S-T-I-K-S . Джокеры идут [рассказ]
Кто в Улье считает время? В этом нет никакого смысла. Твоё тело здорово и молодо, организм в этом мире довольно быстро приходит в норму как у стариков, которых ищут на том свете с фонарями, так и неизлечимо больных. В Улье едят, когда голодны, и спят, когда устали. Время становится очень относительным. Пожалуй, только в больших и старых стабах имеется какое-то уважение к богу времени Хроносу. Во всех же прочих местах его поминают на разные лады Стикса.
Но мы воевали. Поэтому считали месяцы, недели и даже дни. В регионе Северо-Востока снег — привычное явление из-за нескольких сотен «зимних» кластеров, прилетавших в Улей прямиком из Якутии, Камчатки, Магадана, побережья Белого Моря, с Аляски и Канады.
Однако на настоящую зиму с трескучими морозами это всё равно не похоже. Прилетят несколько кластеров одновременно — похолодает, ещё несколько прилетят — похолодает сильней, не перезагружается — теплеет. Холода могут стоять до нескольких недель, но потом неизбежно снег тает и теплеет.
Вляпались в аналог местной «зимы» и мы всем отрядом. То холодало, то всё таяло. Зарядили холодные косые дожди. Дороги превратились в цвета детской неожиданности непроходимую кашу, в какой вязла не только техника, но и рейдеры, и заражённые, кто по колено, а кто и по пояс. Такая себе погодка!
Хоть генерал Шаляпин из Железнодорожного и расколотил ударный кулак из пиковых муров и шведско-датских внешников, но правительства Зимнего и Железнодорожного, посовещавшись, решили, что отбросить врага недостаточно, нужно закрыть точку перехода, а это означало только то, что окончательный триумф всё откладывался и откладывался. Мы побеждали, но победы эти были мелкие и неубедительные. Чем дальше мы удалялись от своих стабов, тем дальше, казалось, победа от нас отдалялась. Мы устали, мы теряли инициативу, товарищей ранеными и убитыми. Но это всё не убавляло нашей решимости — скорей наоборот, ожесточало всё больше. Однако был один фактор неодолимой силы, с которым поделать мы ничего не могли — проблемы со связью. Приказы по радио до нас не доходили или приходили, но в таком искажённом виде, что верить им было нельзя. Чёрные и серые кластеры, будь они неладны, вытворяли с радиосигналами что-то невообразимое. Протянуть кабель телефонной линии — также задача, заведомо обречённая на провал. Перезагрузится кластер, а вместе с ним и наш кабель.
Потому мы ждали вестовых, а они тоже, бывало, пропадали, что в розницу, что оптом, вместе со своими особо ценными пакетами. Куда пропадали? А мало ли в Улье причин, чтобы пропасть навсегда? Жрали фельдъегерей заражённые, перехватывали диверсионные группы вроде нашей, только сражающиеся на стороне внешников, и прочее по мелочи, вроде атаки беспилотника.
В отсутствии приказов по две-три недели приходилось маневрировать, чтобы не сталкиваться с превосходящими нас силами. Но это только звучит красиво — «манёвр», а на деле это выглядит как наматывание десятков и сотен километров по раскисшим до консистенции жидкого кала дорогам.
Местные мелкие стабы встречали нас неприветливо, но, едва только узнав, что к ним нагрянул батальон Джокеров, начинали шевелиться и выполнять наши требования. Их можно было понять, принадлежали они территориально либо Зимнему, либо Железнодорожному, но к мурам и внешникам они живут гораздо ближе, чем к своим номинальным столицам. Наверняка многие барыги выдохнули с облегчением, когда власть поменялась. Я знал наверняка, что у многих из них барыши возросли. Вот они и вознамерились переметнуться под чужие знамёна, а не оставаться верными стабам, находящимся где-то там, за чернотой и серостью. Своя рубашка ближе к телу.
Всем стабам, сохранившим верность, война уже была поперёк глотки. Третий месяц все терпят издержки да затягивают пояса потуже. Если перемирия не будет ещё три месяца, то пояса затянутся аж до позвоночника, но раньше ветром унесёт. И хорошо бы обратно в Канзас.
Потому что даже жители лояльных стабов, никогда ничего слаще морковки не пробовавших, устали терпеть убытки, которые приносила их собственная армия и наёмники вроде нас. День ото дня в их глазах мы всё больше напоминали оккупантов. Потому и становились взгляды местных всё более и более хмурыми.
