Александр Солженицын начинает свой роман о Первой мировой войне «Август четырнадцатого» с восторженного описания Кавказского хребта: «…при первом солнце весь Хребет, ярко-белый и в синих углубинах, стоял доступно близкий, видный каждым своим изрезом… Высился он такой большой в мире малых людских вещей, такой нерукотворный в мире сделанных вещей. За тысячи лет все люди, сколько жили, доотказным раствором рук неси сюда и пухлыми грудами складывай все сработанное ими или даже задуманное, — не поставили бы такого сверхмыслимого Хребта». В том же духе Солженицын и продолжает, описывая «снеговые пространства», «оголенные скальные выступы», «рубцы и ребра», «разорванные части, неотличимые от истых облаков».[1]
Кавказ на протяжении всей истории играл не последнюю роль в становлении и укреплении Российского государства. Здесь, между Черным и Каспийским морями, расположился 700-километровый перешеек, где Европа исподволь посреди горной цепи высотою в 5500 м заканчивается. Красота гор очаровывает, особенно после уныло-плоских многокилометровых степей на севере. Вот где находится российский «Дикий Запад», хоть горы эти и расположены на юг от Москвы и Санкт-Петербурга. С XVII в. российские войска защищали границы государства в столкновениях с горцами. Тут православие напрямую столкнулось с исламом, как с умеренным, так и с непримиримым. Неоднозначная реакция россиян на парадоксальность Кавказа, который и манит, и таит угрозу, позволяет лучше понять историю России.
Россия — величайшая в мире сухопутная держава, раскинувшаяся на 170° долготы — почти на полглобуса. Главный выход России к морю находится на севере страны, но многие месяцы в году он загражден арктическими льдами. Как отмечает Мэхэн, сухопутные державы постоянно находятся под угрозой. Без моря, которое бы их защищало, такие государства всегда испытывают тревогу и беспокойство и должны постоянно расширять свои границы, дабы кто-то извне не напал на их собственную территорию. Особенно это справедливо в отношении России, с ее бескрайними степями и равнинами, которые не предоставляют естественных границ и не могут серьезно защитить от вражеского вторжения. Страх России перед вторжением с суши у Маккиндера является главной темой. Россия значительно продвинулась в глубь Европы с ее восточной части, чтобы противостоять Франции в XIX в. и Германии — в XX в. Россия была заинтересована в Афганистане с целью остановить британцев в Индии и получить выход к теплому Индийскому океану. Покорение Дальнего Востока имело целью заблокировать продвижение Китая. Что же касается Кавказа, то эти горы представляют собою барьер, где Россия должна доминировать, чтобы оградить себя от политических и религиозных взрывов на Большом Ближнем Востоке.
Еще один фактор из области географии относительно России — сильный холод. Самая северная часть США расположена на 49-й параллели северной широты; там начинается Канада. Однако значительная часть территории России расположена за 50-й параллелью: россияне живут в более суровых климатических условиях, чем даже канадцы, которые в основной своей массе проживают вдоль границы с США. «Ввиду высокой широты, удаленности от открытых морей, горных барьеров и континентального климата, — пишет географ Коэн, — климат на значительной территории России слишком холоден и слишком сух, чтоб способствовать развитию масштабных постоянных поселений».[2] Однако Кавказ и регион Дальнего Востока, который расположен недалеко от границ Северной Кореи, являются исключениями. Следовательно, еще одной привлекательной чертой Кавказского региона является относительно мягкий климат и расположение в районе 43-й параллели.[3] Действительно, и климат, и рельеф России довольно трудны для жизни, что в некоторой мере является ключом к пониманию как истории страны в целом, так и национального характера россиян.
Сильный холод, как представляется, развил у россиян «способность выносить разнообразные неурядицы, определенное чувство общности, способность к жертвенности ради общего дела», — пишет историк, занимавшийся вопросами России, Филип Лонгуэрт.[4] Он поясняет, что краткий период, пригодный для выращивания сельскохозяйственных культур в северных широтах, требует «взаимопомощи среди крестьян», равно как и «сверхчеловеческих усилий, когда целыми семьями люди сутками остаются в поле», так как и посевная, и сбор урожая могут проходить в непростых погодных условиях. Северная зона России между Северным полярным кругом и Северным Ледовитым океаном — это замерзшая голая тундра, покрытая мхами и лишайниками. Когда летом земля в тундре оттаивает, местность заболачивается, что позволяет развиваться большому количеству кровососущих насекомых. К югу от тундры расположилась тайга — самый большой хвойный лес в мире, раскинувшийся от Балтийского моря до Тихого океана. Примерно 40% этих областей в Сибири и на Дальнем Востоке находятся в зоне вечной мерзлоты. И наконец, в южной части России раскинулась степь, самая обширная в мире, которая тянется от Среднедунайской равнины через Украину до Северного Кавказа и Маньчжурии в Центральной Азии. «Великий зеленый путь», как назвал ее Брюс Линкольн, изучавший Россию.[5] Как пишет Маккиндер, изначально славяне предпочитали лесные пространства для жизни, но ввиду внешней угрозы были вынуждены выйти в степь и завоевать себе право на жизнь — на протяжении периода от позднего Средневековья и до раннего Нового времени — в сражениях с азиатскими кочевыми племенами, которые приходили из степей, лежащих к югу и востоку. Особенно длительным и унизительным было для восточных славян 300-летнее владычество над ними монголо-татар — Золотой Орды, от которой Московское государство находилось в зависимости, и Синей Орды в Центральной Азии. Монголо-татары сыграли определенную роль в том, что на территории России не было эпохи Возрождения, и в том, что православные восточные славяне получили врага, против которого смогли объединиться во имя общей цели — вырваться из-под монголо-татарского ига и в последующие столетия самим захватить огромные пространства.
«Желание обнаружить как первопричину, так и поддержку в истории произросло отчасти из суровости восточной равнины», — пишет директор библиотеки Конгресса США Джеймс Биллингтон в работе, посвященной российской культуре, «The Icon and the Axe» («Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры»), и далее поясняет:
«Издавна не история, а география заботила обитателей евразийских степей. Резко континентальный климат, малочисленность и отдаленность друг от друга рек, скудость осадков и разбросанность плодородных почв обусловливали жизнь обыкновенного сельского жителя; а приливы и отливы кочевников-завоевателей казались не более чем бессмысленным движением предметов на поверхности неизменного и враждебного моря».[6]
Славяне, в своей массе укрывавшиеся в лесах от врагов, затаившихся в степи, искали прибежище как в анимистическом восприятии природы, так и христианской культуре, гармонически их сочетая. Праздник весны — православная Пасха — «вызывал особое воодушевление на русском Севере», как пишет Биллингтон. Традиционным пасхальным поздравлением здесь было не вежливое пожелание «Счастливой Пасхи!», как на католическом Западе, а непосредственное утверждение главного события священной истории: «Христос воскресе!» И казалось, что привычный ответ: «Воистину воскресе!» — относился не только к воскресению Христа, но и к пробуждению природы, ибо праздник Воскресения приходился на конец долгой и мрачной зимы; деревья избавлялись от снега и покрывались листвой. В православных традициях разных народов сохранилось большое количество элементов языческих верований. Совокупность религии и принципа общинной организации у славян, другими словами, служили откликом на чувство незащищенности в лесах рядом со степью, что, в свою очередь, вселяло в них желание покорять новые земли. Однако ввиду того, что территория была равнинной и неразрывно связана в своей необъятности с Азией и Большим Ближним Востоком, Россия оказывалась завоеванной сама. В то время как другие империи возникали, расширялись, рушились — и о них никогда больше не слышали, — Российская империя расширялась, и разваливалась, и возрождалась уже неоднократно.[7] География и история показывают, что Россию никогда нельзя сбрасывать со счетов. Возрождение России после развала СССР — всего лишь часть исторического процесса, уходящего корнями в глубокую древность.
