Портрет

Письмо ‎в‏ ‎Совет ‎Народных ‎Комиссаров ‎СССР ‎от‏ ‎21 ‎декабря‏ ‎1934‏ ‎года

Революция ‎застала ‎меня‏ ‎почти ‎в‏ ‎70 ‎лет. ‎А ‎в‏ ‎меня‏ ‎засело ‎как-то‏ ‎твёрдое ‎убеждение,‏ ‎что ‎срок ‎дельной ‎человеческой ‎жизни‏ ‎именно‏ ‎70 ‎лет.‏ ‎И ‎потому‏ ‎я ‎смело ‎и ‎открыто ‎критиковал‏ ‎революцию.‏ ‎Я‏ ‎говорил ‎себе:‏ ‎«чорт ‎с‏ ‎ними! ‎Пусть‏ ‎расстреляют.‏ ‎Всё ‎равно,‏ ‎жизнь ‎кончена, ‎а ‎я ‎сделаю‏ ‎то, ‎что‏ ‎требовало‏ ‎от ‎меня ‎моё‏ ‎достоинство». ‎На‏ ‎меня ‎поэтому ‎не ‎действовали‏ ‎ни‏ ‎приглашение ‎в‏ ‎старую ‎чеку,‏ ‎правда, ‎кончившееся ‎ничем, ‎ни ‎угрозы‏ ‎при‏ ‎Зиновьеве ‎в‏ ‎здешней ‎«Правде»‏ ‎по ‎поводу ‎одного ‎моего ‎публичного‏ ‎чтения:‏ ‎«можно‏ ‎ведь ‎и‏ ‎ушибить…».

Теперь ‎дело‏ ‎показало, ‎что‏ ‎я‏ ‎неверно ‎судил‏ ‎о ‎моей ‎работоспособности. ‎И ‎сейчас,‏ ‎хотя ‎раньше‏ ‎часто‏ ‎о ‎выезде ‎из‏ ‎отечества ‎подумывал‏ ‎и ‎даже ‎иногда ‎заявлял,‏ ‎я‏ ‎решительно ‎не‏ ‎могу ‎расстаться‏ ‎с ‎родиной ‎и ‎прервать ‎здешнюю‏ ‎работу,‏ ‎которую ‎считаю‏ ‎очень ‎важной,‏ ‎способной ‎не ‎только ‎хорошо ‎послужить‏ ‎репутации‏ ‎русской‏ ‎науки, ‎но‏ ‎и ‎толкнуть‏ ‎вперед ‎человеческую‏ ‎мысль‏ ‎вообще. ‎Но‏ ‎мне ‎тяжело, ‎по ‎временам ‎очень‏ ‎тяжело ‎жить‏ ‎здесь‏ ‎— ‎и ‎это‏ ‎есть ‎причина‏ ‎моего ‎письма ‎в ‎Совет.

Вы‏ ‎напрасно‏ ‎верите ‎в‏ ‎мировую ‎пролетарскую‏ ‎революцию. ‎Я ‎не ‎могу ‎без‏ ‎улыбки‏ ‎смотреть ‎на‏ ‎плакаты: ‎«да‏ ‎здравствует ‎мировая ‎социалистическая ‎революция, ‎да‏ ‎здравствует‏ ‎мировой‏ ‎октябрь». ‎Вы‏ ‎сеете ‎по‏ ‎культурному ‎миру‏ ‎не‏ ‎революцию, ‎а‏ ‎с ‎огромным ‎успехом ‎фашизм. ‎До‏ ‎Вашей ‎революции‏ ‎фашизма‏ ‎не ‎было. ‎Ведь‏ ‎только ‎нашим‏ ‎политическим ‎младенцам ‎Временного ‎Правительства‏ ‎было‏ ‎мало ‎даже‏ ‎двух ‎Ваших‏ ‎репетиций ‎перед ‎Вашим ‎октябрьским ‎торжеством.‏ ‎Все‏ ‎остальные ‎правительства‏ ‎вовсе ‎не‏ ‎желают ‎видеть ‎у ‎себя ‎то,‏ ‎что‏ ‎было‏ ‎и ‎есть‏ ‎у ‎нас‏ ‎и, ‎конечно,‏ ‎вовремя‏ ‎догадываются ‎применить‏ ‎для ‎предупреждения ‎этого ‎то, ‎чем‏ ‎пользовались ‎и‏ ‎пользуетесь‏ ‎Вы ‎— ‎террор‏ ‎и ‎насилие.‏ ‎Разве ‎это ‎не ‎видно‏ ‎всякому‏ ‎зрячему! ‎Сколько‏ ‎раз ‎в‏ ‎Ваших ‎газетах ‎о ‎других ‎странах‏ ‎писалось:‏ ‎«час ‎настал,‏ ‎час ‎пробил»,‏ ‎а ‎дело ‎постоянно ‎кончалось ‎лишь‏ ‎новым‏ ‎фашизмом‏ ‎то ‎там,‏ ‎то ‎сям.‏ ‎Да, ‎под‏ ‎Вашим‏ ‎косвенным ‎влиянием‏ ‎фашизм ‎постепенно ‎охватит ‎весь ‎культурный‏ ‎мир, ‎исключая‏ ‎могучий‏ ‎англо-саксонский ‎отдел ‎(Англию‏ ‎наверное, ‎американские‏ ‎Соединённые ‎Штаты, ‎вероятно), ‎который‏ ‎воплотит-таки‏ ‎в ‎жизнь‏ ‎ядро ‎социализма:‏ ‎лозунг ‎— ‎труд ‎как ‎первую‏ ‎обязанность‏ ‎и ‎главное‏ ‎достоинство ‎человека‏ ‎и ‎как ‎основу ‎человеческих ‎отношений,‏ ‎обеспечивающую‏ ‎соответствующее‏ ‎существование ‎каждого‏ ‎— ‎и‏ ‎достигнет ‎этого‏ ‎с‏ ‎сохранением ‎всех‏ ‎дорогих, ‎стоивших ‎больших ‎жертв ‎и‏ ‎большого ‎времени,‏ ‎приобретений‏ ‎культурного ‎человечества.

