Пчелы против Бога. Основы либерализма

Ярким ‎феноменом‏ ‎осмысления ‎со ‎стороны ‎буржуазии ‎перехода‏ ‎от ‎религиозного‏ ‎общества‏ ‎к ‎буржуазному ‎являются‏ ‎«пчелы» ‎франко-голландско-британского‏ ‎философа ‎Бернарда ‎Мандевиля ‎(1670–1733).

Выходец‏ ‎из‏ ‎рода ‎французских‏ ‎гугенотов ‎(протестантов-кальвинистов)‏ ‎Бернард ‎де ‎Мандевиль ‎родился ‎в‏ ‎Голландии,‏ ‎где ‎закончил‏ ‎школу ‎и‏ ‎университет ‎по ‎направлениям ‎медицины ‎и‏ ‎философии.‏ ‎В‏ ‎1691 ‎году‏ ‎Мандевиль ‎переезжает‏ ‎в ‎Англию,‏ ‎где‏ ‎станет ‎успешным‏ ‎врачом ‎и ‎напишет ‎свои ‎основные‏ ‎философские ‎работы.

Мандевиль‏ ‎начинал‏ ‎как ‎картезианец, ‎тема‏ ‎его ‎диссертации‏ ‎«Философские ‎рассуждения ‎о ‎действиях‏ ‎неразумных‏ ‎существ», ‎в‏ ‎которой ‎он‏ ‎в ‎духе ‎Декарта ‎обосновывает ‎автоматизм‏ ‎животных.‏ ‎Декарт ‎ввел‏ ‎в ‎психологию‏ ‎и ‎философию ‎представление ‎о ‎рефлексе,‏ ‎как‏ ‎алгоритме‏ ‎управления ‎физическим‏ ‎телом, ‎что‏ ‎превращало ‎лишенных‏ ‎души‏ ‎и ‎разума‏ ‎животных ‎(если ‎принять ‎данный ‎тезис‏ ‎за ‎аксиому)‏ ‎в‏ ‎«автоматические ‎механизмы».

Позднее ‎Мандевиль‏ ‎отходит ‎от‏ ‎картезианства ‎и ‎сосредотачивается ‎на‏ ‎вопросах‏ ‎регулирования ‎жизни‏ ‎общества ‎посредством‏ ‎морали, ‎наиболее ‎резонансным ‎выражением ‎взглядов‏ ‎Мандевиля‏ ‎стала ‎его‏ ‎сатирическая ‎поэма‏ ‎«про ‎пчел».

Впервые ‎поэма ‎под ‎названием‏ ‎«Ворчливый‏ ‎улей,‏ ‎или ‎Мошенники,‏ ‎ставшие ‎честными»‏ ‎была ‎анонимно‏ ‎издана‏ ‎в ‎1705‏ ‎году. ‎В ‎1714 ‎году ‎также‏ ‎анонимно ‎вышло‏ ‎второе‏ ‎издание ‎под ‎названием‏ ‎«Басня ‎о‏ ‎пчелах: ‎или ‎частные ‎пороки,‏ ‎общественные‏ ‎блага». ‎Далее‏ ‎новые ‎редакции‏ ‎выходили ‎вплоть ‎до ‎1732 ‎года,‏ ‎в‏ ‎конце ‎концов‏ ‎Мандевиль ‎признал‏ ‎свое ‎авторство.

