Оборотни в шароварах

Некоторые ‎темы‏ ‎и ‎тексты ‎рождаются ‎спонтанно ‎по‏ ‎велению ‎цепочки‏ ‎случайностей,‏ ‎которые ‎провоцируют ‎авторскую‏ ‎задумчивость. ‎Так‏ ‎вышло ‎и ‎в ‎этот‏ ‎раз.

После‏ ‎выхода ‎последней‏ ‎статьи ‎на‏ ‎сайте ‎РИА ‎Новости, ‎где ‎мы‏ ‎обсуждали‏ ‎газово-транзитные ‎перспективы‏ ‎Украины, ‎в‏ ‎комментарии ‎прибежал ‎какой-то ‎обиженный ‎гражданин,‏ ‎который‏ ‎написал‏ ‎что-то ‎вроде‏ ‎«у ‎автора‏ ‎украинская ‎фамилия,‏ ‎интересно,‏ ‎сколько ‎ему‏ ‎платит ‎Кремль ‎за ‎то ‎чтобы‏ ‎он ‎поливал‏ ‎дерьмом‏ ‎собственную ‎родину?».

А ‎сегодня‏ ‎лента ‎ВК‏ ‎подбросила ‎вот ‎это ‎видео‏ ‎с‏ ‎товарищем ‎Кучмой,‏ ‎который ‎не‏ ‎просто ‎бывший ‎президент ‎Украины, ‎но‏ ‎–‏ ‎как ‎и‏ ‎президент ‎нынешний‏ ‎– ‎ещё ‎и ‎мой ‎земляк.‏ ‎В‏ ‎рот‏ ‎ему ‎кило‏ ‎гвоздей.

https://vk.com/wall416527434_35969

И ‎потому‏ ‎сегодня ‎я‏ ‎позволю‏ ‎себе ‎ответить‏ ‎неизвестной ‎обиженке ‎и ‎поделюсь ‎с‏ ‎вами, ‎мои‏ ‎дорогие‏ ‎ребята, ‎немного ‎личным.

К‏ ‎Украине, ‎как‏ ‎стране, ‎я ‎отношусь ‎с‏ ‎лёгкой‏ ‎грустью ‎ведь‏ ‎всё-таки ‎там‏ ‎прошло ‎и ‎навсегда ‎осталось ‎моё‏ ‎детство,‏ ‎там ‎была‏ ‎первая ‎любовь,‏ ‎первые ‎надежды ‎и ‎мечты. ‎А‏ ‎вот‏ ‎уже‏ ‎к ‎людям,‏ ‎населяющим ‎это‏ ‎территориальное ‎образование,‏ ‎я‏ ‎испытываю ‎сложный‏ ‎компот ‎эмоций, ‎где ‎воедино ‎смешалось‏ ‎брезгливость ‎и‏ ‎отсутствие‏ ‎уважения. ‎Дело ‎в‏ ‎том, ‎что‏ ‎я ‎действительно ‎мальчик ‎с‏ ‎феноменальной‏ ‎памятью, ‎по‏ ‎крайней ‎мере,‏ ‎во ‎всём, ‎что ‎касается ‎собственной‏ ‎жизни.‏ ‎Я ‎прекрасно‏ ‎помню ‎даже‏ ‎не ‎факты, ‎а ‎чувства ‎и‏ ‎впечатления‏ ‎в‏ ‎отдельные ‎моменты‏ ‎своей ‎прошлой‏ ‎жизни. ‎Как‏ ‎пахла‏ ‎тёплая ‎фланелевая‏ ‎клетчатая ‎«канадка», ‎которую ‎мама ‎купила‏ ‎мне ‎холодным‏ ‎декабрём‏ ‎на ‎«туче», ‎помню‏ ‎вкус ‎земляничного‏ ‎мороженного ‎в ‎Питере ‎образца‏ ‎1994‏ ‎года, ‎помню,‏ ‎как ‎стучал‏ ‎в ‎подошвы ‎кроссовок ‎неровный ‎асфальт,‏ ‎по‏ ‎которому ‎катился‏ ‎купленный ‎отцом‏ ‎за ‎безумные ‎86 ‎купонов ‎скейт.

