время в соответствии с «Законом о свободе информации», поскольку они больше не находились под грифом «совершенно секретно» и могли быть обнародованы. После того, как документы утекли в сеть, ЦРУ впервые было вынуждено публично признать, что американские спецслужбы играли ведущую роль в том государственном перевороте.
Для Ирана, который в настоящее время ведет вялотекущие переговоры по ядерной сделке с США, это очередное подтверждение того, что к любым договоренностям с американцами нужно относиться с осторожностью. Барак Обама, выступая в 2009 году в Каире, был вынужден признать: «В разгар Холодной войны Соединенные Штаты сыграли свою роль в свержении демократически избранного иранского правительства».
В Великобритании до сих пор предпочитают не говорить о перевороте 1953 года. В 1970-е годы высокопоставленные британские чиновники убедили Вашингтон не публиковать документы, которые были бы «чрезвычайно неловкими» для Лондона. Лишь в 2009 году в ответ на выступление Обамы в Каире министр иностранных дел Великобритании Джек Стро признал, что Великобритания «сильно вмешивалась» в дела Ирана в XX веке. МИД в Лондоне прокомментировал публикации Архива национальной безопасности словами, что нельзя «ни подтвердить, ни опровергнуть» участие в перевороте.
Причина этого элегантного нежелания отвечать на прямые вопросы вполне может заключаться в том, что инициатива свержения Мосаддыка исходила из Лондона. У британцев была монополия на нефтяную промышленность Ирана с самого момента ее зарождения в 1909 году. Англо-персидская нефтяная компания в 1935 году стала Англо-иранской нефтяной компанией, AIOC или АИНК, и, наконец, в 1953 году превратилась в British Petroleum, BP. К началу Второй мировой войны чистая прибыль с иранских месторождений для Великобритании составила около 800 миллионов фунтов стерлингов, в то время как сам Иран получил всего 105 миллионов фунтов. Премьер-министр Уинстон Черчилль назвал АИНК «призом из волшебной страны, о котором мы даже не мечтали». В то же время в нефтедобывающем городе Абадан на берегу Персидского залива, де-факто британской колонии, господствовала система апартеида. На местном фонтане с питьевой водой красовалась объявление: «Не для иранцев». Подобные надписи можно было увидеть и на многих заведениях города. Плохие условия труда неоднократно приводили к протестам и забастовкам, которые жестоко подавлялись. Политический окрас эти протесты приобрели в конце 1940-х годов, когда группа парламентариев потребовала пересмотра контрактов с Великобританией на разведку нефтяных месторождений. Их представителем был юрист, получивший образование во Франции и Швейцарии, Мохаммед Мосаддык. Он и его товарищи основали партию Национальный фронт, чтобы положить конец британскому правлению и бороться с самодержавием шаха. Среди прочего, они требовали свободы печати, свободных выборов без фальсификаций и перехода к конституционной монархии.
А что там с шахом? Следует начать немного издалека. В 1925 году Реза-хан, иранский генерал и бывший командир Персидской казачьей дивизии, первоначально представлявшей собой элитный отряд русских кавалеристов на службе иранского шаха, сверг династию Каджаров, правившую с 1796 года, и сам короновался как «шах» (государь), основав, таким образом, династию Пехлеви. Любопытно, что слово «пехлеви» - это одно из наименований так называемого среднеперсидского языка, ныне мертвого языка, который некогда был официальным в империи Сасанидов (224-641 годы). В 1941 году союзники вынудили шаха уйти в отставку из-за его симпатий к нацистской Германии. Его сын Мохаммед Реза унаследовал титул шаха и оставался таковым до Исламской революции 1979 года. С помощью шаха и его верных последователей, которые буквально наводнили иранский меджлис (парламент) вследствие фальсификации выборов, британцы стремились помешать Национальному фронту набрать политический вес. Тем не менее, НФ стал одной из сильнейших партий на парламентских выборах 1950 года, и представил АИНК предложение о более справедливом распределении доходов от нефти. Британские нефтяники отказались от переговоров, что привело к протестам и забастовкам по всей стране. Большая часть населения теперь требовала национализации нефтяной промышленности. Национальный фронт, увидев в этом шанс для себя, присоединился к призыву, как и большая часть влиятельного духовенства.
