logo
Буланенко
Разбираемся в кино вместе
logo
Буланенко  Разбираемся в кино вместе
Публикации Уровни подписки О проекте Фильтры Обновления проекта Контакты Поделиться Метки
О проекте
Разборы фильмов и анализ творчества кинематографистов. Сейчас идёт марафон по творчеству Данелии.
Публикации, доступные бесплатно
Уровни подписки
Единоразовый платёж

Безвозмездное пожертвование без возможности возврата. Этот взнос не предоставляет доступ к закрытому контенту.

Все собранные средства пойдут на съемки короткометражного художественного фильма о 10-м чемпионе мира по шахматам Борисе Спасском.

Помочь проекту
Кинозал 500 ₽ месяц

Регулярные эксклюзивные разборы фильмов, которых не будет в публичном доступе, и киностримы.

Оформить подписку
Мастерская 2 000 ₽ месяц
Доступны сообщения

Дополнительно к «кинозалу» эксклюзивный доступ к черновикам текущего проекта или эксклюзивному эссе (в текстовом или видеоформате) на культурологическую или историческую тематику.

Оформить подписку
Киноателье 20 000 ₽ месяц
Доступны сообщения

«Мастерская» с возможностью заказа одного фильма в месяц для разбора (в меню нет ужастиков, эротики, трэша и абсурдистских комедий, также, если фильм уже разбирался, имеет смысл выбрать другой).

Обращаться в личном сообщении или комментариях (доступны на этом уровне).

Оформить подписку
Большое киноателье 100 000 ₽ месяц
Доступны сообщения

«Киноателье» с возможностью выбрать раз в месяц для разбора творчество режиссёра на примере 5 лучших работ (с теми же ограничениями, что и в ателье).

Обращаться в личном сообщении или комментариях (доступны на этом уровне).

Оформить подписку
Фильтры
Обновления проекта
Контакты
Поделиться
Читать: 12+ мин
logo Буланенко

Как Кирк Дуглас сделал Стэнли Кубрика великим

Режиссёры, ‎которые‏ ‎стали ‎известны ‎после ‎одного ‎фильма,‏ ‎встречаются ‎довольно‏ ‎часто.‏ ‎Человек ‎выстреливает ‎с‏ ‎кассово ‎успешной‏ ‎работой ‎или ‎будоражит ‎умы‏ ‎фестивальной‏ ‎публики ‎чем-нибудь‏ ‎остреньким. ‎А‏ ‎иногда ‎сходятся ‎оба ‎фактора, ‎и‏ ‎тогда‏ ‎такого ‎творца‏ ‎все ‎носят‏ ‎на ‎руках ‎и ‎говорят: ‎«Дамьен‏ ‎(пусть‏ ‎его‏ ‎зовут ‎Дамьен),‏ ‎ты ‎новый‏ ‎Кубрик: ‎на‏ ‎тебе‏ ‎много ‎денег‏ ‎и ‎сними, ‎что ‎хочешь!» ‎Иногда‏ ‎это ‎срабатывает,‏ ‎и‏ ‎Дамьен ‎приносит ‎в‏ ‎клювике ‎голодным‏ ‎продюсерам ‎прибыль, ‎а ‎они‏ ‎обеспечивают‏ ‎его ‎всё‏ ‎возрастающими ‎бюджетами.‏ ‎Но ‎вместе ‎с ‎ними ‎растут‏ ‎и‏ ‎риски, ‎и‏ ‎рано ‎или‏ ‎поздно ‎налаженный ‎конвейер ‎авторского ‎массового‏ ‎кино‏ ‎даёт‏ ‎сбой. ‎Блеск‏ ‎гения ‎при‏ ‎таком ‎провале‏ ‎тускнеет,‏ ‎и ‎порой‏ ‎ему ‎приходится ‎откатываться ‎во ‎второй‏ ‎дивизион ‎—‏ ‎лигу‏ ‎крепких ‎ремесленников. ‎Но‏ ‎бывает ‎так,‏ ‎что ‎всё ‎заканчивается ‎на‏ ‎одном‏ ‎фильме ‎—‏ ‎Шазелл ‎пока‏ ‎в ‎подвешенном ‎состоянии ‎после ‎провала‏ ‎«Вавилона»,‏ ‎а ‎вот‏ ‎Том ‎Хупер‏ ‎после ‎эпичного ‎провала ‎«Кошек», ‎похоже,‏ ‎уже‏ ‎всё.

Словосочетание‏ ‎«авторское ‎массовое‏ ‎кино» ‎может‏ ‎показаться ‎оксюмороном‏ ‎только‏ ‎на ‎первый‏ ‎взгляд, ‎поскольку ‎сами ‎понятия ‎не‏ ‎противоположные, ‎а‏ ‎пересекающиеся‏ ‎(пусть ‎и ‎частично).‏ ‎Также ‎следует‏ ‎отметить, ‎что ‎под ‎«авторским»‏ ‎часто‏ ‎понимается ‎и‏ ‎«лично ‎интересное‏ ‎и ‎симпатичное ‎автору», ‎что ‎в‏ ‎корне‏ ‎неверно. ‎Да,‏ ‎тот ‎же‏ ‎Шазелл ‎готов ‎снимать ‎про ‎свой‏ ‎джаз‏ ‎до‏ ‎старости, ‎но,‏ ‎например, ‎Эйзенштейн‏ ‎или ‎Коппола‏ ‎некоторые‏ ‎свои ‎известные‏ ‎работы ‎снимали ‎вынужденно ‎и ‎против‏ ‎своей ‎воли,‏ ‎но‏ ‎сказать ‎на ‎этом‏ ‎основании, ‎что‏ ‎«Александр ‎Невский» ‎или ‎«Крёстный‏ ‎отец»‏ ‎лишены ‎авторского‏ ‎почерка, ‎будет‏ ‎никак ‎нельзя.

Итак, ‎мы ‎имеем ‎триаду:‏ ‎интересное‏ ‎зрителю, ‎интересное‏ ‎автору ‎и‏ ‎имеющее ‎характерный ‎почерк ‎произведение. ‎Все‏ ‎три‏ ‎пункта‏ ‎вместе ‎пересекаются‏ ‎крайне ‎редко,‏ ‎поэтому ‎часть‏ ‎творцов‏ ‎полностью ‎уходит‏ ‎в ‎самокопание, ‎интересное ‎только ‎им,‏ ‎другая ‎—‏ ‎сперва‏ ‎стремится ‎найти ‎свою‏ ‎аудиторию, ‎чтобы‏ ‎дальше ‎со ‎спокойной ‎душой‏ ‎снимать‏ ‎для ‎себя‏ ‎(зная, ‎что‏ ‎это ‎посмотрим ‎ещё ‎некоторое ‎количество‏ ‎людей),‏ ‎третьи ‎становятся‏ ‎ремесленниками ‎и‏ ‎снимают ‎то, ‎за ‎что ‎им‏ ‎платят.‏ ‎Есть‏ ‎люди, ‎которые‏ ‎комбинируют ‎эти‏ ‎подходы: ‎тот‏ ‎же‏ ‎Фрэнсис ‎или‏ ‎Ридли ‎могли ‎снимать ‎и ‎по‏ ‎заказу, ‎и‏ ‎для‏ ‎души ‎по ‎необходимости.‏ ‎И ‎лишь‏ ‎немногим ‎счастливчикам ‎везёт ‎настолько,‏ ‎что‏ ‎они ‎снимают‏ ‎своё ‎сокровенное‏ ‎так, ‎чтобы ‎это ‎понравилось ‎многим‏ ‎и‏ ‎при ‎этом‏ ‎легко ‎узнавался‏ ‎их ‎авторский ‎стиль. ‎Собственно, ‎в‏ ‎этом‏ ‎разгадка‏ ‎той ‎зависти,‏ ‎которую ‎многие‏ ‎коллеги ‎не‏ ‎скрывают‏ ‎по ‎отношению‏ ‎к ‎Спилбергу: ‎зависти ‎не ‎к‏ ‎самому ‎успеху‏ ‎его‏ ‎фильмов ‎(хотя ‎тут‏ ‎тоже ‎нельзя‏ ‎ручаться), ‎но ‎к ‎тому,‏ ‎что‏ ‎его ‎фильмы‏ ‎легко ‎опознаются‏ ‎как ‎спилберговские, ‎а ‎он ‎сам‏ ‎при‏ ‎этом ‎испытывает‏ ‎удовольствие, ‎делая‏ ‎их ‎(хотя ‎на ‎«Челюстях» ‎и‏ ‎пришлось‏ ‎помучиться,‏ ‎но ‎сперва‏ ‎всем ‎бывает‏ ‎тяжело).

