Буквари и берцы (№ 152)

Здравствуйте, ‎уважаемые‏ ‎коллеги, ‎скучали? ‎Потому ‎что ‎я‏ ‎очень. ‎Первая‏ ‎школьная‏ ‎четверть ‎перевалила ‎свой‏ ‎экватор ‎и‏ ‎уже ‎29 ‎октября ‎ваши‏ ‎тугосери‏ ‎на ‎законных‏ ‎основаниях ‎будут‏ ‎сутками ‎напролет ‎шпилить ‎в ‎приставку‏ ‎и‏ ‎до ‎выпадения‏ ‎глазных ‎яблок‏ ‎смотреть ‎аниме. ‎А ‎потому ‎сегодня‏ ‎вновь‏ ‎о‏ ‎наболевшем.

Военкомат.

В ‎августе‏ ‎прошлого ‎года‏ ‎в ‎подольской‏ ‎чайхоне‏ ‎состоялся ‎очередной‏ ‎банно-самогонный ‎курултай. ‎В ‎тот ‎момент‏ ‎уже ‎было‏ ‎понятно,‏ ‎что ‎других ‎предложений‏ ‎по ‎работе‏ ‎у ‎меня ‎не ‎предвидится,‏ ‎собственно,‏ ‎именно ‎тогда‏ ‎и ‎состоялся‏ ‎разговор, ‎который ‎эхом ‎отразился ‎сегодня‏ ‎и‏ ‎стал ‎началом‏ ‎наших ‎сегодняшних‏ ‎литературных ‎посиделок.

Гости ‎провожались ‎домой ‎и‏ ‎по‏ ‎пути‏ ‎на ‎станцию‏ ‎замечательный ‎человек‏ ‎Кирилл, ‎к‏ ‎тому‏ ‎моменту ‎уже‏ ‎«отмотавший» ‎в ‎школе ‎10 ‎лет,‏ ‎сердобольно ‎обратился‏ ‎ко‏ ‎мне.

— Серёга, ‎школа ‎это,‏ ‎мммм, ‎уникальное‏ ‎место. ‎Там ‎свой ‎мир,‏ ‎который‏ ‎тебя, ‎вероятно,‏ ‎слегка ‎шокирует.‏ ‎Но ‎поскольку ‎ты ‎человек ‎военный,‏ ‎есть‏ ‎простой ‎рецепт‏ ‎выхода ‎из‏ ‎коматоза ‎и ‎депрессии, ‎вызванных ‎неумеренным‏ ‎введением‏ ‎школьной‏ ‎реальности ‎себе‏ ‎в ‎мозг.‏ ‎Просто ‎представь,‏ ‎что‏ ‎тебя ‎перевели‏ ‎в ‎новую ‎часть, ‎а ‎ТАМ‏ ‎ВСЕ ‎ДОЛБОЁБЫ.

Тогда‏ ‎я‏ ‎недоуменно ‎хмыкнул, ‎а‏ ‎теперь ‎могу‏ ‎сказать: ‎спасибо ‎тебе, ‎Кирилл,‏ ‎твоя‏ ‎сентенция ‎не‏ ‎раз ‎и‏ ‎не ‎два ‎удержала ‎мою ‎крышу‏ ‎на‏ ‎месте ‎гвоздями‏ ‎аллегории.

Учебка.

В ‎той‏ ‎же ‎самой ‎компании ‎в ‎закрытом‏ ‎чатике‏ ‎на‏ ‎днях ‎развернулась‏ ‎глобальная ‎битва,‏ ‎когда ‎один‏ ‎из‏ ‎наших ‎товарищей‏ ‎по ‎горло ‎завалил ‎нас, ‎троих‏ ‎учителей, ‎липкими‏ ‎комками‏ ‎обжигающей ‎правды ‎как,‏ ‎например, ‎на‏ ‎иллюстрации ‎ниже.

Все ‎доводы ‎действующих‏ ‎школьных‏ ‎педагогов ‎о‏ ‎том, ‎что‏ ‎тётя ‎просто ‎ебобо ‎и ‎путает‏ ‎кислое‏ ‎с ‎полосатым‏ ‎действия ‎не‏ ‎возымели. ‎Школа ‎— ‎плохо ‎и‏ ‎ужас,‏ ‎система‏ ‎себя ‎изжила,‏ ‎она ‎устаревшая,‏ ‎не ‎инклюзивная‏ ‎и‏ ‎не ‎развивает‏ ‎индивидуумность ‎каждой ‎человеческой ‎заготовки, ‎а‏ ‎«обтёсывает ‎их‏ ‎по‏ ‎общему ‎квадратному ‎шаблону».

