Капитан ‎Клод‏ ‎Орио ‎оставил, ‎можно ‎сказать, ‎описание‏ ‎Бородинской ‎битвы‏ ‎в‏ ‎одном ‎абзаце:

«Дважды ‎я‏ ‎проехал ‎вдоль‏ ‎фронта, ‎всматриваясь ‎в ‎лица‏ ‎кирасиров‏ ‎моей ‎роты,‏ ‎чтобы ‎убедиться,‏ ‎бравы ‎ли ‎они. ‎Я ‎был‏ ‎вполне‏ ‎доволен. ‎Двигаясь‏ ‎таким ‎образом,‏ ‎я ‎поздравил ‎одного ‎молодого ‎офицера‏ ‎за‏ ‎его‏ ‎выдержку ‎(г-на‏ ‎де ‎Грамона)‏ ‎и ‎стал‏ ‎свидетелем‏ ‎ужасных ‎вещей.‏ ‎Как ‎только ‎он ‎мне ‎сказал,‏ ‎что ‎не‏ ‎жалуется,‏ ‎и ‎хотел ‎бы‏ ‎только ‎немного‏ ‎холодной ‎воды, ‎прилетела ‎пуля‏ ‎и‏ ‎попала ‎сразу‏ ‎в ‎двоих.‏ ‎Я ‎оказался ‎вблизи ‎другого ‎офицера‏ ‎и‏ ‎сказал, ‎что‏ ‎сильно ‎огорчён‏ ‎в ‎отношении ‎бедного ‎г-на ‎де‏ ‎Грамона.‏ ‎Раньше,‏ ‎чем ‎он‏ ‎мне ‎ответил,‏ ‎в ‎его‏ ‎лошадь‏ ‎попал ‎снаряд,‏ ‎убивший ‎его».

Художник ‎с‏ ‎длинным ‎именем ‎Жан ‎Луи ‎Эрнест‏ ‎Мейссонье ‎работал‏ ‎много,‏ ‎имел ‎признание, ‎но‏ ‎иные ‎эстеты‏ ‎слегка ‎кривились. ‎Кривлёж ‎вызывала‏ ‎«театральность»‏ ‎картин ‎Мейссонье,‏ ‎типа, ‎вот‏ ‎у ‎условных ‎голландцев ‎живая ‎жизнь,‏ ‎а‏ ‎у ‎тебя‏ ‎поза. ‎Какой-то‏ ‎болван ‎даже ‎выдал: ‎«Мейссонье ‎относится‏ ‎к‏ ‎справедливо‏ ‎забытым ‎художникам».‏ ‎На ‎мой‏ ‎же ‎взгляд,‏ ‎это‏ ‎полностью ‎правда,‏ ‎что ‎картины ‎«театрализованные», ‎но ‎эстеты‏ ‎и ‎прогрессенмахеры‏ ‎нафиг‏ ‎идут, ‎потому ‎что‏ ‎все ‎эти‏ ‎мушкетеры, ‎придворные, ‎картежники ‎и‏ ‎курильщики‏ ‎— ‎это‏ ‎мимими, ‎а‏ ‎критики ‎и ‎продвинутые ‎эстеты ‎не‏ ‎мимими‏ ‎вообще. ‎Кстати,‏ ‎при ‎жизни‏ ‎он ‎был ‎очень ‎популярен, ‎картины‏ ‎продавались‏ ‎за‏ ‎кучу ‎франков,‏ ‎и ‎герои‏ ‎Бальзака, ‎которого‏ ‎Мейссонье‏ ‎тоже, ‎кстати,‏ ‎иллюстрировал, ‎отдали ‎бы ‎правую ‎руку‏ ‎за ‎такое‏ ‎вложение‏ ‎капитала ‎(одну ‎из‏ ‎его ‎картин‏ ‎купили ‎за ‎200 ‎000‏ ‎и‏ ‎перепродали ‎за‏ ‎850 ‎000‏ ‎— ‎Растиньяк ‎с ‎Гобсеком ‎уже‏ ‎себе‏ ‎все ‎ногти‏ ‎съели).

