Дикая охота: немецкие студенты и поэты против Наполеона

Автор ‎Алексей‏ ‎Костенков. Публикуется ‎с ‎его ‎ведома ‎и‏ ‎благословления

Братские ‎разборки

Долгие‏ ‎века‏ ‎германские ‎земли ‎были‏ ‎разделены ‎между‏ ‎множеством ‎небольших ‎государств. ‎Власть‏ ‎Священной‏ ‎Римской ‎империи‏ ‎становилась ‎всё‏ ‎более ‎формальной ‎и ‎призрачной. ‎Немцы‏ ‎привыкли‏ ‎воевать ‎друг‏ ‎с ‎другом‏ ‎из-за ‎династических ‎разборок ‎курфюрстов ‎и‏ ‎епископов,‏ ‎не‏ ‎испытывая ‎особого‏ ‎трепета ‎перед‏ ‎убийством ‎соплеменников,‏ ‎—‏ ‎носители ‎разных‏ ‎немецких ‎диалектов ‎не ‎слишком ‎и‏ ‎понимали ‎друг‏ ‎друга.‏ ‎В ‎годы ‎Тридцатилетней‏ ‎войны ‎немцы‏ ‎по ‎большей ‎части ‎самостоятельно‏ ‎истребили‏ ‎до ‎трети‏ ‎населения ‎германских‏ ‎земель.

Лишь ‎в ‎XVIII ‎веке ‎в‏ ‎университетских‏ ‎аудиториях ‎понемногу‏ ‎зародились ‎и‏ ‎развились ‎идеи, ‎что ‎все ‎немцы‏ ‎друг‏ ‎другу‏ ‎не ‎соседи,‏ ‎а ‎братья.‏ ‎Им ‎было‏ ‎бы‏ ‎неплохо ‎оставить‏ ‎вражду, ‎а ‎лучше ‎и ‎вовсе‏ ‎сплотиться ‎в‏ ‎едином‏ ‎могучем ‎государстве ‎—‏ ‎и ‎показать‏ ‎всем ‎соседям, ‎почём ‎фунт‏ ‎баварских‏ ‎колбасок.

Как ‎французы‏ ‎немцев ‎до‏ ‎национализма ‎довели

Кто ‎знает, ‎как ‎долго‏ ‎эти‏ ‎идеи ‎оставались‏ ‎бы ‎предметом‏ ‎академических ‎фантазий ‎и ‎увлечения ‎романтичных‏ ‎студиозусов‏ ‎—‏ ‎но ‎тут‏ ‎в ‎немецкие‏ ‎земли ‎ворвались‏ ‎французские‏ ‎армии. ‎За‏ ‎несколько ‎кампаний ‎и ‎крупных ‎битв‏ ‎галлы ‎сломали‏ ‎об‏ ‎колено ‎и ‎австрийское‏ ‎стратегическое ‎искусство,‏ ‎и ‎прусскую ‎дисциплину.

Немцы ‎обиделись.‏ ‎Они‏ ‎и ‎раньше‏ ‎не ‎слишком‏ ‎любили ‎могущественных ‎западных ‎соседей, ‎имевших‏ ‎старинное‏ ‎обыкновение ‎по‏ ‎любому ‎поводу‏ ‎и ‎без ‎ходить ‎воевать ‎по‏ ‎немецким‏ ‎землям‏ ‎как ‎у‏ ‎себя ‎дома‏ ‎— ‎а‏ ‎теперь‏ ‎германская ‎гордость‏ ‎оказалась ‎втоптанной ‎в ‎пыль ‎колоннами‏ ‎армий ‎императора‏ ‎Франции.

Пока‏ ‎Наполеон ‎пытался ‎удушить‏ ‎англичан ‎континентальной‏ ‎блокадой, ‎лучшие ‎военные ‎умы‏ ‎Пруссии‏ ‎с ‎немецкой‏ ‎обстоятельностью ‎разрабатывали‏ ‎новые ‎военные ‎доктрины.

«Комиссия ‎по ‎реорганизации‏ ‎армии»‏ ‎во ‎главе‏ ‎с ‎Шарнхорстом‏ ‎учла ‎французский ‎опыт ‎и ‎пришла‏ ‎к‏ ‎идеям‏ ‎общенациональной ‎армии,‏ ‎всеобщей ‎воинской‏ ‎повинности, ‎обученного‏ ‎резерва‏ ‎и ‎выдвижения‏ ‎на ‎командные ‎должности ‎самых ‎талантливых,‏ ‎а ‎не‏ ‎самых‏ ‎знатных.

