Снова в Киеве
Михаил взглянул на мир трезвыми глазами. И мир ему не понравился.
Пока он ни о чем, кроме морфия, думать был не способен, в России творилось черт знает что. В начале войны ощущался всеобщий подъем, энтузиазм. Агрессия, которая раньше была направлена обычно на соотечественников, особенно после 1905 года – буржуа, помещиков, аристократов – сменилась ненавистью к немцам, австриякам и туркам. Но длилось это недолго.
Раздражала всех, прежде всего, импотентность власти. Сначала она проявилась в форме «снарядного голода». Позже – голода самого настоящего в больших городах.
«С продовольствием стало совсем плохо, города голодали, в деревнях сидели без сапог и при этом все чувствовали, что в России всего вдоволь, но что нельзя ничего достать из-за полного развала тыла. Москва и Петроград сидели без мяса, а в то же время в газетах писали, что в Сибири на станциях лежат битые туши и что весь этот запас в полмиллиона пудов сгниёт при первой же оттепели. Все попытки земских организаций и отдельных лиц разбивались о преступное равнодушие или полное неумение что-нибудь сделать со стороны властей. Каждый министр и каждый начальник сваливал на кого-нибудь другого, и виноватых никогда нельзя было найти. Ничего, кроме временной остановки пассажирского движения для улучшения продовольствия, правительство не могло придумать. Но и тут получился скандал. Во время одной из таких остановок паровозы оказались испорченными: из них забыли выпустить воду, ударили морозы, трубы полопались, и вместо улучшения только ухудшили движение. На попытки земских и торговых организаций устроить съезды для обсуждения продовольственных вопросов правительство отвечало отказом, и съезды не разрешались. Приезжавшие с мест заведовавшие продовольствием, толкавшиеся без результата из министерства в министерство, несли своё горе председателю Государственной думы, который в отсутствие Думы изображал своей персоной народное представительство»[1].
Накрыла гиперинфляция, все дорожало с огромной скоростью. При этом за что, собственно, умирают солдаты было неясно никому. В Думе один из депутатов как-то заявил, что война идет за черноморские проливы, которая Россия получит по итогам, и за возможность вывозить еще больше зерна. И это при том, что в самой России регулярно случался неурожай, всегда заканчивавшийся голодом.
Активно ходили разговоры при этом, что императрица-немка в тайне ведет игру против России. Распространялись и слухи о ее связи с оккультистом Григорием Распутиным, с которым была близка царская семья. В конце 1916-го Распутина застрелили.
Правые полагали, что выходом из всего этого нарастающего хаоса должна стать замена Николая II на другого монарха. К перевороту их активно подначивал и британский посол, который подозревал, что царь ведет сепаратные переговоры о выходе из войны. Он развил большую активность, желая посадить на трон кого-то, кто точно не снимет с фронта войска. Все чаще англофилами велись разговоры о переходе к конституционной монархии. Самые радикальные кадеты и вовсе начали шептаться о переходе к республике.
В феврале на улицы Петрограда на манифестацию вышла толпа, требуя хлеба, в основном женщины с маленькими детьми. Правительство рассчитывало, подавлять выступления с помощью расквартированных в городе гвардейцев. Но солдаты перешли на сторону протестующих. Это был не первый инцидент такого рода, но самый массовый. Глава генштаба Алексеев сообщил царю, который преспокойно отбыл незадолго до этих событий в Могилев в ставку, что Петроград требует его отречения и восстание ему подавить нечем. Он получил телеграммы от всех командующих фронтами и великого князя Николая Николаевича с рекомендацией отречься. Мол, этот шаг успокоит бунт.