Другой ‎пример,‏ ‎при‏ ‎котором ‎сочетаются‏ ‎все ‎три ‎фактора, ‎— ‎это‏ ‎Кэмерон, ‎который‏ ‎после‏ ‎масштабного ‎провала ‎«Бездны»‏ ‎стал ‎очень‏ ‎точечно ‎подходить ‎к ‎своим‏ ‎проектам.‏ ‎Да, ‎позже‏ ‎он ‎тоже‏ ‎сильно ‎рисковал ‎с ‎тем ‎же‏ ‎«Титаником»,‏ ‎но ‎уже‏ ‎всячески ‎старался‏ ‎понизить ‎возможность ‎провала. ‎При ‎этом‏ ‎кажется,‏ ‎что‏ ‎он ‎получает‏ ‎удовольствие ‎от‏ ‎кинопроизводства ‎как‏ ‎от‏ ‎риск-менеджмента, ‎стараясь‏ ‎в ‎духе ‎расчётливого ‎игрока ‎свести‏ ‎возможность ‎случайности‏ ‎к‏ ‎минимуму. ‎В ‎том‏ ‎же ‎«Титанике»‏ ‎Джеймс ‎делал ‎некоторые ‎сцены‏ ‎исключительно‏ ‎для ‎увеличения‏ ‎зрительского ‎охвата,‏ ‎а ‎потом ‎на ‎монтаже ‎сокращал‏ ‎сюжетные‏ ‎линии, ‎которые‏ ‎сильно ‎перетягивали‏ ‎на ‎себя ‎внимание ‎(правда, ‎его‏ ‎любимых‏ ‎радостей‏ ‎подводного ‎плавания‏ ‎это ‎не‏ ‎коснулось).

Но ‎самая‏ ‎культовая‏ ‎и ‎модельная‏ ‎фигура ‎такого ‎типа ‎— ‎это,‏ ‎разумеется, ‎Кубрик.‏ ‎Стэнли‏ ‎планировал ‎съёмки ‎фильма‏ ‎как ‎военную‏ ‎компанию ‎— ‎прорабатывалось ‎всё,‏ ‎вплоть‏ ‎до ‎малейших‏ ‎деталей. ‎Разумеется,‏ ‎такую ‎полноту ‎контроля ‎Кубрик ‎получил‏ ‎не‏ ‎сразу ‎—‏ ‎и ‎в‏ ‎этом ‎главный ‎секрет ‎его ‎культовости.‏ ‎Чтобы‏ ‎избавиться‏ ‎от ‎студийного‏ ‎диктата, ‎он‏ ‎перебрался ‎в‏ ‎Англию,‏ ‎где ‎кинопроизводство‏ ‎было ‎развито ‎не ‎так ‎сильно‏ ‎(в ‎отличие‏ ‎от‏ ‎телевиденья ‎— ‎слишком‏ ‎много ‎специалистов‏ ‎перебиралось ‎в ‎Голливуд), ‎и‏ ‎он‏ ‎мог ‎быть‏ ‎кинолордом. ‎Для‏ ‎многих ‎своих ‎работ ‎он ‎даже‏ ‎инспектировал‏ ‎английские ‎кинотеатры,‏ ‎проверяя, ‎какие‏ ‎линзы ‎стоят ‎на ‎проекторах, ‎в‏ ‎какой‏ ‎цвет‏ ‎окрашены ‎сцены‏ ‎и ‎правильно‏ ‎проецируется ‎его‏ ‎фильм.‏ ‎В ‎США,‏ ‎конечно, ‎такого ‎контроля ‎не ‎было‏ ‎и ‎не‏ ‎могло‏ ‎быть. ‎Мало ‎того,‏ ‎чтобы ‎договориться‏ ‎о ‎прокате ‎своих ‎фильмов‏ ‎на‏ ‎родине, ‎Стэнли‏ ‎сперва ‎(с‏ ‎«Лолиты», ‎которая ‎уже ‎снималась ‎в‏ ‎Англии)‏ ‎соглашался ‎на‏ ‎включение ‎1‏ ‎или ‎2 ‎звёзд, ‎которых ‎утвердит‏ ‎студия,‏ ‎выторговывая‏ ‎себе, ‎впрочем,‏ ‎«тотальный ‎испепеляющий‏ ‎контроль» ‎во‏ ‎всём‏ ‎остальном ‎—‏ ‎вплоть ‎до ‎окончательной ‎монтажной ‎версии.

Уже‏ ‎в ‎работе‏ ‎над‏ ‎«Доктором ‎Стрейнджлавом» ‎Кубрик‏ ‎продавил ‎Стерлинга‏ ‎Хейдена ‎на ‎одну ‎из‏ ‎главных‏ ‎ролей ‎—‏ ‎Стэнли ‎фанател‏ ‎по ‎актёру ‎с ‎«Асфальтовых ‎джунглей»‏ ‎Хьюстона,‏ ‎и ‎тот‏ ‎уже ‎играл‏ ‎у ‎него ‎в ‎«Убийстве» ‎(прорывном‏ ‎для‏ ‎молодого‏ ‎режиссёра ‎фильме).‏ ‎Хейден ‎только‏ ‎начал ‎свою‏ ‎кинокарьеру‏ ‎— ‎в‏ ‎41-м ‎вышло ‎сразу ‎фильма ‎с‏ ‎его ‎участием,‏ ‎—‏ ‎как ‎Америка ‎вступила‏ ‎во ‎Вторую‏ ‎мировую. ‎Актёр ‎поступил ‎в‏ ‎морскую‏ ‎пехоту, ‎откуда‏ ‎его ‎завербовали‏ ‎в ‎разведку, ‎и ‎он ‎участвовал‏ ‎в‏ ‎миссиях ‎по‏ ‎установлению ‎контактов‏ ‎с ‎партизанами ‎Тито. ‎Находясь ‎среди‏ ‎них,‏ ‎Хейден‏ ‎проникся ‎левыми‏ ‎идеями ‎и‏ ‎вступил ‎после‏ ‎войны‏ ‎в ‎американскую‏ ‎коммунистическую ‎партию. ‎Но ‎потом ‎вышел‏ ‎из ‎неё,‏ ‎а‏ ‎в ‎период ‎маккартизма‏ ‎назвал ‎имена‏ ‎многих ‎своих ‎знакомых ‎и‏ ‎даже‏ ‎близких ‎людей.‏ ‎Из-за ‎этого‏ ‎не ‎все ‎были ‎готовы ‎с‏ ‎актёром‏ ‎— ‎из‏ ‎человека, ‎участвовавшего‏ ‎в ‎попытке ‎создать ‎общий ‎профсоюз‏ ‎кинематографистов,‏ ‎он‏ ‎превратился ‎в‏ ‎предателя ‎своих‏ ‎коллег, ‎благодаря‏ ‎которому‏ ‎голливудский ‎чёрный‏ ‎список ‎пополнился ‎особенно ‎сильно.

К ‎тому‏ ‎же ‎в‏ ‎59-м‏ ‎Хейден ‎взял ‎деньги‏ ‎и ‎четверых‏ ‎своих ‎детей ‎на ‎съёмки‏ ‎фильма‏ ‎про ‎Таити‏ ‎и ‎уплыл‏ ‎на ‎шхуне ‎через ‎Тихий ‎океан.‏ ‎Фильм‏ ‎так ‎и‏ ‎не ‎был‏ ‎снят, ‎а ‎детей ‎по ‎решению‏ ‎суда‏ ‎после‏ ‎развода ‎он,‏ ‎несмотря ‎на‏ ‎опеку, ‎не‏ ‎имел‏ ‎права ‎вывозить‏ ‎за ‎пределы ‎США. ‎В ‎итоге‏ ‎проблем ‎и‏ ‎судов‏ ‎у ‎актёра ‎прибавилось.‏ ‎К ‎тому‏ ‎же ‎он ‎всё ‎больше‏ ‎ненавидел‏ ‎собственную ‎профессию‏ ‎и ‎пустился‏ ‎в ‎скитание, ‎живя ‎на ‎баржах‏ ‎и‏ ‎работая ‎над‏ ‎собственной ‎автобиографией.

