Дискуссия ‎о‏ ‎приемлемости ‎или ‎неприемлемости ‎усыновления ‎наших‏ ‎детей ‎иностранцами,‏ ‎как‏ ‎правило, ‎строится ‎вокруг‏ ‎вопроса ‎о‏ ‎том, ‎как ‎ребенку ‎будет‏ ‎лучше‏ ‎(остаться ‎в‏ ‎России ‎или‏ ‎уехать ‎за ‎границу). ‎Есть ‎ряд‏ ‎аргументов‏ ‎за ‎и‏ ‎против. ‎Я‏ ‎считаю, ‎что ‎честно ‎будет ‎признать,‏ ‎что‏ ‎объективно‏ ‎существуют ‎или‏ ‎могут ‎существовать‏ ‎сценарии, ‎при‏ ‎которых‏ ‎ребенку ‎будет‏ ‎лучше ‎за ‎рубежом. ‎По ‎каким‏ ‎критериям ‎лучше?‏ ‎По‏ ‎современным ‎буржуазным ‎и‏ ‎постбуржуазным.

Также ‎честно‏ ‎надо ‎признать, ‎что ‎лучшая‏ ‎или‏ ‎просто ‎хорошая‏ ‎[буржуазная] ‎судьба‏ ‎ребенка ‎не ‎гарантирована ‎за ‎рубежом.‏ ‎И‏ ‎не ‎может‏ ‎быть ‎исключен‏ ‎сценарий, ‎при ‎котором ‎наш ‎ребенком‏ ‎окажется‏ ‎разобран‏ ‎на ‎органы‏ ‎для ‎добропорядочных‏ ‎иностранных ‎буржуа‏ ‎или‏ ‎станет ‎для‏ ‎них ‎секс-рабом.

Далее ‎же ‎следует ‎спор‏ ‎о ‎том,‏ ‎какой‏ ‎сценарий ‎более ‎вероятен‏ ‎и ‎на‏ ‎этом ‎основании ‎предлагается ‎принимать‏ ‎решение.‏ ‎Но ‎здесь‏ ‎как ‎бы‏ ‎за ‎скобками ‎остается ‎вопрос ‎о‏ ‎том,‏ ‎а ‎что‏ ‎такое ‎ребенок?‏ ‎Мы ‎хотим ‎лучшего ‎будущего ‎для‏ ‎детей?‏ ‎Безусловно.‏ ‎Какой ‎при‏ ‎этом ‎смысл‏ ‎мы ‎вкладывает‏ ‎в‏ ‎понятие ‎«дети»?

Первое‏ ‎и ‎самое ‎очевидное, ‎что ‎вытекает‏ ‎из ‎готовности‏ ‎отдавать‏ ‎детей ‎иностранцам, ‎ребенок‏ ‎— ‎это‏ ‎индивид, ‎которого ‎мы ‎ставим‏ ‎над своей‏ ‎коллективной ‎идентичностью.‏ ‎Выбирая ‎в‏ ‎качестве ‎универсального ‎критерия ‎более ‎широкое‏ ‎понятие‏ ‎«буржуазного ‎преуспевания».‏ ‎То ‎есть‏ ‎«хорошо ‎пожить» ‎— ‎выше ‎Родины.‏ ‎Такая‏ ‎постановка‏ ‎становится ‎возможна‏ ‎и ‎неизбежна, если‏ ‎мы ‎ставим‏ ‎индивида‏ ‎(личную ‎судьбу)‏ ‎выше ‎нашей ‎коллективной ‎идентичности ‎и‏ ‎коллективной ‎судьбы.

Занимать‏ ‎такую‏ ‎позицию ‎может ‎и‏ ‎умеренно ‎патриотичный‏ ‎человек, ‎она ‎как ‎бы‏ ‎прошита‏ ‎в ‎подкорку‏ ‎мышления ‎и‏ ‎не ‎требует ‎рефлексии ‎сама ‎по‏ ‎себе.‏ ‎Я ‎предлагаю‏ ‎последовать ‎данной‏ ‎логике ‎до ‎конца, ‎чтобы ‎раскрыть‏ ‎ее‏ ‎посыл.