Николай пошел на это. Относительная легкость, с которой он это сделал, объясняется не только тем, что у него не осталось генералов, которые вступились бы за него. Если бы он кинул клич, некоторое число верных ему военных нашлось бы, хотя и не очень много, что показали дальнейшие события. Временному правительству не посчитали возможным присягнуть чуть позже всего два генерала из всей многомиллионной армии. Важнее было то, что по складу ума Николай был законченным мистиком. Его учитель Победоносцев в детстве внушил еще ему мысль, что он истинный помазанник Божий. Пожалуй, он был первым царем, который совершенно искренне и до конца в это поверил. В его картине мира, если военный штаб, Дума, даже великие князья против него, то за него поднимется сам народ, с которым его связывает взаимная любовь. А если нет, то, следовательно, так решил Господь, который хочет другого помазанника.
План заговорщиков состоял в том, чтобы Николай отрекся в пользу своего сына, а пока тот подрастает, регентом будет совершенно безвольный великий князь Михаил. Де-факто же всем будет заправлять Дума, которая назначит правительство. Однако Николай неожиданно вписал в отречение и пункт, что сын его также не будет императором. Это вызвало замешательство. Михаил, не получив полной гарантии безопасности для себя и семьи, согласился принять трон только после того, как его посадит в него Учредительное собрание. То есть, по его мнению, должно была повториться история, произошедшая в 1613 году с его полным тезкой Михаилом Романовым, которого на роль царя выбрала боярская дума. Но Учредительное собрание с гораздо большей вероятностью провозгласило бы республику.
Дума самораспустилась, создала Временный комитет, который в свою очередь сформировал первый состав Временного правительства. Это произошло еще до отречения, и теперь оно осталось единственной легальной властью. Тем временем в Петрограде, Москве, а потом и ряде других городов во время мятежа стихийно возникли на манер 1905 года Советы солдатских и народных депутатов. Первое время заправляли там всем эсеры, меньшевики и стихийно выдвинувшиеся лидеры. Изредка в Советах встречались большевики. Временное правительство распустило полицию и объявило о создании милиции. Советы также создали собственную милицию. Советские милиционеры и правительственные одновременно патрулировали улицы. В стране установилось двоевластие.
Когда Булгаков прибыл на Украину и немного пришел в себя, друзья рассказали ему, что происходило в это же время в Киеве. Там разворачивалось нечто, больше походившее первое время на водевиль.
О революции тут узнали от думца Бубликова. Тот прислал телеграмму, в которой информировал о случившемся и призывал сохранять спокойствие. Следующие три дня Киев питался слухами, потому что кроме Бубликова никто ни о какой революции жителям города официально сообщать не хотел. Наконец, генерал Брусилов, главнокомандующий юго-западным фронтом, позволил газетам оповестить население о низвержении помазанника божьего. И тут началось.
На следующий же день в Киевской городской думе встретились представители разных общественных организаций, чтобы выбрать из себя Исполнительный Комитет, то бишь местное правительство. Петроградские власти комитет признали. Вскоре возник и свой как бы парламент – Центральная Рада. Появился он, правда, не в результате всеобщих выборов, а более простым способом. Собрались активисты некоторого количества партий и заявили, что они парламентарии, выражающие чаяния народа. Никем не выбранных депутатов набралось аж шесть сотен штук.
Состояла Рада в основном из разномастных социалистов, мечтающих об автономии Украины в составе федеративного с Россией государства. Едва возникнув, она тут же принялась производить воззвания и различные декларации и делала это непрерывно на протяжении всего недолгого периода своего существования. Немедленно начали все украинизировать. Так как ни грамматика, ни лексика нигде не были закреплены, на вывесках заведений, выполняющих одни и те же функции, нередко можно было встретить самые разные слова. Парикмахерские именовались «голярнями», «перукарнями», «цырульнями» и просто «парикмахерскими».
Петроградское Временное правительство Раду не признало, но и восстанавливать законный порядок тоже не рвалось. Потому что, во-первых, никакого закона, собственно, и не было – законы могли возникнуть только когда Учредительное собрание переучредит страну. Ну а, во-вторых, министры были по большей части людьми нерешительными. К тому же состав кабинета очень часто менялся, все больше левея. Кадеты, эта партия миллионщиков, тянула резину с выборами, все рассчитывая улучшить свои позиции деньгами. Но вместо этого они день ото дня лишь слабели.
