Беседы с читателями. Как устроены архивы и кто в них работает. Рассказ архивиста (часть 1)

Сегодня ‎я‏ ‎поделюсь ‎с ‎вами ‎еще ‎одним‏ ‎интервью. ‎На‏ ‎этот‏ ‎раз ‎мы ‎погрузимся‏ ‎в ‎потаенные‏ ‎места, ‎куда ‎не ‎заглядывал‏ ‎глаз‏ ‎и ‎не‏ ‎ступала ‎нога‏ ‎большинства ‎москвоведов-любителей, ‎хотя ‎многие ‎об‏ ‎этом‏ ‎мечтают ‎—‏ ‎в ‎государственный‏ ‎архив.

Мой ‎собеседник ‎— ‎Николай ‎Дмитриевич‏ ‎Курносов,‏ ‎архивист‏ ‎с ‎огромным‏ ‎стажем ‎и‏ ‎опытом. ‎А‏ ‎также‏ ‎— ‎автор‏ ‎замечательного ‎Дзеновского ‎канала ‎«ГОЛОСА ‎МИНУВШЕГО‏ ‎ВЕКА», который ‎я‏ ‎с‏ ‎удовольствием ‎всем ‎рекомендую.

Интервью‏ ‎получается ‎по-настоящему‏ ‎масштабным, ‎всеобъемлющим ‎и ‎настолько‏ ‎интересным,‏ ‎что ‎я‏ ‎решил ‎разбить‏ ‎его ‎на ‎части. ‎Даже ‎сейчас,‏ ‎когда‏ ‎вы ‎читаете‏ ‎эту ‎запись,‏ ‎мы ‎продолжаем ‎над ‎ним ‎работать.

В‏ ‎настоящий‏ ‎момент‏ ‎перед ‎вами‏ ‎первая ‎часть‏ ‎беседы. ‎В‏ ‎ней‏ ‎мы ‎познакомимся‏ ‎с ‎Николаем ‎Дмитриевичем ‎и ‎устроим‏ ‎предварительное ‎знакомство‏ ‎с‏ ‎архивной ‎жизнью. ‎А‏ ‎в ‎следующей‏ ‎части ‎уже ‎постараемся ‎более‏ ‎конкретно‏ ‎погрузиться ‎в‏ ‎предмет ‎и‏ ‎даже, ‎возможно, ‎выясним, ‎как ‎попасть‏ ‎в‏ ‎архив ‎простому‏ ‎человеку, ‎что‏ ‎для ‎этого ‎нужно ‎и ‎что‏ ‎из‏ ‎этого‏ ‎может ‎получиться.

А‏ ‎пока ‎—‏ ‎приступим.

• Николай ‎Дмитриевич,‏ ‎спасибо,‏ ‎что ‎откликнулись‏ ‎на ‎мое ‎предложение ‎о ‎маленьком‏ ‎импровизированном ‎интервью.‏ ‎И,‏ ‎в ‎первую ‎очередь,‏ ‎задам ‎свой‏ ‎традиционный ‎вопрос: ‎если ‎бы‏ ‎не‏ ‎Москва, ‎то‏ ‎в ‎каком‏ ‎другом ‎городе ‎России ‎или ‎всего‏ ‎мира‏ ‎вы ‎могли‏ ‎бы ‎или‏ ‎хотели ‎бы ‎жить?

В ‎каком ‎городе‏ ‎я‏ ‎хотел‏ ‎бы ‎жить?‏ ‎Если ‎в‏ ‎России ‎—‏ ‎то‏ ‎в ‎Питере.‏ ‎Люблю ‎этот ‎город, ‎скучаю ‎по‏ ‎нему ‎и‏ ‎даже‏ ‎тоскую, ‎если ‎долго‏ ‎там ‎не‏ ‎бываю.

Если ‎в ‎мире, ‎то‏ ‎здесь‏ ‎ответ ‎не‏ ‎очевиден. ‎Был‏ ‎во ‎многих ‎городах ‎Европы, ‎малых‏ ‎и‏ ‎больших. ‎Даже‏ ‎не ‎знаю.‏ ‎И ‎Прага ‎нравится. ‎И ‎Флоренция.‏ ‎И‏ ‎какая-нибудь‏ ‎крошечная ‎Диана-Марина‏ ‎на ‎Лигурийском‏ ‎побережье.