Если‏ ‎ребенку, ‎как‏ ‎индивиду, ‎будет‏ ‎лучше ‎в‏ ‎иностранной‏ ‎семье ‎(допустим,‏ ‎что ‎это ‎так), ‎то ‎не‏ ‎следует ‎ли‏ ‎российскому‏ ‎обществу ‎отбирать ‎детей‏ ‎у ‎асоциальных‏ ‎семей ‎и ‎передавать ‎их‏ ‎иностранцам?‏ ‎Ведь ‎там‏ ‎лучше. ‎Если‏ ‎мы ‎за ‎усыновление ‎детей ‎иностранцами,‏ ‎то‏ ‎какие ‎у‏ ‎нас ‎могут‏ ‎быть ‎моральные ‎основания ‎для ‎возражения‏ ‎против‏ ‎такой‏ ‎схемы? ‎Никаких,‏ ‎таких ‎оснований‏ ‎при ‎последовательной‏ ‎позиции‏ ‎нет. ‎А‏ ‎если ‎их ‎нет, ‎значит, ‎ювенальная‏ ‎юстиция ‎легитимна.‏ ‎При‏ ‎таком ‎подходе, ‎ребенка-индивида,‏ ‎в ‎его‏ ‎же ‎собственных ‎интересах, ‎можно‏ ‎и‏ ‎нужно ‎изъять‏ ‎из ‎семьи‏ ‎и ‎передать ‎[туда, ‎где ‎лучше].

Мне‏ ‎могут‏ ‎возразить, ‎что‏ ‎детей ‎из‏ ‎семьей ‎в ‎экстренных ‎случаях ‎изымали‏ ‎и‏ ‎без‏ ‎ювенальной ‎юстиции.‏ ‎Это ‎верно.‏ ‎Но ‎изымали‏ ‎во‏ ‎имя ‎буквального‏ ‎спасения, ‎а ‎не ‎во ‎имя‏ ‎«лучше». ‎При‏ ‎примате‏ ‎коллективного ‎начала, ‎общество‏ ‎спасает ‎своих‏ ‎детей ‎от ‎смерти ‎(физической‏ ‎и‏ ‎социальной). ‎При‏ ‎примате ‎индивида,‏ ‎на ‎вооружение ‎берется ‎защита ‎прав‏ ‎детей‏ ‎ради ‎«лучше».

Следуя‏ ‎логике ‎примата‏ ‎индивида, ‎мы ‎сделали ‎два ‎шага:‏ ‎признали‏ ‎приемлемость‏ ‎усыновления ‎наших‏ ‎детей ‎иностранцами‏ ‎и ‎ввели‏ ‎ювенальную‏ ‎юстицию, ‎включающую‏ ‎в ‎себя ‎передачу ‎иностранцам ‎изъятых‏ ‎из ‎семей‏ ‎детей.‏ ‎Но ‎здесь ‎напрашивается‏ ‎и ‎третий‏ ‎шаг. ‎Вы ‎убеждены ‎в‏ ‎том,‏ ‎что ‎лично‏ ‎Вы ‎идеальный‏ ‎всемирный ‎образец ‎родителя? ‎Вероятно, ‎нет.‏ ‎Значит,‏ ‎Вы ‎должны‏ ‎быть ‎морально‏ ‎готовы ‎передать ‎своего ‎ребенка ‎туда,‏ ‎где‏ ‎ему‏ ‎будет ‎лучше.‏ ‎Как ‎внутри‏ ‎страны, ‎так‏ ‎и‏ ‎за ‎границей.