И‏ ‎вот ‎Стэнли ‎Кубрик ‎достаёт ‎Хейдена‏ ‎из‏ ‎небытия,‏ ‎где ‎он‏ ‎пробыл ‎5‏ ‎лет, ‎упиваясь‏ ‎самоосуждением‏ ‎и ‎пьянством.‏ ‎«Юнайтед ‎артистс», ‎актёры ‎которой ‎также‏ ‎пострадали ‎от‏ ‎Стерлинга,‏ ‎не ‎хотела ‎видеть‏ ‎его ‎в‏ ‎фильме, ‎который ‎она ‎(пусть‏ ‎и‏ ‎частично) ‎финансировала.‏ ‎Да ‎и‏ ‎форма ‎его ‎была ‎под ‎вопросом.‏ ‎Но‏ ‎Кубрик ‎к‏ ‎этому ‎времени‏ ‎стал ‎уже ‎настолько ‎жёстким ‎переговорщиком‏ ‎и‏ ‎независимым‏ ‎продюсером, ‎что‏ ‎смог ‎отстоять‏ ‎его ‎кандидатуру,‏ ‎сохранив‏ ‎«Юнайтед ‎артистс»‏ ‎в ‎качестве ‎партнёра. ‎И ‎научил‏ ‎его ‎этому‏ ‎опыт‏ ‎переговоров ‎с ‎Дугласом‏ ‎и ‎его‏ ‎агентом ‎Старком, ‎которые ‎навязали‏ ‎Кубрику‏ ‎и ‎его‏ ‎партнёру ‎Харрису‏ ‎кабальный ‎контракт ‎на ‎5 ‎фильмов.

«Он‏ ‎нас‏ ‎просто ‎в‏ ‎могилу ‎загнал,‏ ‎— ‎говорил ‎Харрис ‎про ‎Старка. — Агентом‏ ‎он‏ ‎был‏ ‎действительно ‎крутым,‏ ‎а ‎мы‏ ‎были ‎в‏ ‎отчаянном‏ ‎положении».

Дуглас ‎на‏ ‎тот ‎момент ‎был ‎уже ‎большой‏ ‎звездой ‎и‏ ‎смог‏ ‎продавить ‎ту ‎же‏ ‎«Юнайтед ‎артистс»‏ ‎на ‎экранизацию ‎«Троп ‎славы»,‏ ‎выторговав‏ ‎себе ‎хороший‏ ‎гонорар ‎под‏ ‎угрозой ‎ухода ‎из ‎другого ‎проекта‏ ‎студии‏ ‎— ‎«Викингов».‏ ‎Именно ‎благодаря‏ ‎успеху ‎«Викингов» ‎Кирк, ‎которого ‎не‏ ‎взяли‏ ‎на‏ ‎роль ‎Бен-Гура‏ ‎в ‎одноимённом‏ ‎фильме, ‎развернул‏ ‎компанию‏ ‎по ‎созданию‏ ‎пеплума ‎на ‎римскую ‎тематику ‎с‏ ‎собой ‎в‏ ‎главной‏ ‎роли. ‎«Юнайтед ‎артистс»‏ ‎разрабатывала ‎экранизацию‏ ‎«Гладиаторов» ‎Кёстлера, ‎и ‎когда‏ ‎Дугласу‏ ‎отказали ‎в‏ ‎объединении ‎её‏ ‎с ‎экранизацией ‎«Спартака» ‎Фаста ‎в‏ ‎один‏ ‎большой ‎проект,‏ ‎он ‎начал‏ ‎действовать ‎на ‎упреждение. ‎Убедив ‎«Юниверсал»‏ ‎вложиться‏ ‎в‏ ‎по ‎сути‏ ‎концепт, ‎он‏ ‎на ‎ходу‏ ‎начал‏ ‎писать ‎и‏ ‎переписывать ‎сценарий ‎(сперва ‎им ‎занялся‏ ‎неопытный ‎в‏ ‎кинопроизводстве‏ ‎автор ‎романа, ‎которого‏ ‎потом ‎заменил‏ ‎Трамбо, ‎согласный ‎с ‎актёром,‏ ‎что‏ ‎повествованию ‎сильно‏ ‎не ‎достаёт‏ ‎акцента ‎на ‎персонажах) ‎и ‎подбирать‏ ‎актёров.

Возможно,‏ ‎потому ‎что‏ ‎кино ‎отдавало‏ ‎чем-то ‎классическим, ‎в ‎него ‎набрали‏ ‎много‏ ‎британцев‏ ‎— ‎люди,‏ ‎набившие ‎руку‏ ‎на ‎Шекспире,‏ ‎видимо,‏ ‎должны ‎были‏ ‎лучше ‎смотреться ‎в ‎тогах ‎и‏ ‎сандалиях. ‎Рядом‏ ‎с‏ ‎великим ‎Лоуренсом ‎Оливье‏ ‎Дуглас ‎чувствовал‏ ‎недостаток ‎техники, ‎но ‎старался,‏ ‎как‏ ‎обычно, ‎компенсировать‏ ‎экспрессией. ‎И‏ ‎режиссёра, ‎которого ‎назначила ‎студия, ‎эта‏ ‎манера‏ ‎игры ‎очень‏ ‎раздражала: ‎Энтони‏ ‎Манн ‎говорил, ‎что ‎Кирк ‎убедительно‏ ‎изображает‏ ‎неандертальца‏ ‎и ‎идиота,‏ ‎а ‎не‏ ‎Спартака. ‎После‏ ‎таких‏ ‎замечаний ‎фильм‏ ‎остался ‎без ‎режиссёра, ‎а ‎Дуглас‏ ‎опять ‎стал‏ ‎убеждать‏ ‎«Юниверсал», ‎что ‎надо‏ ‎звать ‎Кубрика,‏ ‎которого ‎после ‎«Троп ‎славы»‏ ‎он‏ ‎одновременно ‎и‏ ‎невзлюбил, ‎и‏ ‎зауважал.

Надо ‎сказать, ‎что ‎в ‎юные‏ ‎годы‏ ‎Кубрик ‎почти‏ ‎не ‎интересовался‏ ‎литературой ‎и ‎читал ‎очень ‎мало,‏ ‎но‏ ‎роман‏ ‎Фаста ‎он‏ ‎прочёл ‎и‏ ‎даже ‎полюбил,‏ ‎так‏ ‎что, ‎когда‏ ‎Дуглас ‎оторвал ‎его ‎своим ‎звонком‏ ‎от ‎покерного‏ ‎стола‏ ‎и ‎предложил ‎экранизировать‏ ‎«Спартака», ‎Стэнли‏ ‎согласился, ‎не ‎раздумывая. ‎Правда,‏ ‎прочитав‏ ‎сценарий, ‎разочаровался‏ ‎и ‎он‏ ‎(«В ‎фильме ‎было ‎всё, ‎кроме‏ ‎хорошей‏ ‎истории»). ‎Теперь‏ ‎текст ‎переписывали‏ ‎под ‎нового ‎режиссёра, ‎а ‎он‏ ‎тем‏ ‎временем‏ ‎сменил ‎исполнительницу‏ ‎главной ‎роли.

Заслуженный‏ ‎оператор ‎Рассел‏ ‎Метти,‏ ‎только ‎что‏ ‎снявший ‎«Печать ‎зла» ‎Орсона ‎Уэллса‏ ‎(со ‎знаменитой‏ ‎однокадровой‏ ‎сценой, ‎вошедшей ‎в‏ ‎историю ‎кино),‏ ‎был ‎в ‎свою ‎очередь‏ ‎недоволен‏ ‎молодым ‎постановщиком,‏ ‎который ‎вздумал,‏ ‎что ‎лучше ‎него ‎знает, ‎как‏ ‎и‏ ‎что ‎надо‏ ‎снимать. ‎В‏ ‎итоге ‎часть ‎сцен ‎Кубрик ‎снял‏ ‎лично,‏ ‎в‏ ‎других ‎Метти,‏ ‎ворча ‎и‏ ‎угрожая ‎увольнением,‏ ‎стал‏ ‎снимать, ‎как‏ ‎просили. ‎Но ‎после ‎получения ‎операторского‏ ‎«Оскара» ‎Рассел‏ ‎нашёл‏ ‎в ‎себе ‎силы‏ ‎признать ‎собственную‏ ‎неправоту.