Первая великая империя на территории нынешней России, первое огромное государство в Восточной Европе — это Киевская Русь, которая возникла в середине IX в. с центром в Киеве, самом южном по течению Днепра из исторических городов. Такое географическое расположение позволило Киевской Руси поддерживать постоянные связи с Византийской империей и способствовало обращению Руси в православие, которое, как известно, будет обогащено особой глубиной, которую ему придали на Руси. Географическое положение также повлияло на то, что население Киевской Руси кроме местных славян будет включать и варягов, пришедших по рекам из Скандинавии. Необходимо было покорить огромные пространства для того, чтобы получить достаточные запасы продовольствия. Так начала формироваться империя, — империя, которая свела две мощнейшие динамичные региональные силы — варягов и византийцев. В результате возникло новое географическое и культурное образование — Русь.
Киевская Русь постоянно страдала не только от набегов степных кочевых племен, но, вероятно, в большей степени от княжеских междоусобиц, постоянно деливших страну на части после смерти Ярослава Мудрого, и в середине XIII в. это государство окончательно распалось, а Киев был разрушен монголо-татарами под предводительством внука Чингисхана, Батыя. Засухи в течение ряда лет в традиционных местах выпаса скота заставили монголов двинуться на запад в поисках новых пастбищ для лошадей, которые являлись для них и источником еды, и средством передвижения. Так захлебнулась первая попытка экспансии России на евразийском «Хартленде».
Самым главным следствием монгольского продвижения по евразийской степи в XIII в. стало для Руси то, что политический центр, не без влияния человеческого фактора, постепенно переместился на север, в такие города, как Смоленск, Новгород, Владимир и Москва. Возвышению Москвы способствовало ее удачное расположение на пересечении торговых путей между реками в бассейне Средней и Верхней Волги. Брюс Линкольн отмечал: «Москва располагалась в центре возвышенности у истоков великих рек европейской части России. Она оказалась узлом, из которого, словно искривленные спицы из ступицы кривобокого колеса, в разные стороны расходятся речные пути».[8] Средневековое Московское царство практически со всех сторон оказалось окружено сушей. К востоку — тайга, степи и монголо-татары; на юге — монголы и турки, закрывшие доступ к Черному морю. К западу и северо-западу — шведы, поляки, литовцы, закрывшие доступ к Балтийскому морю. Так, московский царь Иван IV Грозный (1553–1584) только далеко на севере имел доступ к одному-единственному морю, к Белому, которое 6–7 месяцев в году покрыто льдом и относится к Северному Ледовитому океану. Находясь под постоянным давлением извне, окруженные равнинами, русские не имели другого выхода, кроме как попытаться вырваться, что и было сделано при Иване IV.
Иван Грозный — неоднозначная историческая фигура. Он — и «бессердечное чудовище», и «народный герой», чье прозвище «Грозный»,[9] данное ему за жестокое наказание «виновных», по-английски неверно передано как the Terrible («ужасный»). Царь наглядно продемонстрировал, что в то время и в том месте единственным средством против полного хаоса была абсолютная власть. Грозный был первым на Руси великим строителем империи, роль, на которую в известной степени его толкали история и география. Вследствие того что в 1453 г. греческая Византийская империя была завоевана турками, греческие беженцы спасались бегством из Константинополя на север, в Московское царство, принося с собой бесценный опыт в сфере политики, военного дела и управления государством, что оказалось необходимым для создания империи. Иван Васильевич после венчания на царство завоевал Казанское ханство, что открыло ему доступ на Урал; а позже во время своего царствования он предпринял крупный шаг к покорению обширных пространств Сибири, разбив Сибирское ханство на Иртыше, к северо-западу от сегодняшней Монголии. Скорость разрастания Российского государства на этих обширных пространствах была такой, что уже менее чем через 60 лет, в начале XVII в., русские люди вышли к Охотскому морю Тихого океана.
Иван Грозный также пристально поглядывал на юг и юго-восток, особенно на татарское Астраханское ханство, возникшее в Нижнем Поволжье в результате распада Золотой Орды, покорение которого позволило бы добиться контроля над всем бассейном Волги и получить прямой выход на Кавказ, в Персию и Центральную Азию. Тут, в междуречье Волги и Урала, находились земли Ногайской Орды, кочевого государства тюркских племен, говоривших на одном из кыпчакских языков. Хотя ногайцы и не были союзниками Московского великого княжества, с русскими они торговали и привлекали казаков Грозного для охраны главных торговых путей. Бесконечные травяные степи стали местом, где монголы и татары иногда воевали, а иногда торговали с русскими. Но какой бы сложной ни была жизнь на равнинах, Кавказский хребет привлекал к себе славянские народы.
Иван Грозный был неутомим и неуемен. Практически параллельно с войной на юге велись боевые действия на территории современных Эстонии и Латвии, дабы обеспечить выход к Балтийскому морю. Однако тут он потерпел поражение от объединенных войск Ганзейского союза и германского Ливонского ордена, что решительно отрезало Россию от Запада, невзирая на рост ее влияния благодаря новоприобретенным землям на Среднем Востоке и в Азии.
Превращение России в континентальную империю в конце XVI — начале XVII в. утвердило репутацию казаков, которых Российское царство нанимало, чтобы укрепить свои позиции на Кавказе. Хотя и слово «казак» («козак») изначально использовалось в качестве названия вольного татарского воина, обычно под этим названием понимается русский, литовец или поляк, который ввиду тяжкого положения на родине ушел в украинскую степь. Тут, среди хаоса бывшего порубежья орды, они жили разбоем, торговлей, землепашеством, службой по найму, зачастую объединяясь в ватаги и подряжаясь на службу в войско Грозного, ведь стоили их услуги недорого, а воевали они хорошо. Поселения казаков возникали в долинах рек, главным образом Дона и Днепра.[10] Кстати, в классической повести Николая Гоголя «Тарас Бульба», впервые опубликованной в 1835 г., но окончательная версия которой увидела свет лишь десятилетие спустя, рассказывается о запорожских (днепровских) казаках, живущих в бесконечных и вольных степях, не имеющих естественных границ и орошаемых небольшим количеством судоходных рек. В сущности, сама природа закалила характер местного населения, сделав людей настоящими воинами. И хотя Гоголь использовал слова «русский», «украинец», «казак», чтоб разграничить национальную принадлежность, он признавал, что эти названия пересекаются (как это встречается и сейчас).[11] Повесть Гоголя мрачна и полна насилия. В то время как бесчеловечность, изображенная на ее страницах, является результатом ужасающих решений отдельных персонажей, очевидным является и тот факт, что в некоторой степени насилие в повести является выражением географических особенностей степей России и Украины, где сглаженность рельефа, континентальный климат и миграционные пути приводили к конфликтам и стремительному изменению обстоятельств.