Ницца ‎почему-то‏ ‎совсем‏ ‎не ‎тронула‏ ‎сердце. ‎Или ‎Париж, ‎хотя ‎я‏ ‎отдаю ‎должное‏ ‎этому‏ ‎городу. ‎Или ‎Рим,‏ ‎хотя ‎тоже‏ ‎считаю ‎этот ‎город ‎великим.‏ ‎Берлин‏ ‎оставил ‎мое‏ ‎сердце ‎абсолютно‏ ‎холодным…

Венеция! ‎Как ‎я ‎мог ‎забыть‏ ‎Венецию?‏ ‎Конечно, ‎Прага‏ ‎или ‎Венеция.

• Вы‏ ‎родились ‎в ‎Москве? ‎Какие ‎изменения‏ ‎вы‏ ‎наблюдаете‏ ‎в ‎городе?‏ ‎Чего ‎больше‏ ‎— ‎изменений‏ ‎к‏ ‎лучшему ‎или‏ ‎к ‎худшему?

Родился ‎я ‎очень ‎далеко‏ ‎отсюда, ‎в‏ ‎городе‏ ‎Цзинчжоу. ‎Это ‎Китай.‏ ‎Рядом ‎Порт-Артур‏ ‎и ‎город ‎Далян ‎(Дальний).‏ ‎Там‏ ‎служили ‎мои‏ ‎родители, ‎оба‏ ‎офицеры ‎Советской ‎армии ‎(мама ‎—‏ ‎военврач).‏ ‎Потом ‎судьба‏ ‎бросала ‎их‏ ‎по ‎всяким ‎дальним ‎гарнизонам. ‎Мары‏ ‎в‏ ‎Туркмении,‏ ‎Северный ‎Кавказ,‏ ‎Баку. ‎В‏ ‎Баку ‎прожил‏ ‎я‏ ‎10 ‎лет,‏ ‎мальчишкой ‎ногами ‎обошел ‎его ‎вдоль‏ ‎и ‎поперек.‏ ‎Очень‏ ‎скучаю ‎по ‎этому‏ ‎красивому ‎городу.

Целый‏ ‎год ‎жил ‎в ‎Сызрани.‏ ‎И‏ ‎тоже ‎детские‏ ‎ностальгические ‎воспоминания‏ ‎по ‎этому ‎Приволжскому ‎уютному ‎деревянному‏ ‎(в‏ ‎то ‎время)‏ ‎городку.

В ‎Москве,‏ ‎вернее ‎в ‎Мытищах, ‎живу ‎с‏ ‎1961‏ ‎года.‏ ‎В ‎самой‏ ‎столице ‎—‏ ‎с ‎1980‏ ‎года.

Но‏ ‎Москва ‎мало‏ ‎трогает ‎мое ‎сердце. ‎Гигантский ‎город,‏ ‎целая ‎страна,‏ ‎вселенная.‏ ‎Может ‎быть, ‎поэтому‏ ‎я ‎не‏ ‎очень ‎люблю ‎Москву, ‎хотя‏ ‎когда-то‏ ‎мне ‎очень‏ ‎нравилось ‎по‏ ‎ней ‎гулять, ‎узнавать, ‎что-то ‎новое.‏ ‎Но‏ ‎это ‎скорее‏ ‎с ‎точки‏ ‎зрения ‎познавательной. ‎И ‎вообще ‎я‏ ‎не‏ ‎люблю‏ ‎масштабов ‎и‏ ‎масштабности ‎—‏ ‎я ‎человек‏ ‎камерный,‏ ‎интимный.

Были ‎любимые‏ ‎места, ‎но ‎эти ‎места ‎были‏ ‎любимыми ‎потому,‏ ‎что‏ ‎связаны ‎были ‎с‏ ‎какими-то ‎тёплыми‏ ‎сердечными ‎воспоминаниями. ‎Сейчас ‎все‏ ‎они‏ ‎перестроены, ‎нет‏ ‎того ‎уютного‏ ‎ресторанчика ‎на ‎Пушкинской ‎улице, ‎где‏ ‎я‏ ‎полвека ‎назад‏ ‎впервые ‎увидел‏ ‎свою ‎жену. ‎Нет ‎нашего ‎дома‏ ‎в‏ ‎Бескудниково,‏ ‎где ‎мы‏ ‎жили ‎после‏ ‎свадьбы. ‎Как‏ ‎на‏ ‎картине ‎Василия‏ ‎Максимова ‎«Все ‎в ‎прошлом».

