«Пустота власти» или «статья о светлячках». Статья Пазолини

Перевод ‎на‏ ‎русский ‎язык ‎статьи ‎Пьера ‎Паоло‏ ‎Пазолини ‎«Il‏ ‎vuoto‏ ‎del ‎potere» ‎ovvero‏ ‎«l’articolo ‎delle‏ ‎lucciole», ‎опубликованной ‎1 ‎февраля‏ ‎1975‏ ‎года ‎в‏ ‎газете ‎Corriere‏ ‎della ‎Sera.

Различие ‎между ‎прилагательным ‎фашизмом‏ ‎и‏ ‎фашизмом ‎по‏ ‎существу ‎восходит‏ ‎ни ‎к ‎чему ‎иному, ‎как‏ ‎к‏ ‎газете‏ ‎«Il ‎Politecnico»‏ ‎[коммунистическое ‎издание,‏ ‎выходившее ‎в‏ ‎1945-47‏ ‎годах, ‎прим.‏ ‎АМ], ‎то ‎есть ‎к ‎непосредственному‏ ‎послевоенному ‎периоду…»‏ ‎Так‏ ‎начинается ‎интервью ‎Франко‏ ‎Фортини ‎о‏ ‎фашизме ‎(L' ‎Europeo, ‎26.12.1974):‏ ‎вмешательство,‏ ‎которое, ‎как‏ ‎говорится, ‎я‏ ‎целиком ‎и ‎полностью ‎поддерживаю. ‎Однако‏ ‎я‏ ‎не ‎могу‏ ‎подписаться ‎под‏ ‎столь ‎тенденциозным ‎дебютом. ‎Фактически, ‎различие‏ ‎между‏ ‎«фашизмами»,‏ ‎проводимое ‎в‏ ‎«Il ‎Politecnico»,‏ ‎неуместно ‎и‏ ‎не‏ ‎актуально. ‎Это‏ ‎могло ‎быть ‎актуально ‎еще ‎лет‏ ‎десять ‎назад:‏ ‎когда‏ ‎христианско-демократический ‎режим ‎всё‏ ‎еще ‎был‏ ‎абсолютным ‎продолжением ‎фашистского ‎режима.‏ ‎Но‏ ‎около ‎десяти‏ ‎лет ‎назад‏ ‎«Нечто» ‎произошло. ‎«Нечто», ‎чего ‎не‏ ‎было‏ ‎и ‎чего‏ ‎нельзя ‎было‏ ‎предсказать ‎не ‎только ‎во ‎времена‏ ‎«Il‏ ‎Politecnico»,‏ ‎но ‎даже‏ ‎за ‎год‏ ‎до ‎того,‏ ‎как‏ ‎это ‎произошло‏ ‎(или ‎даже, ‎как ‎мы ‎видим,‏ ‎когда ‎это‏ ‎«Нечто»‏ ‎уже ‎происходило).

Настоящее ‎сравнение‏ ‎между ‎«фашизмами»,‏ ‎следовательно, ‎не ‎может ‎быть‏ ‎«хронологическим»,‏ ‎имеется ‎в‏ ‎виду ‎между‏ ‎фашистским ‎фашизмом ‎и ‎христианско-демократическим ‎фашизмом:‏ ‎но‏ ‎между ‎фашистским‏ ‎фашизмом ‎и‏ ‎радикально ‎новым, ‎полностью ‎непредсказуемым ‎фашизмом,‏ ‎внезапно‏ ‎появившемся‏ ‎из ‎этого‏ ‎«Нечто», ‎случившемся‏ ‎10 ‎лет‏ ‎назад.

Поскольку‏ ‎я ‎писатель‏ ‎и ‎пишу ‎в ‎полемике ‎или,‏ ‎по ‎крайней‏ ‎мере,‏ ‎дискутирую ‎с ‎другими‏ ‎писателями, ‎позвольте‏ ‎мне ‎дать ‎поэтико-литературное ‎определение‏ ‎того‏ ‎явления, ‎которое‏ ‎произошло ‎в‏ ‎Италии ‎лет ‎десять ‎тому ‎назад.‏ ‎Это‏ ‎поможет ‎упростить‏ ‎и ‎сократить‏ ‎наше ‎обсуждение ‎(и, ‎возможно, ‎даже‏ ‎лучше‏ ‎его‏ ‎понять).