Офицер ‎по‏ ‎фамилии ‎Брештель ‎на ‎Березине ‎командовал‏ ‎батареей. ‎Одна‏ ‎нога‏ ‎у ‎него ‎была‏ ‎деревянная. ‎Во‏ ‎время ‎боя ‎русское ‎ядро‏ ‎оторвало‏ ‎ему ‎деревянную‏ ‎ногу. ‎Брештель‏ ‎крикнул ‎канониру ‎«Найди ‎мне ‎другую‏ ‎ногу,‏ ‎она ‎в‏ ‎фургоне ‎№‏ ‎5!» и ‎продолжал ‎бой.

У ‎нас ‎на‏ ‎Березине‏ ‎тоже‏ ‎был ‎Крутой‏ ‎Одноногий. ‎Капитан‏ ‎Иван ‎Карлович‏ ‎Арнольди:

«Французы‏ ‎лезли ‎с‏ ‎ожесточением ‎и ‎полные ‎отчаяния, ‎ибо‏ ‎дело ‎шло‏ ‎не‏ ‎о ‎месте ‎сражения‏ ‎и ‎отрезания‏ ‎у ‎нас ‎какой-либо ‎части‏ ‎войска,‏ ‎а ‎о‏ ‎участи ‎значительного‏ ‎числа ‎людей, ‎погибающих ‎на ‎той‏ ‎стороне‏ ‎без ‎всякой‏ ‎возможности ‎спастись,‏ ‎ежели ‎только ‎переправа ‎на ‎правом‏ ‎берегу‏ ‎реки‏ ‎останется ‎за‏ ‎нами. ‎При‏ ‎таком ‎многократном‏ ‎напоре‏ ‎французов, ‎когда‏ ‎наши ‎подавались ‎в ‎лесу ‎назад,‏ ‎я ‎оставлял‏ ‎тогда‏ ‎стрельбу ‎по ‎неприятельским‏ ‎орудиям ‎на‏ ‎дороге, ‎поворачивая ‎свои ‎в‏ ‎то‏ ‎время ‎в‏ ‎обе ‎стороны,‏ ‎направлял ‎их ‎в ‎неприятельские ‎кучки‏ ‎по‏ ‎опушке ‎и‏ ‎губил ‎картечью;‏ ‎несколько ‎раз ‎собирались ‎они ‎в‏ ‎большем‏ ‎гораздо‏ ‎числе ‎к‏ ‎канавам ‎дороги‏ ‎и ‎платили‏ ‎мне‏ ‎за ‎это‏ ‎убийственным ‎огнем, ‎но ‎я ‎обрек‏ ‎уже ‎себя‏ ‎в‏ ‎этот ‎день, ‎и‏ ‎несмотря, ‎что‏ ‎часто ‎весьма ‎был ‎почти‏ ‎окружаем‏ ‎ими, ‎продолжал‏ ‎с ‎одинаким‏ ‎хладнокровием ‎накладывать ‎их ‎в ‎кучи‏ ‎один‏ ‎на ‎другого»‏  ‎



На ‎иллюстрации‏ ‎— ‎творение ‎Альбина ‎Эггера ‎Линца,‏ ‎картина ‎«Крест».‏ ‎А‏ ‎посвящена ‎она ‎восстанию‏ ‎в ‎Тироле‏ ‎в ‎1809 ‎году. ‎Сюжет‏ ‎откровенно‏ ‎не ‎самый‏ ‎известный ‎у‏ ‎нас. ‎А ‎в ‎чем, ‎собственно,‏ ‎дело.