Очень ‎стал‏ ‎не ‎любить‏ ‎ездить‏ ‎по ‎Москве ‎на‏ ‎машине. ‎Раньше‏ ‎любил, ‎особенно ‎по ‎утрам.

Не‏ ‎знаю,‏ ‎почему ‎меня‏ ‎Москва ‎оставляет‏ ‎равнодушным. ‎Может, ‎это ‎возраст. ‎Всё-таки‏ ‎76‏ ‎лет, ‎в‏ ‎этом ‎возрасте‏ ‎думаешь ‎уже ‎больше ‎о ‎вечном,‏ ‎вине‏ ‎о‏ ‎красотах ‎вокруг.

Когда-то‏ ‎в ‎зрелые‏ ‎годы ‎по‏ ‎несколько‏ ‎раз ‎в‏ ‎год ‎мы ‎с ‎женой ‎любили‏ ‎ездить ‎в‏ ‎Тарусу,‏ ‎жили ‎там ‎в‏ ‎старенькой ‎гостинице‏ ‎напротив ‎автостанции, ‎или ‎на‏ ‎берегу‏ ‎Оки ‎в‏ ‎палаточном ‎городке‏ ‎(это ‎была ‎такая ‎услуга ‎городских‏ ‎коммунальщиков‏ ‎— ‎палаточный‏ ‎городок, ‎с‏ ‎общей ‎кухней ‎с ‎баллонным ‎газом).‏ ‎Но‏ ‎там‏ ‎же ‎стояло‏ ‎и ‎несколько‏ ‎финских ‎дощатых‏ ‎домиков,‏ ‎в ‎них‏ ‎снять ‎жилье ‎было ‎подороже.

Но ‎сейчас‏ ‎и ‎в‏ ‎Тарусе‏ ‎все ‎изменилось. ‎Не‏ ‎осталось ‎прежнего‏ ‎уюта ‎и ‎теплоты ‎провинциального‏ ‎городка.

Это‏ ‎как ‎танцверанда,‏ ‎там, ‎на‏ ‎берегу ‎Оки, ‎там, ‎где ‎сейчас‏ ‎памятник‏ ‎Марине ‎Цветаевой.‏ ‎Раньше ‎—‏ ‎духовой ‎оркестр ‎с ‎мальчишкой, ‎старательно‏ ‎дующим‏ ‎в‏ ‎свой ‎никелированный‏ ‎альт. ‎С‏ ‎одноногим ‎инвалидом‏ ‎войны,‏ ‎для ‎которого‏ ‎его ‎труба ‎— ‎как ‎любимый‏ ‎ребенок. ‎Со‏ ‎старым‏ ‎евреем-кларнетистом.

А ‎ныне ‎та‏ ‎же ‎танцверанда‏ ‎(правда, ‎в ‎другом ‎уже‏ ‎месте),‏ ‎но ‎она‏ ‎неживая. ‎Музыка‏ ‎— ‎это ‎не ‎музыка, ‎а‏ ‎какая-то‏ ‎электронная ‎какофония.‏ ‎Одна ‎и‏ ‎та ‎же ‎музыкальная ‎фраза ‎из‏ ‎пяти‏ ‎нот‏ ‎повторяется ‎и‏ ‎повторяется ‎бесконечно‏ ‎и ‎заунывно‏ ‎под‏ ‎жёсткий ‎и‏ ‎мертвый ‎ритм.

Исчезла ‎душа ‎даже ‎в‏ ‎этой ‎утилитарной‏ ‎—‏ ‎для ‎танцев ‎—‏ ‎музыки.