Понимать всё это было противно, отчего на душе делалось ещё гаже. Наш батальон действовал в отрыве от основных сил. Потерь было так много, что нас уже пора бы переименовать в роту, так как сейчас в строю не более чем триста штыков.
Однако, у нас оставалась слава и гордое имя «Джокеры». И потому, невзирая на скромное количество, мы всё ещё внушали страх.
Зима застала нас на дорогах, неподалёку от стаба Портовый. В нём мы и расквартировались, встав гарнизоном за крепкими стенами. Некоторые пытались нас прогнать, но наш командир Кокос просто и без затей повесил троих самых буйных на главной площади, объявив это самоуправство трибуналом. Перед зданием местной администрации эти бедолаги болтаются до сих пор.
Остальные, если и имели что-либо против, примолкли и даже шептаться по кабакам перестали, потому что, наряду с местными, службу тянули и наши бойцы — крепкие духом и телом, заряженные резать мурьё и внешников кошмарить, отчаянные, упорные, да к тому же опытные. Война закалила наши умы и характеры до булатного звона.
О взаимоотношениях этих двоих мне было известно чуть меньше, чем ничего, но Генерал Шаляпин лично сговорился с Кокосом. Договорились они о том, что, кроме генерала, нам никто никаких приказов отдавать не станет. Назначение нашего батальона определялось ситуативно. Если нужно было вихрем промчаться по тылам, перерезая линии коммуникаций, это мы делали. Или залатать участок фронта, тоже к нам. Устроить засаду? Запросто.
Потому, расквартировавшись в Портовом, Кокос отправил вестового доложить о том, где встал батальон. Злые косые дожди шли почти без передышек, местные нас боялись и пока молчали, но чаша терпения их тоже не бездонна.
— Завари-ка кофе покрепче, Смак, — сказал мне Кокос, смотрящий в окно, — Чую, гости к нам.
Пока я возился с плитой и кофейником, сам он вышел из небольшого кабинета. Голос командира донёсся уже из казармы.
— Смирно!
Я хмыкнул. Что же там за гости такие, если Кокос нас, стронгов, заставил тянуться. До сих пор в излишней муштре командир замечен не был. Выглянув в неплотно прикрытую дверь, разглядел, как в казарму зашёл невысокий мужчина в фуражке и серой шинели.
— Смак, кофе есть?
Невинный вопрос, заданный сонным женским голосом, заставил меня вздрогнуть от неожиданности и схватиться за рукоять ножа, висевшего на поясе.
— Кали, — облегчённо выдохнул я, — Зачем же так подкрадываться? Вот обнимет меня Карачун, у кого тогда будешь кофе выпрашивать?
— А я и не выпрашиваю, а всего-то по-товарищески спросила, — парировала она, обезоруживающе улыбнувшись, — Зерновым запахло аж на весь этаж. Поделился бы, скряга!
Нужно сказать, что на её улыбку неплохо играл ещё махровый халатик и мокрые волосы. Явно поле душа, да ещё и вся из себя голенькая. Усилием воли задавил в себе мысли, уводящие меня всё дальше в грёзы.
— Нет, ты чего, — запротестовал я, — Четверть мешка осталось с бразильским. Не дам.
— Если не нальёшь в кружку, то я Черемше скажу, чтобы в следующий раз тоже тебе не дала, — мстительно пригрозила Кали, — Ну, Смак… Ну, пожалуйста. Видишь, до чего ты женщину довёл? Сказала волшебное слово.
Женская часть отряда квартировала в просторном кабинете какого-то местного босса. Их осталось четверо всего, так что вполне поместились. Кали, Джулия, Катана и Черемша. Мы старались их беречь по возможности и баловать, когда это было возможно.
Кали — снайпер. Катана — ментат. Джулия — аналитик. Аналитизм довольно редкий Дар Улья, позволяющий быстро анализировать и моделировать ситуации, и ускоряться в критических ситуациях. Не так быстро, как клокстопер, но тоже значительно. Черемша мне объясняла про новые свойства адреналина, поступающего в кровь и стимулирующего какой-то новый ген, появившийся у Джулии, который и отвечает за ускорение всех функций организма.
А Черемша, кроме того, что я в неё тайно влюблён, была нашим знахарем отрядным. Начинающим, конечно, зато своим. Может, и правда что-то у меня с ней получится?
— Хорошо, — сурово кивнул в ответ и проворчал, — Неси кружку. Куда от тебя денешься?