Я‏ ‎уже ‎слышу ‎возражения, ‎что ‎ребенку‏ ‎лучше ‎в‏ ‎родной‏ ‎семье ‎и ‎никто‏ ‎ему ‎ее‏ ‎не ‎заменит. ‎Я ‎полностью‏ ‎с‏ ‎этим ‎согласен.‏ ‎Но ‎если‏ ‎мы ‎одновременно ‎считаем, ‎что ‎можно‏ ‎отдавать‏ ‎наших ‎детей‏ ‎на ‎усыновление‏ ‎иностранцами, ‎но ‎своих ‎(в ‎узком‏ ‎смысле)‏ ‎детей‏ ‎никому ‎ни‏ ‎за ‎что‏ ‎не ‎отдадим,‏ ‎то‏ ‎наша ‎позиция‏ ‎оказывается ‎двусмысленной.

С ‎точки ‎зрения ‎примата‏ ‎индивида, ‎готовность‏ ‎отдавать‏ ‎чужим ‎людям ‎своих‏ ‎(в ‎широком‏ ‎смысле) ‎детей ‎в ‎сочетании‏ ‎с‏ ‎неготовность ‎отдавать‏ ‎своих ‎(в‏ ‎узком ‎смысле) ‎означает, ‎что ‎коллективная‏ ‎идентичность‏ ‎конкретной ‎семьи‏ ‎ставится ‎выше‏ ‎индивида. ‎Это ‎не ‎последовательно ‎и‏ ‎просто‏ ‎аморально,‏ ‎при ‎взгляде‏ ‎с ‎позиции‏ ‎примата ‎индивида.

С‏ ‎точки‏ ‎зрения ‎примата‏ ‎коллективного ‎начала, ‎категорический ‎отказ ‎отдавать‏ ‎своих ‎детей‏ ‎можно‏ ‎только ‎приветствовать, ‎а‏ ‎от ‎готовности‏ ‎на ‎этом ‎фоне ‎отдавать‏ ‎наших‏ ‎детей ‎—‏ ‎тошнит.

Постановка ‎индивида‏ ‎выше ‎широкой ‎коллективной ‎идентичности ‎(России)‏ ‎неизбежно‏ ‎ведет ‎к‏ ‎признанию ‎приоритета‏ ‎индивида ‎и ‎по ‎отношению ‎к‏ ‎малой‏ ‎идентичности‏ ‎(конкретной ‎семьи).‏ ‎Подчеркиваю, ‎это‏ ‎в ‎конечном‏ ‎итоге‏ ‎не ‎вопрос‏ ‎о ‎том, ‎где ‎ребенку-индивиду ‎объективно‏ ‎лучше, ‎если‏ ‎индивид‏ ‎ставится ‎выше ‎общества,‏ ‎то ‎он‏ ‎начинает ‎последовательно ‎отрицать ‎все‏ ‎формы‏ ‎коллективной ‎идентичности.

Наконец,‏ ‎возникает ‎вопрос‏ ‎о ‎том, ‎что ‎значит ‎«лучше»?‏ ‎Это‏ ‎ведь ‎не‏ ‎константа, ‎как‏ ‎может ‎показаться. ‎Сегодня ‎кому-то ‎кажется,‏ ‎что‏ ‎лучше‏ ‎буржуа, ‎а‏ ‎завтра ‎окажется,‏ ‎что ‎лучше‏ ‎постбуржуа.‏ ‎Но ‎за‏ ‎пределами ‎буржуа ‎нет ‎никакого ‎индивида.‏ ‎Там ‎уже‏ ‎постиндивид.

Индивид‏ ‎преодолевает ‎коллективную ‎идентичность.‏ ‎И ‎путем‏ ‎этого ‎преодоления ‎отменяет ‎самого‏ ‎себя, так‏ ‎как ‎собирают‏ ‎индивида ‎именно‏ ‎коллективные ‎формы ‎жизни ‎(социальные ‎объекты‏ ‎по‏ ‎Дюркгейму). ‎В‏ ‎итоге ‎мы‏ ‎получаем ‎примат ‎даже ‎не ‎индивида,‏ ‎а‏ ‎возможности‏ ‎человека ‎(того,‏ ‎что ‎может‏ ‎стать ‎человеком),‏ ‎которую‏ ‎нужно ‎освободить‏ ‎от ‎любых ‎форм ‎во ‎имя‏ ‎«лучше».