Может, ‎оттого‏ ‎и ‎люди ‎вокруг ‎стали‏ ‎суше,‏ ‎жёстче, ‎циничнее,‏ ‎изворотливей ‎и‏ ‎практичней, ‎что ‎в ‎окружающей ‎их‏ ‎музыке‏ ‎исчезла ‎светлость‏ ‎и ‎гармоничность?‏ ‎Может, ‎от ‎этого ‎они ‎и‏ ‎читать‏ ‎перестали,‏ ‎все ‎больше‏ ‎читают ‎краткие‏ ‎СМС-ки ‎друг‏ ‎от‏ ‎друга, ‎больше‏ ‎напоминающие ‎зашифрованные ‎радиограммы ‎Штирлица ‎Алексу?

• С‏ ‎грустью ‎в‏ ‎сердце‏ ‎говорю, ‎что ‎не‏ ‎могу ‎с‏ ‎вами ‎не ‎согласиться. ‎Правда,‏ ‎Москву‏ ‎я ‎люблю‏ ‎нежно ‎и‏ ‎несмотря ‎ни ‎на ‎что, ‎но‏ ‎ваши‏ ‎чувства ‎также‏ ‎хорошо ‎понимаю.‏ ‎А ‎теперь ‎расскажите, ‎пожалуйста, ‎о‏ ‎своей‏ ‎работе.‏ ‎Кстати, ‎как‏ ‎правильно ‎называется‏ ‎ваша ‎профессия?

Правильное‏ ‎название‏ ‎нашей ‎профессии‏ ‎— ‎архивист.

Слово ‎«архивариус» ‎— ‎устаревшее.‏ ‎Но ‎и‏ ‎до‏ ‎сих ‎пор ‎в‏ ‎маленьких ‎городских‏ ‎архивах ‎со ‎штатом ‎2-3‏ ‎человека‏ ‎эти ‎названия‏ ‎должностей ‎существуют.‏ ‎Или ‎в ‎ведомственных ‎архивах ‎(в‏ ‎министерствах,‏ ‎в ‎больших‏ ‎главках) ‎тоже‏ ‎продолжают ‎существовать ‎эти ‎названия.

• Чем ‎руководит‏ ‎или‏ ‎кому‏ ‎подчиняется ‎архивист?

Архивист‏ ‎— ‎не‏ ‎только ‎обобщающее‏ ‎название‏ ‎профессии, ‎но‏ ‎ещё ‎и ‎должность. ‎Архивист ‎1-й‏ ‎и ‎2-й‏ ‎категории.‏ ‎Потом ‎старший ‎архивист,‏ ‎ведущий ‎и‏ ‎главный. ‎Более ‎высокие ‎должности‏ ‎—‏ ‎это ‎начальник‏ ‎отдела ‎и‏ ‎директор ‎архива.

Но ‎главный ‎архивист ‎—‏ ‎вовсе‏ ‎не ‎значит,‏ ‎что ‎это‏ ‎единственный ‎командир ‎над ‎остальными. ‎В‏ ‎больших‏ ‎архивах‏ ‎— ‎а‏ ‎Центральный ‎государственный‏ ‎архив ‎города‏ ‎Москвы‏ ‎именно ‎такой‏ ‎большой ‎архив ‎со ‎штатом ‎в‏ ‎300 ‎человек‏ ‎(раньше‏ ‎было ‎600) ‎—‏ ‎главных ‎архивистов‏ ‎десятков ‎пять, ‎не ‎меньше.

Это‏ ‎как‏ ‎в ‎госучреждениях,‏ ‎только ‎там‏ ‎не ‎ведущие ‎архивисты, ‎а ‎ведущие‏ ‎специалисты.‏ ‎Не ‎архивисты,‏ ‎а ‎специалисты‏ ‎1-й ‎категории. ‎Например, ‎в ‎службе‏ ‎«одного‏ ‎окна».

