«Путь к причалу» (Данелия, 1962) — видеоразбор фильма
«Серёжа» (Данелия, Таланкин, 1960) — видеоразбор фильма
Сам фильм в «отреставрированной» версии (с минимальной чисткой картинки и звука):
Цитата из «Театрального романа» (он же «Записки покойника»), которую я силился вспомнить в эфире:
Я хотел изобразить моему слушателю, как сверкают искорки на золотом крупе коня, как дышит холодом и своим запахом сцена, как ходит смех по залу… Но главное было не в этом. Раздавив в азарте блюдечко, я страстно старался убедить Бомбардова в том, что я лишь только увидел коня, как сразу понял и сцену, и все ее мельчайшие тайны. Что, значит, давным-давно, еще, быть может, в детстве, а может быть, и не родившись, я уже мечтал, я смутно тосковал о ней. И вот пришел!
— Я новый, — кричал я, — я новый! Я неизбежный, я пришел!
Тут какие-то колеса поворачивались в горящем мозгу, и выскакивала Людмила Сильвестровна, взвывала, махала кружевным платком.
— Не может она играть! — в злобном исступлении хрипел я.
— Но позвольте!.. Нельзя же…
— Попрошу не противоречить мне, — сурово говорил я, — вы притерпелись, я же новый, мой взгляд остр и свеж! Я вижу сквозь нее.
— Однако!
— И никакая те… теория ничего не поможет! А вот там маленький, курносый, чиновничка играет, руки у него белые, голос сиплый, но теория ему не нужна, и этот, играющий убийцу в черных перчатках… не нужна ему теория!
— Аргунин… — глухо донеслось до меня из-за завесы дыма.
— Не бывает никаких теорий! — окончательно впадая в самонадеянность, вскрикивал я и даже зубами скрежетал и тут совершенно неожиданно увидел, что на сером пиджаке у меня большое масляное пятно с прилипшим кружочком луку. Я растерянно оглянулся. Не было ночи и в помине. Бомбардов потушил лампу, и в синеве стали выступать все предметы во всем своем уродстве.
Ночь была съедена, ночь ушла.
Дополнение.
Добавлю сюда ещё студенческую короткометражку Данелии (разрешение увеличено с помощью нейронки, так что картинка чуть мультяшная, но те варианты, что удалось найти, не лучше).
Данелия объясняет, чем хороший блат отличается от плохого
Выбор профессии — один из экзистенциальных выборов в наше секулярное время, равно как и принципиальный отказ его совершать. По сути, человек определяет не только свой будущий род деятельности, но и ценность, которой он готов служить и по которой будет отмерять собственные успехи.
Молодой Данелия далеко не сразу определился со своим будущим ремеслом. Сперва по примеру отца он пошёл в инженеры. Николай Дмитриевич был метростроевцем и хотел, чтобы сын тоже занялся серьёзным делом. Мать же, Мери Ивлиановна, сменила профессию экономиста на работу вторым режиссёром на «Мосфильме».
Поэтому в гости к Данелиям постоянно захаживали известные деятели кино, и чаще других — актриса Вера Анджапаридзе, родная тётка будущего режиссёра, и её второй муж, режиссёр Михаил Чиаурели, пятикратный лауреат Сталинской премии (благодаря ему сняла свой первый фильм как режиссёр и тоже получила премию и Мери Ивлиановна). В мемуарах Георгий Николаевич описывает, как отец спорил с киношниками, убеждая их, что они снимают не то, что хочет видеть народ. Так, однажды один из основоположников теории монтажа и видный режиссёр второй четверти XX века Всеволод Пудовкин вынужден был выслушивать тирады о том, что не думает о зрителе, когда снимает своё кино. И творец больше молчал, не находя, что ответить на эти обвинения.
И вот, несмотря на столь мощное влияние со стороны кинотусовки, которое Данелия испытал с детства, участвуя в том числе в съёмках фильмов дяди Мишико (в качестве массовки и эпизодника), и знакомство с культовыми фигурами — в гости к ним заходил в том числе и Эйзенштейн во дни славы своей, — Георгий идёт учиться на инженера, женится на дочке замминистра и вообще выглядит хорошо упакованным молодым человеком, которому не о чем мечтать.