Шаху Пехлеви пришлось в 1951 году назначить Мохаммеда Моссадыка премьер-министром, чтобы успокоить волнения. Тем не менее, британское правительство было настроено продолжать эксплуатацию ресурсов Ирана: около 90% нефти, продаваемой в Европе в то время, поступали с нефтеперерабатывающего завода в Абадане. Это была курица, несущая золотые яйца, и делиться этими яйцами, а тем более полностью отказываться от них, никто не собирался. В этом время в США администрация президента Трумэна заняла по отношению к иранским событиям выжидательную позицию, просто наблюдая за тем, кто из противников сдохнет раньше – ишак или падишах. Американцы вполне серьезно рассматривали вариант, при котором британцев могут попросить на выход (от Британской империи после двух мировых войн осталось одно название, и она стремительно теряла статус гегемона), после чего шанс занять освободившееся место получат уже нефтяники из Америки. Национализация иранской нефтяной промышленности поначалу не вызвала серьезного раздражения в Вашингтоне. Американский журнал «Тайм» в 1951 году даже назвал Мосаддыка «Человеком года» и представил его своим читателям как смелого реформатора.
Но премьер-министр Черчилль и его заместитель, министр иностранных дел и заядлый кокаинщик Энтони Иден, которые заранее планировали свергнуть Мосаддыка, нуждались в поддержке Вашингтона. Но американцы лишь 1953 году, с приходом в Белый дом президента Эйзенхауэра, заинтересовались идеей своих английских коллег. Более того, именно США взяли на себя инициативу по перевороту. В то время как демократ Трумэн предупреждал, что насильственное решение иранского конфликта «повлечет за собой катастрофу», республиканцы в окружении Айка, как называли Эйзенхауэра, считали Мосаддыка в первую очередь «коммунистом», а на его идею национализировать нефть смотрели как на опасный прецедент.
Переворот 1953 года демонстрирует базовую модель, которую США и их союзники до сих пор используют при попытках смены режима: демонизация противника в преддверии фактической операции. Тот же Иден неоднократно сравнивал Мосаддыка с Гитлером. В одном из документов ЦРУ, опубликованном в 2013 году, иранский премьер описывается эпитетами, которые впоследствии практически дословно будут использоваться для характеристики Саддама Хусейна, Каддафи или Башара аль-Асада: «непредсказуемый, сумасшедший, хитрый, склонный к провокациям (...) один из самых опасных лидеров, с которыми нам когда-либо приходилось иметь дело». Он настроил иранский народ против британцев, назвав их «злом»: «Он и миллионы его соотечественников считают, что Великобритания веками злоупотребляла их страной в своих интересах».
Ключевой фигурой в американской операции TPAJAX и британской операции Boot был глава Ближневосточного отдела ЦРУ Кермит Рузвельт, внук бывшего президента США Теодора Рузвельта. Именно он спланировал свержение иранского премьера, предварительно озаботившись созданием нужного информационного фона. Десяткам журналистов как в Иране, так и за его пределами заплатили за то, чтобы они представили Мосаддыка агентом Советского Союза. Всего на подкуп различных должностных лиц внутри Ирана было потрачено 19 миллионов долларов (сегодня это была бы сумма в районе 185 миллионов долларов). ЦРУ разделило решающий день 19 августа 1953 года на четыре оперативных этапа:
Фаза I: Большая демонстрация. С 6:00 до 10:30. Четыре «банды хулиганов» численностью в несколько сотен человек, одну из которых возглавляет гангстер по имени Шабан Джафари Бимуч («Шабан Безмозглый»), идут в базарный район Тегерана и сеют страх и ужас.
Фаза II: в дело вмешиваются вооруженные силы и агенты под прикрытием. с 10:00 до 15:00.
Были заняты офисы министерств внутренних и иностранных дел, как и другие правительственные здания. Редакции газет, близкие к Мосаддыку, подверглись нападениям и поджогам, а различные партийные штабы, мэрия, телеграф, а также штабы полиции и военной полиции были оккупированы.
Фаза III: Танки блокируют центр города. с 5:00 до 14:30.