Империя Грозного продолжала расширяться и во времена Бориса Годунова (1598–1605), особенно в юго-восточном направлении в сторону Царицына (современный Волгоград), Уральских гор, казахских степей. Но далее в средневековом Московском царстве, как когда-то и в Киевской Руси, наступил период политической нестабильности и внутреннего раздора, когда шведы, поляки, литовцы и казаки отщипывали куски российской территории. Средневековая Москва перед этим позиционировала себя в качестве «Третьего Рима», правопреемницы и наследницы как самого Рима, так и Константинополя. Поэтому тяжелейший политический, экономический, государственный и социальный кризис, известный как Смутное время, являясь результатом междоусобицы в столице, на практике выглядел как конец света и цивилизации. Но Россия все же уцелела, что бы на тот момент ни казалось. Через несколько лет, в 1613 г., царем был выбран Михаил Федорович Романов, и приход новой династии ознаменовал начало новой главы в истории России.
Именно Романовы во многом определили облик сегодняшней России. С приходом к власти этой династии российский империализм приобрел более развитую организационную систему, которая сменила несколько романтический, временами откровенно разбойничий характер средневековой Московии. За триста лет правления Романовых Россия завоевала Польшу и Литву, разбила шведов, наполеоновскую Францию, вернула себе Украину, расширила свою территорию до Крыма включительно и Балкан за счет Оттоманской империи, подчинила своей власти Кавказ, Центральную Азию и Сибирь, захватив земли вплоть до Китая и Тихого океана. Россия смогла восстановиться после неудач в Крымской (1853–1856) и Русско-японской (1904–1905) войнах. И в соответствии с этой великой темой российской истории, темой весомых расширений или столь же весомых потерь на фоне огромной территории, Романовы теряли Польшу и западную часть империи в войне с Наполеоном, но возвратили себе все, полностью разбив в 1812 г. «Великую армию» Бонапарта и изгнав ее остатки из России.
Петр I Великий, правивший Россией в конце XVII — начале XVIII в., стал для династии Романовых тем, кем был для средневековой Московии Грозный: экстраординарной личностью, чьи действия наглядно показали, что география только «часть дела». Конечно, больше всего Петр I известен тем, что на берегу Балтийского моря построил Санкт-Петербург. Строительство началось в 1703 г., шла война со шведами: последние вторглись через Мазурские болота на территорию Беларуси, россияне отступили, сжигая урожай — тактика выжженной земли, которая потом будет использована против Наполеона и Гитлера. Но все же попытка достичь главного — объединить земли в Прибалтике, построив новую столицу, обращенную в сторону Европы, чтобы сменить политическую и культурную идентичность, в конечном счете, провалилась. Ведь с ходом завоеваний в других направлениях Россия оставалась преимущественно евразийским государством, возможно, изначально евразийским, хоть и пыталась выглядеть по-европейски, пусть даже география и история завоеваний по примеру монголов не позволяли ей считаться истинно европейским государством. А. И. Герцен, русский публицист, писатель и философ XIX в., отмечал:
«Мы до сих пор смотрим на европейцев и Европу в том роде, как провинциалы смотрят на столичных жителей, — с подобострастием и чувством собственной вины, принимая каждую разницу за недостаток, краснея своих особенностей, скрывая их, подчиняясь и подражая…».[12]
Очевидно, что русским нечего стыдиться, так как они могут быть только теми, кем они есть, — народом, который построил империю в жутких условиях континентального ландшафта и климата, и в результате они стучались в ворота Леванта и Индии, угрожая, таким образом, Британской и Французской империям. Как раз в то время, когда Герцен писал вышеприведенные слова, русские брали Ташкент и Самарканд — города на древнем Шелковом пути в Китай, рядом с границами Индийского субконтинента.
В то время как такие морские державы, как Франция и Британская империя, сталкивались со своими врагами за морями, Россия встречалась с врагом на своей собственной территории. Таким образом, русские люди очень рано научились относиться ко всему с подозрением и не терять бдительности. Это нация, которая все время, так или иначе, находилась в состоянии войны.
И вновь Кавказ служит наглядным тому примером в лице мусульман с Северного Кавказа, против которых в конце XVIII в. сражались армии Екатерины II и продолжали сражаться армии следующих царей на протяжении всего XIX в., не говоря уже о конфликтах в наше время. Это происходило гораздо позже того, как более податливые, мирные районы южного Кавказа, такие как, например, православная Грузия, сами присоединились к Российской империи. Воинственность кавказских горцев-мусульман коренится в сложных условиях жизни в горах, где нет плодородной почвы, в необходимости носить оружие, чтоб защитить овец и коз от диких хищных животных. А поскольку через Кавказ проходили многие торговые маршруты, то кавказские горцы были и проводниками, и грабителями.[13] Хотя горцы, исповедуя ислам, являются сторонниками суфизма — наиболее веротерпимого течения в исламе, они все же с яростью защищали свою отчизну от православных славян. «На Кавказе, — пишет географ Дэнис Шоу, — российские, украинские и казацкие переселенцы встречали решительный отпор со стороны горцев. Большинство горцев, за исключением значительной части осетин, по своей вере мусульмане, что укрепляет их решимость сражаться с незваными гостями». Кавказ весьма поспособствовал тому, что имидж Российской империи подпорчен. Такова, как мы уже упоминали, судьба любой континентальной державы, судьба государства-завоевателя.
Россия действовала весьма активно. Именно этот факт и подтолкнул Маккиндера на создание его теории «оси». Маккиндер обратил внимание на необычайный подъем в строительстве железных дорог в России во второй половине XIX в. Так, в промежутке между 1857 и 1882 гг. было построено 24000 км железных дорог, в результате чего Москва была связана железнодорожным сообщением с Пруссией — на западе, с Нижним Новгородом — на востоке, с Крымом — на юге. Более того, в 1879–1886 гг. российские инженеры построили железнодорожную ветку из Красноводска, на восточном берегу Каспия, до Мерва (сейчас Мары), на границе с Персией и Афганистаном, более чем 800 км на восток. К 1888 г. эта ветка была продлена еще на 500 км до Самарканда, а подъездной путь из Мерва был проложен до границы с Афганистаном. Строительство этих новых железнодорожных артерий империи следовало за военными походами России в пустыни Каракум и Кызылкум, на юг от среднеазиатских степей, на территории современных Туркменистана и Узбекистана. Ввиду близости Индийского субконтинента, где в то время власть Британской империи достигла зенита, такая активность России ввергла ее в «Большую игру» — соперничество с Британской империей за господство в Азии. В то же время была построена железная дорога, которая соединяла Баку, на западном побережье Каспийского моря, с Батуми, на побережье Черного моря, то есть проходила через весь Кавказ. А в 1891 г. было начато строительство Транссибирской железнодорожной магистрали — путей от Урала до Тихого океана — протяженностью около 7000 км, соединившей европейскую часть России с Сибирью и Дальним Востоком. Почти на всем протяжении трасса прокладывалась по малозаселенной местности в непроходимой тайге. Она пересекала могучие сибирские реки, многочисленные озера, горы и скалы, районы повышенной заболоченности и вечной мерзлоты.