Но ‎мне‏ ‎тяжело ‎не‏ ‎оттого, ‎что ‎мировой ‎фашизм‏ ‎попридержит‏ ‎на ‎известный‏ ‎срок ‎темп‏ ‎естественного ‎человеческого ‎прогресса, ‎а ‎оттого,‏ ‎что‏ ‎делается ‎у‏ ‎нас ‎и‏ ‎что, ‎по ‎моему ‎мнению, ‎грозит‏ ‎серьёзною‏ ‎опасностью‏ ‎моей ‎родине.

Во-первых‏ ‎то, ‎что‏ ‎Вы ‎делаете‏ ‎есть,‏ ‎конечно, ‎только‏ ‎эксперимент ‎и ‎пусть ‎даже ‎грандиозный‏ ‎по ‎отваге,‏ ‎как‏ ‎я ‎уже ‎и‏ ‎сказал, ‎но‏ ‎не ‎осуществление ‎бесспорной ‎насквозь‏ ‎жизненной‏ ‎правды ‎—‏ ‎и, ‎как‏ ‎всякий ‎эксперимент, ‎с ‎неизвестным ‎пока‏ ‎окончательным‏ ‎результатом. ‎Во-вторых‏ ‎эксперимент ‎страшно‏ ‎дорогой ‎(и ‎в ‎этом ‎суть‏ ‎дела),‏ ‎с‏ ‎уничтожением ‎всего‏ ‎культурного ‎покоя‏ ‎и ‎всей‏ ‎культурной‏ ‎красоты ‎жизни.

Мы‏ ‎жили ‎и ‎живём ‎под ‎неослабевающим‏ ‎режимом ‎террора‏ ‎и‏ ‎насилия. ‎Если ‎бы‏ ‎нашу ‎обывательскую‏ ‎действительность ‎воспроизвести ‎целиком, ‎без‏ ‎пропусков,‏ ‎со ‎всеми‏ ‎ежедневными ‎подробностями‏ ‎— ‎это ‎была ‎бы ‎ужасающая‏ ‎картина,‏ ‎потрясающее ‎впечатление‏ ‎от ‎которой‏ ‎на ‎настоящих ‎людей ‎едва ‎ли‏ ‎бы‏ ‎значительно‏ ‎смягчилось, ‎если‏ ‎рядом ‎с‏ ‎ней ‎поставить‏ ‎и‏ ‎другую ‎нашу‏ ‎картину ‎с ‎чудесно ‎как ‎бы‏ ‎вновь ‎вырастающими‏ ‎городами,‏ ‎днепростроями, ‎гигантами-заводами ‎и‏ ‎бесчисленными ‎учёными‏ ‎и ‎учебными ‎заведениями. ‎Когда‏ ‎первая‏ ‎картина ‎заполняет‏ ‎моё ‎внимание,‏ ‎я ‎всего ‎более ‎вижу ‎сходства‏ ‎нашей‏ ‎жизни ‎с‏ ‎жизнью ‎древних‏ ‎азиатских ‎деспотий. ‎А ‎у ‎нас‏ ‎это‏ ‎называется‏ ‎республиками. ‎Как‏ ‎это ‎понимать?‏ ‎Пусть, ‎может‏ ‎быть,‏ ‎это ‎временно.‏ ‎Но ‎надо ‎помнить, ‎что ‎человеку,‏ ‎происшедшему ‎из‏ ‎зверя,‏ ‎легко ‎падать, ‎но‏ ‎трудно ‎подниматься.‏ ‎Тем, ‎которые ‎злобно ‎приговаривают‏ ‎к‏ ‎смерти ‎массы‏ ‎себе ‎подобных‏ ‎и ‎с ‎удовлетворением ‎приводят ‎это‏ ‎в‏ ‎исполнение, ‎как‏ ‎и ‎тем,‏ ‎насильственно ‎приучаемым ‎участвовать ‎в ‎этом,‏ ‎едва‏ ‎ли‏ ‎возможно ‎остаться‏ ‎существами, ‎чувствующими‏ ‎и ‎думающими‏ ‎человечно.‏ ‎И ‎с‏ ‎другой ‎стороны. ‎Тем, ‎которые ‎превращены‏ ‎в ‎забитых‏ ‎животных,‏ ‎едва ‎ли ‎возможно‏ ‎сделаться ‎существами‏ ‎с ‎чувством ‎собственного ‎человеческого‏ ‎достоинства.

Когда‏ ‎я ‎встречаюсь‏ ‎с ‎новыми‏ ‎случаями ‎из ‎отрицательной ‎полосы ‎нашей‏ ‎жизни‏ ‎(а ‎их‏ ‎легион), ‎я‏ ‎терзаюсь ‎ядовитым ‎укором, ‎что ‎оставался‏ ‎и‏ ‎остаюсь‏ ‎среди ‎неё.‏ ‎Не ‎один‏ ‎же ‎я‏ ‎так‏ ‎чувствую ‎и‏ ‎думаю?! ‎Пощадите ‎же ‎родину ‎и‏ ‎нас.

Академик ‎Иван‏ ‎ПАВЛОВ.