Но то ли природное упрямство, то ли внутренний кризис, только Данелия решается сменить судьбу. Возможно, у нас и не было бы такого режиссёра, если бы полученное тёпленькое местечко не было столь уж тёплым: Георгий Николаевич жаловался впоследствии, что инициатива там не поощрялась, а вся работа делалась очень вяло, с тем, чтобы начальство не повышало план.
Хорошей иллюстрацией конфликта инженерского и творческого начал кажется сцена из «Я шагаю по Москве», где метростроевец в исполнении Михалкова пытается рассказать приезжему писателю, насколько его работа увлекательна, но тот пришёл услышать вердикт о своих способностях от состоявшегося литератора и не готов отвлекаться на постороннее. Похоже, что-то подобное в какой-то момент ощутил и сам автор.
По несколько драматичной, но красивой версии, чуть ли не в последний момент перед отправкой в загранкомандировку в Китай (всей семьёй), где Данелии предстояло бы проектировать строящиеся города, ему попалось на глаза объявление об открытии на «Мосфильме» режиссёрских курсов. И он решился бросить всё и таки посвятить себя кино. Для человека, с детства живущего в двух мирах — инженерско-созидательном и творческо-киношном, — окунуться в любую из двух профессий было, несомненно, проще, но вот сделать выбор оказалось крайне сложно. Возможно, здесь подходит только аналогия с разводом родителей, когда у бедного ребёнка пытаются добиться, за папу он или за маму. Данелия, сперва выбравший отцовскую сторону, вероятно, таки находил некоторые из его доводов против кинематографистов вполне обоснованными — по крайней мере, он всегда будет стараться снимать фильмы для людей.
В красивую версию про случайно встреченную газетную заметку о курсах вкрадывается одна не очень симпатичная деталь: чтобы не промахнуться на этих курсах, мама решила организовать встречу юного дарования с другим великим земляком — Михаилом Калатозовым. Данелия впоследствии рассказывал, что один из учителей режиссёрских курсов и не последний человек на «Мосфильме» всячески пытался зацепиться за какие-нибудь творческие способности кандидата в протеже, но тот разочаровал по всем статьям. И когда Калатозов уже хотел развести руками, инженер спохватился, что у него есть заготовка в виде раскадровки к фильму по рассказу Чехова: Данелия своей рукой набросал последовательность планов с полным пониманием дела, и это стало его пропуском на курсы и в новую профессию.
Возможно, подстраховка бы Данелии и не понадобилась, но она у него была. И не один раз. После окончания курсов на съёмках дебютного полнометражного фильма Данелия решил поконфликтовать с главной звездой картины — Сергеем Бондарчуком. Может прозвучать неожиданно, но молодой режиссёр не хотел себе столь именитого актёра в фильм, особенно в комплекте с женой — боялся, что картина не будет восприниматься в отрыве от их реального брака с Ириной Скобцевой и тех ролей, которые они уже начали играть вместе. И Георгий Николаевич рассердился на Сергея Фёдоровича, в общем-то, на ровном месте, а на праздновании дня рождения актёра накопившаяся обида прорвалась и пролилась громкими обидными словами. Неизвестно, каких это стоило ему усилий, но виновник торжества сдержался, и ссоры не вышло, но Данелию на всякий случай перевели на работу с актёрами-детьми, а над сценами с Бондарчуком стал работать исключительно сорежиссёр Таланкин (совместная работа была хитростью — по одному им бы не дали сразу плёнки и бюджет на полный метр, а объединившись, они смогли сразу получить желаемое).