Первый ‎монтажный ‎вариант ‎устроил‏ ‎только‏ ‎режиссёра ‎—‏ ‎и ‎студия,‏ ‎и ‎сценарист, ‎и ‎главная ‎звезда‏ ‎требовали‏ ‎всё ‎переделать‏ ‎и ‎доснять‏ ‎необходимые ‎фрагменты. ‎Кубрик ‎терпеть ‎не‏ ‎мог‏ ‎дугласовскую‏ ‎идею ‎с‏ ‎«Я ‎—‏ ‎Спартак». ‎Он‏ ‎хотел‏ ‎более ‎сложного‏ ‎персонажа ‎— ‎как ‎раз ‎во‏ ‎время ‎съёмок‏ ‎он‏ ‎взялся ‎за ‎роман‏ ‎Кёстлера ‎и‏ ‎Плутарха. ‎Вдохновившись ‎ими, ‎он‏ ‎хотел‏ ‎изобразить ‎крушение‏ ‎идеализма ‎героя,‏ ‎внутриполитические ‎противоречия ‎Римской ‎республики, ‎в‏ ‎ряду‏ ‎которых ‎восстание‏ ‎гладиаторов ‎—‏ ‎лишь ‎отдельный ‎эпизод. ‎Поддерживал ‎в‏ ‎этом‏ ‎Кубрика‏ ‎и ‎Устинов,‏ ‎во ‎многом‏ ‎вытянувший ‎фильм.

«Сомнениями,‏ ‎моментами‏ ‎замешательства, ‎—‏ ‎писал ‎он ‎режиссёру, ‎с ‎которым‏ ‎сдружился ‎во‏ ‎время‏ ‎съёмок, — пожертвовали ‎ради ‎его‏ ‎активности ‎и‏ ‎способности ‎быстро ‎принимать ‎решение.‏ ‎В‏ ‎кино ‎не‏ ‎может ‎быть‏ ‎ничего ‎более ‎скучного, ‎чем ‎человек,‏ ‎который‏ ‎знает, ‎чего‏ ‎хочет, ‎и‏ ‎получает ‎это».

Недоволен ‎был ‎Устинов ‎и‏ ‎образом‏ ‎Красса,‏ ‎из ‎которого‏ ‎Трамбо ‎сделал‏ ‎римского ‎Маккарти.‏ ‎С‏ ‎исполнителем ‎роли‏ ‎самого ‎богатого ‎римлянина ‎своего ‎времени‏ ‎у ‎Кубрика‏ ‎на‏ ‎площадке ‎были ‎тяжёлые‏ ‎отношения, ‎но‏ ‎после ‎съёмок ‎он ‎написал‏ ‎Лоуренсу‏ ‎Оливье, ‎который‏ ‎был ‎знаменит‏ ‎в ‎том ‎числе ‎и ‎как‏ ‎постановщик‏ ‎классических ‎шекспировских‏ ‎пьес, ‎благодарственное‏ ‎письмо, ‎в ‎котором ‎выразил ‎надежду,‏ ‎что‏ ‎получившийся‏ ‎фильм ‎их‏ ‎разногласия ‎разрешит.

С‏ ‎Дугласом ‎же‏ ‎Кубрик‏ ‎остался ‎в‏ ‎очень ‎натянутых ‎отношениях ‎— ‎главным‏ ‎образом ‎потому,‏ ‎что‏ ‎Кирк ‎гнул ‎свою‏ ‎линию ‎как‏ ‎продюсер, ‎а ‎при ‎разногласиях‏ ‎режиссёра‏ ‎и ‎сценариста‏ ‎занимал ‎сторону‏ ‎последнего.

«"Спартак» ‎был ‎единственным ‎фильмом, ‎которым‏ ‎я‏ ‎остался ‎недоволен,‏ ‎— ‎говорил‏ ‎позднее ‎Кубрик. — С ‎самого ‎начала, ‎когда‏ ‎Кирк‏ ‎показал‏ ‎мне ‎сценарий,‏ ‎я ‎указал‏ ‎ему, ‎что‏ ‎там,‏ ‎по ‎моим‏ ‎ощущениям, ‎было ‎неправильным, ‎и ‎он‏ ‎ответил: ‎«Да,‏ ‎да,‏ ‎да, ‎ты ‎абсолютно‏ ‎прав», ‎—‏ ‎но ‎ничего ‎так ‎и‏ ‎не‏ ‎изменилось».

Весь ‎этот‏ ‎трудный ‎опыт‏ ‎научил ‎Стэнли ‎прорабатывать ‎материал ‎до‏ ‎съёмок‏ ‎(по ‎легенде,‏ ‎в ‎его‏ ‎библиотеке ‎во ‎время ‎подготовки ‎биографического‏ ‎фильма‏ ‎о‏ ‎Бонапарте ‎насчитывалось‏ ‎18 ‎000‏ ‎томов ‎по‏ ‎наполеонистике),‏ ‎подбирать ‎локации,‏ ‎костюмы ‎и ‎декорации ‎(см. ‎титаническая‏ ‎подготовка ‎к‏ ‎«Барри‏ ‎Линдону»), ‎заранее ‎решать‏ ‎технические ‎вопросы‏ ‎(выбор ‎объективов, ‎камер ‎или‏ ‎использования‏ ‎новинки ‎—‏ ‎стедикама). ‎На‏ ‎компромиссы ‎с ‎актёрами ‎Кубрик ‎больше‏ ‎не‏ ‎шёл. ‎Похоже,‏ ‎за ‎это‏ ‎они ‎должны ‎сказать ‎спасибо ‎тоже‏ ‎Дугласу‏ ‎—‏ ‎тот ‎даже‏ ‎водил ‎во‏ ‎время ‎работы‏ ‎над‏ ‎«Спартаком» ‎непослушного‏ ‎режиссёра ‎к ‎собственному ‎психоаналитику, ‎чтобы‏ ‎тот ‎растолковал‏ ‎ему,‏ ‎как ‎трудно ‎быть‏ ‎звездой. ‎Впрочем,‏ ‎на ‎Стэнли ‎могли ‎повлиять‏ ‎и‏ ‎полгода, ‎которые‏ ‎он ‎раньше‏ ‎потратил ‎на ‎разработку ‎«Одноглазых ‎валетов»‏ ‎для‏ ‎Брандо, ‎которых‏ ‎тот ‎в‏ ‎итоге ‎поставил ‎(единственный ‎раз ‎в‏ ‎карьере)‏ ‎сам.

Точно‏ ‎повлияли ‎и‏ ‎цензурные ‎ограничения,‏ ‎которые ‎накладывал‏ ‎кодекс‏ ‎Хейса, ‎—‏ ‎чтобы ‎избежать ‎проблем, ‎из ‎«Спартака»‏ ‎убрали ‎даже‏ ‎намёки‏ ‎на ‎фривольность. ‎Как‏ ‎будто ‎в‏ ‎отместку ‎за ‎это ‎Кубрик‏ ‎решил‏ ‎взяться ‎в‏ ‎следующий ‎раз‏ ‎за ‎экранизацию ‎скандальной ‎«Лолиты». ‎Хотя,‏ ‎возможно,‏ ‎это ‎была‏ ‎хитрая ‎попытка‏ ‎избавиться ‎от ‎контракта ‎с ‎Дугласом‏ ‎—‏ ‎тот‏ ‎отпустил ‎дерзкого‏ ‎режиссёра, ‎чтобы‏ ‎не ‎иметь‏ ‎отношения‏ ‎к ‎такому‏ ‎материалу ‎(возможно, ‎и ‎по ‎личным,‏ ‎а ‎не‏ ‎только‏ ‎репутационным ‎мотивам).