Тироль‏ ‎— ‎это‏ ‎приальпийская ‎область,‏ ‎к ‎XIX ‎веку ‎это ‎было‏ ‎давно‏ ‎(веками)‏ ‎и ‎прочно‏ ‎владение ‎австрийских‏ ‎Габсбургов. ‎На‏ ‎тот‏ ‎момент ‎—‏ ‎небогатый, ‎но ‎и ‎— ‎за‏ ‎счет ‎горной‏ ‎промышленности‏ ‎и ‎торговли ‎—‏ ‎не ‎бедствующий,‏ ‎с ‎богатыми ‎традициями ‎самоуправления,‏ ‎очень‏ ‎развитым ‎и‏ ‎боеспособным ‎ополчением,‏ ‎жесткие ‎католики. ‎И ‎в ‎принципе,‏ ‎они‏ ‎там ‎были‏ ‎жизнью ‎довольны,‏ ‎но ‎после ‎того, ‎как ‎Наполеон‏ ‎отдубасил‏ ‎австрийцев,‏ ‎он ‎Тироль‏ ‎передал ‎Баварии.‏ ‎А ‎король‏ ‎Баварии‏ ‎Максимилиан ‎правил‏ ‎Тиролем, ‎гм, ‎как ‎хипстер ‎в‏ ‎полукедах, ‎которого‏ ‎поставили‏ ‎руководить ‎заводом ‎в‏ ‎промышленной ‎глубинке.‏ ‎Он ‎был ‎такой ‎продвинутый‏ ‎светский‏ ‎дяденька, ‎и‏ ‎местных ‎культурных‏ ‎особенностей ‎не ‎видел ‎в ‎упор,‏ ‎считая‏ ‎тирольцев ‎ватой‏ ‎туповатою. ‎Самоуправление‏ ‎он ‎прикончил, ‎ополчение ‎распустил, ‎зато‏ ‎ввел‏ ‎рекрутчину,‏ ‎начал ‎закрывать‏ ‎монастыри ‎и‏ ‎ограничивать ‎религию,‏ ‎причем‏ ‎прямо ‎реально‏ ‎пытались ‎регламентировать ‎религиозную ‎жизнь ‎в‏ ‎сторону ‎уменьшения‏ ‎количества‏ ‎и ‎продолжительности ‎церемоний,‏ ‎отмены ‎традиционных‏ ‎праздников ‎и ‎т. ‎д.‏ ‎Надо‏ ‎работать, ‎а‏ ‎вы ‎чет‏ ‎молитесь ‎много, ‎скрепоносные. ‎А ‎на‏ ‎всё‏ ‎это ‎сверху‏ ‎взгромоздили ‎резко‏ ‎— ‎в ‎разы ‎— ‎выросшие‏ ‎налоги.