И‏ ‎тут ‎меня‏ ‎как ‎молний ‎пронзило ‎—‏ ‎ведь‏ ‎тоже ‎самое‏ ‎я ‎годами‏ ‎слушал ‎про ‎армию ‎и ‎сегодня,‏ ‎как‏ ‎живущий ‎в‏ ‎двух ‎реальностях‏ ‎сразу ‎(школьной ‎и ‎армейской), ‎могу‏ ‎сравнить.

Казарма.

Самое‏ ‎страшное‏ ‎в ‎нашем‏ ‎с ‎вами‏ ‎возрасте ‎это‏ ‎даже‏ ‎не ‎понимание,‏ ‎сколько ‎же ‎вокруг ‎нас ‎роится‏ ‎невидимых ‎долбоёбов,‏ ‎а‏ ‎то, ‎что ‎взрослые‏ ‎люди ‎уже‏ ‎сами ‎отягощенные ‎детьми, ‎не‏ ‎умеют‏ ‎делать ‎выводов‏ ‎из ‎личного‏ ‎жизненного ‎опыта ‎и ‎изливают ‎на‏ ‎окружающих‏ ‎собственную ‎кислую‏ ‎желчь, ‎образовавшуюся‏ ‎из-за ‎контакта ‎реальности ‎и ‎их‏ ‎фантазий-хотелок.‏ ‎Ну,‏ ‎как ‎тётя‏ ‎выше.

Так ‎вот,‏ ‎граждане. ‎И‏ ‎школа,‏ ‎и ‎армия‏ ‎очень ‎похожи ‎между ‎собой ‎по‏ ‎своей ‎базовой‏ ‎задаче.‏ ‎Заключается ‎она ‎в‏ ‎МАССОВОМ ‎обучении‏ ‎юных ‎отроков ‎и ‎дев,‏ ‎кои‏ ‎хотят ‎не‏ ‎скучной ‎науки,‏ ‎а ‎желают ‎пива ‎и ‎коитусов,‏ ‎фундаментальным‏ ‎знаниям ‎и‏ ‎навыкам. ‎Я‏ ‎специально ‎выделил ‎слово ‎«массовый» ‎потому‏ ‎что‏ ‎это‏ ‎краеугольный ‎камень‏ ‎реальности ‎и‏ ‎физических ‎возможностей.

Задача‏ ‎школы‏ ‎— ‎научить‏ ‎многосотенное ‎стадо ‎плохоуправляемых ‎и ‎прикрытых‏ ‎броней ‎сюсюкающих‏ ‎родителей‏ ‎деточек ‎основам ‎науки.‏ ‎Научить ‎их‏ ‎вычислять ‎площадь ‎основания ‎конуса,‏ ‎отличать‏ ‎Реформацию ‎от‏ ‎мастурбации, ‎Гомера‏ ‎от ‎фанеры ‎и ‎хотя ‎бы‏ ‎к‏ ‎концу ‎11‏ ‎класса ‎вдолбить‏ ‎в ‎особо ‎крепкие ‎черепа, ‎что‏ ‎после‏ ‎повелительного‏ ‎глагола ‎must‏ ‎нельзя ‎ставить‏ ‎частицу ‎to.

В‏ ‎армии,‏ ‎в ‎свою‏ ‎очередь, ‎речь ‎идет ‎об ‎умении‏ ‎не ‎сжечь‏ ‎радиостанцию‏ ‎станции ‎управления, ‎выработке‏ ‎рефлекса, ‎что‏ ‎оружие ‎даже ‎разряженное ‎нельзя‏ ‎направлять‏ ‎на ‎людей‏ ‎и ‎что‏ ‎бруствер ‎окопа ‎это ‎не ‎тяжкое‏ ‎наказание‏ ‎лопатотерапией, ‎а‏ ‎гарантия, ‎что‏ ‎в ‎твой ‎пустой ‎жбан ‎не‏ ‎прилетит‏ ‎что-то‏ ‎железное, ‎вроде‏ ‎осколка ‎мины‏ ‎или ‎снайперского‏ ‎привета.

Работа‏ ‎с ‎ширнармассами‏ ‎в ‎принципе ‎исключает ‎индивидуальность. ‎Задача‏ ‎научить ‎всех,‏ ‎скопом‏ ‎и ‎чтобы ‎никто‏ ‎не ‎ушел‏ ‎таким ‎же ‎тупым ‎рукожопом,‏ ‎как‏ ‎на ‎входе.