И ‎лучшим‏ ‎местом, ‎где‏ ‎есть ‎специалисты, ‎но ‎нет‏ ‎диктата‏ ‎студий ‎и‏ ‎звёзд, ‎попроще‏ ‎с ‎цензурой ‎и ‎не ‎придётся‏ ‎учить‏ ‎новый ‎язык,‏ ‎оказалась ‎Англия.‏ ‎Характерно, ‎что ‎Спилберг, ‎будучи ‎фанатом‏ ‎Кубрика,‏ ‎на‏ ‎определённом ‎этапе‏ ‎карьеры ‎повторит‏ ‎путь ‎кумира‏ ‎(и‏ ‎даже ‎снимет‏ ‎осиротевший ‎после ‎его ‎смерти ‎«Искусственный‏ ‎интеллект»), ‎но‏ ‎кубриковской‏ ‎полноты ‎власти ‎над‏ ‎фильмом ‎всё‏ ‎же ‎не ‎получит ‎даже‏ ‎он.

Кубрик,‏ ‎по ‎сути,‏ ‎так ‎и‏ ‎останется ‎единственным ‎режиссёром, ‎который ‎снимал‏ ‎большие‏ ‎фильмы ‎исключительно‏ ‎так, ‎как‏ ‎хотел ‎он ‎сам, ‎проектируя ‎их‏ ‎годами,‏ ‎как‏ ‎большие ‎инженерные‏ ‎проекты, ‎и‏ ‎не ‎идя‏ ‎на‏ ‎компромиссы. ‎Это‏ ‎сделало ‎его ‎кумиром ‎для ‎многих‏ ‎молодых ‎режиссёров.‏ ‎Хотя‏ ‎это ‎же ‎сделало‏ ‎многие ‎из‏ ‎его ‎фильмов ‎слишком ‎стерильными,‏ ‎как‏ ‎шахматные ‎этюды‏ ‎от ‎великого‏ ‎чемпиона. ‎И ‎похоже, ‎что ‎всё‏ ‎это‏ ‎не ‎только‏ ‎благодаря ‎самому‏ ‎Стэнли, ‎но ‎и ‎из-за ‎Кирка.

Читать: 12+ мин
logo Буланенко

Анализируя Стэнли: Юнгианство как ключ к творчеству Кубрика

Кино ‎—‏ ‎самый ‎действенный ‎способ ‎распространения ‎мировоззрения.‏ ‎Творец-кинематографист ‎создаёт‏ ‎мысленный‏ ‎эксперимент, ‎задаёт ‎для‏ ‎него ‎правила‏ ‎и ‎добавляет ‎нужные ‎элементы,‏ ‎чтобы‏ ‎при ‎смешении‏ ‎они ‎дали‏ ‎эффектную ‎химическую ‎реакцию. ‎Вы ‎можете‏ ‎иметь‏ ‎собственную ‎позицию‏ ‎и ‎не‏ ‎соглашаться ‎с ‎аргументацией ‎автора, ‎но‏ ‎на‏ ‎какое-то‏ ‎время ‎всё‏ ‎равно ‎будете‏ ‎вынуждены ‎смотреть‏ ‎на‏ ‎проблему ‎его‏ ‎глазами. ‎Если ‎пойти ‎дальше, ‎то‏ ‎можно ‎включить‏ ‎в‏ ‎эксперимент ‎зрителя, ‎и,‏ ‎при ‎условии,‏ ‎что ‎фильм ‎достаточно ‎хорош,‏ ‎зрителю‏ ‎будет ‎сложно‏ ‎выйти ‎из‏ ‎процесса, ‎а ‎значит, ‎и ‎вырваться‏ ‎из‏ ‎тех ‎рамок,‏ ‎через ‎которые‏ ‎предлагается ‎смотреть ‎на ‎проблему.

И ‎Стэнли‏ ‎Кубрик‏ ‎сквозь‏ ‎всё ‎своё‏ ‎творчество ‎будто‏ ‎проводит ‎один‏ ‎большой‏ ‎психоаналитический ‎сеанс.‏ ‎Его ‎гипнотические ‎картины ‎погружают ‎зрителя‏ ‎в ‎бессознательное,‏ ‎где‏ ‎он ‎должен ‎столкнуться‏ ‎со ‎своей‏ ‎тенью. ‎По ‎Юнгу ‎—‏ ‎необходимое‏ ‎условие ‎для‏ ‎становления ‎полноценной‏ ‎личности. ‎Юнгианство, ‎как ‎и ‎другие‏ ‎изводы‏ ‎психоанализа, ‎были‏ ‎в ‎большой‏ ‎моде ‎у ‎умненьких ‎молодых ‎людей‏ ‎в‏ ‎50-60-е.‏ ‎А ‎Кубрик‏ ‎был, ‎несомненно,‏ ‎умненьким ‎—‏ ‎он‏ ‎любил ‎джаз,‏ ‎шахматы ‎и ‎фотографию ‎и ‎мог‏ ‎часами ‎беседовать‏ ‎на‏ ‎актуальные ‎темы, ‎с‏ ‎лёгкостью ‎порхая‏ ‎с ‎угрозы ‎атомной ‎войны‏ ‎к‏ ‎особенностям ‎игры‏ ‎в ‎сицилианской‏ ‎защите ‎(его ‎излюбленном ‎дебюте). ‎Он‏ ‎даже‏ ‎подумывал ‎в‏ ‎какой-то ‎момент‏ ‎стать ‎барабанщиком ‎в ‎джаз-бэнде ‎или‏ ‎шахматистом,‏ ‎который‏ ‎наконец ‎победит‏ ‎русских. ‎Уже‏ ‎снимая ‎свои‏ ‎первые‏ ‎фильмы, ‎Стэнли‏ ‎продолжал ‎целыми ‎днями ‎пропадать ‎в‏ ‎парках, ‎где‏ ‎разорял‏ ‎любителей ‎попроще ‎на‏ ‎деньги, ‎которые‏ ‎те ‎были ‎готовы ‎опрометчиво‏ ‎поставить‏ ‎на ‎кон.

Где-то‏ ‎по ‎тем‏ ‎же ‎бруклинским ‎паркам ‎ходил ‎другой‏ ‎еврейский‏ ‎юноша, ‎которому‏ ‎таки ‎удастся‏ ‎прервать ‎гегемонию ‎советских ‎шахматистов, ‎а‏ ‎его‏ ‎имя‏ ‎вроде ‎бы‏ ‎попадёт ‎в‏ ‎первый ‎студийный‏ ‎фильм‏ ‎Кубрика ‎«Убийство»,‏ ‎где ‎в ‎сцене ‎в ‎шахматном‏ ‎клубе ‎будет‏ ‎упомянут‏ ‎некий ‎Фишер. ‎«Вроде‏ ‎бы», ‎потому‏ ‎что ‎на ‎момент ‎выхода‏ ‎картины‏ ‎Бобби ‎будет‏ ‎только ‎12,‏ ‎но ‎уже ‎через ‎2 ‎года‏ ‎он‏ ‎выиграет ‎взрослый‏ ‎чемпионат ‎США,‏ ‎и ‎столь ‎увлечённый ‎шахматный ‎фанат,‏ ‎как‏ ‎Кубрик,‏ ‎вполне ‎мог‏ ‎знать ‎живущего‏ ‎поблизости ‎вундеркинда‏ ‎(и‏ ‎что ‎важнее‏ ‎— ‎его ‎мог ‎знать ‎Фишер,‏ ‎поскольку ‎люди,‏ ‎не‏ ‎умеющие ‎играть ‎в‏ ‎шахматы, ‎его‏ ‎интересовали ‎мало). ‎Про ‎появление‏ ‎фамилии‏ ‎Смыслов ‎в‏ ‎«Одиссее ‎2001»‏ ‎можно ‎уже ‎сказать ‎с ‎уверенностью‏ ‎—‏ ‎такое ‎имя‏ ‎нашему ‎учёному‏ ‎решил ‎дать ‎лично ‎Стэнли, ‎писавший‏ ‎сценарий‏ ‎вместе‏ ‎с ‎Артуром‏ ‎Кларком ‎(роман,‏ ‎по ‎сути,‏ ‎писался‏ ‎параллельно ‎с‏ ‎оглядкой ‎на ‎сценарий, ‎так ‎что‏ ‎фильм ‎вряд‏ ‎ли‏ ‎стоит ‎называть ‎экранизацией).