К 1904 г. по территории России было протянуто более 70000 км железных дорог. Санкт-Петербург был связан железнодорожным сообщением с 11 часовыми поясами, до самого Берингова пролива, разделяющего Россию и Аляску. Мотивом для такой новой российской версии «предопределения Судьбы»,[14] как и прежде, было чувство незащищенности: незащищенности любой сухопутной державы, которая вынуждена нападать сама, разрастаясь во всех направлениях, чтобы не исчезнуть.
Глядя на физическую географическую карту Евразии, сразу замечаешь один факт, который и объясняет российскую историю. От Карпатских гор, что на западе, и до Среднесибирского плоскогорья, что на востоке, находятся одни равнины. И только лишь невысокие Уральские горы, расположенные между ними, несколько возвышаются над этим плоским ландшафтом размером с добрый континент. Эта равнина, которая включает маккиндеровский «Хартленд», простирается от Белого и Карского морей Северного Ледовитого океана до Кавказа и горных массивов Гиндукуш и Загрос в Афганистане и Иране. На протяжении XVII–XX вв. россияне — казаки, торговцы, охотники за пушниной — смело переселялись за Енисей, с Западной Сибири в Восточную Сибирь и на Дальний Восток, обширное холодное пространство протяженностью 4500 км, с разнообразными ландшафтами и семью высокими горными хребтами, где минусовая температура может держаться 9 месяцев в году. Таким образом в Сибири создалась совершенно новая «северная речная империя».[15] Как отмечает Брюс Линкольн в своей известной книге «The Conquest of a Continent: Siberia and the Russians» («Завоевание континента: Сибирь и россияне»), «завоевания, которые определили ее [России] могущество, произошли в Азии», а не в Европе.[16] Драма, разыгравшаяся в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, подытожила исторический опыт россиян в чрезвычайно жесткой форме. Лонгуэрт пишет:
«Суровость климата сделала их жесткими и выносливыми; огромные территории, низкая плотность населения, краткость сезона вызревания урожая способствовали кооперации и углублению межличностных связей, так как людям, населяющим эти места, необходима была бо́льшая степень организации, чем любому другому народу, просто чтоб выжить… В прошлом такая необходимость выражалась в централизованной и авторитарной формах управления, отрицающих вовлеченность народа в управление».[17]
Енисей — река довольно широкая — до 5 км в ширину. По длине Енисей занимает 6-е место в мире — длина его водного пути (а он течет с юга на север) составляет 5075 км, от Монголии до Арктики. Река эта в гораздо большей степени, чем Уральские горы, имеет основания называться природной границей между «двумя Россиями» — между Западной и Восточной Сибирью, с тысячами километров равнин на левом, западном, берегу и тысячами километров плоскогорья и заснеженных гор — с восточной стороны. Английский путешественник Колин Таброн пишет, что «этот речной поток течет из ниоткуда и несет с собой запах вечности, словно нечто одновременно спокойное и довольно страшное, от чего внутри у меня все сжимается». Находясь уже в другой точке, севернее, за Полярным кругом, он продолжает: «Земля в этих краях делается совершенно плоской. Береговая линия тонет в морских водах. Кажется, что за все века тут вообще ничего не происходило. Так история… становится геологией».[18]
Людей в эти ледяные пустыни вначале привлекла пушнина. Позже это будут природные ресурсы: нефть, газ, уголь, железная руда, золото, медь, графит, алюминий и многие другие полезные ископаемые, равно как и электроэнергия, вырабатываемая гидроэлектростанциями на могучих сибирских реках. Ведь как Енисей делит Сибирь на западную и восточную, так величавая Лена отделяет Восточную Сибирь от российского Дальнего Востока. Более того, в то время как главные сибирские реки текут с юга на север, их притоки тянутся на восток и на запад, «подобно ветвям гигантского дерева», создавая великую транспортную систему.[19]
Внезапное появление России в начале XVIII в. среди великих европейских держав было связано с большими поставками найденной в уральских лесах железной руды, пригодной для производства пушек и мушкетов, так необходимых для ведения войн того времени. Схожим образом открытие в Северо-Западной Сибири в середине 1960-х гг. огромных запасов нефти и газа сделает из России энергетическую сверхдержаву в XXI в.[20] Покорением Сибири Россия добилась также и следующего: она включилась в геополитическую игру в Тихоокеанском регионе, вступив в противостояние с Японией и Китаем. Именно конфликт России с Китаем лежал в основе динамики холодной войны, да и в XXI в. этот конфликт будет центральным для стратегии Америки в отношениях с обеими державами.
В отличие от великих сибирских рек Иртыша, Енисея, Оби и Лены Амур течет не с юга на север, а с запада на восток и вместе с правым притоком Уссури образует сегодня границу между российским Дальним Востоком и китайской Маньчжурией. Этот пограничный регион, известный как Амурский край — к северу от границ с Китаем — и как Уссурийский край — к востоку, — был предметом споров и военных столкновений между царской Россией и империей Цин начиная с середины XVII в., когда в этом регионе обосновались российские вольные казаки. Вслед за казаками пришли московские солдаты, а далее, когда маньчжуры воевали с восставшими в континентальном Китае и на Тайване, появились дипломаты. Процесс достиг кульминационной точки, когда в 1860 г. ослабевший Китай с затухающей династией был вынужден отписать около 900000 кв. км собственной территории в пользу России. Это привело к установлению границ, которые сохраняются по сей день.[21] Конечно, сегодня, когда Китай стал сильнее, эта граница вновь оказалась под давлением китайских переселенцев и корпораций, которые стремятся проникнуть на север, дабы воспользоваться природными ресурсами края: нефтью, газом, древесиной и т. д. На что указывает география и о чем обычно забывают: Россия в течение длительного времени в прошлом оказывала большое влияние на баланс сил в Юго-Восточной Азии. Русско-японская война 1904–1905 гг. стала частично результатом требований Японии признать китайский суверенитет в Маньчжурии (как и право Японии вторгнуться в Корею), чему Россия противилась. Окончание войны, в дополнение к унижению царской России, было еще более унизительным для Циньской (маньчжурской) династии Китая, ведь они сражались за земли, которые маньчжуры считали своей вотчиной. То есть поражение России никак не сказалось на ее контроле над Амурским и Уссурийским краями, которые так жаждали получить маньчжуры.
Гораздо более серьезные последствия для России, чем Русско-японская война, в результате которой Россия потеряла часть Сахалина и юг Маньчжурии (который по логике географии так или иначе должен был принадлежать Китаю), имела революция 1917 г. и хаос, воцарившийся после нее. Вот когда Россия могла полностью потерять контроль над Дальним Востоком! Китай, Япония, США (новая дальневосточная держава сама по себе) захватили контроль над районами вдоль Транссиба между Байкалом и Владивостоком, в то время как сам Владивосток был оккупирован Японией в 1918–1922 гг., тогда же 80-тысячная японская армия оккупировала Амурский край.