В ‎начале‏ ‎шестидесятых ‎годов‏ ‎из-за ‎загрязнения‏ ‎воздуха‏ ‎и, ‎прежде‏ ‎всего ‎в ‎сельской ‎местности, ‎из-за‏ ‎загрязнения ‎воды‏ ‎(голубые‏ ‎реки ‎и ‎прозрачные‏ ‎каналы), ‎стали‏ ‎исчезать ‎светлячки. ‎Явление ‎было‏ ‎молниеносным‏ ‎и ‎ослепительным.‏ ‎Через ‎несколько‏ ‎лет ‎светлячков ‎больше ‎не ‎было.‏ ‎(Теперь‏ ‎они ‎представляют‏ ‎собой ‎довольно‏ ‎душераздирающее ‎воспоминание ‎о ‎прошлом: ‎и‏ ‎пожилой‏ ‎человек,‏ ‎обладающий ‎такой‏ ‎памятью, ‎не‏ ‎может ‎узнать‏ ‎себя‏ ‎молодого ‎в‏ ‎новых ‎молодых ‎людях ‎и, ‎следовательно,‏ ‎не ‎может‏ ‎больше‏ ‎иметь ‎прекрасных ‎сожалений‏ ‎о ‎прошлом).

Поэтому‏ ‎я ‎назову ‎то ‎«Нечто»,‏ ‎что‏ ‎произошло ‎около‏ ‎десяти ‎лет‏ ‎назад, ‎«исчезновением ‎светлячков».

Христианско-демократический ‎режим ‎имел‏ ‎две‏ ‎совершенно ‎различные‏ ‎фазы, ‎которые‏ ‎не ‎только ‎не ‎могут ‎сравниваться‏ ‎друг‏ ‎с‏ ‎другом, ‎предполагая‏ ‎известную ‎преемственность,‏ ‎но ‎даже‏ ‎стали‏ ‎исторически ‎несоизмеримыми.‏ ‎Первая ‎фаза ‎этого ‎режима ‎(как‏ ‎всегда ‎справедливо‏ ‎называли‏ ‎его ‎радикалы) ‎—‏ ‎это ‎та,‏ ‎которая ‎начинается ‎с ‎окончания‏ ‎войны‏ ‎и ‎до‏ ‎исчезновения ‎светлячков,‏ ‎вторая ‎фаза ‎— ‎это ‎та,‏ ‎которая‏ ‎начинается ‎с‏ ‎исчезновения ‎светлячков‏ ‎и ‎до ‎сегодняшнего ‎дня. ‎Давайте‏ ‎посмотрим‏ ‎на‏ ‎каждую ‎из‏ ‎них.

Прежде ‎чем‏ ‎исчезли ‎светлячки

Преемственность‏ ‎между‏ ‎фашистским ‎фашизмом‏ ‎и ‎христианско-демократическим ‎фашизмом ‎полная ‎и‏ ‎абсолютная. ‎Я‏ ‎промолчу‏ ‎о ‎том, ‎что‏ ‎говорилось ‎по‏ ‎этому ‎поводу ‎еще ‎тогда‏ ‎в‏ ‎«Il ‎Politecnico»:‏ ‎отсутствие ‎чисток‏ ‎[фашистов ‎из ‎госаппарата ‎после ‎войны,‏ ‎прим.‏ ‎АМ], ‎преемственность‏ ‎кодексов, ‎полицейское‏ ‎насилие, ‎неуважение ‎к ‎Конституции. ‎Я‏ ‎сосредотачиваюсь‏ ‎на‏ ‎том, ‎что‏ ‎тогда ‎имело‏ ‎значение ‎в‏ ‎ретроспективном‏ ‎историческом ‎сознании.‏ ‎Демократия, ‎которую ‎христианско-демократические ‎антифашисты ‎противопоставляли‏ ‎фашистской ‎диктатуре,‏ ‎была‏ ‎бесстыдно ‎формальной.