Кали чмокнула меня в щёку от избытка чувств и ускакала за посудой, а я занялся сервировкой командирского рабочего стола. Достал тонкостенные фарфоровые чашки и серебряные приборы, помешал в кофейнике кофе.
Кокос появился в сопровождении генерала. Шаляпин выглядел невзрачно. Низенький, в распахнутой серо-голубой шинели ещё советского образца, в поскрипывавших хромовых сапогах и фуражке. Лицо овальное, оно было бы невыразительным совсем, если бы не огромный крючковатый нос, торчащий флюгером, и цепкий взгляд чёрных глаз. Он посмотрел на меня и отрывисто спросил у Кокоса.
— Могу говорить при нём?
— Да, я всецело доверяю Смаку. Как и любому члену отряда в текущем составе, — скупо кивнул в ответ командир, — Хорошие рейдеры и правильные стронги.
— Значит, так, задача, — промолвил генерал, — Пойдёте морем до мыса Неназываемого, оттуда по старой дороге, что идёт по краю серого кластера. Ты знаешь Кокос.
— Знаю, — кивнул командир, — Там ещё руины реликта с плохой славой. Говорят, что там на серых тварей нарваться можно…
— Бордельные пересуды, — отмахнулся Шаляпин, — Мы собирали статистику, не чаще, чем на любом другом сером кластере. Пройдя по дороге до конца, вы окажетесь во фланге, откуда никто крупных сил сейчас не ждёт. Там стаб Рубежный.
— Знаю, — снова кивнул командир, — Под пиковыми сейчас. Туда банда Штопора отошла на зимовку и пополнение.
— По нашим сведеньям у Штопора до сотни штыков, но ты в бои не влипай, кровь не пускай, — говорил генерал, — Добудь мне языка. Пахана при делах, а лучше двух…
— Чего уж там? — обезоруживающе ухмыльнулся Кокос, — Тогда уж трёх добудем для верности.
Я разлил кофе из кофейника по чашкам и поставил вазочку с конфетами.
— Спасибо, Смак, — прикрыл глаза Кокос, лаская обоняние запахом бодрящего напитка, — Если бы знахарь мне не подтвердил, что это у тебя не Дар такой, до сих пор бы думал, что вкладываешься им, когда готовишь свой кофе.
Скрипнула дверь, и в кабинет впорхнула Кали, тащившая сразу четыре кружки. Генерал покосился на блондинку в легкомысленном халатике.
— Наш снайпер, — пояснил Кокос, дегустирующий кофе с невозмутимой улыбкой Будды, — Можете говорить при ней.
Я погрозил ей кулаком, приложил палец к губам и вернулся к столу с плиткой и снедью. Пока я разливал кофе по принесённым кружкам, разговор продолжился.
— Понимаю, задачка не из лёгких, но вы лучшие из тех, кто у меня есть, — сказал Шаляпин, так и не притронувшись к кофе, — Языка надо взять обязательно. Наш агент у муров докладывает, что внешники готовят наступление.
Кокос недоверчиво хмыкнул.
— Ты же видел, что с дорогами, пока сюда ехал? Наступление можно сколько угодно готовить, но проползти по раскисшим дорогам ничто и никто не сможет.
— Из-за обильных осадков вода поднялась, — побарабанил пальцами по столешнице генерал, — Старое русло реки через недельку станет снова судоходным. Если они перебросят по воде силы прямо к стенам Железнодорожного, мы вернёмся к первом акту этого противостояния.
Я вздрогнул, вспомнив резню в траншеях на батарее. Кофе пролился. Достал салфетку и протёр столешницу. Зимой куда-то просто двигаться ничего хорошего, а воевать, так и совсем неинтересно. Но есть в этом свой плюс. Муры и внешники, скорей всего, тоже на зимних квартирах сидят и не высовываются. Кокос, видимо, разделял мои мысли, потому выругался.
— Как я понимаю, — сказал он, отставляя чашку на стол, — Отправятся нам нужно было уже вчера?
Шаляпин молча кивнул, но на этот раз не удержалась Кали и выругалась. Генерал перевёл вопросительный взгляд на снайпера.
— Раз уж вы тут присутствуете, — закипая, бросил он, — Может, имеете что-то сказать по этому поводу?
— Нет, — ответил за неё Кокос, — Не имеет.
Наш командир, а тем более генерал, плохо знали эту голубоглазую блондинку. Ей всегда было что сказать.
— Желаю и скажу…
Тихо, но твёрдо вступила в диалог она, возвращая чашки, с которыми уже собиралась упорхнуть, на стол.