Раз ‎служить ‎должны‏ ‎были ‎все,‏ ‎а ‎не ‎набранные ‎по‏ ‎кабакам‏ ‎бедолаги, ‎—‏ ‎их ‎требовалось‏ ‎как-то ‎мотивировать, ‎и ‎не ‎только‏ ‎палкой.‏ ‎Более ‎того,‏ ‎этой ‎самой‏ ‎палкой ‎теперь ‎пользоваться ‎и ‎не‏ ‎следовало‏ ‎—‏ ‎набранные ‎в‏ ‎рядовые ‎солидные‏ ‎бюргеры ‎могли‏ ‎и‏ ‎запихать ‎её‏ ‎обидчику ‎куда ‎подальше.

Тут-то ‎прусскому ‎генштабу‏ ‎и ‎пригодились‏ ‎идеи‏ ‎германского ‎патриотизма, ‎в‏ ‎пламя ‎которого‏ ‎плеснули ‎маслом ‎французы ‎с‏ ‎их‏ ‎обидными ‎победами‏ ‎и ‎оккупационными‏ ‎действиями. ‎Тем ‎более, ‎что ‎раз‏ ‎в‏ ‎немецких ‎землях‏ ‎возникает ‎желание‏ ‎объединиться, ‎а ‎австрийские ‎Габсбурги ‎слишком‏ ‎консервативны,‏ ‎чтобы‏ ‎им ‎воспользоваться‏ ‎— ‎почему‏ ‎бы ‎Пруссии‏ ‎не‏ ‎встать ‎в‏ ‎авангарде ‎и ‎не ‎получить ‎в‏ ‎итоге ‎всё?

Их‏ ‎профессура‏ ‎готова ‎к ‎бою!

Поход‏ ‎Великой ‎армии‏ ‎на ‎Москву ‎обернулся ‎катастрофой.‏ ‎Пока‏ ‎её ‎остатки‏ ‎гибли ‎на‏ ‎Березине, ‎а ‎обрадованные ‎поражением ‎французов‏ ‎немцы‏ ‎начали ‎понемногу‏ ‎резать ‎оккупантов,‏ ‎в ‎Пруссии ‎уже ‎просчитывали ‎варианты‏ ‎реванша.

При‏ ‎этом‏ ‎военные ‎не‏ ‎слишком ‎обращали‏ ‎внимание ‎на‏ ‎страх‏ ‎собственного ‎короля‏ ‎перед ‎Наполеоном. ‎Не ‎спрашивая ‎Фридриха‏ ‎Вильгельма ‎III,‏ ‎генерал-лейтенант‏ ‎Йорк ‎фон ‎Вартенбург‏ ‎вместо ‎прикрытия‏ ‎отступления ‎французов ‎в ‎последние‏ ‎дни‏ ‎1812 ‎года‏ ‎подписал ‎Таурогенскую‏ ‎конвенцию ‎с ‎русским ‎генералом ‎Дибичем.

«Самая‏ ‎смелая‏ ‎авантюра ‎в‏ ‎истории ‎Пруссии»‏ ‎открыла ‎русским ‎войскам ‎путь ‎на‏ ‎Кёнигсберг‏ ‎и‏ ‎напрочь ‎выкрутила‏ ‎нерешительному ‎монарху‏ ‎руки. ‎Прусская‏ ‎армия‏ ‎дала ‎понять,‏ ‎что ‎или ‎Фридрих ‎Вильгельм ‎III‏ ‎возглавит ‎новую‏ ‎войну‏ ‎с ‎Наполеоном ‎—‏ ‎или ‎война‏ ‎всё ‎равно ‎начнётся, ‎но‏ ‎для‏ ‎короны ‎это‏ ‎будет ‎немного‏ ‎неудобно.

Общество ‎и ‎Пруссии, ‎и ‎других‏ ‎немецких‏ ‎государств ‎охватила‏ ‎жажда ‎реванша‏ ‎за ‎унижения ‎Ауэрштедта ‎и ‎Йены‏ ‎и‏ ‎оккупацию.