Оно ‎основывалось‏ ‎на ‎абсолютном‏ ‎большинстве, ‎полученном ‎за ‎счет‏ ‎голосов‏ ‎многочисленных ‎слоев‏ ‎среднего ‎класса‏ ‎и ‎огромных ‎крестьянских ‎масс, ‎управляемых‏ ‎Ватиканом.‏ ‎Такое ‎управление‏ ‎Ватиканом ‎было‏ ‎возможно ‎только ‎в ‎том ‎случае,‏ ‎если‏ ‎оно‏ ‎основывалось ‎на‏ ‎тотально ‎репрессивном‏ ‎режиме. ‎В‏ ‎этой‏ ‎вселенной ‎имели‏ ‎значение ‎те ‎же ‎«ценности», ‎что‏ ‎и ‎при‏ ‎фашизме:‏ ‎Церковь, ‎Родина, ‎семья,‏ ‎послушание, ‎дисциплина,‏ ‎порядок, ‎экономия, ‎мораль. ‎Эти‏ ‎«ценности»‏ ‎(как ‎и‏ ‎во ‎времена‏ ‎фашизма) ‎были ‎«также ‎реальными», ‎то‏ ‎есть‏ ‎были ‎присущи‏ ‎определенным ‎культурным‏ ‎слоям ‎из ‎аграрной ‎и ‎палеоиндустриальной‏ ‎Италии.‏ ‎Но‏ ‎в ‎тот‏ ‎момент, ‎когда‏ ‎они ‎принимались‏ ‎как‏ ‎национальные ‎«ценности»,‏ ‎они ‎теряли ‎всякий ‎смысл ‎и‏ ‎становились ‎жестоким,‏ ‎глупым,‏ ‎репрессивным ‎государственным ‎конформизмом:‏ ‎конформизмом ‎фашистской‏ ‎и ‎христианско-демократической ‎власти. ‎Провинциальность,‏ ‎грубость‏ ‎и ‎невежество‏ ‎как ‎«элит»,‏ ‎так ‎и ‎разных ‎уровней ‎масс‏ ‎были‏ ‎одинаковыми ‎и‏ ‎при ‎фашизме,‏ ‎и ‎в ‎первую ‎фазу ‎христианско-демократического‏ ‎режима.‏ ‎Парадигмами‏ ‎этого ‎невежества‏ ‎были ‎ватиканский‏ ‎прагматизм ‎и‏ ‎формализм.

Всё‏ ‎это ‎ясно‏ ‎и ‎однозначно ‎сегодня, ‎потому ‎что‏ ‎тогда ‎бессмысленные‏ ‎надежды‏ ‎подпитывались ‎интеллектуалами ‎и‏ ‎оппонентами. ‎Была‏ ‎надежда, ‎что ‎всё ‎это‏ ‎не‏ ‎совсем ‎так,‏ ‎и ‎что‏ ‎формальная ‎демократия ‎в ‎конечном ‎итоге‏ ‎что-то‏ ‎значит. ‎Теперь,‏ ‎прежде ‎чем‏ ‎перейти ‎ко ‎второму ‎этапу, ‎мне‏ ‎придется‏ ‎посвятить‏ ‎несколько ‎строк‏ ‎моменту ‎перехода.

Во‏ ‎время ‎исчезновения‏ ‎светлячков

В‏ ‎этот ‎период‏ ‎также ‎могло ‎сработать ‎различие ‎между‏ ‎фашизмом ‎и‏ ‎фашизмом,‏ ‎проведенное ‎на ‎«Il‏ ‎Politecnico». ‎На‏ ‎самом ‎деле ‎и ‎великая‏ ‎страна,‏ ‎формировавшаяся ‎внутри‏ ‎страны, ‎т.‏ ‎е. ‎масса ‎рабочих ‎и ‎крестьян,‏ ‎организованная‏ ‎ИКП ‎[Итальянской‏ ‎коммунистической ‎партией,‏ ‎прим. ‎АМ], ‎и ‎даже ‎наиболее‏ ‎передовая‏ ‎и‏ ‎критическая ‎интеллигенция‏ ‎не ‎заметили,‏ ‎что ‎«светлячки‏ ‎исчезают».‏ ‎Они ‎были‏ ‎достаточно ‎хорошо ‎проинформированы ‎социологией ‎(которая‏ ‎в ‎те‏ ‎годы‏ ‎привела ‎к ‎кризису‏ ‎метода ‎марксистского‏ ‎анализа). ‎Но ‎это ‎была‏ ‎еще‏ ‎не ‎испытанная‏ ‎(пережитая) ‎информация,‏ ‎а ‎формалистическая. ‎Никто ‎не ‎мог‏ ‎предположить‏ ‎ту ‎историческую‏ ‎реальность, ‎которой‏ ‎станет ‎ближайшее ‎будущее. ‎Также ‎не‏ ‎следует‏ ‎отождествлять‏ ‎то, ‎что‏ ‎тогда ‎называлось‏ ‎«благополучием», ‎с‏ ‎«развитием»,‏ ‎которое ‎должно‏ ‎было ‎впервые ‎в ‎полной ‎мере‏ ‎реализовать ‎в‏ ‎Италии‏ ‎«геноцид», ‎о ‎котором‏ ‎в ‎«Манифесте»‏ ‎говорил ‎Маркс.