Анонимность ‎первых ‎изданий ‎объясняется‏ ‎тем,‏ ‎что‏ ‎Мандевиль ‎бросал‏ ‎вызов ‎базовым‏ ‎представлениям ‎человека‏ ‎и‏ ‎социума ‎о‏ ‎самом ‎себе, ‎что ‎вызывало ‎соответствующие‏ ‎травматичные ‎скандалы.‏ ‎«Пчелы»‏ ‎предвосхитил ‎наступающую ‎реальность,‏ ‎оказав ‎влияние‏ ‎на ‎Адама ‎Смита, ‎Вольтера,‏ ‎Жан-Жак‏ ‎Руссо ‎и‏ ‎других ‎классиков‏ ‎эпохи ‎Просвещения. ‎Карл ‎Маркс ‎в‏ ‎«Капитале»‏ ‎отдавал ‎должное‏ ‎описанию ‎исторического‏ ‎процесса, ‎данному ‎Мандевилем ‎(Мандевиль ‎утверждал,‏ ‎что‏ ‎писать‏ ‎в ‎«пчелах»‏ ‎именно ‎про‏ ‎историю). ‎В‏ ‎ХХ‏ ‎века ‎произошел‏ ‎ренессанс ‎внимания ‎к ‎«пчелам», ‎о‏ ‎влиянии ‎работ‏ ‎Мандевиля‏ ‎писали ‎Джон ‎Кейнс,‏ ‎Фридрих ‎фон‏ ‎Хайек ‎и ‎другие ‎крупные‏ ‎фигуры.‏ ‎Сегодня ‎«пчел»‏ ‎Мандевиля ‎могут‏ ‎упоминать ‎в ‎рамках ‎курса ‎политэкономии‏ ‎в‏ ‎вузах. ‎Переходим‏ ‎к ‎тексту.

В‏ ‎просторном ‎улье ‎пчелы ‎жили, ‎Имелось‏ ‎все‏ ‎там‏ ‎в ‎изобилье;‏ ‎И ‎множились‏ ‎науки ‎в‏ ‎нем,‏ ‎И ‎шел‏ ‎промышленный ‎подъем; ‎Закона ‎и ‎оружья‏ ‎сила ‎Его‏ ‎величие‏ ‎хранила; ‎И ‎каждой‏ ‎новою ‎весной‏ ‎Он ‎порождал ‎за ‎роем‏ ‎рой.‏ ‎Ни ‎деспота‏ ‎не ‎знал‏ ‎он ‎власти, ‎Ни ‎демократии ‎напасти;‏ ‎Им‏ ‎управлял ‎король,‏ ‎чей ‎трон‏ ‎Законом ‎был ‎давно ‎стеснен. ‎Так‏ ‎жили‏ ‎пчелы‏ ‎жизнью ‎вольной,‏ ‎Но ‎были‏ ‎вечно ‎недовольны.

Начинается‏ ‎поэма‏ ‎с ‎описания‏ ‎конституционной ‎монархии ‎эпохи ‎просвещения, ‎проходящей‏ ‎через ‎индустриализацию.‏ ‎Мандевиль‏ ‎сразу ‎дает ‎понять,‏ ‎что ‎речь‏ ‎идет ‎о ‎человеческом ‎социуме‏ ‎(конкретно‏ ‎о ‎Великобритании).

Ну,‏ ‎словом, ‎был‏ ‎пчелиный ‎рой ‎Во ‎всем ‎похож‏ ‎на‏ ‎род ‎людской.‏ ‎Производили ‎то‏ ‎же ‎пчелы, ‎Что ‎наши ‎города‏ ‎и‏ ‎села:‏ ‎Все ‎те‏ ‎предметы, ‎что‏ ‎нужны ‎Для‏ ‎мирной‏ ‎жизни ‎и‏ ‎войны. ‎И ‎нет ‎у ‎нас‏ ‎таких ‎строений,‏ ‎Машин,‏ ‎судов, ‎изобретений, ‎Наук,‏ ‎искусств ‎и‏ ‎мастерских, ‎Каких ‎бы ‎не‏ ‎было‏ ‎у ‎них.‏ ‎Посредством ‎крохотных‏ ‎орудий ‎Они ‎все ‎делали, ‎как‏ ‎люди;

Возникает‏ ‎вопрос, ‎чего‏ ‎не ‎хватает‏ ‎пчелам, ‎чем ‎они ‎«были ‎вечно‏ ‎недовольны»?