Однако Красная армия смогла изменить ход гражданской войны против «белых» контрреволюционеров в свою пользу. В результате новое советское государство смогло вернуть территории на своих окраинах, в особенности в тюркоязычных районах среднеазиатских пустынь, где была опасность в виде уязвимости перед нападением британцев из Индии через Афганистан. Российские руководители всегда были реалистами, когда сталкивались с «вековой» проблемой сухопутной империи — угрозой нападения на ее окраины, — кто бы ни руководил Россией, ему приходилось сталкиваться с проблемой равнины, которая простиралась сразу в нескольких направлениях. Исходя из логики географии, столица СССР была перенесена восточнее — из Санкт-Петербурга на Балтике в Москву. На месте потерявшего актуальность уклада, дарованного Петром Великим, который управлял Россией из ее балтийского «окна в Европу», возникло государство, управляемое из Кремля, исторической резиденции правителей средневековой Московии.[22] Новый Советский Союз состоял из трех союзных республик — России, Украины и Беларуси[23] — и 11 автономных республик и областей. Но, как показали дальнейшие события, Россия не была в безопасности. География по-прежнему имела в этом деле решающий голос. В результате гитлеровского вторжения в 1941 г. на равнины европейской части СССР немецко-фашистские войска дошли до окраин Москвы и затем оказались поблизости от Каспийского моря, пока не были остановлены под Сталинградом в начале 1943 г. В конце войны Советский Союз взял реванш за долгие столетия опасного географического положения, восходящего еще к монголо-татарским опустошениям Киевской Руси.
Вслед за падением фашистской Германии и милитаристской Японии СССР практически завладел всей восточной половиной Европы, создав систему социалистического блока из государств-сателлитов, лояльность которых в большинстве случаев обеспечивалась присутствием на их территории освободивших эти страны от фашизма советских войск. Тех самых войск, которые перед этим, по плоской равнине форсировав Днепр, Вислу и Дунай, прошагали в годы войны на запад, в то время как снабжение и работа тыла гитлеровской военной машины на обширных пространствах Европейской России потерпели полный крах. Точно такая же судьба во многом за столетие до этого постигла и армию Наполеона. Новая советская восточно-европейская империя теперь простиралась гораздо глубже в сердце «Центральной Европы», чем Российская империя Романовых (1613–1917) в прежние времена, вобрав в себя все территории, которые отошли Советскому Союзу по пакту Молотова — Риббентропа. Спустя 5 лет после окончания Второй мировой войны на Корейском полуострове великая сухопутная держава Советский Союз вместе с Китаем, другой великой сухопутной державой, столкнулись в опосредованной войне с великой морской державой, США, которые оказывали помощь Южной Корее. Глобальным итогом Второй мировой войны было становление маккиндеровской державы «Хартленда» в виде Советского Союза, который противостоял великой морской державе Спайкмена и Мэхэна — США. Судьбы и Европы и Китая будут зависеть от распространения советской власти в «Хартленде». В это же время Большой Ближний Восток и Юго-Восточная Азия на евразийском «Римленде» будут ощущать давление Соединенных Штатов с моря и с воздуха. Таковой была отправная географическая подоплека холодной войны, которую тщательно скрывали идеологи обеих сторон.
Однако холодная война, которая для меня и моих ровесников, выросших в то время, казалась вечной, на самом деле оказалась всего лишь очередным этапом истории России, который закончился в соответствии с диктатом российской географии. Попытка реформировать советскую систему, предпринятая М. С. Горбачевым в 1980-е, вскрыла все недостатки этой системы. Когда сам Горбачев, по существу, объявил, что идеологические принципы, на которых держалась империя, глубоко ущербны, то вся система стала рушиться. При этом приграничные территории откололись от российского центра во многом точно так же, как это произошло в середине XIII в. в Киевской Руси, в начале XVII в. — в Московском царстве и в начале XX в. — в Российской империи Романовых. В 1991 г., когда СССР официально прекратил свое существование, Россия уменьшилась до уже давно забытых границ доекатерининских времен. Отсоединилась даже Украина, первоначальный центр Киевской Руси. Однако, несмотря на потерю Украины, прибалтийских государств, Кавказа, Средней Азии, несмотря на нестабильность в Чечне, Дагестане и Татарстане, территория России и по сей день остается наибольшей на планете. Она занимает около трети всей территории Азии, простираясь через практически половину имеющихся часовых поясов от Финского залива до Берингова пролива. Вероятно, никогда до этого в мирное время Россия не была настолько уязвима в географическом плане. На территории всей Сибири и Дальнего Востока проживает сегодня всего 27 млн человек.[24] Российским лидерам не нужно было много времени, чтобы оценить весь масштаб проблемы. Менее чем через месяц после распада СССР министр иностранных дел Российской Федерации Андрей Козырев в своем интервью «Российской газете» отметил: «Мы быстро осознали, что геополитика сегодня заменяет идеологию».[25] «Геополитика, которую недооценивали в СССР, — пишет заслуженный профессор Эдинбургского университета в отставке Джон Эриксон, — преследует и мстит постсоветской России». В России была реабилитирована не только геополитика, но вместе с ней и Маккиндер, и Мэхэн, и Хаусхофер. В «неожиданно неомаккиндеровском стиле» лидер КПРФ из «старой гвардии» Геннадий Зюганов заявил, что Россия должна восстановить свое влияние и контроль над «Хартлендом».[26] Нужно учитывать все те взлеты и падения, которые пережила Россия за всю свою историю, а также новые проблемы, с которыми ей приходится сталкиваться в наши дни. Российскому государству не остается ничего иного, кроме как следовать стратегии возрождения былой мощи, начиная с восстановления влияния на Украине, в Беларуси, Молдове, Кавказском регионе и Средней Азии, где все еще проживают 26 млн этнических русских. В 1990-х, когда Россия, находясь на грани экономического коллапса, была слаба и унижена, зарождался новый этап, новый цикл экспансии. Экстравагантный российский политик В. В. Жириновский выразил желание «взять под крыло России юг Кавказа, Турцию, Иран и Афганистан», хотя экстремизм Жириновского большинство граждан России явно не разделяли, он был недалек от истины. Конечно же Советский Союз уже не возродить никогда. Но более гибкая форма объединения территорий вплоть до Большого Ближнего Востока и Индийского субконтинента все еще возможна. Но что за идея, что за лозунг способен сделать это? Под каким соусом его подать? Чем оправдать новый виток экспансии? В начале 1990-х Збигнев Бжезинский в своей книге «Большая шахматная доска» писал, что Россия начала возрождать доктрину родом из XIX в. о евразийском пространстве как альтернативе коммунизму, чтоб вновь собрать разные народы в один союз.[27] Евразийская концепция очень подходит под историю и географию России. Растянувшись от Европы до Дальнего Востока Россия сама по себе, как никакая другая страна, является моделью Евразии. Более того, закрытость географии вместе с кризисом пространства в XXI в., который стирает границы, установленные историками периода холодной войны, и делает идею Евразии как единого континентального органичного целого довольно рациональной. И хотя само понятие может пригодиться ученым географам и геополитикам в ближайшие годы, вряд ли этнически обособленные народы вроде армян, узбеков, грузин, учитывая их исторический багаж, станут вдруг называть себя евразийцами. Кавказ — это Кавказ, во многом благодаря своей этнической обособленности и постоянным межэтническим конфликтам. Местные народности вслед за развалом наднациональных союзов после окончания холодной войны имеют возможность дальнейшего развития. То же в основном касается и Средней Азии. Даже если русские и, скажем, казахи смогут подавить этническое соперничество ради некоего «евразийского союза», евразийская концепция не станет той идеей, ради которой люди готовы идти на смерть или при упоминании которой по спине побегут мурашки. Особенно это касается украинцев, молдаван, грузин, которые тоскуют по Европе. Но если идея единого евразийского пространства может разрешить разногласия, пусть даже незначительно, в некоторых регионах бывшего СССР, тем самым помогая стабилизировать ситуацию в целом, разве она не имеет в таком случае права на существование?