— Война. Я понимаю. Раскисшие дороги и мерзкую погодку оставим за скобками. У нас контракт с Железнодорожным, но и у вас перед нами кое-какие обязательства имеются.
Кокос смотрел на Кали с нечитаемым выжидающим выражением, а я… Я и сам бы хотел что-то такое сказать, но вбитое ещё в том мире чинопочитание не давало. Может, Улей когда-нибудь изменит меня?
Генерал ответил спокойно, но с достоинством, игнорируя звучавший вызов в голосе собеседницы.
— Что-нибудь ещё?
— Конечно, генерал, — холодно улыбнулась Кали, — Снабжение нашего отряда оставляет желать лучшего. До того, как расквартироваться здесь, мы голодали два дня. Как прикажете с этим быть? Или нам лапу учиться сосать?
— Кали! — рявкнул Кокос.
— Нет-нет… — остановил его генерал, — Пусть закончит.
После окрика командира кровь прилила к лицу снайпера. Щёки блондинки налились багрянцем, а глаза засверкали.
— Если бы мы не растрясли закрома местной администрации, голодали бы до сих пор, — продолжила она, — Не думаю, что рейдеры, за которых мы воюем, так уж счастливы от нашего присутствия. Мы бы могли всё купить, если бы вы нам платили, так ведь нет. Ни споранов, ни кредитов Зимнего. Ничего — уже два месяца. Если мы сами себя не обеспечивали, то сплели бы лапти.
Я поймал себя на том, что одобрительно киваю в такт вбиваемым словам. Интендантскую службу в батальоне я тянул. Мне, как никому, проблема снабжения была близка и понятна.
— У вас всё? — поинтересовался генерал.
— У меня всё! — вздёрнула подбородок Кали.
— А ты что скажешь, Смак? — снова задал вопрос Шаляпин.
Я немного смешался, но не поддержать свою боевую подругу не мог.
— Батальон так пообносился, что скоро форма начнёт гнить прямо на парнях. Если бы мы не раздевали трупы, то уже бы геройствовали с голыми жо…
— Смак! — сказал Кокос, — Ты хоть помолчи, блин.
Генерал вонзил острый взгляд в нашего командира.
— Что скажешь?
— А что тут сказать? — развёл тот руками, — Всё так.
Генерал снял фуражку, отчего стал виден недавно зарубцевавшийся шрам.
— Никому не платят, — ответил он, глядя в столешницу, — Ни вам, ни мне. Никому. Такое время.
Он перевёл тяжёлый взгляд на меня. Сразу стало неуютно.
— Со снабжением постараюсь помочь. С оплатой… Вам обязательно заплатят. Ваш контракт с правительством Железнодорожного подтверждён официальным представителем Банка.
Он побарабанил пальцами по столешнице и, наконец, перевёл взгляд на Кокоса.
— Выдвигайтесь, как только сможете.
— Хорошо, — кивнул тот, — Муры и внешники сами себя не убьют. Счастливо вернуться.
Генерал встал, взял фуражку.
— Спасибо, но я никуда не еду. Переношу ставку сюда, а то что-то слишком мы затянули с этой войной. Пора кончать.
***
Естественно, недовольных было много, да почитай, что всё. Но Кокос вылез на БМП, как Ленин на броневик, и толкнул речь про то, что мы стронги. Где и когда нам выпадет случай, ещё накрошить столько нелюдей в человеческом обличье, неизвестно. И это действительно было так. Мы пришли сюда не для того, чтобы разбогатеть, а сквитаться, выровнять счёт.
Я сам потерял двенадцать друзей, когда муры устроили засаду на караван с Юга. Этот счёт к мурам уже давно закрыт, но я привык работать на перспективу.
Наша колонна уходила из стаба Портовый под рык мощных дизельных моторов, вонь выхлопных газов и мрачные взгляды местных.
Я сидел на броне БМП, придерживая тяжёлый станок АГС, а рядом со мной сидела Кали.
— Слышь, блонда? — окликнул я её и подмигнул.
— Аишки? — расцвела она в улыбке.
— Держи…
Я вытащил из кармана штанов пакет и передал ей.
— Чё там? — сунула она нос в пакет, — Кофе… Зерновой. Бразильский.
Кали подняла на меня глаза, в которых уже прыгали бесенята.
— Срослось у вас всё с Черемшой? — понизив голос, заговорщическим тоном спросила она.
Я пожал плечами и равнодушно ответил.
— Джентльмены о таком не распространяются.
Москва, 27 мая 2023 года, Алексей Елисеев.
0 комментариев