Любимая песня Данелии, или Каприз художника

Творческое ‎упрямство‏ ‎— ‎вещь ‎необходимая ‎и, ‎наверное,‏ ‎просто ‎неизбежная‏ ‎на‏ ‎определённом ‎этапе. ‎Нужно‏ ‎быть ‎готовым‏ ‎отстоять ‎свою ‎идею ‎или‏ ‎убедить‏ ‎в ‎необходимости‏ ‎её ‎реализации.‏ ‎Неудивительно ‎поэтому, ‎что ‎самые ‎разные‏ ‎по‏ ‎складу ‎характера‏ ‎кинорежиссёры ‎очень‏ ‎часто ‎обладают ‎двумя, ‎казалось ‎бы,‏ ‎противоположными‏ ‎чертами‏ ‎характера: ‎вальяжной‏ ‎властностью ‎и‏ ‎глубоким ‎внутренним‏ ‎желанием‏ ‎обаять ‎собеседника.‏ ‎Оба ‎эти ‎качества ‎должны ‎упростить‏ ‎достижение ‎собственных‏ ‎творческих‏ ‎решений ‎и ‎облачить‏ ‎своё ‎упрямство,‏ ‎которое ‎принято ‎считать ‎ослиным‏ ‎свойством,‏ ‎в ‎пурпурный‏ ‎бархат ‎(не‏ ‎только ‎повышающим ‎самомнение, ‎но ‎и‏ ‎призванным‏ ‎облегчить ‎для‏ ‎окружающих ‎принятие‏ ‎воли ‎творца).

Неизбежным ‎следствием ‎такого ‎прокаченного‏ ‎упрямства‏ ‎без‏ ‎должной ‎рефлексии‏ ‎(рефлексия ‎творческих‏ ‎личностей ‎вообще‏ ‎сильно‏ ‎преувеличена) ‎становится‏ ‎капризность. ‎Автор ‎начинает ‎делать ‎какие-то‏ ‎самовставки, ‎ненужные‏ ‎аллюзии‏ ‎или ‎повторы ‎просто‏ ‎потому ‎что.‏ ‎Безо ‎всяких ‎обоснований.

У ‎Данелии‏ ‎таким‏ ‎капризом ‎была‏ ‎песня ‎про‏ ‎Марусеньку, ‎моющую ‎свои ‎белые ‎ноженьки.‏ ‎Начиная‏ ‎с ‎картины‏ ‎«Тридцать ‎три»,‏ ‎только ‎в ‎одном ‎его ‎фильме‏ ‎не‏ ‎прозвучала‏ ‎эта ‎песня.‏ ‎И ‎почти‏ ‎всегда ‎она‏ ‎исполнялась‏ ‎любимым ‎актёром‏ ‎режиссёра ‎Евгением ‎Леоновым. ‎Тут ‎надо‏ ‎заметить, ‎что‏ ‎при‏ ‎всех ‎своих ‎прочих‏ ‎положительных ‎качествах‏ ‎поёт ‎Леонов ‎плохо, ‎но‏ ‎ни‏ ‎его, ‎ни‏ ‎Данелию ‎это‏ ‎не ‎останавливало. ‎Раз ‎за ‎разом‏ ‎актёр‏ ‎пел ‎эту‏ ‎песню. ‎Даже‏ ‎в ‎короткой ‎сценке ‎для ‎«Фитиля»‏ ‎или‏ ‎играя‏ ‎инопланетянина ‎Уэфа,‏ ‎он ‎поёт‏ ‎про ‎Марусеньку.‏ ‎Леонову‏ ‎настолько ‎понравилась‏ ‎эта ‎ироничная ‎затея ‎(похоже, ‎смешно‏ ‎было ‎главным‏ ‎образом‏ ‎самим ‎творцам), ‎что‏ ‎пел ‎он‏ ‎эту ‎песню ‎и ‎у‏ ‎других‏ ‎режиссёров. ‎Пел‏ ‎больше ‎20‏ ‎лет, ‎но ‎никаких ‎попыток ‎научиться‏ ‎петь‏ ‎хоть ‎немного‏ ‎лучше ‎не‏ ‎делал ‎— ‎видимо, ‎чтобы ‎не‏ ‎потерять‏ ‎натуральность‏ ‎(впрочем ‎могут‏ ‎быть ‎и‏ ‎менее ‎лестные‏ ‎объяснения).

На‏ ‎какую-то ‎загадку‏ ‎или ‎пасхалку ‎история ‎с ‎«Марусенькой»‏ ‎тянет ‎с‏ ‎трудом,‏ ‎потому ‎что ‎ничего,‏ ‎кроме ‎радости‏ ‎узнавания ‎(если ‎Вас ‎такое‏ ‎радует),‏ ‎испытать ‎не‏ ‎получится. ‎Да,‏ ‎опять ‎Данелия. ‎Да, ‎опять ‎с‏ ‎«Марусенькой».‏ ‎Никакого ‎подтекста‏ ‎или ‎глубины‏ ‎песня ‎не ‎добавляет ‎— ‎даже‏ ‎там,‏ ‎где‏ ‎для ‎характеризации‏ ‎персонажа ‎нужна‏ ‎народная ‎песня,‏ ‎«Марусеньку»‏ ‎можно ‎заменить‏ ‎на ‎что ‎угодно ‎без ‎потерь.