И‏ ‎поэтому‏ ‎все‏ ‎эти ‎новоявленные‏ ‎украинские ‎патриоты,‏ ‎раздувающие ‎пафосные‏ ‎щёки,‏ ‎скачущие ‎в‏ ‎кастрюлях ‎на ‎жбанах ‎и ‎поминающие‏ ‎через ‎слово‏ ‎товарища‏ ‎Путина, ‎вызывают ‎у‏ ‎меня ‎чувство‏ ‎брезгливости. ‎Такой, ‎когда ‎невыносимо‏ ‎хочется‏ ‎отряхнуть ‎и‏ ‎помыть ‎с‏ ‎мылом ‎руки.

Мне ‎41 ‎год ‎и‏ ‎мы‏ ‎с ‎моими‏ ‎ровесниками ‎мы‏ ‎взрослели ‎на ‎остывающих ‎обломках ‎Советского‏ ‎союза.‏ ‎Вопреки‏ ‎распространённому ‎нынче‏ ‎мнению, ‎Украина‏ ‎тогда ‎не‏ ‎была‏ ‎наглухо ‎русофобской‏ ‎и ‎антироссийской. ‎Да, ‎уже ‎существовали‏ ‎всякие ‎националистические‏ ‎партии‏ ‎типа ‎«Рух», ‎но‏ ‎они ‎были‏ ‎малочисленны, ‎о ‎чём-то ‎там‏ ‎возились‏ ‎в ‎своём‏ ‎узком ‎кругу‏ ‎и ‎время ‎от ‎времени ‎проявлялись‏ ‎жидкими‏ ‎демонстрациями. ‎Две‏ ‎трети ‎тогдашней‏ ‎Украины ‎говорили ‎по-русски, ‎доучивалась ‎по‏ ‎советским‏ ‎учебникам,‏ ‎а ‎внезапно‏ ‎разделённые ‎родственники‏ ‎на ‎встречах‏ ‎сетовали‏ ‎и ‎клялись‏ ‎друг ‎дружке ‎пьяными ‎слезами ‎в‏ ‎вечной ‎дружбе.

Не‏ ‎было‏ ‎никакой ‎«тысячелетней ‎истории‏ ‎Украины-Руси», ‎её‏ ‎ещё ‎просто ‎не ‎придумали,‏ ‎а‏ ‎предмет ‎«история»‏ ‎я ‎изучал‏ ‎с ‎репетитором ‎целых ‎два ‎года‏ ‎специально‏ ‎для ‎поступления‏ ‎в ‎институт.‏ ‎Репетитор, ‎хоть ‎и ‎был ‎кондовым‏ ‎западенцем‏ ‎и‏ ‎говорил ‎исключительно‏ ‎на ‎ридной‏ ‎мове, ‎излагал‏ ‎только‏ ‎доказанные ‎наукой‏ ‎факты, ‎а ‎не ‎бредни, ‎вызванные‏ ‎неумеренным ‎желанием‏ ‎быть‏ ‎не-как-москали ‎и ‎потреблением‏ ‎самогонки-бурячанки. ‎Я‏ ‎с ‎1996 ‎года ‎помню,‏ ‎что‏ ‎Слобожанщина ‎–‏ ‎территория ‎нынешней‏ ‎Харьковщины ‎- ‎в ‎конце ‎XVII‏ ‎века‏ ‎называлась ‎«дикое‏ ‎поле» ‎и‏ ‎практически ‎не ‎была ‎заселена. ‎По‏ ‎той‏ ‎простой‏ ‎причине, ‎что‏ ‎гетман ‎Иван‏ ‎Выговский ‎продал‏ ‎(!!!)‏ ‎всех ‎жителей‏ ‎в ‎полон ‎крымским ‎татарам. ‎Заселение‏ ‎этих ‎земель‏ ‎происходило‏ ‎с ‎востока, ‎из‏ ‎России, ‎в‏ ‎частности ‎туда ‎принудительно ‎переселяли‏ ‎русских‏ ‎из ‎ремесленных‏ ‎городов, ‎например,‏ ‎Тулы.