Кубрик‏ ‎любил ‎шахматные‏ ‎аналогии, ‎даже ‎когда ‎их‏ ‎решительно‏ ‎никто ‎не‏ ‎понимал. ‎Свой‏ ‎метод ‎съемок ‎он ‎сравнивал ‎с‏ ‎партией‏ ‎или ‎решением‏ ‎этюдов: ‎надо‏ ‎перепробовать ‎все ‎варианты ‎и ‎убедиться,‏ ‎что‏ ‎найден‏ ‎наиболее ‎точный.‏ ‎Никаких ‎компромиссов‏ ‎или ‎непроверенных‏ ‎ходов‏ ‎быть ‎не‏ ‎может. ‎Надо ‎заметить, ‎что ‎не‏ ‎все ‎из‏ ‎тех,‏ ‎кто ‎работал ‎с‏ ‎режиссёром, ‎находили‏ ‎такой ‎подход ‎комфортным, ‎но‏ ‎Кубрика‏ ‎это ‎мало‏ ‎интересовало. ‎Он‏ ‎с ‎гроссмейстерской ‎расчетливостью ‎создавал ‎психологический‏ ‎эксперимент,‏ ‎в ‎рамках‏ ‎которого ‎зрителю‏ ‎предстояло ‎встретиться ‎с ‎собственной ‎тенью‏ ‎—‏ ‎подавленной‏ ‎и ‎отрицаемой‏ ‎стороной ‎личности.

Как‏ ‎и ‎Тарковский,‏ ‎Кубрик‏ ‎не ‎любил‏ ‎свою ‎первую ‎картину ‎(это ‎если‏ ‎мы ‎не‏ ‎берём‏ ‎в ‎расчёт ‎курсовые‏ ‎работы ‎Андрея‏ ‎Арсеньевича). ‎И ‎есть ‎некоторые‏ ‎основания‏ ‎подозревать, ‎что‏ ‎оба ‎гения‏ ‎живописного ‎кино ‎не ‎любили ‎свои‏ ‎первые‏ ‎фильмы ‎за‏ ‎слишком ‎явное‏ ‎раскрытие ‎главной ‎идеи ‎всего ‎их‏ ‎творчества.‏ ‎Трудно‏ ‎не ‎заметить‏ ‎темы ‎поиска‏ ‎отцовской ‎фигуры‏ ‎и‏ ‎своего ‎места‏ ‎в ‎мире ‎в ‎«Катке ‎и‏ ‎скрипке» ‎(если‏ ‎постараться,‏ ‎то ‎можно ‎заметить‏ ‎и ‎юнгианские‏ ‎мотивы ‎в ‎фильме ‎Тарковского,‏ ‎но‏ ‎сейчас ‎не‏ ‎об ‎этом).‏ ‎Ещё ‎труднее ‎не ‎заметить ‎двух‏ ‎движущих‏ ‎человеком ‎сил‏ ‎по ‎Кубрику‏ ‎— ‎из-за ‎непосредственности, ‎свойственной ‎молодости,‏ ‎Стэнли‏ ‎прямо‏ ‎назвал ‎свою‏ ‎первую ‎картину‏ ‎«Страх ‎и‏ ‎вожделение»,‏ ‎— ‎её‏ ‎темой ‎стало ‎неожиданное ‎пробуждение ‎в‏ ‎героях ‎как‏ ‎раз‏ ‎этих ‎подспудных ‎страстей.‏ ‎Сама ‎обстановка,‏ ‎правда, ‎задана ‎автором ‎лишь‏ ‎пунктиром,‏ ‎отчего ‎столкновение‏ ‎с ‎взбрыкнувшим‏ ‎подсознанием ‎выглядит ‎несколько ‎схематично. ‎Но‏ ‎именно‏ ‎эта ‎открытость,‏ ‎обнажающая ‎каркас‏ ‎строения, ‎даёт ‎ключ ‎к ‎пониманию‏ ‎всего‏ ‎творчества‏ ‎Кубрика.

«Космическая ‎одиссея‏ ‎2001 ‎года»‏ ‎— ‎гимн‏ ‎тени.‏ ‎Пафосный, ‎как‏ ‎музыка ‎Штрауса, ‎и ‎громогласный, ‎как‏ ‎хоралы ‎Лигети.‏ ‎Фактически‏ ‎это ‎апология ‎агрессии,‏ ‎которая ‎по‏ ‎сюжету ‎(если ‎можно ‎назвать‏ ‎это‏ ‎сюжетом) ‎является‏ ‎движущей ‎силой‏ ‎цивилизации. ‎Агрессия ‎отрицается ‎обществом, ‎низводится‏ ‎в‏ ‎коллективное ‎бессознательное,‏ ‎но ‎именно‏ ‎она ‎сделала ‎из ‎обезьяны ‎человека‏ ‎(строго‏ ‎говоря,‏ ‎есть ‎ещё‏ ‎первопричина ‎в‏ ‎виде ‎чёрного‏ ‎параллелепипеда,‏ ‎но ‎это‏ ‎типичный ‎деус ‎экс ‎махина). ‎Высказанная‏ ‎в ‎такой‏ ‎форме‏ ‎идея ‎не ‎блещет‏ ‎ни ‎оригинальностью,‏ ‎ни ‎бесспорностью, ‎но ‎при‏ ‎правильной‏ ‎подаче ‎может‏ ‎воздействовать ‎на‏ ‎зрителя ‎потрясающим ‎образом.

Известно, ‎что ‎Тарковский‏ ‎ругал‏ ‎фильм ‎за‏ ‎излишнее ‎внимание‏ ‎к ‎деталям, ‎но ‎менее ‎известно,‏ ‎что‏ ‎Кэмерон‏ ‎считает ‎его‏ ‎хоть ‎и‏ ‎очень ‎красивым,‏ ‎но‏ ‎слишком ‎холодным‏ ‎(и ‎потому ‎сложным ‎для ‎восприятия‏ ‎современного ‎зрителя‏ ‎—‏ ‎даже ‎с ‎такой‏ ‎оговоркой ‎это‏ ‎редкий ‎пример, ‎когда ‎голливудский‏ ‎режиссёр‏ ‎выражает ‎столь‏ ‎явную ‎критику‏ ‎в ‎отношении ‎творчества ‎Кубрика). ‎И‏ ‎тут‏ ‎ситуация, ‎когда‏ ‎великие ‎коллеги‏ ‎и ‎правы, ‎и ‎не ‎совсем:‏ ‎для‏ ‎человека,‏ ‎не ‎погружённого‏ ‎в ‎кубриковский‏ ‎гипноз, ‎кино‏ ‎будет‏ ‎казаться ‎удивительно‏ ‎стерильным ‎и ‎схематичным ‎и ‎столь‏ ‎же ‎завораживающим,‏ ‎как‏ ‎качание ‎маятника ‎для‏ ‎негипнабельного ‎наблюдателя.‏ ‎Но ‎другое ‎дело ‎—‏ ‎для‏ ‎людей, ‎этому‏ ‎гипнозу ‎поддавшихся.

«Заводной‏ ‎апельсин» ‎— ‎история ‎о ‎неразделимости‏ ‎насилия‏ ‎и ‎власти.‏ ‎О ‎том,‏ ‎что ‎человек, ‎вроде ‎бы ‎насилия‏ ‎избегающий,‏ ‎отрицает‏ ‎свою ‎внутреннюю‏ ‎животную ‎суть‏ ‎— ‎ту‏ ‎самую‏ ‎обезьяну ‎с‏ ‎костью-убивалкой ‎из ‎«Одиссеи ‎2001», ‎которая‏ ‎в ‎сценарии‏ ‎носит‏ ‎поэтичное ‎имя ‎Смотрящий‏ ‎на ‎луну‏ ‎(его ‎роль ‎была ‎исполнена‏ ‎мимом-героинщиком,‏ ‎который ‎состоял‏ ‎на ‎учёте‏ ‎у ‎британских ‎соцслужб ‎и ‎приходил‏ ‎за‏ ‎дозой, ‎положенной‏ ‎ему ‎в‏ ‎рамках ‎эксперимента ‎по ‎борьбе ‎с‏ ‎наркозависимостью,‏ ‎к‏ ‎тётеньке ‎в‏ ‎строгом ‎костюме‏ ‎— ‎этот‏ ‎образ‏ ‎во ‎многом‏ ‎вдохновил ‎Кубрика ‎на ‎изображение ‎учёных,‏ ‎ставящих ‎опыты‏ ‎над‏ ‎людьми ‎в ‎«Апельсине»).‏ ‎Стэнли ‎фактически‏ ‎говорит, ‎что ‎стоит ‎только‏ ‎дать‏ ‎любому ‎достаточный‏ ‎мотив ‎и‏ ‎возможность ‎— ‎он ‎станет ‎хищником‏ ‎и‏ ‎агрессором.