После ‎исчезновения ‎светлячков

Национализированные‏ ‎и,‏ ‎следовательно, ‎фальсифицированные‏ ‎«ценности» ‎старой‏ ‎сельскохозяйственной ‎и ‎палеокапиталистической ‎вселенной ‎внезапно‏ ‎перестали‏ ‎иметь ‎значение.‏ ‎Церковь, ‎Родина,‏ ‎семья, ‎послушание, ‎порядок, ‎экономия, ‎мораль‏ ‎уже‏ ‎не‏ ‎в ‎счет.‏ ‎И ‎они‏ ‎уже ‎бесполезны,‏ ‎так‏ ‎как ‎являются‏ ‎поддельными. ‎Они ‎выживают ‎в ‎условиях‏ ‎маргинализованного ‎клерикального‏ ‎фашизма‏ ‎(даже ‎Итальянское ‎социальное‏ ‎движение ‎—‏ ‎Национальные ‎правые ‎по ‎сути‏ ‎их‏ ‎отвергает). ‎На‏ ‎смену ‎им‏ ‎приходят ‎«ценности» ‎цивилизации ‎нового ‎типа,‏ ‎совершенно‏ ‎«иной», ‎чем‏ ‎крестьянская ‎и‏ ‎палеоиндустриальная ‎цивилизация. ‎Подобный ‎опыт ‎уже‏ ‎накоплен‏ ‎другими‏ ‎государствами. ‎Но‏ ‎в ‎Италии‏ ‎оно ‎совершенно‏ ‎особенное,‏ ‎потому ‎что‏ ‎это ‎первое ‎настоящее ‎«объединение», ‎которое‏ ‎пережила ‎наша‏ ‎страна;‏ ‎в ‎то ‎время,‏ ‎как ‎в‏ ‎других ‎странах ‎оно ‎в‏ ‎известной‏ ‎логике ‎перекликается‏ ‎с ‎монархическим‏ ‎объединением ‎и ‎дальнейшим ‎объединением ‎буржуазной‏ ‎и‏ ‎промышленной ‎революции.‏ ‎Итальянская ‎травма‏ ‎от ‎контакта ‎между ‎плюралистическим ‎«архаизмом»‏ ‎и‏ ‎индустриальным‏ ‎уравниванием, ‎возможно,‏ ‎имеет ‎только‏ ‎один ‎прецедент:‏ ‎Германия‏ ‎до ‎Гитлера.‏ ‎И ‎здесь ‎ценности ‎различных ‎раздробленных‏ ‎культур ‎были‏ ‎уничтожены‏ ‎насильственной ‎ратификацией ‎индустриализации:‏ ‎с ‎последующим‏ ‎образованием ‎тех ‎огромных ‎масс,‏ ‎уже‏ ‎не ‎древних‏ ‎(крестьяне, ‎ремесленники)‏ ‎и ‎еще ‎не ‎современных ‎(буржуазия)‏ ‎[Пазолини‏ ‎пишет ‎«современных»‏ ‎как ‎moderne,‏ ‎модерн ‎переводится, ‎как ‎современность, ‎прим.‏ ‎АМ],‏ ‎которые‏ ‎составляли ‎дикий,‏ ‎аномальный, ‎невесомый‏ ‎отряд ‎нацистских‏ ‎войск.

Нечто‏ ‎подобное ‎происходит‏ ‎и ‎в ‎Италии: ‎и ‎с‏ ‎еще ‎большей‏ ‎жестокостью,‏ ‎поскольку ‎индустриализация ‎семидесятых‏ ‎годов ‎представляет‏ ‎собой ‎решительную ‎«мутацию» ‎даже‏ ‎по‏ ‎сравнению ‎с‏ ‎немецкой ‎индустриализацией‏ ‎пятидесятилетней ‎давности. ‎Мы ‎столкнулись ‎уже‏ ‎не‏ ‎с ‎«новыми‏ ‎временами», ‎как‏ ‎теперь ‎всем ‎известно, ‎а ‎с‏ ‎новой‏ ‎эрой‏ ‎человеческой ‎истории,‏ ‎той ‎человеческой‏ ‎истории, ‎сроки‏ ‎которой‏ ‎— ‎тысячелетние.

