Когда ‎мне‏ ‎было ‎пять, ‎меня ‎забирала ‎из‏ ‎садика ‎няня.‏ ‎Ну,‏ ‎как ‎няня, ‎-‏ ‎студентка ‎на‏ ‎подработке, ‎вроде ‎бы ‎даже‏ ‎жила‏ ‎с ‎нами‏ ‎в ‎одном‏ ‎доме. ‎Я ‎обожала ‎разглядывать ‎ее‏ ‎украшения‏ ‎– ‎бусы‏ ‎в ‎несколько‏ ‎рядов, ‎браслеты, ‎колечки, ‎даже ‎пояс‏ ‎был‏ ‎из‏ ‎множества ‎бисерных‏ ‎ниток. ‎Как-то‏ ‎я ‎спросила:‏ ‎зачем‏ ‎тебе ‎столько‏ ‎украшений? ‎А ‎она ‎оглянулась ‎по‏ ‎сторонам, ‎присела‏ ‎на‏ ‎корточки ‎и ‎заговорщически‏ ‎так ‎прошептала‏ ‎мне ‎в ‎ухо: ‎меня‏ ‎украдут,‏ ‎а ‎я‏ ‎буду ‎рассыпать‏ ‎бусины, ‎и, ‎если ‎кто-то ‎захочет‏ ‎меня‏ ‎найти, ‎они‏ ‎будут ‎дорогу‏ ‎показывать. ‎Ага, ‎очень ‎артистичная ‎была‏ ‎девушка.‏ ‎А‏ ‎потом ‎пропала‏ ‎– ‎я‏ ‎не ‎помню,‏ ‎то‏ ‎ли ‎я‏ ‎в ‎тот ‎день ‎в ‎садике‏ ‎допоздна ‎сидела,‏ ‎то‏ ‎ли ‎дедушка ‎меня‏ ‎забрал. ‎Мне‏ ‎тогда ‎не ‎сказали, ‎куда‏ ‎она‏ ‎подевалась, ‎а‏ ‎я ‎и‏ ‎не ‎спрашивала: ‎пятилетку ‎такое ‎мало‏ ‎волнует.‏ ‎А ‎уже‏ ‎взрослая ‎заговорила‏ ‎об ‎этом ‎с ‎родителями, ‎и‏ ‎знаешь,‏ ‎что?‏ ‎Не ‎помнят‏ ‎они ‎никакую‏ ‎студентку. ‎Говорят,‏ ‎меня‏ ‎всегда ‎дед‏ ‎и ‎забирал, ‎а ‎остальное ‎я‏ ‎сочинила ‎себе.

Может,‏ ‎и‏ ‎так, ‎не ‎знаю,‏ ‎давно ‎это‏ ‎все-таки ‎было. ‎Тем ‎более,‏ ‎мы‏ ‎потом ‎ни‏ ‎на ‎лестнице‏ ‎ни ‎разу ‎с ‎ней ‎не‏ ‎сталкивались,‏ ‎ни ‎в‏ ‎магазине. ‎И‏ ‎фантазия ‎у ‎меня ‎в ‎детстве‏ ‎была‏ ‎очень‏ ‎богатая, ‎не‏ ‎спорю.

Просто ‎я‏ ‎сейчас ‎увидела‏ ‎прозрачную‏ ‎бисерину ‎точно‏ ‎как ‎на ‎ее ‎поясе ‎были.‏ ‎А ‎через‏ ‎пару‏ ‎шагов ‎– ‎еще‏ ‎одну. ‎А‏ ‎за ‎фонарем, ‎кажется, ‎третья‏ ‎блестит.‏ ‎

Так ‎вот,‏ ‎я ‎зачем‏ ‎звоню-то? ‎Просто ‎чтобы ‎ты ‎знала,‏ ‎что‏ ‎я ‎пойду‏ ‎за ‎бисеринами.‏ ‎Если ‎что-то ‎случится, ‎не ‎забывай‏ ‎меня‏ ‎тоже,‏ ‎хорошо?

Приедешь? ‎

Ладно.‏ ‎Да ‎нет,‏ ‎мне ‎приятно,‏ ‎не‏ ‎ожидала ‎просто.‏ ‎Давай, ‎жду. ‎Сейчас ‎геолокацию ‎скину.

Парочка: ‎парень‏ ‎в ‎широченных ‎дырявых ‎штанах ‎и‏ ‎с ‎забитыми‏ ‎рукавами,‏ ‎девушка ‎в ‎элегантном‏ ‎офисном ‎костюме‏ ‎и ‎с ‎полным ‎строгим‏ ‎макияжем.

