Император Николай II ощутил вулканические толчки под российским престолом лишь в 1905 году. «Все революции происходят оттого, что правительства вовремя не удовлетворяют назревшие народные потребности»,— напишет в мемуарах С. Ю. Витте, министр финансов с 1892-го и председатель совета министров в 1905 – 1906 годах (Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1927, т. 3, с. 159.). Но Витте был слишком умен и осторожен, чтобы напрямую влиять на государя. Ему и без того было, что предъявить истории, не зря годы конца ХIХ – начала ХХ века назвали «эпохой Витте».
Витте хорошо понимал, что стремительно развивающаяся промышленность в России — это еще полдела. Не менее важно преобразование крестьянского хозяйства. Крестьянская община, в которой земледельцы столетиями совместно владели землей, обрабатывали и обустраивали ее, платили налоги и несли повинности по строительству, извозу и набору в армию, стала мешать развитию крестьянских хозяйств, сковывая их инициативу.
Столыпин в 1902 г. Гродненский губернатор
По предложению Витте особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности разработало реформу развития частного земледелия, названную впоследствии «столыпинской». Витте сильно переживал, что его программа осталась невостребованной, и потом с обидой заметил: «Столыпин меня обокрал».
Правительство непоправимо опаздывало. Несколько лет спустя и Столыпин, в свою очередь, умолял: дайте России еще двадцать лет. Увы, уже не было и десяти...
В 1902 году Петра Аркадиевича назначили гродненским губернатором. Отныне к его должности добавляется эпитет “самый молодой”: губернатор, затем — министр, затем — председатель совета министров.
В должности гродненского губернатора Столыпин председательствовал в губернском комитете по нуждам сельского хозяйства. Петр Аркадиевич указывал на «главнейшие факторы улучшения сельскохозяйственной промышленности губернии»: расселение крестьян на хутора, устранение чересполосицы, переход к хуторскому хозяйству, мелиоративный кредит. Старые способы землеустройства могут кончиться «экономическим крахом и полным разорением страны», предупреждал он (ЦГИА СССР, ф. 1662, оп. 1, д. 64, л. 32).
Однако в голосе губернатора слышались и административные нотки: «Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы... это значит отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых нет ни подъема доходности земли, ни спокойного владения земельной собственностью». Но тем не менее на выступление князя Святополк-Четвертинского («Нам нужна рабочая сила человека, нужен физический труд, а не образование», которое ведет к «государственному перевороту, социальной революции и анархии») Столыпин дает резкую отповедь: «Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя. Образование народа, правильно и разумно поставленное, никогда не приведет его к анархии... Распространение сельскохозяйственных знаний зависит от общего образования. Развивайте его по широкой программе... и вы дадите большую обеспеченность земледельческому классу, самому консервативному в каждой стране» (ЦГИА СССР, ф. 1662, оп. 1, д. 64, л. 36). Для Столыпина крестьянин — хозяин и хранитель земли, он верил в него и доверял ему.
Работа в министерстве земледелия, в сельскохозяйственных комитетах, личный опыт помещика сделали для Столыпина понятными крестьянские нужды. Впоследствии он очень дорожил этим опытом: «Пробыв около десяти лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужна продолжительная черновая работа... Разрешить этот вопрос нельзя, его надо разрешать» (из выступления в Думе 10 апреля 1907 года).
В западных областях Столыпин тесно познакомился с национальным вопросом. Отличительной чертой администрации этих областей был демократизм. Если во внутренних губерниях чиновник, выдвигающий на первый план интересы крестьян, становился нетерпим на службе, то здесь дело обстояло наоборот. Причиной тому было преобладание среди поместно-дворянского сословия польских помещиков. Их отношение к власти можно охарактеризовать как вежливое недоверие, корректное, но холодное, с примесью лукавства. Поэтому естественной опорой администрации были православные крестьяне — великороссы, малороссы, белороссы, которые составляли большинство населения. Поддержка крестьян и недоверие к полякам-дворянам — такой была традиционная политика русского правительства в западных областях. В объединяющем значении православного населения для многонационального Российского государства Столыпина убеждали не теоретические рассуждения, а сама действительность.
Здесь же Петр Аркадиевич познакомился с еврейским вопросом. Витте отмечал в мемуарах, что никогда еще в России не было столько антисемитов, как на рубеже веков. Ограничения против евреев, вводимые в административном, а не законодательном порядке, а с другой стороны, рост политического правосознания русского общества, формирование крупного еврейского коммерческого капитала революционизировали еврейство. Еврейская молодежь составляла 70–80 % террористов боевой эсеровской организации. Вся тяжесть ограничений ложилась на плечи среднего и беднейшего еврейства и не мешала состоятельным евреям делать карьеру и заниматься коммерцией. Одновременно эти ограничения обернулись невиданным источником взяточничества для части администрации.
У Столыпина не было сомнений в том, что при всех национально-религиозных противоречиях необходимо постепенно уравнять евреев в правах с другими подданными Российской империи, но сделать это ему не дали ни черносотенное дворянство, ни евреи-революционеры.