Итальянцы‏ ‎худшим ‎образом ‎отреагировали ‎на ‎такую‏ ‎историческую ‎травму.‏ ‎Всего‏ ‎за ‎несколько ‎лет‏ ‎они ‎превратились‏ ‎(особенно ‎в ‎центре-юге) ‎в‏ ‎выродившихся‏ ‎(деградирующих), ‎смешных,‏ ‎чудовищных ‎и‏ ‎преступных ‎людей. ‎Достаточно ‎выйти ‎на‏ ‎улицу,‏ ‎чтобы ‎это‏ ‎понять. ‎Но,‏ ‎конечно, ‎чтобы ‎понять ‎изменения ‎людей,‏ ‎нужно‏ ‎их‏ ‎любить. ‎К‏ ‎сожалению, ‎я‏ ‎любил ‎этих‏ ‎итальянцев:‏ ‎как ‎вне‏ ‎схем ‎власти ‎(фактически, ‎в ‎отчаянной‏ ‎оппозиции ‎им),‏ ‎так‏ ‎и ‎вне ‎популистских‏ ‎и ‎гуманитарных‏ ‎схем. ‎Это ‎была ‎настоящая‏ ‎любовь,‏ ‎укоренившаяся ‎в‏ ‎моем ‎образе‏ ‎жизни. ‎Поэтому ‎я ‎видел ‎«своими‏ ‎чувствами»,‏ ‎как ‎принуждающее‏ ‎поведение ‎власти‏ ‎потребления ‎воссоздает ‎и ‎деформирует ‎сознание‏ ‎итальянского‏ ‎народа‏ ‎до ‎необратимой‏ ‎деградации. ‎Чего‏ ‎не ‎произошло‏ ‎во‏ ‎времена ‎фашистского‏ ‎фашизма, ‎периода, ‎когда ‎поведение ‎было‏ ‎полностью ‎отделено‏ ‎от‏ ‎сознания. ‎«Тоталитарная» ‎власть‏ ‎тщетно ‎продолжала‏ ‎повторять ‎свои ‎поведенческие ‎навязывания:‏ ‎совесть‏ ‎здесь ‎не‏ ‎замешана. ‎Фашистские‏ ‎«модели» ‎были ‎ничем ‎иным, ‎как‏ ‎масками,‏ ‎которые ‎можно‏ ‎было ‎надевать‏ ‎и ‎снимать. ‎Когда ‎фашистский ‎фашизм‏ ‎пал,‏ ‎всё‏ ‎вернулось ‎на‏ ‎круги ‎своя.‏ ‎То ‎же‏ ‎самое‏ ‎наблюдалось ‎и‏ ‎в ‎Португалии: ‎после ‎сорока ‎лет‏ ‎фашизма ‎португальский‏ ‎народ‏ ‎праздновал ‎1 ‎мая‏ ‎так, ‎как‏ ‎если ‎бы ‎он ‎праздновал‏ ‎его‏ ‎годом ‎ранее.

Поэтому‏ ‎смешно, ‎что‏ ‎Фортини ‎относит ‎различие ‎между ‎фашизмом‏ ‎и‏ ‎фашизмом ‎к‏ ‎первому ‎послевоенному‏ ‎периоду: ‎различие ‎между ‎фашистским ‎фашизмом‏ ‎и‏ ‎фашизмом‏ ‎этой ‎второй‏ ‎фазы ‎христианско-демократической‏ ‎власти ‎не‏ ‎только‏ ‎не ‎имеет‏ ‎сравнения ‎в ‎нашей ‎истории, ‎но,‏ ‎вероятно, ‎во‏ ‎всей‏ ‎истории.

Однако ‎я ‎пишу‏ ‎эту ‎статью‏ ‎не ‎только ‎для ‎того,‏ ‎чтобы‏ ‎поспорить ‎по‏ ‎этому ‎вопросу,‏ ‎хотя ‎он ‎очень ‎близок ‎моему‏ ‎сердцу.‏ ‎На ‎самом‏ ‎деле ‎я‏ ‎пишу ‎эту ‎статью ‎по ‎совсем‏ ‎другой‏ ‎причине.‏ ‎Вот ‎она.