Вообще‏ ‎в ‎начале‏ ‎90-х ‎годов‏ ‎несколько ‎лет‏ ‎действовала‏ ‎так ‎называемая‏ ‎«Табель ‎о ‎рангах», ‎когда ‎гражданские‏ ‎специалисты ‎получали‏ ‎продвижение,‏ ‎как ‎в ‎армии.‏ ‎Помнится, ‎было‏ ‎то ‎ли ‎14, ‎то‏ ‎ли‏ ‎18 ‎категорий.‏ ‎И ‎директор‏ ‎завода, ‎допустим, ‎приравнивался ‎по ‎своей‏ ‎высшей‏ ‎категории ‎к‏ ‎генерал-полковнику ‎(18‏ ‎разряд). ‎Главный ‎инженер ‎— ‎к‏ ‎генерал-майору‏ ‎(17‏ ‎разряд). ‎И‏ ‎так ‎далее.‏ ‎Уборщица ‎—‏ ‎1‏ ‎разряд.

В ‎середине‏ ‎90-х ‎годов ‎эту ‎разрядную ‎сетку‏ ‎упразднили, ‎и‏ ‎началась‏ ‎неразбериха, ‎когда ‎специалист‏ ‎1-й ‎категории‏ ‎в ‎архиве ‎получает ‎условно‏ ‎20‏ ‎т. ‎р.,‏ ‎такой ‎же‏ ‎специалист ‎в ‎министерстве ‎— ‎45‏ ‎т.‏ ‎р., ‎а‏ ‎где-то ‎в‏ ‎Газпроме ‎или ‎в ‎Роснефти ‎(хотя‏ ‎это‏ ‎тоже‏ ‎как ‎бы‏ ‎госструктуры) ‎может‏ ‎получать ‎и‏ ‎100‏ ‎т. ‎р.

• Как‏ ‎выглядит ‎работа ‎архивиста ‎изнутри?

Здесь ‎очень‏ ‎много ‎градаций.‏ ‎То‏ ‎есть, ‎узких ‎специализаций.

Если‏ ‎человек ‎работает‏ ‎в ‎архивохранилище ‎— ‎там,‏ ‎где‏ ‎непосредственно ‎хранятся‏ ‎документы ‎—‏ ‎это ‎одно. ‎Если ‎он ‎отвечает‏ ‎на‏ ‎запросы, ‎работает‏ ‎с ‎людьми‏ ‎— ‎это ‎другое. ‎Если ‎он‏ ‎ведёт‏ ‎документы‏ ‎учёта ‎или‏ ‎каталогизирует ‎документы‏ ‎— ‎это‏ ‎третье.

Самая‏ ‎грязная ‎и‏ ‎тяжёлая ‎работа ‎— ‎это ‎в‏ ‎хранилище. ‎Именно‏ ‎сюда‏ ‎поступают ‎запросы ‎«снизу».‏ ‎Хранилища, ‎как‏ ‎правило, ‎старые, ‎расположены ‎в‏ ‎приспособленных‏ ‎помещениях. ‎Высоченные‏ ‎стеллажи, ‎куда‏ ‎нужно ‎забираться ‎по ‎приставным ‎лесенкам.‏ ‎Пыльные‏ ‎и ‎тяжёлые‏ ‎коробки ‎с‏ ‎делами. ‎Сами ‎дела ‎тоже ‎не‏ ‎из‏ ‎лёгких,‏ ‎как ‎правило.

Вот‏ ‎пришел ‎запрос‏ ‎из ‎читального‏ ‎зала‏ ‎от ‎исследователя‏ ‎на ‎пять ‎дел ‎(в ‎день‏ ‎каждый ‎читатель‏ ‎имеет‏ ‎право ‎заказать ‎не‏ ‎более ‎пяти‏ ‎дел).

Это ‎пять ‎папок ‎различной‏ ‎толщины‏ ‎(от ‎пяти‏ ‎листов ‎до‏ ‎200 ‎страниц). ‎Их ‎нужно ‎спустить‏ ‎по‏ ‎лесенке ‎со‏ ‎стеллажа ‎вниз.‏ ‎Взамен ‎поставить ‎такие ‎картонные ‎планки‏ ‎—‏ ‎карточки-заместители,‏ ‎где ‎указано:‏ ‎кому ‎и‏ ‎когда ‎выдано‏ ‎данное‏ ‎дело ‎и‏ ‎на ‎какой ‎срок. ‎Записать ‎каждое‏ ‎дело ‎в‏ ‎книгу‏ ‎выдачи. ‎Передать ‎специалисту,‏ ‎который ‎доставит‏ ‎их ‎в ‎читальный ‎зал.‏ ‎И‏ ‎лезть ‎на‏ ‎стеллаж ‎дальше,‏ ‎выдавая ‎следующий ‎запрос. ‎И ‎так,‏ ‎как‏ ‎белка ‎в‏ ‎колесе, ‎целый‏ ‎день ‎вниз-вверх, ‎вниз-вверх.