Люди‏ ‎массово ‎вступали‏ ‎в ‎ряды‏ ‎королевской ‎армии,‏ ‎куда‏ ‎раньше ‎приходилось‏ ‎загонять ‎ударными ‎дозами ‎алкоголя ‎и‏ ‎той ‎самой‏ ‎палкой.

Успехи‏ ‎испанских ‎и ‎русских‏ ‎партизан ‎надоумили‏ ‎прусского ‎майора ‎фон ‎Лютцова‏ ‎создать‏ ‎особый ‎корпус‏ ‎для ‎действий‏ ‎за ‎линией ‎фронта. ‎В ‎духе‏ ‎гусар‏ ‎и ‎казаков‏ ‎Дениса ‎Давыдова‏ ‎они ‎должны ‎были ‎хулиганить ‎на‏ ‎французских‏ ‎коммуникациях,‏ ‎бить ‎тыловые‏ ‎гарнизоны ‎и‏ ‎заниматься ‎прочими‏ ‎иррегулярными‏ ‎злодействами.

Помимо ‎стратегического‏ ‎расчёта ‎были ‎и ‎политический, ‎и‏ ‎экономический, ‎и‏ ‎даже‏ ‎социопсихологический.

Во-первых, ‎в ‎не‏ ‎совсем ‎формальный‏ ‎добровольческий ‎корпус ‎куда ‎проще‏ ‎призвать‏ ‎подданных ‎других‏ ‎немецких ‎монархий‏ ‎и ‎избежать ‎ненужных ‎недоумённых ‎вопросов.‏ ‎Половина‏ ‎офицеров ‎корпуса‏ ‎в ‎итоге‏ ‎оказались ‎совсем ‎не ‎пруссаками. ‎Даже‏ ‎из‏ ‎армии‏ ‎австрийских ‎Габсбургов‏ ‎удалось ‎получить‏ ‎отряд ‎опытных‏ ‎тирольских‏ ‎егерей.

Во-вторых, ‎воевать‏ ‎добровольцы ‎должны ‎были ‎бесплатно. ‎Прусская‏ ‎корона ‎выдавала‏ ‎бойцам‏ ‎Королевского ‎прусского ‎вольного‏ ‎корпуса ‎фон‏ ‎Лютцова ‎только ‎оружие ‎—‏ ‎дальше‏ ‎крутитесь, ‎как‏ ‎умеете.

В-третьих, ‎в‏ ‎прусскую ‎армию ‎рвались ‎увлечённые ‎идеями‏ ‎общегерманского‏ ‎национализма ‎учёные,‏ ‎литераторы ‎и‏ ‎студенты.

Академические ‎круги ‎исторически ‎не ‎слишком‏ ‎склонны‏ ‎к‏ ‎дисциплине, ‎зато‏ ‎способны ‎талантливо‏ ‎устраивать ‎бедлам‏ ‎на‏ ‎страх ‎обывателям‏ ‎и ‎прочим ‎унылым ‎личностям.

В ‎рядах‏ ‎линейной ‎пехоты‏ ‎или‏ ‎регулярной ‎кавалерии ‎им‏ ‎очень ‎скоро‏ ‎стало ‎скучно, ‎и ‎дисциплине‏ ‎нормальных‏ ‎Soldaten ‎und‏ ‎Offizieren ‎случился‏ ‎сплошной ‎урон. ‎Зато ‎за ‎линией‏ ‎фронта‏ ‎они ‎смогли‏ ‎развернуться ‎во‏ ‎всю ‎широту ‎натуры, ‎на ‎страх‏ ‎агрессору‏ ‎и‏ ‎оккупанту.

Как ‎из‏ ‎бедности ‎и‏ ‎практичности ‎родился‏ ‎имперский‏ ‎флаг

Национальные ‎флаги‏ ‎порой ‎рождаются ‎из ‎самых ‎странных‏ ‎обстоятельств. ‎Не‏ ‎стал‏ ‎исключением ‎и ‎чёрно-бело-красный‏ ‎флаг ‎Германской‏ ‎империи. ‎Появился ‎он ‎благодаря‏ ‎немецкой‏ ‎склонности ‎к‏ ‎орднунгу ‎и‏ ‎изобретательности ‎на ‎фоне ‎бедности ‎и‏ ‎срочности.