Все‏ ‎мои ‎читатели‏ ‎наверняка ‎заметили‏ ‎перемену‏ ‎среди ‎влиятельных‏ ‎христианских ‎демократов: ‎за ‎несколько ‎месяцев‏ ‎они ‎превратились‏ ‎в‏ ‎погребальные ‎маски. ‎Это‏ ‎правда: ‎они‏ ‎продолжают ‎демонстрировать ‎сияющие ‎улыбки‏ ‎невероятной‏ ‎искренности. ‎Правда,‏ ‎в ‎их‏ ‎зрачках ‎собирается ‎блаженный ‎свет ‎доброго‏ ‎юмора.‏ ‎Когда ‎дело‏ ‎не ‎в‏ ‎мерцающем ‎огоньке ‎остроумия ‎и ‎хитрости.‏ ‎Что‏ ‎избирателям,‏ ‎видимо, ‎нравится‏ ‎не ‎меньше,‏ ‎чем ‎полное‏ ‎счастье.‏ ‎Более ‎того,‏ ‎наши ‎влиятельные ‎люди ‎неустрашимо ‎продолжают‏ ‎свои ‎непонятные‏ ‎тирады,‏ ‎в ‎которых ‎всплывают‏ ‎«пронзительные ‎голоса»‏ ‎обычных ‎стереотипных ‎обещаний. ‎На‏ ‎самом‏ ‎деле ‎это‏ ‎маски. ‎Я‏ ‎уверен, ‎что ‎если ‎бы ‎вы‏ ‎подняли‏ ‎эти ‎маски,‏ ‎вы ‎бы‏ ‎не ‎нашли ‎даже ‎кучки ‎костей‏ ‎или‏ ‎пепла:‏ ‎было ‎бы‏ ‎небытие, ‎пустота.‏ ‎Объяснение ‎простое:‏ ‎сегодня‏ ‎в ‎Италии‏ ‎фактически ‎наблюдается ‎драматический ‎вакуум ‎власти.‏ ‎Но ‎в‏ ‎том-то‏ ‎и ‎дело: ‎ни‏ ‎вакуум ‎законодательной‏ ‎или ‎исполнительной ‎власти, ‎ни‏ ‎вакуум‏ ‎управленческой ‎власти,‏ ‎ни, ‎наконец,‏ ‎вакуум ‎политической ‎власти ‎в ‎каком-либо‏ ‎традиционном‏ ‎смысле. ‎Но‏ ‎вакуум ‎власти‏ ‎сам ‎по ‎себе.

Как ‎мы ‎пришли‏ ‎к‏ ‎этой‏ ‎пустоте? ‎Или,‏ ‎еще ‎лучше,‏ ‎«как ‎туда‏ ‎попали‏ ‎люди ‎власти?».

Объяснение,‏ ‎опять ‎же, ‎простое: ‎влиятельные ‎христианские‏ ‎демократы ‎перешли‏ ‎от‏ ‎«фазы ‎светлячков» ‎к‏ ‎«фазе ‎исчезновения‏ ‎светлячков» ‎даже ‎не ‎осознавая‏ ‎этого.‏ ‎Хотя ‎это‏ ‎может ‎показаться‏ ‎близким ‎к ‎преступлению, ‎их ‎неосведомленность‏ ‎в‏ ‎этом ‎вопросе‏ ‎была ‎абсолютной;‏ ‎они ‎ни ‎в ‎малейшей ‎степени‏ ‎не‏ ‎подозревали,‏ ‎что ‎власть,‏ ‎которой ‎они‏ ‎владели ‎и‏ ‎которой‏ ‎управляли, ‎не‏ ‎просто ‎претерпевала ‎«нормальную» ‎эволюцию, ‎но‏ ‎коренным ‎образом‏ ‎меняла‏ ‎свою ‎природу.