Чтобы‏ ‎солдат ‎позднее‏ ‎выжил ‎в ‎бою ‎и ‎его‏ ‎автомат‏ ‎не ‎заклинило,‏ ‎его ‎учат‏ ‎не ‎индивидуальности, ‎а ‎вбитому ‎в‏ ‎десятилетия‏ ‎практики‏ ‎порядку ‎сборки-разборки‏ ‎и ‎обслуживания‏ ‎личного ‎стрелкового‏ ‎вооружения.‏ ‎И ‎вот‏ ‎когда ‎он ‎даже ‎в ‎обморочном‏ ‎состоянии ‎усталости‏ ‎или‏ ‎контузии ‎будет ‎свой‏ ‎«калаш» ‎в‏ ‎дождь ‎держать ‎вниз ‎стволом‏ ‎и‏ ‎рефлекторно ‎смазывать‏ ‎камору ‎хотя‏ ‎бы ‎очень ‎грязной ‎ветошью ‎—‏ ‎вот‏ ‎тогда ‎в‏ ‎бою ‎он‏ ‎и ‎сможет ‎проявить ‎личный ‎ум,‏ ‎смекалку‏ ‎и‏ ‎фантазию. ‎Потому‏ ‎что ‎в‏ ‎него ‎кривыми‏ ‎хирургическими‏ ‎иглами ‎прописали‏ ‎базовые ‎навыки, ‎общие ‎для ‎всех.‏ ‎И ‎автомат‏ ‎не‏ ‎подвел.

Чтобы ‎ваш ‎ненаглядный‏ ‎сыночек ‎однажды‏ ‎написал ‎прекрасное ‎сочинение ‎и‏ ‎выразил‏ ‎в ‎нём‏ ‎нестандартное ‎самоличное‏ ‎мнение, ‎он ‎должен ‎годами ‎рвать‏ ‎двойные‏ ‎листочки ‎и‏ ‎скрипеть ‎ручкой‏ ‎по ‎заведенным ‎шаблонам. ‎Нравится ‎это‏ ‎ему‏ ‎и‏ ‎его ‎задержавшимся‏ ‎в ‎развитии‏ ‎родителям ‎или‏ ‎нет.

Григорий‏ ‎Перельман ‎начал‏ ‎с ‎изучения ‎арифметики, ‎перейдя ‎к‏ ‎алгебре ‎и‏ ‎тригонометрии,‏ ‎а ‎лишь ‎много‏ ‎позже ‎доказал‏ ‎теорему ‎Пуанкаре. ‎И ‎никогда‏ ‎бы‏ ‎не ‎смог‏ ‎этого, ‎если‏ ‎бы ‎не ‎знал ‎основ, ‎не‏ ‎отталкивался‏ ‎от ‎бетона‏ ‎школьного ‎и‏ ‎университетского ‎фундамента.

Герой ‎России ‎Вячеслав ‎Бочаров‏ ‎смог‏ ‎выжить‏ ‎в ‎хлещущем‏ ‎свинцом ‎и‏ ‎сталью ‎аду‏ ‎беслановской‏ ‎школы ‎только‏ ‎потому, ‎что ‎много-много ‎лет ‎повторял‏ ‎одни ‎и‏ ‎те‏ ‎же ‎упражнения. ‎Как‏ ‎автомат, ‎как‏ ‎робот, ‎начав ‎с ‎передергивания‏ ‎затвора‏ ‎левой ‎рукой‏ ‎и ‎кувырков-перекатов,‏ ‎постепенно ‎наращивая ‎сложность ‎и ‎оттачивая‏ ‎уже‏ ‎свои ‎собственные‏ ‎умения.

Спецназ.

И ‎в‏ ‎школе, ‎и ‎в ‎армии ‎всегда‏ ‎есть‏ ‎отличники‏ ‎по ‎биологии‏ ‎или ‎стрельбе.‏ ‎Но ‎количество‏ ‎их‏ ‎всегда ‎невелико.‏ ‎Причина ‎тому ‎проста ‎— ‎далеко‏ ‎не ‎все‏ ‎люди‏ ‎одарены ‎и ‎готовы‏ ‎променять ‎собственный‏ ‎комфорт ‎и ‎удовольствия ‎на‏ ‎непонятные‏ ‎дивиденды. ‎В‏ ‎школе ‎это‏ ‎победители ‎всевозможных ‎предметных ‎олимпиад, ‎в‏ ‎армии‏ ‎это ‎ребята,‏ ‎способные ‎пробежать‏ ‎в ‎бронике ‎20-километровый ‎марш-бросок, ‎после‏ ‎чего‏ ‎выдержать‏ ‎штурмовую ‎полосу‏ ‎и ‎три‏ ‎раунда ‎по‏ ‎3‏ ‎минуты ‎со‏ ‎свежими ‎и ‎не ‎ведающими ‎пощады‏ ‎инструкторами ‎рукопашного‏ ‎боя.