Вы ‎скажите,‏ ‎мы‏ ‎далеко ‎зашли. ‎Это‏ ‎верно, ‎исходный‏ ‎код ‎лежит ‎далеко, ‎но‏ ‎если‏ ‎мы ‎освоим‏ ‎путь ‎к‏ ‎нему, ‎то ‎всё ‎окажется ‎рядом.‏ ‎Код‏ ‎далеко ‎от‏ ‎привычных ‎форм‏ ‎мышления, ‎любые ‎банальные ‎суждения ‎близки‏ ‎к‏ ‎коду‏ ‎и ‎ясным‏ ‎образом ‎порождены‏ ‎им.

Теперь ‎перевернем‏ ‎эту‏ ‎картину. ‎Скажем,‏ ‎что ‎Россия, ‎как ‎коллективное ‎начало,‏ ‎важнее ‎индивида.‏ ‎И,‏ ‎всё, ‎никакого ‎усыновления‏ ‎детей ‎иностранцами‏ ‎быть ‎не ‎может. ‎Потому‏ ‎что‏ ‎такое ‎усыновление‏ ‎означает ‎убийство‏ ‎русского ‎ребенка ‎во ‎имя ‎возможности‏ ‎рождения‏ ‎другого.

Ребенок-индивид ‎может‏ ‎стать ‎русским‏ ‎только ‎в ‎России ‎(совсем ‎специальные‏ ‎и‏ ‎редкие‏ ‎условия ‎для‏ ‎этого ‎за‏ ‎границей ‎оставим‏ ‎в‏ ‎стороне), ‎а‏ ‎за ‎границей ‎он ‎вольется ‎в‏ ‎иную ‎коллективную‏ ‎идентичность,‏ ‎если ‎не ‎пропадет‏ ‎совсем. ‎Отдавая‏ ‎ребенка ‎иностранцам, ‎мы ‎лишаем‏ ‎его‏ ‎шанса ‎стать‏ ‎русским, ‎т.‏ ‎е. ‎в ‎социальном ‎смысле ‎убиваем‏ ‎русского‏ ‎ребенка.

Поставив ‎на‏ ‎первое ‎место‏ ‎Россию, ‎мы, ‎разумеется, ‎не ‎сможем‏ ‎смириться‏ ‎ни‏ ‎с ‎какими‏ ‎бедами ‎в‏ ‎жизни ‎детей-сирот.‏ ‎Судьба‏ ‎детей ‎—‏ ‎жизненный ‎приоритет ‎страны, ‎как ‎коллективного‏ ‎начала, ‎а‏ ‎дети-сироты,‏ ‎по ‎понятным ‎причинам,‏ ‎требуют ‎особого‏ ‎внимания ‎и ‎заботы.

Первое, ‎что‏ ‎нужно ‎признать ‎при ‎чтении ‎Ленина,‏ ‎это ‎выход‏ ‎Владимира‏ ‎Ильича ‎за ‎рамки‏ ‎канонического ‎марксизма.‏ ‎Ленин ‎свято ‎верил ‎в‏ ‎Маркса‏ ‎и ‎в‏ ‎то ‎же‏ ‎время ‎стремился ‎претворить ‎его ‎учение‏ ‎в‏ ‎жизнь, ‎что‏ ‎превращало ‎марксизм‏ ‎по ‎Ленину ‎не ‎в ‎догматическое‏ ‎следование‏ ‎букве,‏ ‎а ‎в‏ ‎живое ‎учение,‏ ‎творящее ‎историю‏ ‎ценой‏ ‎выхода ‎за‏ ‎свои ‎теоретические ‎рамки.