Мужчина‏ ‎лет ‎65ти‏ ‎в ‎полной‏ ‎экипировке ‎катается ‎на ‎роликах ‎в‏ ‎пустынной‏ ‎части ‎порта.‏ ‎Выполняет ‎трюки‏ ‎среди ‎лодочек ‎на ‎подставках.

"Я ‎ищу‏ ‎позитивного‏ ‎человека,‏ ‎вообще ‎не‏ ‎депрессивного, ‎понимаешь?‏ ‎Который ‎не‏ ‎будет‏ ‎постоянно ‎унывать.‏ ‎Дэн ‎именно ‎такой, ‎он ‎мне‏ ‎нравится. ‎Поэтому‏ ‎я‏ ‎написала ‎ему, ‎что‏ ‎не ‎хочу‏ ‎умирать ‎одна".

Чайка ‎неуклюже ‎летит‏ ‎над‏ ‎водой ‎—‏ ‎как ‎будто‏ ‎висит ‎на ‎невидимых ‎нитях.

Женщина ‎в‏ ‎эклектричке‏ ‎бодрым ‎речитативом‏ ‎перечисляет ‎товар:‏ ‎"Полотенца ‎кухонные, ‎полотенца ‎льняные, ‎полотенца‏ ‎с‏ ‎котятами".

Она ‎вечно‏ ‎придумывала ‎необычные ‎штуки. ‎Могла ‎бы‏ ‎книжки ‎писать,‏ ‎если‏ ‎бы ‎хватило ‎усердия,‏ ‎- ‎но‏ ‎ей ‎никогда ‎не ‎хватало.‏ ‎А‏ ‎вот ‎сказать‏ ‎«а ‎что,‏ ‎если» ‎и ‎скрасить ‎потом ‎долгую‏ ‎дорогу‏ ‎или ‎муторный‏ ‎вечер ‎странной,‏ ‎но ‎захватывающей ‎историей, ‎– ‎это‏ ‎она‏ ‎отлично‏ ‎умела. ‎Когда‏ ‎после ‎очередной‏ ‎выматывающей ‎ссоры‏ ‎он‏ ‎думал, ‎что‏ ‎нужно ‎покончить ‎с ‎этим, ‎нужно‏ ‎просто ‎уйти,‏ ‎-‏ ‎сразу ‎начинал ‎представлять,‏ ‎что ‎теперь‏ ‎будет ‎ехать ‎куда-нибудь, ‎завтракать,‏ ‎собирать‏ ‎вещи ‎без‏ ‎этих ‎странных‏ ‎историй ‎и ‎понимал, ‎что ‎никуда‏ ‎от‏ ‎нее ‎не‏ ‎уйдет. ‎И‏ ‎не ‎только ‎из-за ‎историй, ‎конечно.

– А‏ ‎что,‏ ‎если‏ ‎мы ‎оба‏ ‎живем ‎уже‏ ‎сотни… ‎–‏ ‎она‏ ‎нахмурилась, ‎как‏ ‎будто ‎вспоминая, ‎и ‎решительно ‎помотала‏ ‎головой, ‎–‏ ‎нет,‏ ‎все-таки ‎десятки… ‎живем‏ ‎уже ‎десятки‏ ‎жизней ‎и ‎каждый ‎раз‏ ‎мы‏ ‎рядом. ‎Понимаешь?

– Нет.

Она‏ ‎мечтательно ‎накрутила‏ ‎на ‎палец ‎прядь ‎волос.

– В ‎одной‏ ‎жизни‏ ‎мы ‎были‏ ‎близнецами, ‎которые‏ ‎не ‎могли ‎поделить, ‎где ‎чье.‏ ‎Поэтому‏ ‎мы‏ ‎менялись ‎каждый‏ ‎день, ‎постоянно‏ ‎притворялись ‎друг‏ ‎другом,‏ ‎так ‎что‏ ‎сначала ‎нас ‎перестали ‎различать ‎друзья,‏ ‎потом ‎–‏ ‎наши‏ ‎жены ‎и ‎дети,‏ ‎а ‎в‏ ‎конце ‎концов ‎мы ‎и‏ ‎сами‏ ‎не ‎смогли‏ ‎бы ‎сказать,‏ ‎кто ‎где.

– Мы ‎были ‎мужчинами?

– Там ‎да,‏ ‎это‏ ‎же ‎другая‏ ‎жизнь.

– Интересная.

– О ‎да.‏ ‎А ‎еще ‎интереснее ‎было, ‎когда‏ ‎я‏ ‎была‏ ‎виверной, ‎которая‏ ‎скрывалась ‎от‏ ‎людей, ‎а‏ ‎ты‏ ‎пришел ‎у‏ ‎меня ‎учиться.