Быть‏ ‎может, ‎бойцы‏ ‎корпуса ‎и‏ ‎получили ‎бы ‎традиционные ‎прусские ‎тёмно-синие‏ ‎мундиры,‏ ‎в‏ ‎которых ‎ходили‏ ‎в ‎бой‏ ‎ещё ‎гренадеры‏ ‎Старого‏ ‎Фрица.

Но, ‎во-первых,‏ ‎у ‎других ‎государств ‎могли ‎возникнуть‏ ‎ненужные ‎вопросы.‏ ‎А‏ ‎во-вторых, ‎стремительно ‎растущей‏ ‎королевской ‎армии‏ ‎и ‎так ‎не ‎хватало‏ ‎мундиров,‏ ‎чтобы ‎ими‏ ‎снабжать ‎ещё‏ ‎и ‎партизанскую ‎вольницу. ‎Да ‎и‏ ‎денег‏ ‎в ‎казне‏ ‎особо ‎не‏ ‎было, ‎приходилось ‎держаться.

Но ‎уважающий ‎себя‏ ‎немец‏ ‎абы‏ ‎в ‎чём‏ ‎не ‎воюет‏ ‎и ‎даже‏ ‎не‏ ‎партизанит. ‎Мундир‏ ‎— ‎это ‎святое. ‎Посему ‎во‏ ‎имя ‎орднунга,‏ ‎дисциплины‏ ‎и ‎единообразия ‎бойцы‏ ‎корпуса ‎принялись‏ ‎красить ‎гражданскую ‎одежду ‎в‏ ‎радикально‏ ‎чёрный ‎цвет.‏ ‎Дёшево, ‎сердито,‏ ‎грозно.

Для ‎красоты ‎добавлялись ‎красные ‎и‏ ‎белые,‏ ‎либо ‎серебряные‏ ‎элементы.

Когда ‎корпус‏ ‎фон ‎Лютцова ‎превратился ‎в ‎патриотическую‏ ‎легенду‏ ‎и‏ ‎символ ‎единства‏ ‎немцев ‎против‏ ‎общего ‎врага,‏ ‎эти‏ ‎три ‎цвета‏ ‎и ‎угодили ‎на ‎общегерманский ‎имперский‏ ‎флаг. ‎А‏ ‎всё‏ ‎потому, ‎что ‎чёрный‏ ‎краситель ‎было‏ ‎проще ‎и ‎дешевле ‎всего‏ ‎достать,‏ ‎и ‎он‏ ‎единственный ‎надёжно‏ ‎перекрывал ‎любые ‎изначальные ‎окраски ‎одежды,‏ ‎достигая‏ ‎приятного ‎немецкому‏ ‎глазу ‎униформенного‏ ‎единообразия.

Ну, ‎положим, ‎сочетание ‎чёрного, ‎красного‏ ‎и‏ ‎белого‏ ‎использовалось ‎ещё‏ ‎на ‎знамёнах‏ ‎Священной ‎Римской‏ ‎империи.‏ ‎И ‎вообще,‏ ‎эти ‎три ‎цвета ‎в ‎разных‏ ‎сочетаниях ‎вовсю‏ ‎использовались‏ ‎в ‎немецкой ‎символике‏ ‎и ‎прежде,‏ ‎так ‎что ‎тут ‎ещё‏ ‎и‏ ‎удачно ‎совпало.

Корпус‏ ‎начали ‎собирать‏ ‎по ‎разрешению ‎Шарнхорста ‎ещё ‎до‏ ‎того,‏ ‎как ‎прусский‏ ‎король ‎соизволил‏ ‎согласиться ‎с ‎собственной ‎армией ‎по‏ ‎поводу‏ ‎внешнеполитической‏ ‎ориентации. ‎К‏ ‎моменту ‎формального‏ ‎вступления ‎Пруссии‏ ‎в‏ ‎войну ‎с‏ ‎Францией ‎900 ‎пехотинцев ‎и ‎почти‏ ‎три ‎сотни‏ ‎всадников‏ ‎в ‎Бреслау, ‎Цобтене‏ ‎и ‎Рогау‏ ‎уже ‎устали ‎ждать ‎приказа.