Итак,‏ ‎цвел‏ ‎улей ‎плодовитый,‏ ‎До ‎крышки‏ ‎пчелами ‎набитый;‏ ‎И‏ ‎в ‎нем,‏ ‎как ‎в ‎обществе ‎людей, ‎Кипели‏ ‎тысячи ‎страстей.‏ ‎Иные‏ ‎утоляли ‎страсти, ‎Достигнув‏ ‎почестей ‎и‏ ‎власти; ‎Другие ‎в ‎копях,‏ ‎в‏ ‎мастерских ‎Всю‏ ‎жизнь ‎работали‏ ‎на ‎них, ‎Полмира, ‎почитай, ‎кормили,‏ ‎А‏ ‎сами, ‎как‏ ‎илоты, ‎жили.‏ ‎Тот, ‎кто ‎имел ‎свой ‎капитал,‏ ‎Себя‏ ‎ничем‏ ‎не ‎утруждал‏ ‎И ‎только‏ ‎прибыли ‎считал;‏ ‎Другие‏ ‎знали ‎лишь‏ ‎работу, ‎Трудились ‎до ‎седьмого ‎поту‏ ‎И ‎спину‏ ‎гнули‏ ‎день-деньской, ‎Питаясь ‎хлебом‏ ‎и ‎водой.‏ ‎<…> ‎С ‎мошенниками ‎были‏ ‎схожи:‏ ‎Весьма ‎солидные‏ ‎мужи ‎Нисколько‏ ‎не ‎чурались ‎лжи, ‎И ‎были‏ ‎в‏ ‎улье ‎том‏ ‎едва ‎ли‏ ‎Занятья, ‎где ‎б ‎не ‎плутовали.

Мандевиль‏ ‎описывает‏ ‎падший‏ ‎пчелиный ‎социум,‏ ‎в ‎котором‏ ‎вор ‎отличается‏ ‎от‏ ‎элитария ‎своим‏ ‎социальным ‎положением ‎и ‎даруемыми ‎этим‏ ‎положением ‎возможностями,‏ ‎а‏ ‎не ‎своими ‎моральными‏ ‎установками. ‎Уже‏ ‎видно, ‎что ‎в ‎пчелах‏ ‎нашел‏ ‎Маркс.

Далее ‎Мандевиль‏ ‎сочно ‎описывает‏ ‎порочность ‎пчел ‎(рекомендую ‎прочитать ‎поэму‏ ‎целиком)‏ ‎и ‎переходит‏ ‎к ‎формуле‏ ‎«я ‎— ‎часть ‎той ‎силы,‏ ‎что‏ ‎вечно‏ ‎хочет ‎зла‏ ‎и ‎вечно‏ ‎совершает ‎благо».

Пороком‏ ‎улей‏ ‎был ‎снедаем,‏ ‎Но ‎в ‎целом ‎он ‎являлся‏ ‎раем. ‎Он‏ ‎порождал‏ ‎в ‎округе ‎всей‏ ‎И ‎страх‏ ‎врагов, ‎и ‎лесть ‎друзей;‏ ‎Все‏ ‎ульи ‎несравнимы‏ ‎были ‎С‏ ‎ним ‎по ‎богатству ‎и ‎по‏ ‎силе.‏ ‎Такой ‎здесь‏ ‎был ‎гражданский‏ ‎строй, ‎Что ‎благо ‎нес ‎изъян‏ ‎любой‏ ‎И,‏ ‎вняв ‎политики‏ ‎урокам, ‎Дружила‏ ‎нравственность ‎с‏ ‎пороком;‏ ‎Тут ‎и‏ ‎преступница-пчела ‎Для ‎пользы ‎общества ‎жила.‏ ‎Весьма ‎искусное‏ ‎правленье‏ ‎Всех ‎пчел ‎хранило‏ ‎единенье. ‎Хоть‏ ‎и ‎роптали ‎пчелы, ‎рой‏ ‎Согласно‏ ‎жил ‎семьей‏ ‎большой; ‎Враги‏ ‎— ‎и ‎те, ‎хоть ‎не‏ ‎желали‏ ‎Того, ‎друг‏ ‎другу ‎помогали;‏ ‎И ‎добродетели ‎одних ‎Питали ‎слабости‏ ‎других.‏ ‎<…>‏ ‎Плоды ‎пороков‏ ‎пожиная, ‎Цвела‏ ‎держава ‎восковая.