– Учиться ‎чему?

– Создавать ‎огонь ‎щелчком‏ ‎пальцев, ‎летать,‏ ‎засыпать‏ ‎на ‎сотни ‎лет.‏ ‎Драконьи ‎вещи.

– Потом‏ ‎ты ‎дала ‎мне ‎выпить‏ ‎каплю‏ ‎своей ‎крови,‏ ‎и ‎я‏ ‎стал ‎бессмертным. ‎

– Да, ‎– ‎она‏ ‎кивнула,‏ ‎как ‎будто‏ ‎и ‎так‏ ‎знала ‎это, ‎а ‎не ‎начала‏ ‎вплетать‏ ‎в‏ ‎историю ‎новую‏ ‎нить. ‎–‏ ‎И ‎теперь‏ ‎мы‏ ‎спасаемся ‎то‏ ‎тех, ‎кто ‎тоже ‎хочет ‎нашей‏ ‎крови, ‎кто‏ ‎хочет‏ ‎забрать ‎ее ‎насильно.‏ ‎Рождаемся ‎из‏ ‎одной ‎жизни ‎в ‎другую,‏ ‎чтобы‏ ‎никто ‎нас‏ ‎не ‎нашел.‏ ‎Помнишь, ‎как ‎я ‎была ‎наемной‏ ‎убийцей,‏ ‎а ‎ты‏ ‎– ‎наследником‏ ‎престола, ‎но ‎в ‎последний ‎момент‏ ‎я‏ ‎решила‏ ‎тебя ‎не‏ ‎закалывать? ‎Или‏ ‎когда ‎ты‏ ‎прокрался‏ ‎на ‎мой‏ ‎корабль, ‎чтобы ‎сбежать ‎в ‎Новый‏ ‎Свет? ‎Или‏ ‎когда‏ ‎мы ‎были ‎циркачами,‏ ‎которые ‎отправились‏ ‎выступать ‎в ‎подземных ‎лабиринтах‏ ‎и‏ ‎так ‎там‏ ‎и ‎остались?

– Не‏ ‎напоминай, ‎– ‎поморщился ‎он. ‎–‏ ‎У‏ ‎меня ‎сих‏ ‎пор ‎клаустрофобия.

Она‏ ‎усмехнулась.

– Да, ‎мне ‎тоже ‎больше ‎понравилось‏ ‎быть‏ ‎ветрами.‏ ‎Жаль, ‎что‏ ‎нельзя ‎повторяться,‏ ‎да?

– Иначе ‎нас‏ ‎найдут?

– Иначе‏ ‎нас ‎найдут.

Он‏ ‎знал, ‎что ‎это ‎всего ‎лишь‏ ‎игра, ‎но‏ ‎ночью‏ ‎ему ‎снились ‎зеленоватые‏ ‎искры ‎на‏ ‎серой ‎виверновской ‎чешуе ‎и‏ ‎рыжие‏ ‎глаза, ‎яркие,‏ ‎как ‎пламя.‏ ‎Проснувшись, ‎он ‎спросил ‎ее:

– Какого ‎цвета‏ ‎была‏ ‎твоя ‎чешуя?

– Серая‏ ‎с ‎изумрудными‏ ‎искрами.

– А ‎глаза?..

– Огненные. ‎Но ‎на ‎самом‏ ‎деле‏ ‎все‏ ‎это ‎–‏ ‎просто ‎одна‏ ‎из ‎моих‏ ‎историй,‏ ‎забудь.

– Почему?

– Потому ‎что‏ ‎тебе ‎так ‎легче. ‎

И ‎тогда‏ ‎он ‎понял,‏ ‎что‏ ‎все ‎время ‎бежать‏ ‎– ‎бремя,‏ ‎а ‎не ‎игра. ‎Ради‏ ‎их‏ ‎любви ‎он‏ ‎бы ‎согласился‏ ‎и ‎не ‎большее, ‎но ‎все-таки‏ ‎иногда‏ ‎это ‎тяготило.‏ ‎Она ‎всегда‏ ‎любила ‎сложности ‎больше ‎него, ‎поэтому‏ ‎она‏ ‎помнила‏ ‎такое, ‎а‏ ‎он ‎–‏ ‎нет.

Потом ‎он‏ ‎моргнул,‏ ‎и ‎сон‏ ‎забылся ‎– ‎сны ‎ведь ‎редко‏ ‎запоминаются.

– Тебе ‎сделать‏ ‎чай‏ ‎или ‎кофе?