При‏ ‎этом ‎тот‏ ‎же‏ ‎самый ‎приём ‎использовался‏ ‎по ‎делу‏ ‎Данелией ‎в ‎ранних ‎работах.‏ ‎«Песня‏ ‎о ‎друге»‏ ‎(не ‎Высоцкого)‏ ‎стала ‎популярна ‎после ‎выхода ‎в‏ ‎прокат‏ ‎фильма ‎«Путь‏ ‎к ‎причалу».‏ ‎Причём ‎её ‎не ‎только ‎исполняли‏ ‎в‏ ‎кульминационный‏ ‎момент, ‎но‏ ‎и ‎насвистывали‏ ‎проходящей ‎барышне,‏ ‎обыгрывая‏ ‎текст ‎песни‏ ‎«ну ‎а ‎случится, ‎что ‎он‏ ‎влюблён, ‎а‏ ‎я‏ ‎на ‎его ‎пути».‏ ‎Тот ‎же‏ ‎приём ‎использовался ‎Данелией ‎в‏ ‎следующем‏ ‎фильме: ‎персонаж‏ ‎Быкова ‎насвистывает‏ ‎как ‎раз ‎этот ‎мотив ‎с‏ ‎продолжением‏ ‎«уйду ‎с‏ ‎дороги, ‎таков‏ ‎закон: ‎„третий ‎должен ‎уйти“». ‎И‏ ‎это‏ ‎добавляло,‏ ‎если ‎узнать‏ ‎мелодию, ‎сцене‏ ‎глубины ‎и‏ ‎работало‏ ‎на ‎контрапункте,‏ ‎потому ‎что ‎в ‎ней ‎происходило‏ ‎обратное: ‎персонаж‏ ‎Михалкова‏ ‎как ‎раз ‎понял,‏ ‎что ‎его‏ ‎новоявленный ‎приятель ‎(один ‎из‏ ‎вариантов‏ ‎названия ‎сценария‏ ‎как ‎раз‏ ‎был ‎«Приятели») ‎влюбился ‎в ‎его‏ ‎пассию,‏ ‎по ‎которой‏ ‎он ‎долго‏ ‎страдал ‎и ‎только-только ‎при ‎всей‏ ‎своей‏ ‎наглости‏ ‎набрался ‎храбрости‏ ‎познакомиться. ‎Так‏ ‎что ‎в‏ ‎сцене,‏ ‎где ‎звучит‏ ‎мотив ‎дружеского ‎бескорыстия, ‎происходит ‎борьба‏ ‎и ‎чёткое‏ ‎осознание‏ ‎всеми ‎сторонами, ‎что‏ ‎они ‎попадают‏ ‎в ‎паутину ‎любовной ‎геометрии.

Та‏ ‎же‏ ‎песня ‎повторяется‏ ‎в ‎«Тридцать‏ ‎три», ‎когда ‎завистник ‎Прохоров ‎(в‏ ‎качественном‏ ‎исполнении ‎Парфёнова)‏ ‎в ‎справочном‏ ‎бюро ‎интересуется, ‎как ‎ему ‎отправить‏ ‎в‏ ‎сумасшедший‏ ‎дом ‎человека,‏ ‎с ‎которым‏ ‎он ‎приехал‏ ‎в‏ ‎Москву ‎(в‏ ‎полном ‎соответствии ‎сатирическому ‎духу ‎женщина‏ ‎в ‎окошке‏ ‎с‏ ‎папироской ‎в ‎зубах‏ ‎отвечает: ‎«3‏ ‎копейки»). ‎Услышав ‎это, ‎стоявший‏ ‎в‏ ‎очереди ‎мужчина‏ ‎насвистывает ‎фрагмент‏ ‎«его ‎не ‎надо ‎просить ‎ни‏ ‎о‏ ‎чём, ‎с‏ ‎ним ‎не‏ ‎страшна ‎беда». ‎Прохоров ‎принимает ‎вызов,‏ ‎понимая,‏ ‎что‏ ‎это ‎обращено‏ ‎к ‎нему,‏ ‎и ‎с‏ ‎негодованием‏ ‎смотрит ‎на‏ ‎шутника. ‎А ‎дальше ‎в ‎песне:‏ ‎«друг ‎мой‏ ‎—‏ ‎третье ‎моё ‎плечо‏ ‎— ‎будет‏ ‎со ‎мной ‎всегда».

Так ‎что,‏ ‎если‏ ‎«Марусенька» ‎—‏ ‎что-то ‎вроде‏ ‎авторской ‎кляксы, ‎которую ‎художник ‎позволяет‏ ‎себе‏ ‎из ‎озорства‏ ‎ставить ‎в‏ ‎одно ‎и ‎то ‎же ‎место‏ ‎на‏ ‎разных‏ ‎своих ‎картинах,‏ ‎то ‎«Песня‏ ‎о ‎друге»‏ ‎не‏ ‎просто ‎является‏ ‎отсылкой ‎к ‎прошлым ‎своим ‎произведениям,‏ ‎но ‎углубляет‏ ‎и‏ ‎добавляет ‎смысл ‎сценам,‏ ‎в ‎которых‏ ‎звучит. ‎Если ‎первое ‎(особенно‏ ‎при‏ ‎просмотре ‎фильмов‏ ‎подряд) ‎просто‏ ‎надоедает, ‎то ‎второе ‎вызывает ‎подлинную‏ ‎радость‏ ‎от ‎узнавания,‏ ‎потому ‎что‏ ‎является ‎реальной ‎ценностью, ‎неся ‎в‏ ‎себе‏ ‎какой-то‏ ‎новый ‎оттенок‏ ‎смысла.

Постскриптум: в ‎«Тридцать‏ ‎три» ‎есть‏ ‎и‏ ‎ещё ‎один‏ ‎вариант ‎исполнения ‎песни ‎из ‎прошлого‏ ‎фильма ‎—‏ ‎ироничный.‏ ‎Хор ‎завода ‎безалкогольных‏ ‎напитков ‎нарочито‏ ‎простовато ‎исполняет ‎«А ‎я‏ ‎иду,‏ ‎шагаю ‎по‏ ‎Москве!».