Естественно,‏ ‎тирольская‏ ‎скрепоносная ‎вата от‏ ‎таких ‎нововведений‏ ‎взбесилась. ‎Жили‏ ‎веками,‏ ‎всё ‎было‏ ‎нормально, ‎тут ‎приходит ‎этот ‎дебил‏ ‎в ‎(зачеркнуто:‏ ‎полукедах)‏ ‎короне ‎и ‎пытается‏ ‎чинить ‎то,‏ ‎что ‎не ‎сломалось. ‎Некоторое‏ ‎время‏ ‎люди ‎сидели‏ ‎тихо, ‎потому‏ ‎что ‎против ‎лома ‎не ‎попрешь,‏ ‎хотя‏ ‎первый ‎рекрутский‏ ‎набор ‎обернулся‏ ‎полным ‎fatalische ‎obdristung ‎— ‎рекруты‏ ‎разбежались,‏ ‎а‏ ‎посланных ‎за‏ ‎ними ‎баварских‏ ‎солдат ‎местные‏ ‎официально‏ ‎распущенные ‎ополченцы‏ ‎вежливо ‎попросили ‎пойти… ‎в ‎Баварию.‏ ‎Но ‎это‏ ‎были‏ ‎так, ‎мелкие ‎инциденты.‏ ‎А ‎вот‏ ‎когда ‎в ‎1809 ‎году‏ ‎началась‏ ‎новая ‎война‏ ‎между ‎Наполеоном‏ ‎и ‎Австрией, ‎Габсбурги ‎очень ‎легко‏ ‎договорились‏ ‎с ‎тирольцами‏ ‎о ‎том,‏ ‎что ‎они ‎откроют ‎второй ‎фронт.‏ ‎И‏ ‎те,‏ ‎натурально, ‎открыли.‏ ‎Благо, ‎контакты‏ ‎Вены ‎и‏ ‎Тироля‏ ‎уже ‎были‏ ‎налажены ‎через ‎барона ‎Хорнмайера, ‎тирольского‏ ‎аристократа, ‎который‏ ‎Тироль‏ ‎и ‎Австрию ‎очень‏ ‎любил, ‎а‏ ‎вот ‎Наполеона, ‎соответственно, ‎в‏ ‎гробу‏ ‎видал. ‎Командовал‏ ‎движухой ‎трактирщик‏ ‎Андреас ‎Хофер. ‎Персонаж ‎интересный, ‎такой‏ ‎селф-мейд-мэн.‏ ‎Он ‎рано‏ ‎осиротел, ‎систематическое‏ ‎образование ‎получил ‎только ‎на ‎уровне‏ ‎церковно-приходской‏ ‎школы,‏ ‎но ‎знал‏ ‎итальянский, ‎а‏ ‎в ‎Вене‏ ‎как-то‏ ‎чуть ‎не‏ ‎спалился ‎во ‎время ‎тайных ‎переговоров‏ ‎по ‎смешной‏ ‎причине‏ ‎— ‎он ‎там‏ ‎пошел ‎в‏ ‎театр ‎как ‎был, ‎в‏ ‎национальном‏ ‎костюме ‎и‏ ‎бороде, ‎и‏ ‎весь ‎этот ‎колорит ‎там ‎увидели‏ ‎французские‏ ‎дипломаты. ‎Так‏ ‎что ‎дремучим‏ ‎сельским ‎барыгой ‎он ‎не ‎был‏ ‎и‏ ‎близко‏ ‎— ‎мужик‏ ‎был ‎оборотистый,‏ ‎энергичный, ‎причем,‏ ‎что‏ ‎важно, ‎имел‏ ‎боевой ‎опыт ‎— ‎в ‎тех‏ ‎самых ‎тирольских‏ ‎стрелках‏ ‎он ‎успел ‎повоевать‏ ‎с ‎французами‏ ‎во ‎времена ‎раннего ‎Бонапарта‏ ‎и‏ ‎позднего ‎Суворова‏ ‎— ‎в‏ ‎т. ‎ч. ‎офицером, ‎так ‎что‏ ‎начала‏ ‎военной ‎организации‏ ‎он ‎себе‏ ‎представлял. ‎Ну, ‎и ‎там ‎вся‏ ‎верхушка‏ ‎восстания‏ ‎примерно ‎такая‏ ‎же ‎была‏ ‎— ‎средний‏ ‎класс‏ ‎и ‎ополченцы.‏ ‎Движение ‎было ‎реально ‎народным. ‎Ополчение‏ ‎баварцы ‎распустили,‏ ‎но‏ ‎ополченцы ‎никуда ‎не‏ ‎делись. ‎К‏ ‎тому ‎же, ‎австрийцы ‎выделили‏ ‎помощь‏ ‎войсками, ‎и‏ ‎в ‎Тироль‏ ‎поехал ‎генерал ‎Шателер. ‎У ‎него‏ ‎была‏ ‎одна ‎нога,‏ ‎но ‎на‏ ‎оставшейся ‎он ‎скакал ‎по ‎театру‏ ‎боевых‏ ‎действий‏ ‎бодрее ‎многих‏ ‎двуногих. ‎Между‏ ‎прочим, ‎Шателер‏ ‎нам‏ ‎человек ‎далеко‏ ‎не ‎чужой, ‎он ‎много ‎служил‏ ‎или ‎совместно‏ ‎с‏ ‎русскими, ‎или ‎даже‏ ‎непосредственно ‎под‏ ‎их ‎командованием ‎— ‎он‏ ‎в‏ ‎нескольких ‎кампаниях‏ ‎служил ‎под‏ ‎командой ‎Суворова ‎(в ‎т. ‎ч.‏ ‎под‏ ‎Фокшанами ‎и‏ ‎Треббией), ‎причем‏ ‎у ‎них ‎сложились ‎отличные ‎отношения‏ ‎—‏ ‎настолько,‏ ‎что ‎во‏ ‎время ‎итальянской‏ ‎экспедиции ‎Суворов‏ ‎напрямую‏ ‎попросил ‎назначить‏ ‎Шателера ‎к ‎себе ‎в ‎штаб.‏ ‎В ‎Тироле‏ ‎он‏ ‎успел ‎в ‎оны‏ ‎времена ‎послужить‏ ‎и ‎даже ‎немножко ‎повоевать,‏ ‎и‏ ‎область ‎знал.‏ ‎С ‎собой‏ ‎он ‎вёл ‎дивизию ‎— ‎десяток‏ ‎пехотных‏ ‎батальонов ‎и‏ ‎конный ‎полк.