А ‎ещё ‎я ‎отлично ‎помню,‏ ‎что‏ ‎вплоть ‎до‏ ‎середины ‎«нулевых»‏ ‎на ‎Украине ‎практически ‎никто ‎не‏ ‎говорил‏ ‎по-украински.‏ ‎В ‎ходу‏ ‎был ‎местный‏ ‎суржик ‎с‏ ‎мягким‏ ‎южным ‎говором,‏ ‎пример ‎которого ‎до ‎сих ‎пор‏ ‎запросто ‎можно‏ ‎услышать‏ ‎в ‎Ростове ‎или‏ ‎Волхохраде. ‎Мова‏ ‎была ‎где-то ‎там, ‎в‏ ‎деревнях,‏ ‎на ‎ней‏ ‎говорили ‎бабушки,‏ ‎над ‎которыми ‎ужасно ‎потешались ‎тогдашние‏ ‎молодые‏ ‎мы. ‎Использование‏ ‎мовы ‎было‏ ‎признаком ‎«селючества» ‎и ‎говорящий ‎на‏ ‎ней‏ ‎становился‏ ‎объектом ‎бесконечных‏ ‎насмешек, ‎а‏ ‎то ‎и‏ ‎жестких‏ ‎подростковых ‎подколов.‏ ‎«Мова ‎кобзаря», ‎коей ‎нынче ‎так‏ ‎демостративно ‎гордятся‏ ‎нео-мазепинцы,‏ ‎в ‎те ‎годы‏ ‎стояла ‎на‏ ‎дальней ‎полке ‎общества, ‎где-то‏ ‎между‏ ‎сувенирной ‎бутылкой‏ ‎в ‎форме‏ ‎запорожского ‎казака, ‎сделанной ‎из ‎глазированной‏ ‎глины,‏ ‎и ‎расшитыми‏ ‎рушниками, ‎нависающими‏ ‎над ‎старыми ‎иконами ‎с ‎фольгированным‏ ‎окладом.

Страна‏ ‎праздновала‏ ‎День ‎Победы,‏ ‎ходила ‎с‏ ‎красными ‎флагами‏ ‎и‏ ‎заваливала ‎тоннами‏ ‎красных ‎же ‎гвоздик ‎мемориалы ‎и‏ ‎могилы ‎неизвестных‏ ‎солдат.‏ ‎Все ‎мы ‎были‏ ‎воспитаны ‎именно‏ ‎в ‎таком ‎духе, ‎именно‏ ‎таковыми‏ ‎были ‎наши‏ ‎убеждения. ‎Мы‏ ‎знать ‎не ‎знали, ‎кто ‎такой‏ ‎подонок‏ ‎Шухевич, ‎зато‏ ‎точно ‎знали,‏ ‎что ‎наш ‎город ‎освободила ‎танковая‏ ‎армия‏ ‎маршала‏ ‎Рыбалко, ‎который‏ ‎до ‎самой‏ ‎смерти ‎ходил‏ ‎дома‏ ‎в ‎вышитой‏ ‎украинской ‎рубашке.

Я ‎за ‎прошедшие ‎годы‏ ‎не ‎изменился‏ ‎ни‏ ‎на ‎йоту, ‎не‏ ‎изменил ‎своему‏ ‎воспитанию, ‎главам ‎из ‎школьных‏ ‎учебников‏ ‎и ‎Павке‏ ‎Корчагину, ‎памятник‏ ‎которому ‎с ‎киркой ‎в ‎руках‏ ‎стоял‏ ‎у ‎парадного‏ ‎входа ‎в‏ ‎школу ‎№17.