Конституционная‏ ‎монархия‏ ‎первой ‎сумела‏ ‎поставить ‎греховную ‎природу ‎пчел ‎на‏ ‎службу ‎общественному‏ ‎благу.‏ ‎Что ‎породило ‎индустриализацию‏ ‎и ‎вывело‏ ‎Великобританию ‎в ‎мировые ‎лидеры.

Но‏ ‎пчелы‏ ‎тем ‎не‏ ‎менее ‎«были‏ ‎вечно ‎недовольны» ‎своей ‎греховной ‎природой.

И‏ ‎жил‏ ‎теперь ‎бедняк‏ ‎простой ‎Получше,‏ ‎чем ‎богач ‎былой. ‎Но ‎как‏ ‎обманчиво‏ ‎блаженство!‏ ‎Когда ‎бы‏ ‎знать, ‎что‏ ‎совершенство ‎И‏ ‎боги‏ ‎нам ‎не‏ ‎в ‎силах ‎дать, ‎Не ‎стали‏ ‎твари ‎бы‏ ‎роптать.‏ ‎Они ‎ж, ‎чуть‏ ‎что, ‎вовсю‏ ‎вопили: ‎«Мошенники ‎нас ‎погубили!‏ ‎Что‏ ‎власть, ‎что‏ ‎армия, ‎что‏ ‎суд ‎— ‎На ‎воре ‎вор,‏ ‎на‏ ‎плуте ‎плут!»‏ ‎И ‎те,‏ ‎что ‎сами ‎плутовали, ‎Других ‎за‏ ‎плутни‏ ‎бичевали.‏ ‎Тогда ‎плуты-пчелы‏ ‎решают ‎обратиться‏ ‎за ‎помощью‏ ‎к‏ ‎Богу. ‎Прекрасно‏ ‎шли ‎у ‎пчел ‎дела, ‎И‏ ‎польза ‎всем‏ ‎от‏ ‎них ‎была, ‎И‏ ‎все ‎же‏ ‎все ‎кричали: ‎«Боги, ‎Хотим‏ ‎жить‏ ‎честно! ‎Будьте‏ ‎строги!» ‎Услышав‏ ‎их ‎мольбы, ‎Гермес ‎Лишь ‎усмехнулся;‏ ‎но‏ ‎Зевес ‎Сказал,‏ ‎сверкнувши ‎гневным‏ ‎оком: ‎«Что ‎ж, ‎это ‎будет‏ ‎им‏ ‎уроком».‏ ‎И ‎вот‏ ‎— ‎о‏ ‎чудо ‎из‏ ‎чудес!‏ ‎— ‎Из‏ ‎жизни ‎пчел ‎обман ‎исчез; ‎Забыты‏ ‎хитрости ‎и‏ ‎плутни,‏ ‎Все ‎стали ‎честны,‏ ‎даже ‎трутни;‏ ‎И ‎вызывает ‎только ‎стыд‏ ‎У‏ ‎трезвых ‎пчел‏ ‎их ‎прежний‏ ‎быт. ‎О ‎славный ‎улей! ‎Даже‏ ‎жутко,‏ ‎Какую ‎с‏ ‎ним ‎сыграли‏ ‎шутку! ‎За ‎полчаса ‎по ‎всей‏ ‎стране‏ ‎Продукты‏ ‎снизились ‎в‏ ‎цене; ‎Все‏ ‎сняли ‎маску‏ ‎лицемерия‏ ‎И ‎жаждут‏ ‎полного ‎доверья; ‎Презрела ‎роскошь ‎даже‏ ‎знать; ‎Ну‏ ‎прямо‏ ‎улей ‎не ‎узнать.