И ‎то ‎же‏ ‎самое,‏ ‎когда‏ ‎дела ‎возвращаются‏ ‎из ‎читального‏ ‎зала ‎в‏ ‎хранилище.‏ ‎Все ‎в‏ ‎обратном ‎порядке. ‎Отметить ‎в ‎книге‏ ‎выдачи, ‎что‏ ‎дело‏ ‎на ‎месте. ‎Поставить‏ ‎его ‎на‏ ‎стеллаж. ‎Вынуть ‎при ‎этом‏ ‎карту-заместитель,‏ ‎отметив ‎дату‏ ‎возвращения.

Уф-ф-ф ‎можно‏ ‎чуть-чуть ‎передохнуть.

• А ‎как ‎же ‎не‏ ‎запутаться‏ ‎в ‎этих‏ ‎колоссальных ‎массивах‏ ‎информации? ‎Случаются ‎ли ‎вообще ‎ошибки‏ ‎или‏ ‎путаница‏ ‎в ‎хранилищах?

Каждый‏ ‎год ‎в‏ ‎хранилище ‎проводится‏ ‎так‏ ‎называемая ‎«проверка‏ ‎наличия». ‎То ‎есть ‎оно ‎закрывается‏ ‎примерно ‎на‏ ‎месяц,‏ ‎и ‎специальная ‎комиссия‏ ‎из ‎трёх‏ ‎человек ‎проверяет, ‎все ‎ли‏ ‎дела‏ ‎стоят ‎на‏ ‎месте. ‎Причем‏ ‎примерно ‎каждое ‎30-е ‎дело ‎перелистывается,‏ ‎считаются‏ ‎пронумерованные ‎страницы‏ ‎— ‎нет‏ ‎ли ‎там ‎вырванных ‎или ‎вырезанных.

Иногда‏ ‎при‏ ‎этом‏ ‎обнаруживается, ‎что‏ ‎какое-то ‎дело‏ ‎по ‎ошибке‏ ‎было‏ ‎поставлено ‎не‏ ‎на ‎свое ‎место. ‎Хорошо, ‎что‏ ‎его ‎не‏ ‎затребовали‏ ‎исследователи, ‎а ‎то‏ ‎отыскать ‎его‏ ‎в ‎огромном ‎архивохранилище ‎невозможно.‏ ‎Поди‏ ‎разберись, ‎куда‏ ‎его ‎по‏ ‎ошибке ‎поставили. ‎Полки ‎все ‎одинаковые‏ ‎и‏ ‎коробки ‎с‏ ‎делами ‎тоже‏ ‎все ‎одинаковые. ‎Для ‎этого ‎и‏ ‎служат‏ ‎эти‏ ‎проверки ‎наличия.

Катастрофа,‏ ‎если ‎в‏ ‎силу ‎каких-то‏ ‎форс-мажоров‏ ‎приходится ‎перемещать‏ ‎всё ‎хранилище ‎в ‎другое ‎здание,‏ ‎на ‎другой‏ ‎этаж‏ ‎и ‎т. ‎п.‏ ‎(затопило ‎сверху‏ ‎или ‎капитальный ‎ремонт ‎здания).‏ ‎На‏ ‎эту ‎тяжёлую‏ ‎работу ‎встают‏ ‎все ‎сотрудники ‎архива, ‎и ‎она‏ ‎занимает‏ ‎несколько ‎недель.

• Наверное,‏ ‎и ‎обычное‏ ‎поддержание ‎чистоты ‎и ‎порядка ‎в‏ ‎архиве‏ ‎—‏ ‎особая ‎задача?‏ ‎Кроме ‎того,‏ ‎ведь ‎это‏ ‎бумага,‏ ‎и ‎бумага,‏ ‎которую ‎не ‎заменишь ‎просто ‎так‏ ‎одну ‎другой,‏ ‎как‏ ‎вконец ‎растрепавшийся ‎экземпляр‏ ‎книги ‎в‏ ‎библиотеке?