Они ‎обманывали‏ ‎себя, ‎что‏ ‎в ‎их ‎режиме ‎всё,‏ ‎по‏ ‎сути, ‎будет‏ ‎то ‎же‏ ‎самое: ‎что, ‎например, ‎они ‎смогут‏ ‎вечно‏ ‎рассчитывать ‎на‏ ‎Ватикан: ‎не‏ ‎осознавая, ‎что ‎власть, ‎которую ‎они‏ ‎сами‏ ‎продолжали‏ ‎удерживать ‎и‏ ‎управлять, ‎уже‏ ‎не ‎знала,‏ ‎что‏ ‎делать ‎с‏ ‎Ватиканом, ‎как ‎с ‎центром ‎крестьянской,‏ ‎ретроградной, ‎бедной‏ ‎жизни.‏ ‎Они ‎обманывали ‎себя,‏ ‎думая, ‎что‏ ‎могут ‎вечно ‎рассчитывать ‎на‏ ‎националистическую‏ ‎армию ‎(точно‏ ‎так ‎же,‏ ‎как ‎их ‎фашистские ‎предшественники). ‎И‏ ‎они‏ ‎не ‎видели,‏ ‎что ‎власть,‏ ‎которую ‎они ‎сами ‎продолжали ‎удерживать‏ ‎и‏ ‎управлять,‏ ‎уже ‎маневрировала,‏ ‎чтобы ‎заложить‏ ‎основу ‎новых‏ ‎транснациональных‏ ‎армий, ‎почти‏ ‎технократической ‎полиции. ‎И ‎то ‎же‏ ‎самое ‎можно‏ ‎сказать‏ ‎и ‎о ‎семье,‏ ‎принужденной ‎непрерывно‏ ‎со ‎времен ‎фашизма ‎к‏ ‎экономии,‏ ‎к ‎морали.‏ ‎Теперь ‎власть‏ ‎потребления ‎навязывала ‎ей ‎радикальные ‎изменения‏ ‎в‏ ‎смысле ‎современности‏ ‎[modernità, ‎прим.‏ ‎АМ], ‎вплоть ‎до ‎принятия ‎развода,‏ ‎а‏ ‎теперь‏ ‎потенциально ‎всё‏ ‎остальное, ‎без‏ ‎каких-либо ‎ограничений‏ ‎(или,‏ ‎по ‎крайней‏ ‎мере, ‎до ‎пределов, ‎допускаемых ‎вседозволенностью‏ ‎новой ‎власти,‏ ‎которая‏ ‎хуже ‎тоталитарной, ‎поскольку‏ ‎она ‎насильственно‏ ‎всеобъемлюща).

Находящиеся ‎у ‎власти ‎христианские‏ ‎демократы‏ ‎пережили ‎всё‏ ‎это, ‎полагая,‏ ‎что ‎могут ‎управлять ‎этим ‎и,‏ ‎прежде‏ ‎всего, ‎манипулировать‏ ‎этим. ‎Они‏ ‎не ‎осознавали, ‎что ‎это ‎было‏ ‎«другое»,‏ ‎несоизмеримое‏ ‎не ‎только‏ ‎с ‎ними,‏ ‎но ‎и‏ ‎со‏ ‎всей ‎формой‏ ‎цивилизации. ‎Как ‎всегда ‎(см. ‎Грамши),‏ ‎симптомы ‎были‏ ‎только‏ ‎на ‎языке. ‎На‏ ‎переходном ‎этапе,‏ ‎т. ‎е. ‎«во ‎время»‏ ‎исчезновения‏ ‎светлячков, ‎влиятельные‏ ‎христианские ‎демократы‏ ‎почти ‎резко ‎изменили ‎свой ‎способ‏ ‎самовыражения,‏ ‎приняв ‎совершенно‏ ‎новый ‎язык‏ ‎(столь ‎же ‎непостижимый, ‎как ‎латынь).‏ ‎Особенно‏ ‎[левый‏ ‎премьер-министр ‎Италии,‏ ‎прим. ‎АМ]‏ ‎Альдо ‎Моро,‏ ‎то‏ ‎есть ‎(ради‏ ‎загадочной ‎корреляции) ‎тот, ‎кто ‎меньше‏ ‎всех ‎замешан‏ ‎в‏ ‎ужасных ‎вещах, ‎которые‏ ‎были ‎совершены‏ ‎с ‎1969 ‎года ‎по‏ ‎сегодняшний‏ ‎день ‎в‏ ‎попытке ‎удержать‏ ‎формально ‎успешную ‎до ‎сих ‎пор‏ ‎власть.

Я‏ ‎говорю ‎формально,‏ ‎потому ‎что,‏ ‎на ‎самом ‎деле ‎могущественные ‎христианские‏ ‎демократы‏ ‎закрывают‏ ‎пустоту ‎своими‏ ‎автоматическими ‎маневрами‏ ‎и ‎улыбками.‏ ‎Реальная‏ ‎власть ‎протекает‏ ‎без ‎них: ‎и ‎в ‎их‏ ‎руках ‎нет‏ ‎уже‏ ‎ничего, ‎кроме ‎тех‏ ‎бесполезных ‎аппаратов,‏ ‎которые ‎из ‎них ‎не‏ ‎делают‏ ‎реальным ‎ничего,‏ ‎кроме ‎скорбного‏ ‎двубортного ‎костюма.