Чёрный‏ ‎корпус‏ ‎учёных, ‎рабочих‏ ‎и ‎поэтов

На‏ ‎призыв ‎фон ‎Лютцова ‎откликнулось ‎множество‏ ‎немецких‏ ‎профессоров ‎и‏ ‎студентов, ‎численность‏ ‎которых ‎достигала ‎около ‎12 ‎процентов‏ ‎от‏ ‎состава‏ ‎добровольческого ‎корпуса‏ ‎— ‎гораздо‏ ‎больше, ‎чем‏ ‎их‏ ‎доля ‎в‏ ‎обществах ‎немецких ‎государств ‎в ‎целом.

Общее‏ ‎же ‎количество‏ ‎людей‏ ‎с ‎высшим ‎образованием‏ ‎достигло ‎трети‏ ‎личного ‎состава: ‎уникально ‎большая‏ ‎цифра‏ ‎даже ‎для‏ ‎куда ‎более‏ ‎поздних ‎времён. ‎Бо́льшую ‎часть ‎оставшихся‏ ‎составляли‏ ‎кадровые ‎военные,‏ ‎офицеры ‎и‏ ‎рядовые ‎разных ‎германских ‎государств, ‎а‏ ‎также‏ ‎рабочие‏ ‎и ‎ремесленники‏ ‎из ‎немецких‏ ‎городов.

Для ‎большей‏ ‎суровости‏ ‎и ‎свирепого‏ ‎вида ‎в ‎корпусе ‎распространилась ‎мода‏ ‎не ‎бриться‏ ‎и‏ ‎не ‎стричься ‎до‏ ‎победы ‎над‏ ‎французами.

В ‎рядах ‎корпуса ‎сражалось‏ ‎немало‏ ‎людей, ‎которые‏ ‎оставили ‎свои‏ ‎имена ‎в ‎немецкой ‎истории ‎как‏ ‎поэты,‏ ‎писатели ‎и‏ ‎учёные. ‎Пришли‏ ‎сами ‎и ‎привели ‎немало ‎студентов‏ ‎Фридрих‏ ‎Людвиг‏ ‎Ян ‎и‏ ‎Карл ‎Фридрих‏ ‎Фризе ‎—‏ ‎«отцы»‏ ‎современной ‎гимнастики‏ ‎и ‎физкультуры. ‎Поднял ‎саблю ‎на‏ ‎врага ‎создатель‏ ‎первого‏ ‎в ‎истории ‎детского‏ ‎сада ‎Фридрих‏ ‎Вильгельм ‎Август ‎Фрёбель, ‎а‏ ‎также‏ ‎многие ‎другие‏ ‎учёные, ‎писатели‏ ‎и ‎поэты, ‎широко ‎известные ‎в‏ ‎Германии,‏ ‎но ‎малоизвестные‏ ‎русскоязычному ‎читателю.

Символом‏ ‎всего ‎корпуса ‎и ‎вообще ‎патриотического‏ ‎порыва‏ ‎германской‏ ‎интеллектуальной ‎элиты‏ ‎стал ‎Теодор‏ ‎Кёрнер. ‎Юный,‏ ‎но‏ ‎крайне ‎популярный‏ ‎во ‎всех ‎немецких ‎землях ‎поэт‏ ‎оставил ‎венский‏ ‎двор‏ ‎Габсбургов ‎и ‎отправился‏ ‎сражаться ‎в‏ ‎составе ‎отряда ‎добровольцев, ‎став‏ ‎адъютантом‏ ‎фон ‎Лютцова.‏ ‎В ‎перерывах‏ ‎между ‎боями ‎он ‎написал ‎множество‏ ‎патриотических‏ ‎стихов, ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎гимн ‎корпуса, ‎«Lützows ‎wilde ‎Jagd»,‏ ‎то‏ ‎есть‏ ‎«Дикая ‎охота‏ ‎Лютцова». ‎Кто‏ ‎знает, ‎как‏ ‎высоко‏ ‎поднялась ‎бы‏ ‎его ‎звезда, ‎если ‎бы ‎не‏ ‎французская ‎пуля‏ ‎при‏ ‎налёте ‎на ‎обоз.