Этап IV: Цели достигнуты. С 14:00 до 19:00. С 14:00 до 16:00: Радио Тегеран захвачено. С 16:00 до 17:00: Захеди (новый премьер-министр и доверенное лицо шаха) произносит речь перед нацией, которую транслирует тегеранское радио. С 14:00 до 19:00: Дом Мосаддыка окружен. 19:00: Мосаддыку «удалось сбежать».
Последняя запись означала, что Мосаддыку дали возможность «сбежать» только для того, чтобы его изобразили трусом. Позже в ходе показательного процесса он был приговорен к трем годам лишения свободы и помещен под домашний арест до конца своей жизни. Он скончался в 1967 году. Что примечательно, Мосаддык, павший жертвой этой «борьбы за демократию», никаким советским агентом, конечно, не был. А был он как раз ярым сторонником этой самой демократии, поклонником Махатмы Ганди, Авраама Линкольна и в целом США. Говоря современным языком, он «разделял западные ценности». Что, впрочем, мало ему помогло. За три дня до своего падения, 16 августа 1953 года, его сторонники предотвратили первую попытку государственного переворота. Мосаддык немедленно обвинил в этом британское правительство, которое он искренне ненавидел. Но он не хотел верить, что в этом могут быть замешаны и американцы. Его наивность была так велика, что он обратился за поддержкой к американскому послу. Тот посоветовал ему обеспечить мир и порядок, что он и сделал, объявив вне закона акции протеста, организованные крайне-левой партией «Туде» после неудавшейся попытки переворота, и приказав полиции разогнать их.
После переворота шах вернулся из своего непродолжительного изгнания, Национальный фронт и партия «Туде» были запрещены, два министра были казнены, как и многие коммунисты. «Я обязан своим троном Аллаху, моему народу, моей армии — и вам», — сказал шах Кермиту Рузвельту, главному архитектору переворота. В последующие 26 лет, вплоть до Исламской революции, Вашингтон ощущал благодарность шаха гораздо сильнее, чем иранский народ. Иран превратился в американскую военную базу на южной границе Советского Союза и стал самым важным союзником Израиля в регионе. Тегеран стал полицейским Вашингтона: шахский режим должен был помочь обуздать националистические и левые движения во всем исламском мире. Был сформирован международный нефтяной синдикат в интересах американских геологоразведочных компаний, которым, как и ВР, принадлежало 40% акций. Шах сделал ставку на модернизацию страны сверху вниз, хотя бенефициарами были в основном представители высшего класса и иностранные компании. Главной опорой шахского трона была его секретная служба САВАК, которую в основном обучали американские и израильские агенты. Базар, традиционная опора иранской экономики, как и духовенство в 1970-х годах стали оплотом оппозиции под руководством харизматичного аятоллы Хомейни, который сначала возглавлял и направлял сопротивление, находясь в изгнании в Ираке, а затем – из Париж, где он находился вплоть до революции 1979 года.
Мало кто из историков сомневается в том, что Исламская революция и приход Хомейни к власти были запоздалым ответом на переворот 1953 года. Сосредоточенность шаха на крупных проектах, в том числе, начиная с 1957 года, на ядерной политике, не изменило того факта, что подавляющее большинство населения продолжало жить в нищете, особенно в сельской местности и в растущих трущобах больших городов. Это одна из причин, почему ему не удалось увеличить свою популярность. Высший класс и секретная служба оказались слишком тонкой прослойкой для прочного фундамента власти.
Без путча 1953 года не было бы Исламской Революции 1979 года — это до сих пор трудно понять американским политикам. В ходе той же каирской речи в 2009 году Обама сказал, что после Исламской революции Иран неоднократно захватывал заложников и совершал враждебные действия по отношению к американским чиновникам и военным. Вскоре после вступления в должность в 1953 году, за шесть месяцев до переворота в Иране, президент Эйзенхауэр обратился к Совету национальной безопасности с вопросом, почему большинство людей за пределами западного полушария отвергают политику США. ЦРУ могло бы помочь ему с ответом – в их профессиональном лексиконе есть понятие «blowback» («ответный удар», «откат») – это ситуация, при которой секретные операции в других странах могут иметь неприятные последствия для их инициаторов. Все, что случилось с Ираном начиная с 1979 года – это один большой BLOWBACK.