Однако ‎в ‎истории ‎«пустота»‏ ‎существовать‏ ‎не ‎может:‏ ‎о ‎ней‏ ‎можно ‎говорить ‎лишь ‎абстрактно ‎и‏ ‎абсурдно.‏ ‎Вполне‏ ‎вероятно, ‎что‏ ‎на ‎самом‏ ‎деле ‎«пустота»,‏ ‎о‏ ‎которой ‎я‏ ‎говорю, ‎уже ‎заполняется ‎в ‎результате‏ ‎кризиса ‎и‏ ‎перестройки,‏ ‎которые ‎не ‎могут‏ ‎не ‎расстроить‏ ‎всю ‎нацию. ‎Показателем ‎этого,‏ ‎например,‏ ‎является ‎«болезненное»‏ ‎ожидание ‎государственного‏ ‎переворота. ‎Как ‎будто ‎это ‎был‏ ‎просто‏ ‎вопрос ‎«замены»‏ ‎группы ‎людей,‏ ‎которые ‎так ‎пугающе ‎правили ‎нами‏ ‎в‏ ‎течение‏ ‎тридцати ‎лет,‏ ‎что ‎привело‏ ‎Италию ‎к‏ ‎экономической,‏ ‎экологической, ‎городской‏ ‎и ‎антропологической ‎катастрофе.

В ‎действительности, ‎ложная‏ ‎замена ‎этих‏ ‎«деревянных‏ ‎голов» ‎(не ‎меньше,‏ ‎а ‎скорее‏ ‎более ‎траурно-карнавально-подобная), ‎осуществляемая ‎через‏ ‎искусственное‏ ‎усиление ‎старых‏ ‎аппаратов ‎фашистской‏ ‎власти, ‎не ‎принесет ‎никакой ‎пользы‏ ‎(и‏ ‎пусть ‎будет‏ ‎ясно, ‎что‏ ‎в ‎этом ‎случае ‎«отряд» ‎уже‏ ‎по‏ ‎своей‏ ‎конституции ‎будет‏ ‎нацистским). ‎Реальная‏ ‎власть, ‎которой‏ ‎«деревянные‏ ‎головы» ‎служили‏ ‎около ‎десяти ‎лет, ‎не ‎осознавая‏ ‎ее ‎реальности:‏ ‎вот‏ ‎нечто, ‎что ‎возможно‏ ‎уже ‎заполнило‏ ‎«пустоту». ‎В ‎том ‎числе‏ ‎сводя‏ ‎на ‎нет‏ ‎возможное ‎участие‏ ‎в ‎управлении ‎великой ‎коммунистической ‎Италии,‏ ‎родившейся‏ ‎в ‎период‏ ‎полной ‎разрухи,‏ ‎потому ‎что ‎дело ‎не ‎в‏ ‎«управлении».‏ ‎Мы‏ ‎имеем ‎абстрактные‏ ‎и ‎в‏ ‎конечном ‎счете‏ ‎апокалиптические‏ ‎образы ‎этой‏ ‎«реальной ‎власти»: ‎мы ‎не ‎знаем,‏ ‎какие ‎«формы»‏ ‎она‏ ‎приняла ‎бы, ‎если‏ ‎бы ‎непосредственно‏ ‎заменила ‎слуг, ‎принявших ‎ее‏ ‎за‏ ‎простую ‎«модернизацию»‏ ‎техники. ‎В‏ ‎любом ‎случае, ‎что ‎касается ‎меня,‏ ‎если‏ ‎это ‎представляет‏ ‎какой-либо ‎интерес‏ ‎для ‎читателя, ‎позвольте ‎прояснить: ‎я,‏ ‎даже‏ ‎будучи‏ ‎многонациональным, ‎отдал‏ ‎бы ‎за‏ ‎светлячка ‎весь‏ ‎Монтедисон‏ ‎[крупный ‎итальянский‏ ‎промышленно-финансовый ‎холдинг, ‎прим. ‎АМ].

Источник: ‎https://www.corriere.it/speciali/pasolini/potere.html