Это ‎не‏ ‎типичная ‎критика‏ ‎насилия ‎и ‎не ‎ода ‎мести.‏ ‎Это‏ ‎доктринальный‏ ‎взгляд ‎на‏ ‎человека, ‎где‏ ‎всё ‎отрицаемое‏ ‎и‏ ‎порицаемое ‎является‏ ‎и ‎частью ‎порицателей. ‎Можно ‎сказать,‏ ‎что ‎это‏ ‎переложение‏ ‎на ‎психоаналитическом ‎языке‏ ‎старой ‎православной‏ ‎аскетической ‎максимы, ‎гласящей, ‎что‏ ‎мы‏ ‎особенно ‎склонны‏ ‎замечать ‎в‏ ‎других ‎те ‎пороки, ‎ростки ‎которых‏ ‎есть‏ ‎в ‎нас‏ ‎самих. ‎Только‏ ‎для ‎Кубрика ‎это ‎не ‎пороки,‏ ‎а‏ ‎неотъемлемая‏ ‎часть ‎личности.‏ ‎Поэтому, ‎кстати,‏ ‎его ‎пацифизм‏ ‎весьма‏ ‎специфического ‎свойства‏ ‎— ‎он ‎не ‎отрицает ‎войну,‏ ‎хотя ‎боится‏ ‎атомного‏ ‎апокалипсиса ‎и ‎высмеивает‏ ‎людей, ‎принимающих‏ ‎решения.

«Не ‎смейте ‎драться ‎в‏ ‎военной‏ ‎комнате!» ‎—‏ ‎уморительно, ‎но‏ ‎служит ‎для ‎иллюстрации ‎всё ‎той‏ ‎же‏ ‎двойственности ‎человеческой‏ ‎природы. ‎Изначально‏ ‎абсурдность ‎ситуации ‎соблюдения ‎приличий ‎и‏ ‎драки‏ ‎на‏ ‎фоне ‎начинающейся‏ ‎атомной ‎войны‏ ‎в ‎«Докторе‏ ‎Стрейнджлаве»‏ ‎доходила ‎до‏ ‎полного ‎фарса ‎— ‎Стэнли ‎вырезал‏ ‎из ‎окончательного‏ ‎монтажа‏ ‎сцену ‎с ‎метанием‏ ‎тортов ‎в‏ ‎духе ‎немых ‎комедий. ‎В‏ ‎«Цельнометаллической‏ ‎оболочке» ‎Шутник‏ ‎напрямую ‎озвучивает‏ ‎природу ‎юнгианской ‎проповеди ‎Кубрика, ‎объясняя‏ ‎старшему‏ ‎по ‎званию,‏ ‎как ‎он‏ ‎может ‎одновременно ‎носить ‎пацифистский ‎значок‏ ‎и‏ ‎каску‏ ‎с ‎надписью‏ ‎«рождённый ‎убивать»:‏ ‎«Я ‎думал,‏ ‎что‏ ‎это ‎отображает‏ ‎дуалистичность ‎человека, ‎сэр… ‎Это ‎из‏ ‎Юнга, ‎сэр».

«Тропы‏ ‎славы»,‏ ‎в ‎которых ‎персонаж‏ ‎Кирка ‎Дугласа‏ ‎очень ‎пафосно ‎отчитывает ‎начальство‏ ‎и‏ ‎агитирует ‎за‏ ‎пацифизм, ‎усложняют‏ ‎агитационную ‎простоту ‎его ‎призывов ‎исполнительностью‏ ‎и‏ ‎бесстрашием ‎на‏ ‎поле ‎боя‏ ‎— ‎это ‎он, ‎полковник ‎Дакс,‏ ‎высказав‏ ‎в‏ ‎лицо ‎генералам‏ ‎с ‎запалом‏ ‎уличного ‎проповедника‏ ‎всё,‏ ‎что ‎накипело,‏ ‎ведёт ‎свой ‎полк ‎в ‎лобовую‏ ‎атаку ‎на‏ ‎укреплённые‏ ‎немецкие ‎позиции, ‎поднимая‏ ‎малодушных ‎и‏ ‎демонстрируя ‎личную ‎доблесть. ‎Он‏ ‎обещает‏ ‎своим ‎обречённым‏ ‎на ‎расстрел‏ ‎солдатам, ‎что ‎отстоит ‎их ‎на‏ ‎трибунале,‏ ‎но, ‎снова‏ ‎срываясь ‎на‏ ‎лозунги, ‎лишь ‎упивается ‎собой ‎—‏ ‎выбранных‏ ‎по‏ ‎жребию ‎казнят,‏ ‎а ‎Дакс‏ ‎снова ‎поведёт‏ ‎свой‏ ‎полк. ‎Явно,‏ ‎что ‎Кирк ‎много ‎привнёс ‎в‏ ‎свою ‎роль,‏ ‎причём‏ ‎не ‎только ‎сцену‏ ‎с ‎оголённым‏ ‎торсом, ‎на ‎которой ‎в‏ ‎тот‏ ‎период ‎карьеры‏ ‎он ‎часто‏ ‎настаивал. ‎Самолюбование ‎и ‎чувство ‎своей‏ ‎нравственной‏ ‎правоты ‎передаётся‏ ‎и ‎герою,‏ ‎ярко ‎контрастируя ‎с ‎его ‎действиями‏ ‎на‏ ‎поле‏ ‎боя, ‎а‏ ‎не ‎паркетными‏ ‎речами. ‎Но‏ ‎Дакс,‏ ‎как ‎и‏ ‎Дуглас, ‎просто ‎не ‎видят ‎своей‏ ‎обратной ‎стороны‏ ‎—‏ ‎это ‎даже ‎не‏ ‎отрицание, ‎а‏ ‎избирательная ‎слепота.

Уже ‎в ‎«Спартаке»‏ ‎звёздный‏ ‎актёр ‎и‏ ‎талантливый ‎продюсер‏ ‎в ‎одном ‎лице, ‎позвавший ‎бывшего‏ ‎у‏ ‎него ‎тогда‏ ‎на ‎контракте‏ ‎Кубрика ‎уже ‎во ‎время ‎съёмок‏ ‎фильма‏ ‎(Дуглас‏ ‎был ‎недоволен‏ ‎работой ‎Энтони‏ ‎Манна ‎и‏ ‎протолкнул‏ ‎своего ‎режиссёра‏ ‎— ‎оба ‎об ‎этом ‎пожалели‏ ‎уже ‎во‏ ‎время‏ ‎съёмок), ‎не ‎дал‏ ‎добавить ‎своему‏ ‎персонажу ‎никакой ‎неосознанной ‎отрицательности.‏ ‎Разве‏ ‎что ‎в‏ ‎начале ‎картины‏ ‎Спартаку ‎была ‎свойственна ‎свирепость ‎дикого‏ ‎зверя‏ ‎в ‎клетке‏ ‎(как ‎раз‏ ‎её ‎изображением ‎был ‎недоволен ‎Манн,‏ ‎говоря,‏ ‎что‏ ‎Дуглас ‎играет‏ ‎какого-то ‎пещерного‏ ‎человека, ‎но‏ ‎Большому‏ ‎актёру ‎такие‏ ‎комментарии ‎почему-то ‎не ‎нравились ‎—‏ ‎он ‎видел‏ ‎в‏ ‎этом ‎фундамент ‎для‏ ‎развития ‎персонажа,‏ ‎которого ‎потом ‎облагородят ‎любовь‏ ‎и‏ ‎свобода). ‎Неудивительно,‏ ‎что ‎«Спартак»‏ ‎— ‎едва ‎ли ‎не ‎единственная‏ ‎большая‏ ‎картина ‎Кубрика,‏ ‎которая ‎ему‏ ‎не ‎нравилась. ‎Он ‎был ‎недоволен‏ ‎плакатным‏ ‎персонажем‏ ‎Дугласа ‎и‏ ‎агитационной ‎прямотой‏ ‎отдельных ‎частей‏ ‎сценария‏ ‎Далтона ‎Трамбо.