Со времен Хомейни Иран утвердился в массовом сознании в качестве врага Запада. После Хомейни США, а вместе с ними и европейцы, Израиль и страны Персидского залива, с разной интенсивностью и в разных сочетаниях, открыто и тайно, преследовали цель ослабления Ирана как региональной силы, а также смены тамошнего режима, если это возможно. Безусловно, последовавшие за провозглашением Исламской Республики массовые репрессии в адрес противников нового режима (вплоть до физического устранения), а также внутренние ограничения, включая правила в отношении одежды для женщин, и внешняя политика, зачастую воспринимавшаяся как агрессивная не только Западом, но и соседними странами, не пошли на пользу международному реноме Ирана при аятоллах. Но именно революция 1979 года стала настоящим прорывом для «политического ислама» по всему Ближнему Востоку и усилила позиции религиозных фундаменталистов. Именно в 1979 году, во многом на волне успеха революции Хомейни, один молодой студент решил в корне изменить свою жизнь. Этот «мальчик-мажор», любитель лошадей и футбола, болевший за лондонский «Арсенал», в 22 года бросил университет и прежнюю жизнь, и уехал в Пакистан, чтобы стать джихадистом. Звали его Усамой бен Ладеном.
Немного про сайки с изюмом
Весна не радовала нас погодой и хочется тепла, горячих батарей и, возможно, свежих, еще теплых сдобных булочек прямо из печи :)
А вы знали про то, что одним из самых распространенных видов булочек на Руси были сайки? По одной из версий их рецепт появляется в конце XVII — начале XVIII века от новгородских купцов, перенявших его у жителей Прибалтики. Эта версия косвенно подтверждается тем, что на современном эстонском языке sai означает «белый хлеб».
«Крупчатые и пшеничные хлебы были не что иное, как сайки. Они доселе в славе, и лучшие из них можно иметь в Москве на красной площади, недалеко от царского амвона, у пекаря Румянцова, который здесь продаёт их, и они слывут румянцевскими сайками…» — пишет о сайках этнограф Александр Терещенко в 1848 году в труде «Быт русского народа».
Интересна история появления саек с изюмом. Их изобретение приписывают знаменитому московскому булочнику Ивану Филиппову. Вот как это происходило по мнению бытописателя Владимира Гиляровского:
«Каждое утро горячие сайки от Филиппова подавались к чаю генерал‑губернатору Закревскому. Однажды он, взяв сайку, вдруг закричал:
— Это что за мерзость?! Позвать сюда булочника Филиппова!
Вскоре испуганного Филиппова доставили пред начальнические очи.
— Э-тто что? Таракан?! — сунул ему сайку генерал‑губернатор.
— И очень даже просто, ваше превосходительство, — отвечал старик. — Это изюминка‑с!
И съел кусок с тараканом.
— Врешь, мерзавец! Разве сайки с изюмом бывают? Пошел вон!
Бегом вернулся Филиппов в пекарню, схватил решето изюма да в саечное тесто, к великому ужасу пекарей, и вывалил. Через час он угощал генерал‑губернатора сайками с изюмом, а через день уже от покупателей отбою не было.
— И очень просто! Все само выходит, поймать сумей, — говорил Филиппов при упоминании о сайках с изюмом».» (Гиляровский В., «Москва и москвичи»).
Стоит отметить, при жизни Ивана Максимовича Филиппова эту анекдотичную ситуацию рассказывали о нем и графе Арсении Андреевиче Закревском (про них Гиляровский и написал в своем очерке), а позже — уже о его сыне Дмитрии Ивановиче и князе Владимире Андреевиче Долгорукове.
В общем, хоть история и не подтверждена источниками, но идеально вписывается в концепцию удачливого предпринимателя, коими являлись отец и сын Филипповы — знаменитые булочники рубежа XIX–XX веков.
Слава «филипповской» продукции распространилась далеко за пределы Москвы. В 1855 г. за отличное качество и широкий ассортимент продукции московский булочник получил звание Поставщика двора Его Императорского Величества. Как пишет Гиляровский, в народе поговаривали, что свои калачи Филиппов в особо закрытых липовых коробах «с пылу, с жару, укрытые под особыми пуховичками, важивал прямо с Тверской в Зимний дворец к царскому кофию».