Первоначально‏ ‎восстание ‎развивалось ‎просто ‎блестяще. ‎Французы‏ ‎сильно‏ ‎недооценили‏ ‎масштаб ‎события,‏ ‎так ‎что‏ ‎гарнизоны ‎в‏ ‎Тироле‏ ‎лущили ‎один‏ ‎за ‎другим. ‎Ополчение ‎воссоздалось ‎стремительно,‏ ‎тирольские ‎стрелки‏ ‎блокировали‏ ‎французские ‎отряды ‎и‏ ‎заставляли ‎капитулировать‏ ‎или ‎уничтожали. ‎Шателер, ‎как‏ ‎ни‏ ‎спешил, ‎регулярно‏ ‎буквально ‎не‏ ‎успевал ‎повоевать ‎— ‎французов ‎и‏ ‎баварцев‏ ‎разносили ‎раньше.‏ ‎Был ‎взят‏ ‎Линц, ‎был ‎взят ‎Инсбрук, ‎было‏ ‎взято‏ ‎всё.

Тут‏ ‎случилась, ‎кстати,‏ ‎забавная ‎«историческая‏ ‎рифма» ‎—‏ ‎одним‏ ‎из ‎первых‏ ‎подразделений, ‎которое ‎французы ‎отправили ‎на‏ ‎партизан, ‎стала‏ ‎дивизия‏ ‎генерала ‎Барагэ ‎д’Илльера.‏ ‎В ‎1812‏ ‎году ‎генерал ‎«прославится» ‎тем,‏ ‎что‏ ‎его ‎дивизию‏ ‎разобьют ‎как‏ ‎раз ‎партизаны ‎и ‎ополченцы ‎при‏ ‎поддержке‏ ‎регулярных ‎войск‏ ‎(самый ‎известный‏ ‎эпизод ‎тех ‎событий ‎— ‎уничтожение‏ ‎партизанами‏ ‎бригады‏ ‎Ожеро ‎в‏ ‎Ляхово). ‎Здесь‏ ‎Барагэ ‎тоже‏ ‎не‏ ‎покрыл ‎себя‏ ‎славой, ‎но ‎по ‎крайней ‎мере,‏ ‎отступил ‎в‏ ‎относительном‏ ‎порядке. ‎Но ‎дальше‏ ‎шла, ‎собственно,‏ ‎ударная ‎сила.

Несмотря ‎на ‎успехи,‏ ‎все‏ ‎понимали, ‎что‏ ‎соотношение ‎сил‏ ‎неравное, ‎и ‎максимум, ‎на ‎что‏ ‎могут‏ ‎надеяться ‎повстанцы,‏ ‎это ‎отвлечь‏ ‎какую-то ‎часть ‎французов ‎и ‎баварцев.‏ ‎Так‏ ‎и‏ ‎получилось. ‎Да,‏ ‎полупартизанскими ‎методами‏ ‎оккупантов ‎из‏ ‎Тироля‏ ‎вышибли, ‎но‏ ‎теперь ‎на ‎сцену ‎явился ‎маршал‏ ‎Лефевр. ‎Лефевр‏ ‎был‏ ‎не ‎то ‎чтобы‏ ‎мега-зубром, ‎но‏ ‎он ‎вел ‎с ‎собой‏ ‎две‏ ‎дивизии, ‎тысяч‏ ‎в ‎15-20‏ ‎солдат, ‎а ‎это ‎по ‎меркам‏ ‎места‏ ‎и ‎момента‏ ‎был ‎оверкилл.‏ ‎«Генеральное ‎сражение», ‎которое ‎дал ‎ему‏ ‎Шателер‏ ‎у‏ ‎Вергля, ‎австрийцы‏ ‎проиграли ‎по‏ ‎уважительной ‎причине‏ ‎—‏ ‎они ‎собрали‏ ‎на ‎него ‎только ‎5 ‎тысяч‏ ‎штыков. ‎После‏ ‎этого‏ ‎командование ‎велело ‎Шателеру‏ ‎двигать ‎на‏ ‎соединение ‎с ‎основной ‎армией.‏ ‎А‏ ‎ополчение ‎Тироля‏ ‎осталось ‎в‏ ‎одиночестве.