И‏ ‎первые, ‎и ‎вторые‏ ‎достигают ‎результатов,‏ ‎отталкиваясь ‎от ‎общедоступной ‎базы,‏ ‎помножив‏ ‎её ‎на‏ ‎дополнительный ‎многократно‏ ‎более ‎тяжелый ‎труд. ‎И ‎только‏ ‎так.‏ ‎Никаких ‎лазеек,‏ ‎шпаргалок ‎и‏ ‎коротких ‎путей ‎к ‎ступеньке ‎выше‏ ‎общей‏ ‎массы‏ ‎массово ‎же‏ ‎обученных ‎нет.

Более‏ ‎того, ‎сейчас‏ ‎я‏ ‎скажу ‎крамольную‏ ‎с ‎точки ‎зрения ‎выслуги ‎вещь.‏ ‎В ‎выполнении‏ ‎своих‏ ‎задач ‎школа ‎справляется‏ ‎ЛУЧШЕ ‎армии.‏ ‎Потому ‎что ‎учителя ‎скованны‏ ‎тысячами‏ ‎запретов, ‎ограничений‏ ‎и ‎страхов.‏ ‎Школьников ‎нельзя ‎не ‎то ‎что‏ ‎бить,‏ ‎сейчас ‎на‏ ‎них ‎нельзя‏ ‎даже ‎кричать, ‎нельзя ‎отобрать ‎мобильник,‏ ‎нельзя‏ ‎поставить‏ ‎«два» ‎за‏ ‎поведение ‎и‏ ‎срыв ‎урока.‏ ‎Нельзя,‏ ‎нельзя, ‎нельзя.‏ ‎При ‎этом ‎каждый ‎год ‎вы‏ ‎видите ‎в‏ ‎своей‏ ‎ленте ‎российских ‎школьников,‏ ‎которые ‎взяли‏ ‎на ‎абордаж ‎очередную ‎международную‏ ‎олимпиаду,‏ ‎после ‎чего‏ ‎ушли ‎на‏ ‎новый ‎этап ‎научной ‎работы ‎в‏ ‎университеты‏ ‎и ‎лаборатории.

Понятно,‏ ‎что ‎в‏ ‎это ‎же ‎время ‎где-то ‎в‏ ‎Ингушетии‏ ‎или‏ ‎Сирии ‎ребята‏ ‎в ‎масках‏ ‎цвета ‎хаки‏ ‎вежливо‏ ‎стучатся ‎в‏ ‎очередной ‎душманский ‎шалман ‎при ‎помощи‏ ‎«Шмеля», ‎но‏ ‎тут‏ ‎уже ‎слегка ‎другое.‏ ‎Школа, ‎как‏ ‎не ‎крути, ‎это ‎обязаловка,‏ ‎где‏ ‎ты ‎можешь‏ ‎спокойным ‎овощем‏ ‎мирно ‎дрейфовать ‎к ‎первой ‎законной‏ ‎пьянке‏ ‎на ‎выпускном.‏ ‎В ‎армейский‏ ‎и ‎прочие ‎спецназы ‎идут ‎осознанно‏ ‎люди‏ ‎постарше,‏ ‎как ‎правило,‏ ‎уже ‎битые‏ ‎жизнью ‎и‏ ‎сержантами,‏ ‎то ‎есть‏ ‎это ‎их ‎осознанный ‎выбор.

Дембель.

У ‎всех‏ ‎у ‎нас‏ ‎всё‏ ‎будет ‎очень ‎хорошо,‏ ‎когда ‎мы‏ ‎начнем ‎жить ‎не ‎собственными‏ ‎хотелками‏ ‎в ‎полной‏ ‎уверенности ‎в‏ ‎том, ‎что ‎наша ‎истина ‎самая‏ ‎последняя,‏ ‎а ‎осознавая‏ ‎реальность ‎во‏ ‎всем ‎многообразии ‎ее ‎проявлений. ‎Ребенок‏ ‎вначале‏ ‎учится‏ ‎ходить, ‎потом‏ ‎начинает ‎агукать,‏ ‎потом ‎ему‏ ‎развивают‏ ‎мелкую ‎моторику‏ ‎пальчиков ‎и ‎только ‎спустя ‎три‏ ‎серии ‎он‏ ‎садится‏ ‎и ‎пишет ‎гениальный,‏ ‎ни ‎на‏ ‎кого ‎не ‎похожий, ‎роман.