Однако география не объясняет все на свете, да и не найти в ней универсального решения всех проблем. Она всего лишь фон, на котором разворачивается битва идеологий. И даже когда география выступает объединяющим началом, как в случае с Америкой или Великобританией, Индией или Израилем, идеалы демократии, свободы или сионизма (с его элементом духовности) тем не менее служат основой для национальной идентичности. А когда у людей нет ничего общего, кроме географии, как, например, в Египте под управлением Хосни Мубарака или в Японии во времена Либерально-демократической партии, тогда страна страдает неизлечимой болезнью: она может быть стабильной благодаря географической специфике, но не более того. Так и Россия, без царя и коммунистической идеологии, должна выработать объединяющее начало вне географии, если хочет привлечь бывшие союзные государства. Наверняка апелляции просто к географии — чем, по сути, является идея Евразийского пространства или СНГ — не приведут, скорее всего, к возрождению империи, подобной Киевской Руси, Московского царства Средних веков, Российской империи Романовых или СССР.
Дмитрий Тренин, директор Московского центра Карнеги, утверждает, что в XXI в. «сила притяжения важнее силы принуждения», а следовательно, «гибкость должна стать основной отличительной чертой российской внешней политики». Другими словами, сильная, реформированная Россия будет представлять больший интерес и как следствие, иметь большее влияние на соседей. Ведь русский язык понимают все, от Прибалтики до Средней Азии, а российская культура «от Пушкина до поп-музыки» все еще востребована. Российское телевидение могло бы в случае интеллектуальной реорганизации стать «Аль-Джазирой для людей, говорящих на русском языке». При таком образе мышления единственным способом, который позволил бы воплотить то, что россияне считают своим историческим долгом, является становление либерально-демократического режима.[28] Эта идея соотносится с высказыванием Солженицына в 1991 г., который утверждал: «Надо теперь жестко выбрать: между Империей, губящей прежде всего нас самих, — и духовным и телесным спасением нашего же народа».[29]
На самом деле в анализе Тренина есть и географическая подоплека. Он утверждает, что следует уделять больше внимания внешнему окружению — Европе и Тихоокеанскому региону, — чем, собственно, евразийскому «Хартленду». Кооперация с Европой продвинет Россию к Западу. Если посмотреть на демографическую карту, то можно увидеть, что, несмотря на то что Россия занимает 11 часовых поясов, бо́льшая часть населения проживает в ее европейской части. Таким образом, экономическая и политическая реформы сделают из России полноценное европейское государство. Что касается Тихоокеанского региона, то «России стоит подумать о Владивостоке как о столице в XXI в.», — пишет Тренин. Владивосток — многонациональный порт, расположенный относительно недалеко от Пекина, Гонконга, Сеула, Шанхая и Токио, в наиболее стремительно экономически развивающемся регионе.[30] Пекин дал 10 млрд долл. займа странам Средней Азии, помог Беларуси преодолеть финансовый кризис, дал 1 млрд долл. в помощь Молдове на другом конце континента и развивает центры влияния на российском Дальнем Востоке. Ответом России могла бы стать привязка к Европе в политическом плане, а в плане экономическом — к странам Восточной Азии. Так Россия решила бы свои проблемы на Кавказе и в Средней Азии — став действительно привлекательной для бывших республик СССР, чье население жаждет тех свобод и стандартов жизни, которыми наслаждаются на западной и восточной окраинах Евразии.
Россия может похвастаться наибольшими в мире запасами природного газа, вторыми в мире запасами угля. Российская Федерация занимает 8-е место в мире по запасам нефти. Большинство природных ископаемых, однако, находятся в Западной Сибири — между Уралом и Среднесибирским плоскогорьем. Необходимо также упомянуть об огромных резервах рек, озер и гор Восточной Сибири во времена, когда нехватка пресной воды актуальна для многих регионов, особенно для Китая. Ввиду географических особенностей у России, как я уже отмечал, нет четко очерченных природных границ, разве только в Арктике и Тихоокеанском регионе. Россияне с пониманием относятся к милитаризации общества и «бесконечному поиску безопасности путем выстраивания империи» — то, что нынешние российские руководители благодаря продаже природных ископаемых, дали народу.[31] В то же время руководство России не отказывалось полностью от европейского вектора. Как раз наоборот, его внимание к Украине является частью глобального плана по восстановлению сферы влияния на ближнее зарубежье, что свидетельствует о желании приблизить Россию к Европе.
Украина упирается в Черное море на юге, а на западе граничит с бывшими восточноевропейскими государствами, в прошлом союзниками СССР. Сам факт независимости Украины в определенной степени отгораживает Россию от Европы. Именно населенная приверженцами грекокатолической и Римско-католической церкви Западная Украина, а не православный восток страны является источником украинского национализма, в то время как восточные области больше склоняются в сторону России. Иначе говоря, религиозный ландшафт Украины делает из нее буферную зону между центральной и восточной частью Европы. Збигнев Бжезинский пишет, что без Украины Россия может оставаться империей, но империей «азиатской», ввязываясь в конфликты на Кавказе и в Средней Азии, но с возвращением Украины под свой протекторат Россия добавляет к собственному населению еще 46 млн ориентированных на Европу граждан, таким образом бросая ей вызов. В таком случае, по мнению Бжезинского, роль осевого государства, определяющего судьбу центральной и восточной части Европы, а если обобщить, то и ЕС в целом, ложится на плечи Польши.
Противостояние между Россией и Европой, а если быть более точным, то между Россией и франко-германским союзом, продолжается, как и во времена Наполеоновских войн. Коммунизм, может, и давно закончился, а вот потребность европейцев в газе — нисколько, и 80% процентов природного газа из России в Европу идет через Украину.[32] После распада СССР Украина согласилась продлить базирование кораблей Черноморского флота ВМФ России в Севастополе в обмен на более низкие цены на газ. Одновременно с этим Кремль тщательно следит за тем, что происходит в украинской газотранспортной системе. Немаловажным фактором является и то, что значительная часть украинского экспорта идет в Россию. Но не все газотранспортные системы в Евразии работают во благо России. Есть трубопроводы, которые качают углеводороды из Средней Азии в Китай. Нефтепроводы доставляют азербайджанскую нефть из Каспия в Грузию, к Черному морю, а далее в Турцию, к морю Средиземному, то есть в обход территории России. Кроме того, существует план проложить трубопровод от Каспийского моря через южные регионы Кавказа и Турцию на Балканы, в центральную часть Европы, что также позволит обойти Россию. В то же время и Россия планирует проложить свой трубопровод по дну Черного моря до берегов Турции, а другой — таким же образом до побережья Болгарии. Туркменистан, по другую сторону Каспия, транспортирует свой газ через Россию. Так, даже имея разнообразные источники поставки энергоносителей, Восточная Европа и Балканы все равно во многом зависят в этом вопросе от Российской Федерации. Будущее Европы, как и в прошлом, напрямую связано с событиями на Востоке.