Но ‎тут ‎французы ‎сделали ‎симметричную‏ ‎ошибку‏ ‎— ‎разместившись‏ ‎в ‎Инсбруке‏ ‎и ‎взяв ‎под ‎контроль ‎ключевые‏ ‎точки,‏ ‎они‏ ‎решили, ‎что‏ ‎дело ‎сделано,‏ ‎и ‎отправили‏ ‎одну‏ ‎из ‎двух‏ ‎дивизий ‎вместе ‎с ‎самим ‎Лефевром‏ ‎воевать ‎войну‏ ‎в‏ ‎других ‎местах. ‎Хофер,‏ ‎чуткий ‎навроде‏ ‎журавля, ‎приметил ‎слабость ‎противника.‏ ‎Он‏ ‎собрал ‎все‏ ‎повстанческие ‎отряды,‏ ‎сохранившие ‎боеспособность, ‎и ‎под ‎занавес‏ ‎уговорил‏ ‎уже ‎уходящий‏ ‎отряд ‎регулярных‏ ‎войск ‎(на ‎самом ‎деле, ‎он‏ ‎просто‏ ‎обманул‏ ‎командира ‎—‏ ‎партизаны ‎прижали‏ ‎отправленный ‎австрийцам‏ ‎приказ‏ ‎об ‎отходе)‏ ‎— ‎поучаствовать ‎в ‎движухе. ‎В‏ ‎итоге ‎оставшийся‏ ‎в‏ ‎Тироле ‎отряд ‎французов‏ ‎столкнулся ‎с‏ ‎ордой ‎ополченцев, ‎которые ‎имели‏ ‎численное‏ ‎преимущество ‎раза‏ ‎этак ‎в‏ ‎три, ‎и ‎позорно ‎бежал ‎из‏ ‎Инсбрука‏ ‎— ‎людские‏ ‎потери ‎были‏ ‎невелики, ‎но ‎вот ‎гордость ‎галлам‏ ‎ущемили‏ ‎немилосердно.

Merde‏ ‎— ‎сказал‏ ‎Лефевр, ‎и‏ ‎снова ‎ввел‏ ‎в‏ ‎Тироль ‎силы‏ ‎тяжкие. ‎На ‎сей ‎раз ‎французы‏ ‎и ‎баварцы‏ ‎ворвались‏ ‎в ‎область ‎большой‏ ‎ордой, ‎и‏ ‎снова ‎заняли ‎Инсбрук. ‎Но‏ ‎контроль‏ ‎над ‎областью‏ ‎у ‎них‏ ‎был ‎совершенно ‎условный, ‎и ‎Хофер‏ ‎привычным‏ ‎движением ‎снова‏ ‎освобождает ‎город‏ ‎— ‎чисто ‎наша ‎Гражданская, ‎белые‏ ‎и‏ ‎красные‏ ‎(в ‎данном‏ ‎случае ‎синие)‏ ‎меняются ‎через‏ ‎два‏ ‎дня ‎на‏ ‎третий. ‎В ‎итоге ‎установились ‎какие-то‏ ‎обидные ‎для‏ ‎регулярной‏ ‎армии ‎«качели» ‎—‏ ‎все ‎попытки‏ ‎французов ‎оккупировать ‎край ‎проваливаются,‏ ‎все‏ ‎попытки ‎повстанцев‏ ‎вырваться ‎за‏ ‎пределы ‎отбитого ‎«партизанского ‎края» ‎проваливаются‏ ‎тоже.‏ ‎Всё ‎бы‏ ‎хорошо, ‎но‏ ‎пока ‎Лефевр ‎и ‎Хофер ‎вели‏ ‎войну‏ ‎по‏ ‎принципу ‎«туда-сюда-обратно,‏ ‎тебе ‎и‏ ‎мне ‎приятно»‏ ‎Наполеон‏ ‎все-таки ‎разбил‏ ‎австрийцев, ‎и ‎в ‎октябре ‎1809‏ ‎года ‎нагнул‏ ‎их‏ ‎на ‎мирный ‎договор.‏ ‎Тут ‎уж‏ ‎плетью ‎обуха ‎не ‎перешибешь‏ ‎—‏ ‎на ‎Тироль‏ ‎отправили ‎вместо‏ ‎облажавшегося ‎Лефевра ‎Эжена ‎Богарнэ, ‎которому‏ ‎щедро‏ ‎отсыпали ‎орду‏ ‎тысяч ‎в‏ ‎50 ‎солдат. ‎Боевой ‎дух ‎повстанцев‏ ‎на‏ ‎фоне‏ ‎новостей ‎в‏ ‎духе ‎«Родина‏ ‎нас ‎предала»‏ ‎рухнул,‏ ‎а ‎Богарнэ‏ ‎объявил ‎широкую ‎амнистию, ‎так ‎что‏ ‎люди ‎принялись‏ ‎массово‏ ‎голосовать ‎ногами ‎из‏ ‎отрядов…