С апреля по июнь в Киеве шумно проходили различные мероприятия: Украинский Национальный Конгресс, Военный и Крестьянский съезды. Их делегатами становились все, кто считал себя вправе выступать от имени украинского народа, украинских военных или украинских крестьян. Конгресс выбрал из себя еще полторы сотни депутатов в Центральную Раду. Крестьянский съезд постановил всячески способствовать тому, чтобы землю отдали крестьянам. Военный съезд, в котором, кстати, участвовал зять Булгакова Леонид Карум, выбрал Военный Генеральный Комитет во главе с Симоном Петлюрой. Петлюра этот, что примечательно, в действующей армии никогда не служил – он сначала был бухгалтером, а потом «земгусаром», как презрительно именовали чиновников “Всероссийского Союза Городов”, которые в тылу должны были обеспечивать всем необходимым фронт, но формально состояли на службе.
В конце мая снарядили ходоков в Петроград. Делегация из десяти человек отвезла в столицу меморандум, в котором было сказано: «Только Центральная Рада в состоянии сдержать порядок» и «Украинская нация наиболее демократическая из всех наций». Петроградские политики посмотрели на ходоков с недоумением и ничего определенного не сказали. Спустя время прислали письмо. Временное Правительство «не признало возможным удовлетворить желания Центральной Рады, ибо все вопросы, связанные с автономией Украины и других частей Государства, могут быть разрешены только Учредительным Собранием». Такие слова сочли оскорбительными. В ответ написали “Первый Универсал” и провозгласили его на “Втором Войсковом Съезде” в конце июня. Съезд, между прочим, был явным образом запрещен военным министром Временного Правительства Керенским, но никакой кары из-за его проведения не последовало. В “Универсале” было объявлено, что Рада обиделась, что «Временное Правительство оттолкнуло протянутую руку украинского народа» и украинцы «отныне сами будут создавать свою жизнь», хотя Украина и «не отделяется от всей России и не разрывает с Державой Российской». Буквально через несколько дней Рада сформировала “Генеральный Секретариат”, то бишь собственное правительство.
Несколько дней спустя во всех городах Украины прошли выборы в местное самоуправление – их планировалось провести еще до революции. Партии, наиболее активно участвовавшие в деятельности Рады, получили повсюду что-то около десяти процентов голосов. То есть тех, кто называл себя законной властью, поддерживал в городах только каждый десятый. Это можно было бы считать сокрушительным поражением. Но деятели из Рады заявили: хоть их позиции и слабы в городах, что показали выборы, зато все село за них. И провели торжественные шествия в национальных костюмах.
“Исполнительному Комитету Объединенных Общественных Организаций” и Совету рабочих и солдатских депутатов активность Рады была явно не по душе. Чтобы их успокоить, устроили совместную прогулку по Днепру на пароходе. Председатели Рады и Генерального Секретариата уверяли собравшихся в том, что никто о самостийности и не думает, и Рада мечтает договориться с Временным Правительством.
Но уже через несколько дней премьер Винниченко огласил декларацию, в которой сообщал о проведенных реформах и призывал всех жителей бывшей Российской империи отделяться от России и потом объединятся в федерацию. Ну и еще нюанс: «Тут нет вражды к Петрограду, а полная к нему безразличность, ибо украинская демократия имеет свое собственное Правительство, которое сама создала и полностью ему доверяет».
Из Петрограда примчался разбираться Керенский, военный министр Временного Правительства. Киев был переполнен дезертирами и по городу распространился слух, что тот приехал «всех гнать на фронт». А Рада, мол, выступает против этого. Настроения солдат, не желавших погибать непонятно за что, можно понять. При таком раскладе Рада была, конечно, предпочтительнее. Керенского посадили за стеклом в Педагогическом музее и стали показывать ему войско. Потом выпустили поздороваться с “серыми шинелями”. “Серые шинели” поздоровались с Керенским с помощью ругательств и свиста. Тогда он окончательно уверился, что Рада имеет поддержку в армии. И подписал соглашение, признававшее Секретариат украинским правительством.