Во многих из этих мест — от Чечни на Северном Кавказе до Таджикистана в непосредственной близости от Китая — России приходится сталкиваться с исламом вдоль всей южной границы — региона, который некогда был частью персидского культурного мира. Таким образом, для восстановления влияния России на бывшие республики после распада Советского Союза необходимы дружественные отношения с Ираном, который не претендовал бы на влияние в тех землях и не экспортировал бы исламский радикализм. Соответственно, учитывая географическую специфику, Россия не может оказать широкомасштабную помощь США в антииранской кампании.
Однако, несмотря на все благоприятные факторы, история не повторится в смысле появления на заре XXI в. новой Российской империи. Это объясняется специфическими историко-географическими реалиями развития азиатских стран.
В начале XIX в. Россия начала укреплять свое влияние в центральной части Азии (Средней Азии и Казахстане), где значительно оживилась торговля империи: даже в казахской степи, где царила абсолютная анархия и на протяжении столетий не было другой власти, кроме власти местных кланов.[33] В начале XX в. советская власть создала отдельные республики по всей среднеазиатской степи. Эти государственные объединения не отвечали реальным этническим регионам, и, если кому-то вздумалось бы выйти из состава СССР, осуществить это на практике оказывалось нереально и неизбежно вело бы к войнам на этнической почве. Советская власть опасалась пантюркизма, паниранизма, панисламизма. Частичным выходом было дробление этносов на части. Но такой подход порождал огромное количество аномалий. Так, долина реки Сырдарья начинается в населенной узбеками части Киргизии, далее проходит по Узбекистану, затем — по Таджикистану и вновь по Узбекистану, заканчиваясь в Казахстане. Магистральная дорога, соединяющая столицу Узбекистана Ташкент и узбекскую Ферганскую область, проходит по территории Таджикистана. Чтобы добраться из Душанбе, столицы Таджикистана, до Худжанда и Хорога, населенных этническими таджиками, необходимо проехать через Узбекистан и Киргизию. Город Шымкент неподалеку от границы с Узбекистаном населен преимущественно узбеками, но территориально расположен в Казахстане, а заселенный таджиками Самарканд — в Узбекистане и т. д. Выходит, то, что возникло в Центральной Азии (Средней Азии и Казахстане), было не столько этническим национализмом, сколько «советизмом», который является превосходной техникой контроля и власти. Однако в то время как «советизм» остается актуальным даже после развала Советского Союза, положение этнических русских в регионе ухудшается: они оказываются в изоляции, а в ряде мест со стороны коренного населения существует даже открытая враждебность. В то же время ориентация на Турцию или Иран практически отсутствует. Иран с XVI в. — преимущественно шиитский, в то время как таджики и прочие мусульмане Средней Азии — в основном сунниты. Что касается тюрок, то Турция лишь недавно стала стремиться к тому, чтобы стать центром мусульманского мира.[34]
Интересно, что такой «советизм» и отсутствие полного тождества отдельно взятого государства с единой этнической группой, как ни парадоксально, способствовали относительному спокойствию в Центральной Азии (Средней Азии и Казахстане), если не считать отдельных вспышек насилия, как, например, в Ферганской долине. Благоприятными для такого развития стали и природные богатства, которыми можно было торговать с главными евразийскими странами — Россией и Китаем, воспользовавшись конкуренцией между ними. Так, России нужен центральноазиатский газ, чтобы его транспортировать на европейские рынки, что дает России рычаги для давления на Европу; но с Россией может соперничать Китай, которому газ нужен в равной степени.[35] Богатства Центральной Азии колоссальны. Только в нефтегазовом месторождении Тенгиз в Атырауской области Казахстана находится нефти в два раза больше, чем в месторождении Норт-Слоуп на Аляске.[36] Туркменистан находится на 3-м месте в мире по объемам ежегодной добычи газа. Киргизия в СССР занимала 1-е место по добыче ртути и сурьмы, а сегодняшний Кыргызстан имеет огромные запасы золота, платины, палладия и серебра.[37] Таким образом, России будет сложно сохранять влияние на соседние страны, и она будет оставаться заложницей колебаний мировых цен на энергоносители, если принимать во внимание, насколько существенно собственная экономика России зависит от природных ресурсов, как, впрочем, и сами страны Центральной Азии. Российская новая империя, очевидно, если и возродится, то ее роль будет ограничена, причем не только неуступчивостью стран Центральной Азии, но и возрастающим влиянием Китая, а также, пусть и в меньшей мере, Индии и Ирана. Китай уже инвестировал в Центральную Азию свыше 25 млрд долл. Скажем, за китайские деньги на территории Казахстана полным ходом ведется строительство 3000-километрового участка автомагистрали, которая свяжет Западный Китай с Западной Европой. Между казахским городом Алматы и китайским Урумчи налажено ежедневное воздушное сообщение, а китайские товары наводнили центральноазиатские рынки.[38]
Казахстан может служить последней надеждой России в Евразии. Это бурно развивающееся государство размером с Западную Европу имеет средний уровень доходов на душу населения и размер ВВП, превышающие суммарный показатель всех остальных стран Центральной Азии. Новая столица Казахстана, Астана, находится на севере страны, в регионе, где в составе населения преобладают русские. (На тот момент вдоль 5500-километровой границы с Россией в 8 из 9 областей на севере Казахстана 90% населения не были этническими казахами.[39]) Церемониальные здания Астаны, построенные по проекту сэра Нормана Фостера, служат казахским упреком российским амбициям относительно этой страны. Возведение новой столицы обошлось Казахстану в 10 млрд долл. С южными областями она соединена сверхскоростной железной дорогой.[40] Казахстан действительно становится полноценным независимым государством. Казахстан с привлечением крупных инвестиций западных мультинациональных корпораций разрабатывает три гигантских нефтегазовых месторождения, два из которых — на Каспийском море. В скором времени будет закончено строительство нового нефтепровода от Каспия в Китай. Казахстан вот-вот станет мировым лидером по добыче урановой руды. По запасам хрома, свинца и цинка эта страна находится на 2-м месте в мире, по запасам марганцевой руды — на 3-м, по запасам медной руды — на 5-м, а по запасам угля, железной руды и золота — среди первых 10 стран.
Казахстан и есть тот самый маккиндеровский «Хартленд»! Государство изобилует стратегическими ресурсами и занимает центральное положение в Евразии. Оно частично захватывает Западную Сибирь и Центральную Азию, простираясь на 3500 км от Каспия на западе до Монголии на востоке, от южных оконечностей Уральских гор на севере до Тянь-Шаньской горной системы на юго-востоке. Климат в Казахстане резко континентальный: после захода солнца зимой в Астане температура может опускаться до –40 °C.