На‏ ‎«Дикую ‎охоту‏ ‎Лютцова» ‎композитор ‎Карл ‎Мария‏ ‎фон‏ ‎Вебер ‎наложил‏ ‎музыку. ‎Получилась‏ ‎одна ‎из ‎самых ‎популярных ‎немецких‏ ‎патриотических‏ ‎песен, ‎оказавшаяся‏ ‎востребованной ‎во‏ ‎всех ‎немецких ‎государствах, ‎от ‎Третьего‏ ‎рейха‏ ‎до‏ ‎ГДР ‎и‏ ‎современной ‎единой‏ ‎Германии.

Две ‎валькирии

Сражались‏ ‎в‏ ‎рядах ‎корпуса‏ ‎и ‎две ‎«кавалерист-девицы» ‎— ‎Элеонора‏ ‎Прохазка ‎и‏ ‎Анна‏ ‎Люринг.

Элеонора, ‎дочь ‎гвардейского‏ ‎сержанта, ‎в‏ ‎детстве ‎очутилась ‎в ‎приюте,‏ ‎где‏ ‎осталась ‎уборщицей.‏ ‎Но ‎живость‏ ‎натуры, ‎отвага ‎и ‎романтические ‎рассказы‏ ‎о‏ ‎боях ‎с‏ ‎французами ‎увлекли‏ ‎её ‎на ‎войну. ‎Под ‎мужским‏ ‎именем‏ ‎Август‏ ‎Ренц ‎она‏ ‎вступила ‎в‏ ‎егерский ‎батальон‏ ‎барабанщиком,‏ ‎но ‎сумела‏ ‎обратить ‎на ‎себя ‎внимание ‎отвагой,‏ ‎и ‎её‏ ‎перевели‏ ‎в ‎кавалерию ‎корпуса,‏ ‎где ‎Прохазка‏ ‎затем ‎рубилась ‎в ‎боях.

Её‏ ‎тайна‏ ‎раскрылась ‎при‏ ‎трагических ‎обстоятельствах.‏ ‎В ‎одном ‎из ‎боёв ‎она‏ ‎бросилась‏ ‎выносить ‎раненого‏ ‎товарища ‎и‏ ‎угодила ‎под ‎залп ‎французской ‎картечи.

Спустя‏ ‎три‏ ‎недели‏ ‎она ‎умерла‏ ‎от ‎ран‏ ‎в ‎военном‏ ‎госпитале,‏ ‎успев ‎стать‏ ‎национальной ‎легендой ‎Германии, ‎«потсдамской ‎Жанной‏ ‎д’Арк».

Пример ‎Элеоноры‏ ‎Прохазки‏ ‎впечатлил ‎Анну ‎Люринг,‏ ‎дочь ‎столяра‏ ‎из ‎Бремена. ‎Она ‎взяла‏ ‎одежду‏ ‎брата ‎и‏ ‎вступила ‎в‏ ‎лютцовский ‎корпус ‎под ‎именем ‎Эдуарда‏ ‎Крузе.‏ ‎Вопреки ‎тогдашнему‏ ‎обыкновению ‎Люринг‏ ‎сумела ‎добиться ‎от ‎командования ‎разрешения‏ ‎продолжить‏ ‎службу,‏ ‎когда ‎её‏ ‎пол ‎раскрыли.‏ ‎Анна ‎прошла‏ ‎с‏ ‎лютцовскими ‎егерями‏ ‎до ‎самого ‎Парижа, ‎сражаясь ‎плечом‏ ‎к ‎плечу‏ ‎с‏ ‎мужчинами. ‎В ‎родном‏ ‎городе ‎её‏ ‎встретили ‎как ‎героиню.

Теперь ‎имя‏ ‎Анны‏ ‎Люринг ‎носят‏ ‎улицы ‎в‏ ‎Бремене ‎и ‎Гамбурге.

Боевой ‎путь ‎корпуса‏ ‎фон‏ ‎Лютцова

Двадцать ‎седьмого‏ ‎марта ‎1813‏ ‎года ‎корпус ‎принёс ‎присягу ‎в‏ ‎Рогау‏ ‎и‏ ‎двинулся ‎в‏ ‎поход. ‎Его‏ ‎отряды ‎рассыпались‏ ‎по‏ ‎Саксонии ‎и‏ ‎Тюрингии, ‎вошли ‎в ‎Дрезден ‎и‏ ‎Бремен, ‎везде‏ ‎набирая‏ ‎добровольцев. ‎Размеры ‎корпуса‏ ‎выросли ‎с‏ ‎тысячи ‎до ‎трёх.