На‏ ‎первый ‎взгляд, ‎единственное, ‎чем ‎Кубрик‏ ‎мог ‎быть‏ ‎довольным‏ ‎после ‎съемок ‎«Спартака»,‏ ‎— ‎это‏ ‎дружба ‎с ‎Питером ‎Устиновым,‏ ‎с‏ ‎которым ‎они‏ ‎будут ‎продолжать‏ ‎некоторое ‎время ‎переписываться, ‎рассуждая ‎о‏ ‎возвышенном‏ ‎(Устинов ‎в‏ ‎фильме ‎очень‏ ‎хорош, ‎и ‎«Оскар» ‎за ‎лучшую‏ ‎роль‏ ‎второго‏ ‎плана ‎там‏ ‎вполне ‎по‏ ‎делу). ‎Но‏ ‎на‏ ‎самом ‎деле‏ ‎для ‎Кубрика ‎работа ‎именно ‎над‏ ‎этой ‎картиной‏ ‎стала‏ ‎поворотной ‎в ‎карьере‏ ‎— ‎он‏ ‎окончательно ‎пришел ‎к ‎выводу,‏ ‎что‏ ‎должен ‎делать‏ ‎своё ‎кино‏ ‎вне ‎студийного ‎диктата. ‎Да ‎и‏ ‎вне‏ ‎рамок ‎чьего-либо‏ ‎диктата ‎вообще‏ ‎— ‎он ‎решил ‎делать ‎свои‏ ‎фильмы‏ ‎сам,‏ ‎привлекая ‎частных‏ ‎инвесторов, ‎поскольку‏ ‎на ‎съёмочной‏ ‎площадке‏ ‎и ‎за‏ ‎монтажным ‎столом ‎может ‎быть ‎только‏ ‎один ‎диктатор‏ ‎(кажется,‏ ‎что, ‎в ‎отличие‏ ‎от ‎того‏ ‎же ‎Кэмерона, ‎Кубрик ‎отдавал‏ ‎себе‏ ‎отчёт ‎в‏ ‎своей ‎деспотичности,‏ ‎но ‎он ‎и ‎не ‎выступал‏ ‎за‏ ‎всё ‎хорошее‏ ‎против ‎всего‏ ‎плохого). ‎И ‎именно ‎наметившийся ‎разлад‏ ‎с‏ ‎Дугласом‏ ‎и ‎выбор‏ ‎следующего ‎фильма‏ ‎— ‎экранизации‏ ‎«Лолиты»‏ ‎— ‎освободили‏ ‎Стэнли ‎от ‎контракта ‎со ‎звездой‏ ‎(в ‎чём‏ ‎есть‏ ‎жестокая ‎ирония, ‎учитывая‏ ‎более ‎поздние‏ ‎обвинения ‎Кирка ‎в ‎изнасиловании‏ ‎несовершеннолетней).

Так‏ ‎что ‎«Спартак»‏ ‎сделал ‎Кубрика‏ ‎свободным ‎и ‎достаточно ‎известным, ‎чтобы‏ ‎пуститься‏ ‎в ‎отдельное‏ ‎плавание. ‎Вместе‏ ‎с ‎тем ‎он ‎только ‎усилил‏ ‎его‏ ‎стремление‏ ‎снимать ‎своё‏ ‎кино ‎и‏ ‎проповедовать ‎вечное‏ ‎желание‏ ‎человека ‎сбежать‏ ‎от ‎своей ‎тёмной ‎стороны. ‎Едва‏ ‎ли ‎случаен‏ ‎образ‏ ‎Джека ‎в ‎«Сиянии»,‏ ‎который, ‎отрицая‏ ‎свою ‎тень, ‎не ‎может‏ ‎творить,‏ ‎а ‎после‏ ‎пинка ‎со‏ ‎стороны ‎мистической ‎сущности ‎погружается ‎в‏ ‎подавляемое‏ ‎дотоле ‎насилие‏ ‎с ‎головой.‏ ‎Творить ‎ему ‎уже ‎тогда, ‎разумеется,‏ ‎незачем.‏ ‎По‏ ‎сути, ‎это‏ ‎метафора ‎того,‏ ‎сколь ‎опасно‏ ‎отрицание‏ ‎своей ‎сути‏ ‎для ‎пролетариев ‎умственного ‎труда ‎и‏ ‎аристократов ‎духа.‏ ‎Стивену‏ ‎Кингу, ‎автору ‎экранизированной‏ ‎книги, ‎фильм‏ ‎не ‎понравился, ‎по ‎всей‏ ‎видимости,‏ ‎и ‎потому,‏ ‎что ‎он‏ ‎закладывал ‎в ‎неё ‎другой ‎смысл.‏ ‎Но‏ ‎для ‎Кубрика‏ ‎это ‎было‏ ‎неважно ‎— ‎он ‎проявлял ‎свою‏ ‎властность‏ ‎в‏ ‎полной ‎мере,‏ ‎поскольку ‎принял‏ ‎свою ‎личность‏ ‎полностью.‏ ‎А ‎если‏ ‎у ‎кого-то ‎с ‎этим ‎были‏ ‎проблемы, ‎то‏ ‎это‏ ‎его ‎не ‎касалось.

Постскриптум. Про‏ ‎«Барри ‎Линдона»‏ ‎и ‎«С ‎широко ‎закрытыми‏ ‎глазами»‏ ‎не ‎упомянул,‏ ‎потому ‎что‏ ‎первую ‎картину ‎пока ‎так ‎и‏ ‎не‏ ‎досмотрел, ‎а‏ ‎вторую ‎—‏ ‎не ‎уверен, ‎что ‎и ‎смогу.‏ ‎Но‏ ‎всё‏ ‎же ‎замечу,‏ ‎что, ‎исходя‏ ‎из ‎его‏ ‎же‏ ‎взглядов, ‎экранизация‏ ‎эротической ‎повести, ‎в ‎которой ‎супруги‏ ‎мечтают ‎о‏ ‎всяком‏ ‎половом ‎распутстве, ‎попутно‏ ‎ревнуя ‎(т.‏ ‎е. ‎подавляя ‎в ‎себе‏ ‎скрытые‏ ‎желания), ‎говорит‏ ‎нам ‎кое-что‏ ‎пикантное ‎о ‎самом ‎Кубрике. ‎Впрочем,‏ ‎о‏ ‎том ‎же‏ ‎говорят ‎черновики‏ ‎его ‎ранних ‎сценариев, ‎названия ‎и‏ ‎сцены‏ ‎некоторых,‏ ‎мягко ‎выражаясь,‏ ‎не ‎очень‏ ‎употребимы ‎в‏ ‎приличном‏ ‎обществе. ‎Насчёт‏ ‎«Линдона» ‎же ‎пока ‎скажу ‎только‏ ‎то, ‎что‏ ‎Семилетняя‏ ‎война ‎для ‎Англии‏ ‎была, ‎конечно,‏ ‎не ‎бессмысленной, ‎как ‎сообщает‏ ‎нам‏ ‎закадровый ‎голос,‏ ‎— ‎именно‏ ‎она ‎сделала ‎Британию ‎ведущей ‎мировой‏ ‎державой,‏ ‎сокрушила ‎претензии‏ ‎Франции ‎на‏ ‎мировую ‎гегемонию, ‎а ‎заодно ‎стала‏ ‎одной‏ ‎из‏ ‎причин ‎американской‏ ‎войны ‎за‏ ‎независимость ‎и,‏ ‎возможно,‏ ‎Великой ‎французской‏ ‎революции ‎и ‎попытки ‎наполеоновского ‎реванша.‏ ‎Это ‎всё‏ ‎тема‏ ‎для ‎отдельного ‎разговора,‏ ‎здесь ‎же‏ ‎просто ‎резюмирую, ‎что ‎Кубрик‏ ‎был‏ ‎хоть ‎и‏ ‎умненьким ‎и‏ ‎начитанным ‎человеком, ‎но ‎образованным ‎решительно‏ ‎бессистемно.

Подарить подписку

Будет создан код, который позволит адресату получить бесплатный для него доступ на определённый уровень подписки.

Оплата за этого пользователя будет списываться с вашей карты вплоть до отмены подписки. Код может быть показан на экране или отправлен по почте вместе с инструкцией.

Будет создан код, который позволит адресату получить сумму на баланс.

Разово будет списана указанная сумма и зачислена на баланс пользователя, воспользовавшегося данным промокодом.

Добавить карту
0/2048