Конечно. ‎По ‎планам ‎работы‏ ‎есть‏ ‎такой ‎вид‏ ‎деятельности, ‎как‏ ‎«обеспыливание». ‎Занимаются ‎им ‎специальные ‎люди‏ ‎типа‏ ‎уборщиц. ‎С‏ ‎влажной ‎тряпкой‏ ‎и ‎пылесосом ‎они ‎лазают ‎по‏ ‎стеллажам‏ ‎и‏ ‎собирают ‎пыль‏ ‎с ‎архивных‏ ‎коробок.

Есть ‎также‏ ‎специфический‏ ‎вид ‎работы‏ ‎— ‎фунгицидная ‎обработка. ‎Специальным ‎раствором‏ ‎приглашенные ‎работники‏ ‎обрызгивают‏ ‎стены, ‎стеллажи ‎и‏ ‎коробки, ‎чтобы‏ ‎в ‎хранилище ‎не ‎развивалась‏ ‎плесень.‏ ‎По ‎этой‏ ‎же ‎причине‏ ‎внутри ‎хранилища ‎запрещено ‎принимать ‎пищу‏ ‎и‏ ‎вообще ‎держать‏ ‎какие-либо ‎разлагающиеся‏ ‎биологические ‎или ‎органические ‎вещества. ‎Для‏ ‎архивиста‏ ‎плесень‏ ‎— ‎враг‏ ‎номер ‎один.

К‏ ‎тому ‎же‏ ‎с‏ ‎документами ‎нужно‏ ‎обращаться ‎очень ‎бережно, ‎а ‎они‏ ‎порой ‎на‏ ‎грани‏ ‎истлевания.

• А ‎кто ‎работает‏ ‎в ‎архиве?‏ ‎Помимо ‎перемещения ‎по ‎лестницам‏ ‎и‏ ‎переноски ‎тяжестей,‏ ‎с ‎какими‏ ‎трудностями ‎могут ‎столкнуться ‎архивисты?

Это ‎нелёгкая‏ ‎работа.‏ ‎Потому ‎что‏ ‎приходят ‎посетители,‏ ‎не ‎знающие ‎толком, ‎что ‎они‏ ‎хотят.‏ ‎Порой‏ ‎они ‎даже‏ ‎не ‎понимают,‏ ‎куда ‎приходят.

Например,‏ ‎человек‏ ‎обращается ‎в‏ ‎городской ‎архив ‎за ‎справкой ‎о‏ ‎трудовом ‎стаже.‏ ‎Выясняется,‏ ‎что ‎работал ‎он‏ ‎в ‎Москве,‏ ‎однако ‎не ‎на ‎предприятии‏ ‎городского‏ ‎подчинения, ‎а‏ ‎на ‎каком-то‏ ‎оборонном ‎заводе ‎союзного ‎значения ‎или‏ ‎в‏ ‎министерстве. ‎И‏ ‎его ‎документы‏ ‎хранятся ‎в ‎совершенно ‎другом ‎общесоюзном‏ ‎архиве.‏ ‎Может‏ ‎быть, ‎даже‏ ‎не ‎в‏ ‎Москве, ‎а‏ ‎в‏ ‎Санкт-Петербурге ‎(если‏ ‎предприятие ‎было ‎связано ‎с ‎флотом).

Но‏ ‎даже ‎если‏ ‎проситель‏ ‎ищет ‎справку ‎правильно,‏ ‎вовсе ‎не‏ ‎факт, ‎что ‎документы ‎о‏ ‎его‏ ‎трудовой ‎деятельности‏ ‎сохранились.

Особенно ‎это‏ ‎касается ‎времени ‎после ‎1990 ‎года,‏ ‎когда‏ ‎заводы ‎массово‏ ‎закрывались, ‎никто‏ ‎документы ‎отделов ‎кадров ‎на ‎госхранение‏ ‎не‏ ‎передавал,‏ ‎они ‎попросту‏ ‎выбрасывались ‎на‏ ‎помойку ‎или‏ ‎сжигались‏ ‎новыми ‎хозяевами,‏ ‎занимавшими ‎территорию ‎этих ‎предприятий.