Маккиндер верил, что «Хартленд» будет контролировать некая сверхдержава. Но в наше время «Хартленд» находится в руках его коренных жителей, а великие державы — Россия и Китай — ведут борьбу за пользование его ресурсами. Россия может влиять на Казахстан и даже оказывать определенное давление. Еще одним сдерживающим фактором для России в Центральной Азии является Китай, чье влияние в регионе растет и с которым у России протяженная граница на Дальнем Востоке. А достаточно хорошие отношения между Российской Федерацией и Китаем будут способствовать укреплению Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), региональной международной организации, членом которой является Казахстан. Эта организация призвана объединить евразийские страны, в основном с автократическим строем, чтобы снизить влияние США. Платой же за российско-китайскую вражду может стать усиление влияния США и Европы в Евразии. Таким образом, Российская Федерация будет дисциплинированно следовать избранному курсу на толерантное поведение в Центральной Азии и откажется от любых попыток силового захвата маккиндеровского «Хартленда».
Дмитрий Тренин из Московского центра Карнеги может вполне оказаться прав: Россия должна пойти по пути либерализации своей экономики и политики, чтобы стать привлекательной для Казахстана и остальных бывших советских республик Центральной Азии. Ибо в эпоху глобализма, после развала советской империи, «Хартленд» стал самодостаточной силой, и Казахстан, который по размеру вдвое превосходит все остальные государства Центральной Азии вместе взятые, это демонстрирует. Маккиндер, опасаясь горизонтального деления мира на классы и идеологии, верил, что наряду с равновесием сил именно провинциализм — вертикальное деление мира на маленькие группы и государства — гарантирует свободу.[41]
[1] Solzhenitsyn А. August 1914 / Translated by Michael Glenny. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1972. P. 3 (цит. по: Солженицын А. И. Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках. Узел 1: Август Четырнадцатого. Т. 1. М.: Воениздат, 1993).
[2] Cohen, Geography and Politics in a World Divided, p. 211.
[3] March G. P. Eastern Destiny: Russia in Asia and the North Pacific. Westport, Connecticut: Praeger, 1996.
[4] Longworth P. Russia: The Once and Future Empire from Pre-History to Putin. New York: St. Martin’s Press, 2005.
[5] March, Eastern Destiny, pp. 4–5. Lincoln W. B. The Conquest of a Continent: Siberia and the Russian. Random House, 1994. P. xx.
[6] Billington J. H. The Icon and the Axe: An Interpretive History of Russian Culture. New York: Knopf, 1966. P. 11 (в русском переводе: Биллингтон Дж. Х. Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры / Пер. С. Ильина, М. Еремина, Н. Мовниной, И. Гуровой, В. Муравьевой, Н. Федоровой, В. Скороденко. М.: Рудомино, 2001).
[7] Longworth, Russia, p. 1.
[8] Lincoln, The Conquest of a Continent, p. 19.
[9] Прозвище первого царя всея Руси «Грозный» в английском переводе предстает в искаженном виде — terrible — «ужасный», причем даже не всегда в значении, эквивалентном внушающему ужас или действительно страшному, иначе говоря — «неприятный»; в то время как «грозному», зачастую подразумевающему трепет и уважение для российского менталитета, в большей степени соответствует английское слово formidable («вызывающий трепет»).
[10] Longworth, pp. 94–95; March, p. 28.
[11] Kaplan R. D. Introduction to Peter Constantine’s translation of Taras Bulba. New York: Modern Library, 2003.
[12] Herzen А. My Past and Thoughts / Translated by Constance Garnett. Berkeley: University of California Press, 1982. P. 97 (цит. по: Герцен А. И. Былое и думы. М.: Правда, 1979. С. 112).
[13] Longworth, p. 200.
[14] «Явное предначертание» или «предопределение Судьбы» (англ. Manifest Destiny) — крылатое выражение, которое используется для оправдания американского экспансионизма. Данный термин впервые использован демократом Джоном О’Салливаном в 1845 г. с намеком на то, что США должны простираться от Атлантического до Тихого океана. В публицистической литературе термин продолжает широко использоваться для обозначения американской «миссии» по продвижению демократии во всем мире.
[15] Shaw, Russia in the Modern World, pp. 5, 7. Meinig D. W. The Macrogeography of Western Imperialism, in F. H. Gale’s and G. H. Lawson’s Settlement and Encounter. Oxford, England: Oxford University Press, 1968. Pp. 213–240.
[16] Lincoln, p. ixx.
[17] Longworth, p. 322.
[18] Thubron C. In Siberia. New York: HarperCollins, 1999. Pp. 99, 122.
[19] Lincoln, p. 57.
[20] Lincoln, pp. 89, 395.
[21] March, pp. 51, 130.
[22] Shaw, p. 31.
[23] Информация, которую изложил автор книги, не совсем соответствует действительности. Согласно официальной советской историографии, 30 декабря 1922 г., на I Всесоюзном съезде Советов в Москве было торжественно провозглашено образование Союза Советских Социалистических Республик. По предложению Ленина в состав нового государства входили республики: Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика, Украинская Социалистическая Советская Республика, Белорусская Социалистическая Советская Республика и Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Осенью 1924 г. было проведено «национально-государственное размежевание» в Средней Азии, в результате которого из Туркестанской АССР, входившей в состав РСФСР, а также Бухарской и Хорезмской ССР были образованы Узбекская и Туркменская ССР, Таджикская АССР (с 1937 г. — Таджикская ССР) и Кара-Калпакская АО в составе РСФСР (с 1937 г. — АССР в составе УзССР). 5 декабря 1936 г. была ликвидирована Закавказская ССР, и на ее базе образовались Грузинская, Азербайджанская и Армянская ССР.
[24] Saradzhyan, Russia’s Red Herring.
[25] Brzezinski, The Grand Chessboard, p. 98.
[26] Erickson J. Russia Will Not Be Trifled With: Geopolitical Facts and Fantasies, Geopolitics, Geography and Strategy by Gray and Sloan, pp. 242–243, 262.
[27] Brzezinski, p. 110.
[28] Trenin D. Russia Reborn: Reimagining Moscow’s Foreign Policy // Foreign Affairs. — New York. — 2009. — November/December.
[29] Shaw, p. 248.
[30] Trenin, Russia Reborn.
[31] Dibb P. The Bear is Back // The American Interest. — Washington. — 2006. — November/December.
[32] Andres R. B., Kofman M. European Energy Security: Reducing Volatility of Ukraine-Russia Natural Gas Pricing Disputes. Washington: National Defense University, February 2011.
[33] Brill Olcott М. The Kazakhs. Stanford, California: Hoover Institution Press, 1987, 1995. Рp. 57–58.
[34] Roy О. The New Central Asia: The Creation of Nations. New York University Press, (1997) 2000. Pp. xiv — xvi, 8–9, 66–69, 178.
[35] Andres, Kofman, European Energy Security.
[36] Olcott, The Kazakhs, p. 271.
[37] Hiro D. Inside Central Asia: A Political and Cultural History of Uzbekistan, Turkmenistan, Kazakhstan, Kyrgyzstan, Tajikistan, Turkey, and Iran. New York: Overlook Duckworth, 2009. Pp. 205, 281, 293.
[38] Brooke J. China Displaces Russia in Central Asia // Voice of America. — 2010. — November 16.
[39] Olcott, p. 273.
[40] Hiro, Inside Central Asia, p. 262.
[41] Parker, Mackinder, p. 83.
(продолжение следует)