Был ли бы так дерзок уроженец Тифлиса (который, впрочем, рос в Москве, и даже те 2 года, что отучился во время Великой Отечественной в Грузии, он ходил в русскую школу), если бы не чувствовал? А если и бы натолкнулся на такого же горячего оппонента, не закончилась ли бы его карьера, не начавшись? Ответов на эти вопросы мы не узнаем, но всё-таки наличие так называемого стеклянного пола здесь налицо — шанс перезагрузиться у него был повыше, чем у многих других. Хотя даже ему было непросто вернуться в обойму, когда на полку положили его фильм «Тридцать три» (со свойственной ему самоиронией Данелия отмечал, что, когда пошла мода хвастаться своими запрещёнными работами, он попытался было ей соответствовать, но «Тридцать три» был так запрещён, что его многократно показывали по всей стране, и повысить свой социальный статус актуальным для перестройки образом у него не вышло).
К чести Георгия Николаевича надо сказать, что перед Сергеем Фёдоровичем он потом извинился, и они даже стали приятелями.
Также следует отметить, что режиссёр «Кин-дза-дзы» был не только тем, кто сам ходил в цветных штанах с лампасами (что делает критику системы привилегий в фильме несколько ненатуральной), но и помогал тем, в ком, по его мнению, был талант, их получить. Это правда могла быть его третья (уже молодая для маэстро) жена, которой он помогал и со сценариями, и с актёрами (что-то подобное будет практиковать и Кэмерон с Бигелоу, в том числе после развода), а мог быть сокурсник, который после тюрьмы пытался-таки начать кинокарьеру.
Александр Иванович Серый, снявший «Джентльменов удачи», учился на курсах «Мосфильма» вместе с Данелией, и сблизило их то, что среди подавляющего числа театральных режиссёров, проходивших, по сути, переквалификацию (Георгий Николаевич, правда, замечал, что детство на съёмочной площадке дало ему больше понимания того, как устроено кино, чем его сокурсникам театральные подмостки), они оба были инженерами по первой профессии. И вот Данелия помогал со сценарием, а потом продвижением фильма (по байке, дошло до самого верха — фильм одобрил лично Брежнев). А потом, правда, с Серым у них разладились отношения из-за этого же фильма. И, поскольку в конфликте участвовало две стороны, то и версий происходящего тоже две, но если брать только общее, то для человека сложной судьбы Серого это был хемингуэевский роман всей жизни (который якобы может написать каждый), а для творческого человека со связями Данелии это был вариант попробовать себя в полноценной роли продюсера и художника.
Вышли бы «Джентльмены» столь хорошими без этого симбиоза? Точно нет. Все другие фильмы Серого будут сильно не дотягивать по уровню (что можно списать на болезнь, но всё же факт), а авантюрные комедии Данелии будут сразу терять ту степень реализма, которая присуща его драмам.
Без Данелии в фильме бы не было Леонова, который на тот момент уже стал его фаворитом, и целого ряда других известных актёров, не было бы и нескольких сцен, которые он доснимал, пока титульный попал в тяжёлом состоянии в больницу, где у него обнаружили лейкемию. Без Серого не было бы самой темы и её серьёзности и точности в мелочах (как признавался Данелия, даже обычному юридическому жаргону его научила потом дочка, пошедшая в юристы — сцена суда с молодым адвокатом в «Мимино» была навеяна семейной жизнью режиссёра, который так же ждал дочь у суда после первого дела).
Но студенческие приятели рассорились из-за денег, мёртвых душ (Серый утверждал, что Данелия вписал в соавторы свою текущую любовницу, хотя писали весь сценарий они с ним вдвоём без посторонней помощи, а его самого потом решил исключить вместе со ставкой) и славы, которую не могли поделить. И, в отличие от конфликта с Бондарчуком, не примирились.