Безусловно, ‎такое ‎противоречие‏ ‎(между ‎практикой‏ ‎ленинизма‏ ‎и ‎теорией ‎марксизма,‏ ‎между ‎теорией‏ ‎ленинизма-марксизма ‎и ‎каноническим ‎марксизмом)‏ ‎не‏ ‎бесплатное ‎удовольствие‏ ‎и ‎требует‏ ‎снятия ‎путем ‎пересмотра ‎канона ‎на‏ ‎базе‏ ‎исторического ‎деяния.‏ ‎Но ‎такой‏ ‎пересмотр ‎не ‎был ‎осуществлен, ‎что‏ ‎породило‏ ‎и‏ ‎закрепило ‎противоречия‏ ‎в ‎СССР,‏ ‎и ‎порождает‏ ‎современные‏ ‎противоречия ‎в‏ ‎сознании ‎марксистов.

Если ‎мы ‎хотим ‎прочитать‏ ‎Ленина, ‎как‏ ‎творца‏ ‎истории, ‎то ‎мы‏ ‎должны ‎исходить‏ ‎из ‎его ‎ключевого ‎устремления.‏ ‎Что‏ ‎бы ‎ни‏ ‎происходило, ‎Ленин‏ ‎подчеркивал, ‎что ‎«массам ‎нужно ‎говорить‏ ‎правду»,‏ ‎неизменно ‎понимания‏ ‎под ‎этим‏ ‎призыв ‎масс ‎к ‎пролетарской ‎революции.‏ ‎У‏ ‎Ленин‏ ‎был ‎один‏ ‎ответ ‎на‏ ‎любые ‎невзгоды,‏ ‎вызовы‏ ‎и ‎катастрофы‏ ‎— ‎революция. ‎Он ‎шел ‎к‏ ‎ней ‎как‏ ‎к‏ ‎высшей ‎цели, ‎подводя‏ ‎всё ‎под‏ ‎эту ‎цель.

Как ‎Ленин ‎учил‏ ‎нас‏ ‎говорить ‎правду https://sponsr.ru/friend_ru/80984/Kak_Lenin_uchil_nas_govorit_pravdu/

Марксизм‏ ‎интерпретировался ‎Лениным‏ ‎в ‎русле ‎устремления ‎к ‎революции.‏ ‎Если‏ ‎бы ‎исторические‏ ‎обстоятельства ‎были‏ ‎иными, ‎то ‎и ‎интерпретация ‎была‏ ‎иной.‏ ‎Здесь‏ ‎главное ‎—‏ ‎революция, ‎которая‏ ‎обосновывает ‎всё‏ ‎сама‏ ‎— ‎самим‏ ‎фактом ‎своего ‎существования ‎(фактом ‎мечты‏ ‎о ‎ней).‏ ‎Даже‏ ‎слово ‎«пролетарская» ‎в‏ ‎полной ‎мере‏ ‎не ‎отражает ‎суть ‎революции.‏ ‎Великая‏ ‎Октябрьская ‎социалистическая‏ ‎революция ‎совершалась‏ ‎во ‎имя ‎пролетариата, ‎но ‎сама‏ ‎по‏ ‎себе ‎не‏ ‎была ‎пролетарской.

Это‏ ‎глубокого ‎мессианский ‎код, ‎не ‎подлежащий‏ ‎чисто‏ ‎рациональной‏ ‎или ‎материалистической‏ ‎дешифровке.

В ‎этой‏ ‎связи, ‎нелепо‏ ‎пытаться‏ ‎рационально-материалистически ‎перенести‏ ‎тексты ‎Ленина ‎в ‎наши ‎дни‏ ‎и ‎на‏ ‎их‏ ‎базе ‎«по ‎канону»‏ ‎построить ‎свою‏ ‎позицию. ‎Это ‎в ‎лучшем‏ ‎случае‏ ‎построение ‎музея,‏ ‎а ‎зачастую‏ ‎лишь ‎ролевая ‎игра. ‎Мерзкая ‎ролевая‏ ‎игра‏ ‎людей, ‎у‏ ‎которых ‎нет‏ ‎живой ‎правды.

Если ‎вы ‎хотите ‎по‏ ‎Ленину,‏ ‎то‏ ‎предъявите ‎свою‏ ‎правду ‎и‏ ‎отдайте ‎за‏ ‎нее‏ ‎свою ‎жизнь.