Пчелы‏ ‎оказываются ‎в‏ ‎определенном ‎смысле ‎в ‎том‏ ‎самом‏ ‎«золотом ‎веке»‏ ‎— ‎в‏ ‎мире, ‎где ‎нет ‎греха.

Золотой ‎век‏ ‎по‏ ‎Достоевскому https://sponsr.ru/friend_ru/81024/Zolotoi_vek_poDostoevskomu/

Райская ‎жизнь‏ ‎оборачивается ‎тяжелым‏ ‎экономическим ‎кризисом.

Куда ‎ни ‎глянь ‎—‏ ‎не‏ ‎то,‏ ‎что ‎было:‏ ‎Торговлю ‎честность‏ ‎погубила, ‎Осталась‏ ‎уйма‏ ‎пчел ‎без‏ ‎дел, ‎И ‎улей ‎быстро ‎опустел.‏ ‎<…> ‎Беднее‏ ‎стали‏ ‎все ‎раз ‎во‏ ‎сто, ‎Зато‏ ‎все ‎дешево ‎и ‎просто,‏ ‎Зато‏ ‎обрел ‎пчелиный‏ ‎рой ‎И‏ ‎мир, ‎и ‎счастье, ‎и ‎покой.

В‏ ‎конце‏ ‎концов ‎пчелы‏ ‎проходят ‎через‏ ‎тяжелую ‎войну, ‎окончательно ‎опрощаются ‎(дичают)‏ ‎и‏ ‎счастливо‏ ‎живут ‎в‏ ‎этой ‎дикости.

И‏ ‎тут ‎на‏ ‎улей‏ ‎опустелый ‎Коварные‏ ‎соседи ‎смело ‎Со ‎всех ‎сторон‏ ‎пошли ‎войной;‏ ‎И‏ ‎закипел ‎кровавый ‎бой!‏ ‎И ‎год‏ ‎и ‎два ‎— ‎враги‏ ‎все‏ ‎рвутся; ‎Отважно,‏ ‎храбро ‎пчелы‏ ‎бьются; ‎Их ‎мужество ‎в ‎конце‏ ‎концов‏ ‎Спасает ‎улей‏ ‎от ‎врагов.‏ ‎Победа! ‎Но ‎победа ‎рою ‎Досталась‏ ‎дорогой‏ ‎ценою:‏ ‎Мильоны ‎пали,‏ ‎и ‎страна‏ ‎Была ‎вконец‏ ‎разорена.‏ ‎Финал ‎послужит‏ ‎всем ‎уроком: ‎Покой ‎— ‎и‏ ‎тот ‎сочтя‏ ‎пороком,‏ ‎Проникшись ‎духом ‎простоты‏ ‎И ‎первородной‏ ‎чистоты, ‎Настолько ‎пчелы ‎опростели,‏ ‎Что‏ ‎все ‎в‏ ‎дупло ‎перелетели,‏ ‎Где, ‎честной ‎бедностью ‎своей ‎Гордясь,‏ ‎живут‏ ‎до ‎наших‏ ‎дней.

Таким ‎образом,‏ ‎Мандевиль ‎буквально ‎воспроизводит ‎теорию ‎«золотого‏ ‎века»,‏ ‎только‏ ‎интерпретирует ‎ее‏ ‎иначе. ‎Достоевский‏ ‎писал, ‎что‏ ‎история‏ ‎есть ‎грех‏ ‎и ‎нужно ‎преодолеть ‎греховность ‎человека,‏ ‎чтобы ‎вернуться‏ ‎в‏ ‎рай. ‎Мандевиль ‎также‏ ‎пишет, ‎что‏ ‎история ‎есть ‎порождение ‎греховной‏ ‎природы‏ ‎человека ‎и‏ ‎на ‎этом‏ ‎основании ‎объявляет ‎грех ‎общественным ‎благом,‏ ‎призывая‏ ‎принять ‎его‏ ‎в ‎качестве‏ ‎основы ‎буржуазного ‎общества.