Подробнее о съёмках «Джентльменов удачи» логично поговорить при разборе самого фильма, а пока стоит заметить, что Данелию не смущал факт продвижения чего бы то ни было окольными путями по средствам знакомства. Это могла быть чья-то идея, фильм, тёплое местечко для хорошего человечка или роль, написанная специально для любимого актёра (так, для Леонова он будет несколько раз специально прописывать роли, если ему не найдётся место на главных ролях). Собственно, это и есть блат. Само по себе это ещё не дискредитирует идею или человека, которых он продвигает. Так, величайший английский полководец лорд Веллингтон считался в своей семье негодным к какой-либо карьере и не имеющим склонностей ни к чему, кроме верховой езды. Поэтому ему помогали в продвижении посредством связей и прямой покупки должностей (да, в Англии той порой погоны можно было себе купить, если кто-то освобождал должность) — и неизвестно, дорос бы до своих чинов победитель при Ватерлоо собственными силами. И вообще пошёл ли бы без семейного попечения по военной линии.
Данелия тоже считал, что блат бывает хороший, а бывает плохой. И разделял он их просто: хороший блат, когда хорошие люди помогают другим хорошим людям, а плохой — когда наоборот. Очевидный изъян этой мысли состоит в том, что хорошесть очень легко может подделываться или попросту подменяться личной верностью или приязнью.
Наиболее яркой иллюстрацией тезиса служит сюжет «Мимино», где благодаря случайной встрече пилота вертолёта устраивают (безо всякого необходимого налёта) на гражданский сверхзвуковой авиалайнер. Данелия пытается показать, что это хорошо, потому что сперва персонаж Леонова хотел это сделать по знакомству, приняв персонажа Кикабидзе за сына фронтового товарища, а потом они с другом как разобрались, что хоть он и никакой не родственник их сослуживца, но очень хороший человек, и устроили.
Конечно, творчество великого режиссёра не сводится к одной теме, но рассуждать об этичности и различных видах помощи по знакомству и предпочтения своим Данелия пытается постоянно и в разной форме (от острой сатиры до драмы), а в поздних фильмах возвращается к этому вопросу просто регулярно. Главной же внутренней потребностью автора, похоже, было желание понять других людей — не прославить или раскритиковать, а именно объяснить для самого себя, а потом и для зрителя. Причём, помня отцовские претензии к выдающимся режиссёрам прошлого, на понятном для обычного человека языке.
Начнём мы разбор творчества Данелии с первой его полнометражной работы «Серёжа» и рассмотрим по очереди наиболее важные его фильмы, а потом подытожим его творческий путь.
Постскриптум: на том самом собеседовании по знакомству с Калатозовым Данелия признался, что из всех творческих занятий он увлекался только игрой на барабанах в джаз-бэнде. Но именитый режиссёр лишь отмахнулся, как сейчас бы отмахнулся человек с классическим образованием от того факта, что молодой человек читает рэп или сочиняет бит (возможно, неспроста в модернизированной мультяшной версии «Кин-дза-дза» скрипача заменил диджей). А нам как раз этот факт и любопытен — Кубрик тоже в школьные годы играл на ударных в бэнде, а молодой и ранний Шазелл пока все свои успешные фильмы снял на тему своей травмы несостоявшегося джазового барабанщика.
И тут можно было бы сказать, что это логично и у этих людей просто развито чувство ритма и темпа, что очень важно в кино (причём не только в монтаже, но и в самой постановке сцен, т. е. непосредственно режиссуре). Но так далеко заходить мы не будем. Тут скорее интересно то, что джаз в своё время был художественной формой протеста в искусстве, и люди, проявляющие к нему интерес, легче могли увлечься кино и его новыми возможностями, в том числе потому, что оно ещё формировалось и давало возможность для поиска и импровизации. Тогда Шазелл, выросший во времена, когда джаз сам уже стал пыльной классикой, выпадает из этого списка, а обожавший его Мельвиль, наоборот, попадает. Как и Луи Маль, снимавший Кусто, а потом догадавшийся позвать великого Майлза Дэвиса для написания саундтрека в своём фильме «Лифт на эшафот», благодаря чему получилось одно из самых музыкальных сопровождений в истории кино.
Нельзя обойти стороной и несостоявшегося лабуха и драчуна Клинта Иствуда, который уже играл джаз на пианино в питейных заведениях к тому моменту, когда начал свою актёрскую карьеру. Так что в «Поющем по кабакам» есть что-то автобиографичное.