Хофер ‎не‏ ‎воспользовался ‎амнистией. ‎Он ‎ушел‏ ‎в‏ ‎партизаны ‎и‏ ‎продержался ‎до‏ ‎января ‎1810 ‎года, ‎когда ‎его‏ ‎базу‏ ‎сдал ‎один‏ ‎из ‎солдат.‏ ‎Повстанческий ‎атаман ‎попал ‎в ‎плен,‏ ‎был‏ ‎вывезен‏ ‎в ‎Мантую‏ ‎и ‎расстрелян‏ ‎20 ‎февраля.‏ ‎Тироль‏ ‎вернули ‎в‏ ‎Австрию ‎в ‎1813 ‎году.

Ну, ‎и‏ ‎слово ‎Александру‏ ‎Чудинову,‏ ‎одному ‎из ‎наших‏ ‎современных ‎наполеонистов:

«Как‏ ‎оценивать ‎это ‎восстание? ‎Интересно,‏ ‎что‏ ‎в ‎Австрии,‏ ‎которая ‎теперь‏ ‎является ‎членом ‎Евросоюза ‎и ‎которая‏ ‎сама‏ ‎признала ‎либерально-демократические‏ ‎ценности, ‎ценности‏ ‎Австрийской ‎республики, ‎фигура ‎Хофера ‎вызывает‏ ‎противоречивое‏ ‎отношение.‏ ‎Да, ‎его‏ ‎чествуют ‎как‏ ‎борца ‎против‏ ‎иностранного‏ ‎вторжения, ‎против‏ ‎иноземных ‎захватчиков. ‎Но ‎при ‎этом‏ ‎стараются ‎всячески‏ ‎умолчать‏ ‎о ‎том, ‎что‏ ‎движение ‎проходило‏ ‎под ‎религиозными ‎лозунгами, ‎проходило‏ ‎против‏ ‎тех ‎самых‏ ‎ценностей, ‎которые‏ ‎сейчас ‎подняты ‎на ‎щит ‎в‏ ‎Австрийской‏ ‎республике. ‎Любопытно,‏ ‎что ‎в‏ ‎2009 ‎году, ‎когда ‎праздновалось ‎200‏ ‎лет‏ ‎этого‏ ‎восстания ‎и‏ ‎это ‎отмечалось‏ ‎очень ‎широко‏ ‎в‏ ‎Австрии, ‎один‏ ‎из ‎депутатов ‎австрийского ‎парламента ‎от‏ ‎партии ‎зеленых‏ ‎выступил‏ ‎против ‎такого ‎чествования‏ ‎и ‎сказал:‏ ‎„Чествовать ‎Андреаса ‎Хофера ‎сегодня‏ ‎―‏ ‎это ‎все‏ ‎равно ‎что‏ ‎прославлять ‎предводителя ‎Талибана“. ‎При ‎всей‏ ‎провокативности‏ ‎этого ‎заявления,‏ ‎при ‎всей‏ ‎такой ‎нарочитой ‎парадоксальности, ‎в ‎общем-то,‏ ‎зерно‏ ‎здравого‏ ‎смысла ‎в‏ ‎этом ‎есть.‏ ‎Потому ‎что‏ ‎при‏ ‎всем ‎различии‏ ‎этих ‎двух ‎феноменов ‎мы ‎и‏ ‎в ‎том‏ ‎и‏ ‎в ‎другом ‎случае‏ ‎имеем ‎дело‏ ‎с ‎массовым ‎движением ‎протеста‏ ‎против‏ ‎привнесения ‎иных‏ ‎ценностей ‎на‏ ‎штыках ‎иностранной ‎армии».