Или ‎документы‏ ‎по ‎генеалогии.‏ ‎Это‏ ‎вообще ‎очень ‎щепетильное‏ ‎дело. ‎Приходит‏ ‎человек ‎и ‎говорит: ‎«Подтвердите,‏ ‎что‏ ‎моя ‎прабабушка‏ ‎родилась ‎в‏ ‎Москве». ‎Или: ‎«Где ‎в ‎Москве‏ ‎жил‏ ‎мой ‎прадедушка‏ ‎и ‎кем‏ ‎он ‎работал?»

Здесь ‎сотрудник ‎архива ‎очень‏ ‎внимательно‏ ‎должен‏ ‎выслушать ‎посетителя,‏ ‎выяснить ‎абсолютно‏ ‎все, ‎что‏ ‎ему‏ ‎известно ‎о‏ ‎его ‎родственниках. ‎А ‎если ‎что-то‏ ‎неизвестно, ‎сориентировать‏ ‎просителя‏ ‎на ‎поиск ‎дополнительной‏ ‎информации: ‎в‏ ‎каком ‎примерно ‎районе ‎города‏ ‎(а‏ ‎ещё ‎лучше‏ ‎— ‎на‏ ‎какой ‎улице) ‎жил ‎родственник. ‎Потому‏ ‎что‏ ‎иногда ‎даже‏ ‎не ‎нужен‏ ‎архивный ‎документ. ‎В ‎справочной ‎библиотеке‏ ‎архива‏ ‎хранятся‏ ‎типографские ‎адресные‏ ‎и ‎телефонные‏ ‎книги ‎Москвы‏ ‎за‏ ‎все ‎годы‏ ‎(почти ‎за ‎все). ‎И ‎там‏ ‎легко ‎найти‏ ‎по‏ ‎фамилии ‎адрес. ‎Или,‏ ‎наоборот ‎—‏ ‎по ‎адресу ‎фамилию ‎проживающего‏ ‎и‏ ‎его ‎социальный‏ ‎статус.

А ‎если‏ ‎известен ‎адрес ‎— ‎то ‎известен‏ ‎и‏ ‎церковный ‎приход,‏ ‎к ‎которому‏ ‎были ‎приписаны ‎москвичи. ‎И ‎уже‏ ‎в‏ ‎церковно-приходских‏ ‎книгах ‎можно‏ ‎найти ‎и‏ ‎родившихся, ‎и‏ ‎умерших,‏ ‎и ‎венчавшихся.

• Какими‏ ‎качествами ‎должен ‎обладать ‎работающий ‎в‏ ‎архиве ‎специалист?

Сотрудники,‏ ‎занимающиеся‏ ‎социальными ‎запросами, ‎должны‏ ‎иметь ‎прекрасные‏ ‎знания ‎о ‎составе ‎фондов‏ ‎своего‏ ‎архива, ‎о‏ ‎других ‎аналогичных‏ ‎архивах, ‎должны ‎знать ‎устройство ‎госучреждений‏ ‎Москвы‏ ‎за ‎все‏ ‎периоды ‎их‏ ‎существования ‎и, ‎разумеется, ‎иметь ‎бесконечное‏ ‎терпение‏ ‎для‏ ‎работы ‎с‏ ‎людьми, ‎для‏ ‎которых ‎порой‏ ‎эта‏ ‎архивная ‎справка‏ ‎означает ‎размер ‎пенсии ‎на ‎старости‏ ‎лет…

На ‎этом‏ ‎я‏ ‎мысленно ‎еще ‎раз‏ ‎благодарю ‎Николая‏ ‎Дмитриевича ‎за ‎прекрасную ‎беседу.‏ ‎Ее‏ ‎продолжение ‎о‏ ‎том, ‎как‏ ‎непосредственно ‎происходит ‎взаимодействие ‎архивиста ‎с‏ ‎посетителями‏ ‎и ‎как‏ ‎простой ‎человек‏ ‎может ‎стать ‎посетителем ‎архива, ‎выйдет‏ ‎очень‏ ‎скоро.‏ ‎Как ‎говорят‏ ‎в ‎телевизоре‏ ‎— ‎не‏ ‎переключайтесь!