Вместе ‎с‏ ‎лютцовцами,‏ ‎которые, ‎признаться,‏ ‎жаждали ‎героической‏ ‎партизанской ‎войны ‎куда ‎больше, ‎чем‏ ‎умели‏ ‎её ‎вести,‏ ‎действовал ‎отряд‏ ‎русских ‎казаков. ‎Увы, ‎даже ‎их‏ ‎советы‏ ‎и‏ ‎опыт ‎не‏ ‎смогли ‎сделать‏ ‎невозможного ‎—‏ ‎превратить‏ ‎вчерашних ‎студентов‏ ‎и ‎профессоров ‎в ‎хитроумных ‎партизан.

В‏ ‎итоге ‎корпус‏ ‎фон‏ ‎Лютцова ‎оказался ‎более‏ ‎успешным ‎в‏ ‎плане ‎идеологии ‎и ‎пропаганды‏ ‎пангерманизма,‏ ‎чем ‎в‏ ‎плане ‎военных‏ ‎успехов. ‎Нет, ‎он ‎весьма ‎неплохо‏ ‎хулиганил‏ ‎на ‎коммуникациях‏ ‎французов ‎—‏ ‎пока ‎тех ‎было ‎мало.

Лютцов ‎удостоился‏ ‎от‏ ‎французского‏ ‎командования ‎и‏ ‎лично ‎императора‏ ‎Наполеона ‎немалого‏ ‎числа‏ ‎лестных ‎слов,‏ ‎самым ‎приличным ‎из ‎которых ‎было‏ ‎«разбойник».

А ‎вот‏ ‎с‏ ‎серьёзными ‎боестолкновениями ‎у‏ ‎лютцовцев ‎не‏ ‎задалось. ‎Энтузиазм ‎и ‎отвага‏ ‎далеко‏ ‎не ‎всегда‏ ‎компенсируют ‎неважную‏ ‎дисциплину ‎и ‎отсутствие ‎опыта ‎регулярных‏ ‎боёв.‏ ‎В ‎результате‏ ‎число ‎дезертиров‏ ‎оказалось ‎неприлично ‎большим, ‎рекордным ‎для‏ ‎прусской‏ ‎армии.‏ ‎В ‎июне‏ ‎1813 ‎года‏ ‎при ‎Китцене‏ ‎корпус‏ ‎потерпел ‎серьёзное‏ ‎поражение ‎от ‎французского ‎генерала ‎Фурнье.

Примечание‏ ‎Е.Норина:

Вообще, ‎тут‏ ‎проблема‏ ‎в ‎том, ‎что‏ ‎нельзя ‎просто‏ ‎собрать ‎людей ‎и ‎сказать‏ ‎«вы‏ ‎теперь ‎партизанский‏ ‎отряд». ‎Нужно‏ ‎иметь ‎офицеров ‎и ‎солдат ‎соответствующего‏ ‎склада,‏ ‎имеющих ‎опыт‏ ‎«легкой» ‎войны,‏ ‎дерзких ‎и ‎инициативных. ‎Лютцов ‎имел‏ ‎боевой‏ ‎опыт,‏ ‎но ‎он‏ ‎был ‎раньше‏ ‎«регулярным» ‎кирасиром,‏ ‎и‏ ‎тем ‎более,‏ ‎его ‎солдаты ‎в ‎такой ‎войне‏ ‎чувствовали ‎себя‏ ‎менее‏ ‎уверенно, ‎чем ‎наши‏ ‎казаки. ‎Сама‏ ‎битва ‎при ‎Китцене ‎вообще‏ ‎напрасно‏ ‎состоялась: ‎Лютцов‏ ‎следовал ‎мимо‏ ‎французов, ‎пользуясь ‎объявленным ‎перемирием, ‎но‏ ‎французы‏ ‎считали ‎его‏ ‎отряд ‎бандформированием,‏ ‎Фурнье ‎завопил ‎«Перемирие ‎для ‎всех‏ ‎кроме‏ ‎вас!»‏ ‎и ‎атаковал.‏ ‎Характерно, ‎что‏ ‎с ‎группой,‏ ‎которая‏ ‎вытащила ‎самого‏ ‎раненого ‎Лютцова, ‎вышел ‎прикомандированный ‎казачий‏ ‎отряд ‎—‏ ‎эти‏ ‎сориентировались ‎быстро. Многим ‎другим‏ ‎так ‎не‏ ‎повезло. ‎Из ‎800 ‎человек‏ ‎при‏ ‎Китцене ‎около‏ ‎150 ‎попало‏ ‎в ‎плен, ‎многие ‎погибли. ‎Кто-то‏ ‎смог‏ ‎скрыться, ‎переодеться‏ ‎в ‎крестьянскую‏ ‎или ‎женскую ‎одежду ‎и ‎выкрутиться.‏ ‎Пленных‏ ‎держали‏ ‎в ‎недостойных‏ ‎условиях ‎как‏ ‎преступников, ‎и‏ ‎освободили‏ ‎только ‎в‏ ‎1814 ‎году, ‎когда ‎наши ‎взяли‏ ‎Париж.