МОРАЛЬ ‎Да ‎будет‏ ‎всем‏ ‎глупцам‏ ‎известно, ‎Что‏ ‎улей ‎жить‏ ‎не ‎может‏ ‎честно.‏ ‎В ‎мирских‏ ‎удобствах ‎пребывать, ‎Притом ‎пороков ‎избежать‏ ‎— ‎Нельзя;‏ ‎такое‏ ‎положенье ‎Возможно ‎лишь‏ ‎в ‎воображенье.‏ ‎Нам ‎— ‎это ‎все‏ ‎понять‏ ‎должны ‎—‏ ‎Тщеславие, ‎роскошь,‏ ‎ложь ‎нужны; ‎В ‎делах ‎нам‏ ‎будучи‏ ‎подмогой, ‎Они‏ ‎приносят ‎выгод‏ ‎много. ‎Конечно, ‎голод ‎— ‎это‏ ‎зло;‏ ‎Но‏ ‎без ‎него‏ ‎бы ‎не‏ ‎могло ‎Раздобывать‏ ‎себе‏ ‎съестное, ‎Расти‏ ‎и ‎крепнуть ‎все ‎живое. ‎Лоза‏ ‎плодов ‎не‏ ‎принесет,‏ ‎Пока ‎дикаркою ‎растет;‏ ‎Чтоб ‎зрели‏ ‎грозди ‎винограда, ‎Лозу ‎не‏ ‎раз‏ ‎подрезать ‎надо;‏ ‎Но ‎вот‏ ‎подвязана ‎она, ‎Вся ‎ссохлась, ‎вся‏ ‎искривлена,‏ ‎А ‎сколько‏ ‎нам ‎дает‏ ‎вина! ‎Так ‎и ‎порок ‎полезен‏ ‎людям,‏ ‎Когда‏ ‎он ‎связан‏ ‎правосудием. ‎Чтоб‏ ‎стать ‎народ‏ ‎великим‏ ‎мог, ‎В‏ ‎нем ‎должен ‎свить ‎гнездо ‎порок;‏ ‎Достатка ‎—‏ ‎все‏ ‎тому ‎свидетель ‎—‏ ‎Не ‎даст‏ ‎ему ‎лишь ‎добродетель. ‎И‏ ‎те,‏ ‎кто ‎век‏ ‎вернет ‎иной,‏ ‎Прекраснодушный, ‎золотой, ‎Верша ‎все ‎честными‏ ‎руками,‏ ‎Питаться ‎будут‏ ‎желудями.

Мандевиль ‎очевидным‏ ‎образом ‎ставит ‎интересы ‎на ‎место‏ ‎Бога.‏ ‎И‏ ‎апеллируя ‎к‏ ‎разуму ‎призывает‏ ‎пчел ‎осознать‏ ‎эти‏ ‎интересы, ‎сделав‏ ‎выбор ‎в ‎их ‎пользу. ‎Пчелы‏ ‎сделали ‎выбор.‏ ‎Через‏ ‎150 ‎лет ‎Ницше‏ ‎провозгласит: ‎«Бог‏ ‎умер! ‎Мы ‎его ‎убили‏ ‎—‏ ‎вы ‎и‏ ‎я!».