Известный юрист профессор Нольде описал это следующим образом: «Три русских министра и проф. Грушевский договорились в деле создания Украинского государства... неопределенному числу российских граждан, которые живут на необозначенной территории, приказано подчиняться государственной организации, которую они не выбирали и во власть которой теперь их отдают, без каких бы то ни было серьезных оговорок. Российское Правительство, не знало даже кого оно передает в подданство новому политическому творению». О договоре между Временным Правительством и Радой было торжественно объявлено во “Втором Универсале”. И опять с шествиями в народных костюмах.
Киевляне, и Булгаковы в том числе, смотрели на все это как на бесплатный цирк. Бурная деятельность Рады, бесконечные Универсалы и воззвания ничего, кроме саркастической ухмылки, не вызывали. Вместе с тем надо признать, что справедливости фразы «всякий народ заслуживает своих правителей» никто не отменял. Они не готовы были отстаивать собственные взгляды с оружием в руках. Как в России, так и на Украине большинство дожидалось, когда желающие править передерутся и в итоге останется кто-то один. Тому, кто окажется самым сильным, и придется подчиниться. При этом все были уверены до поры, что победят наиболее симпатичные именно им силы, но без их непосредственного участия.
Рада, теперь уже признанная Петроградом, милостиво допустила в свои ряды несколько новых членов из крестьянских, военных и рабочих депутатов, а также представителей российских, еврейских и польских социалистических партий, распухлнув аж до восьмисот двадцати двух членов.
В сентябре верховный главнокомандующий России генерал от инфантерии Корнилов устроил мятеж – двинул с фронта на Петроград 3-й конный корпус. Генерал хотел установить военную диктатуру, которая единственная, по его мнению, могла спасти Россию от хаоса. В действительности у него была договоренность с возглавившим к тому времени Временное правительство Керенским, но тот предал его. Выступление было подавлено, хаоса стало еще больше. В Киеве известие о корниловском бунте произвело особый эффект. Всем, кто желал бороться с «контрой» и «сражаться с оружием в руках за идеалы революции», выдали винтовки и патроны. Местным большевикам тоже выдали и получить их обратно, когда все улеглось, разумеется, уже не получилось.
В городе было три вооруженные силы. Штаб округа, подчинявшийся Временному Правительству. Вторая сила – отряды рабочих с цитаделью в Арсенале. И третья – войско Центральной Рады. То есть по Киеву бродили не два, а три разных вида патрулей. Время от времени они друг друга арестовывали, но реальных боевых действий не вели.
После Корниловского мятежа лидер большевиков Владимир Ленин стал убеждать собственную партию, что с двоевластием пора кончать и скидывать силой Временное правительство. Иначе вся эта шушера сдаст немцам Петроград – лишь бы уничтожить Петросовет. Партия называлась Российская социал-демократическая рабочая, поэтому соратники говорили ему, что поступать так нехорошо - недемократично. Временное правительство летом решило из Ленина сделать козла отпущения, обвинило его во всех грехах и объявило в розыск. Потому общался с однопартийцами Ленин через переписку.
В итоге все же большевики почти без крови свергли Временное Правительство, чтобы передать власть Советам. Керенский, уже будучи председателем совета министров, как говаривали, убежал, переодевшись в женское платье. Советы объявили себя единственной законной властью. То, что начиналось правыми как дворцовый переворот, в котором участвовала в том числе и царская семья, закончилось левой революцией. На Съезде Советов свержение Временного правительства поддержали лишь левые эсеры, с ними большевики и создали коалицию, а также с присоединившимися к ним частью анархистов. Меньшевики, правые эсеры и прочие левые переворот не поддержали, хотя им предлагали войти в правительство, и тем самым превратились в оппозицию.
[1] Головин Н. Н. Военные усилия России в Мировой войне.