Зато ‎все ‎мои ‎бывшие‏ ‎одноклассники‏ ‎и‏ ‎подавляющая ‎часть‏ ‎однокурсников ‎изменились.‏ ‎Выпрыгнули ‎из‏ ‎коротких‏ ‎штанишек ‎и,‏ ‎совершив ‎сальто-мортале ‎с ‎превращением, ‎без‏ ‎малейших ‎усилий‏ ‎совести‏ ‎прочно ‎угнездились ‎в‏ ‎шароварах ‎самостийной‏ ‎лжи. ‎В ‎первую ‎очередь‏ ‎самим‏ ‎себе.

Потому ‎что‏ ‎никто ‎из‏ ‎них ‎не ‎говорил ‎по-украински, ‎не‏ ‎носил‏ ‎вышиванку ‎и‏ ‎уж ‎тем‏ ‎более ‎под ‎пиджак ‎(какое ‎чудовищное‏ ‎визуальное‏ ‎извращение),‏ ‎не ‎считал‏ ‎её ‎«генетическим‏ ‎кодом ‎нации»‏ ‎и‏ ‎не ‎гордился‏ ‎«Теслой» ‎на ‎фоне ‎закрытых ‎и‏ ‎распиленных ‎на‏ ‎металл‏ ‎«ЗАЗа» ‎и ‎«КРАЗа».

Я‏ ‎с ‎брезгливым‏ ‎лабораторным ‎удивлением ‎слежу ‎за‏ ‎некоторыми‏ ‎нарочито ‎национально‏ ‎озабоченными ‎ровесниками‏ ‎сквозь ‎лупу ‎социальных ‎сетей. ‎На‏ ‎все‏ ‎эти ‎развешанные‏ ‎от ‎жопы‏ ‎и ‎до ‎мусорки ‎жовто-блакитные ‎прапоры,‏ ‎эфиры‏ ‎«историков»‏ ‎с ‎очешуительными‏ ‎рассказами, ‎как‏ ‎запорожцы ‎помогали‏ ‎Кромвелю‏ ‎воевать ‎шотландские‏ ‎замки ‎(это ‎не ‎шутка), ‎мечты‏ ‎о ‎развале‏ ‎ненавистной‏ ‎рашки ‎и ‎раболепное‏ ‎слюноотделение ‎при‏ ‎виде ‎американского ‎корыта, ‎входящего‏ ‎в‏ ‎Босфор.

Я ‎ищу‏ ‎и ‎не‏ ‎нахожу ‎ответа ‎– ‎как ‎эти‏ ‎люди‏ ‎смогли ‎так‏ ‎просто ‎отказаться‏ ‎от ‎всего, ‎что ‎вкладывалось ‎и‏ ‎прививалось‏ ‎им‏ ‎с ‎детства.‏ ‎Какой ‎чудовищный‏ ‎манипулятор ‎заставил‏ ‎их‏ ‎добровольно ‎восторгаться‏ ‎карателями ‎из ‎СС, ‎вырезавшими ‎и‏ ‎спалившими ‎сотни‏ ‎украинских‏ ‎же ‎деревень. ‎На‏ ‎что ‎променяли‏ ‎они ‎мечту ‎о ‎космосе,‏ ‎океане‏ ‎и ‎техническом‏ ‎прогрессе. ‎Неужели‏ ‎они ‎всегда ‎были ‎такими, ‎скользкими,‏ ‎двуличными,‏ ‎продажными, ‎лишёнными‏ ‎памяти ‎и‏ ‎самоуважения.

Той ‎Украины, ‎где ‎я ‎рос‏ ‎и‏ ‎которую‏ ‎я ‎любил,‏ ‎больше ‎нет‏ ‎и, ‎видимо,‏ ‎уже‏ ‎никогда ‎не‏ ‎будет. ‎Изменилась ‎страна, ‎идеология, ‎ориентиры‏ ‎и ‎люди.‏ ‎Той‏ ‎Украины ‎нет ‎и‏ ‎потому ‎в‏ ‎новой ‎Украине ‎нет ‎меня.

Там‏ ‎всё‏ ‎изменилось, ‎а‏ ‎я ‎–‏ ‎ни ‎на ‎миллиметр. ‎На ‎том‏ ‎стою.‏ ‎На ‎том‏ ‎в ‎землю‏ ‎врос.