Классики ‎эпохи‏ ‎Просвещения ‎ценили ‎Мандевиля ‎за ‎разоблачение‏ ‎христианской‏ ‎морали, ‎за‏ ‎явление ‎низкой‏ ‎природы ‎человека ‎и ‎за ‎вклад‏ ‎в‏ ‎политэкономию‏ ‎(манифестацию ‎разделения‏ ‎труда ‎и‏ ‎т. ‎д.).‏ ‎Но‏ ‎они ‎тут‏ ‎же ‎критиковали ‎«пчел» ‎за ‎отказ‏ ‎верить ‎в‏ ‎то,‏ ‎что ‎человек ‎может‏ ‎быть ‎морален‏ ‎сам ‎по ‎себе, ‎опершись‏ ‎на‏ ‎свой ‎разум.‏ ‎Как ‎бы‏ ‎говоря, ‎что, ‎да, ‎человек ‎низок,‏ ‎но‏ ‎не ‎потерян,‏ ‎он ‎может‏ ‎быть ‎морален ‎на ‎основе ‎своих‏ ‎же‏ ‎интересов.‏ ‎Так ‎начинался‏ ‎светский ‎гуманизм.

Маркс‏ ‎в ‎«Капитале»‏ ‎отчасти‏ ‎солидаризовался ‎с‏ ‎Мандевилем, ‎отмечая ‎роль ‎зла ‎в‏ ‎историческом ‎движении‏ ‎человечества.

«Уже‏ ‎Мандевиль ‎в ‎своей‏ ‎„Басне ‎о‏ ‎пчелах“ ‎(1705) ‎доказывал ‎производительность‏ ‎всех‏ ‎возможных ‎профессий‏ ‎и ‎т.‏ ‎д., ‎и ‎у ‎него ‎уже‏ ‎видна‏ ‎общая ‎тенденция‏ ‎всего ‎этого‏ ‎рассуждения:

«То, ‎что ‎мы ‎называем ‎в‏ ‎этом‏ ‎мире‏ ‎злом, ‎как‏ ‎моральным, ‎так‏ ‎и ‎физическим,‏ ‎является‏ ‎тем ‎великим‏ ‎принципом, ‎который ‎делает ‎нас ‎социальными‏ ‎существами, ‎—‏ ‎является‏ ‎прочной ‎основой, ‎животворящей‏ ‎силой ‎и‏ ‎опорой ‎всех ‎профессий, ‎и‏ ‎занятий‏ ‎без ‎исключения;‏ ‎здесь ‎должны‏ ‎мы ‎искать ‎истинный ‎источник ‎всех‏ ‎искусств‏ ‎и ‎наук;‏ ‎и ‎в‏ ‎тот ‎самый ‎момент, ‎когда ‎зло‏ ‎перестало‏ ‎бы‏ ‎существовать, ‎общество‏ ‎должно ‎было‏ ‎бы ‎прийти‏ ‎в‏ ‎упадок, ‎если‏ ‎не ‎разрушиться ‎совсем».

Только ‎Мандевиль ‎был,‏ ‎разумеется, ‎бесконечно‏ ‎смелее‏ ‎и ‎честнее ‎проникнутых‏ ‎филистерским ‎духом‏ ‎апологетов ‎буржуазного ‎общества».

Тезис ‎о‏ ‎зле,‏ ‎как ‎двигателе‏ ‎прогресса, ‎стал‏ ‎если ‎не ‎общим ‎местом, ‎то‏ ‎одним‏ ‎из ‎ключевых‏ ‎«открытий» ‎модерна,‏ ‎которое ‎так ‎или ‎иначе ‎остается‏ ‎на‏ ‎повестке‏ ‎вплоть ‎до‏ ‎наших ‎дней.‏ ‎Если ‎согласится‏ ‎с‏ ‎ним, ‎то‏ ‎можно ‎ведь ‎сделать ‎и ‎не‏ ‎оптимистический ‎вывод‏ ‎—‏ ‎можно ‎захотеть ‎выйти‏ ‎из ‎этого‏ ‎кошмара, ‎снеся ‎все ‎его‏ ‎рамки.‏ ‎Что ‎в‏ ‎определенном ‎смысле‏ ‎и ‎происходит.