Когда ‎французов‏ ‎изгнали‏ ‎за ‎Рейн, ‎задачи‏ ‎добровольческого ‎корпуса‏ ‎оказались ‎исчерпанными. ‎Его ‎распустили,‏ ‎после‏ ‎чего ‎из‏ ‎пехоты ‎сформировали‏ ‎25-й ‎пехотный ‎полк, ‎а ‎из‏ ‎кавалерии‏ ‎6-й ‎уланский‏ ‎полк ‎прусской‏ ‎королевской ‎армии. ‎Улан ‎возглавил ‎сам‏ ‎фон‏ ‎Лютцов.‏ ‎Оба ‎полка‏ ‎сражались ‎при‏ ‎Ватерлоо.

Ещё ‎во‏ ‎время‏ ‎существования ‎корпуса‏ ‎он ‎превратился ‎в ‎патриотическую ‎легенду.‏ ‎Многие ‎его‏ ‎бойцы‏ ‎после ‎войны ‎стали‏ ‎проповедниками ‎германского‏ ‎объединения ‎и ‎национализма, ‎а‏ ‎цвета‏ ‎их ‎формы‏ ‎стали ‎основой‏ ‎для ‎немецкого ‎имперского ‎флага. ‎Они‏ ‎же‏ ‎оказались ‎на‏ ‎другом ‎немецком‏ ‎знамени ‎— ‎красном, ‎с ‎чёрной‏ ‎свастикой‏ ‎в‏ ‎белом ‎круге.

«Дикая‏ ‎охота» ‎в‏ ‎немецких ‎народных‏ ‎мифах‏ ‎— ‎образ‏ ‎величественный, ‎но ‎опасный. ‎В ‎годы‏ ‎патриотической ‎войны‏ ‎с‏ ‎Наполеоном ‎никто ‎и‏ ‎в ‎страшном‏ ‎сне ‎не ‎мог ‎представить,‏ ‎чем‏ ‎однажды ‎обернутся‏ ‎столь ‎возвышенные‏ ‎и ‎романтические ‎идеи ‎о ‎немецком‏ ‎национальном‏ ‎единстве ‎и‏ ‎борьбе ‎с‏ ‎врагами ‎германской ‎нации.

Впрочем, ‎сами ‎добровольцы‏ ‎фон‏ ‎Лютцова‏ ‎ничем ‎особенно‏ ‎дурным ‎себя‏ ‎не ‎запятнали.‏ ‎И‏ ‎пусть ‎их‏ ‎боевая ‎эффективность, ‎по ‎мнению ‎поздних‏ ‎военных ‎историков,‏ ‎оказалась‏ ‎не ‎такой ‎уж‏ ‎высокой ‎—‏ ‎патриотический ‎порыв ‎немецких ‎учёных,‏ ‎поэтов,‏ ‎рабочих ‎и‏ ‎студентов ‎был‏ ‎справедливым, ‎правильным ‎и ‎достойным.

Потому ‎их‏ ‎заслуженно‏ ‎продолжали ‎и‏ ‎продолжают ‎почитать‏ ‎героями ‎все ‎последующие ‎поколения ‎немцев.‏ ‎Вне‏ ‎зависимости‏ ‎от ‎сложностей‏ ‎политического ‎пути‏ ‎германской ‎государственности.