ЛУЧШЕ БЫЛО БЫ СТЫДНО…

СТИХ ‎ВИКТОРИИ‏ ‎ЗИМЕНКОВОЙ

ОГОЛЕННЫЙ ‎НЕРВ

Стальною ‎серостью ‎пронизано ‎пространство.

Грустно.

И‏ ‎бесконечно ‎сумрачно‏ ‎в‏ ‎моём ‎глухом ‎саду.

Как‏ ‎будто ‎плечи‏ ‎придавило ‎глыбой ‎страха.

Груз ‎на

Душе,‏ ‎проткнутой‏ ‎перфолентой ‎боли.‏ ‎Украду

Последний ‎отзвук‏ ‎в ‎небе ‎журавлиной ‎стаи, ‎чтобы

В‏ ‎своей‏ ‎груди ‎хранить,‏ ‎хранить, ‎как‏ ‎талисман ‎его.

Не ‎затопить ‎теплом ‎душевной‏ ‎пустоты‏ ‎утробу,

Скачки‏ ‎сердечных ‎пульсов‏ ‎на ‎графической‏ ‎кривой.

Сухих, ‎пожухлых,‏ ‎скрюченных‏ ‎конвертов- ‎оригами

Лежит‏ ‎безжизненный ‎ковёр. ‎Чернеют ‎на ‎ветвях

Дрожащие‏ ‎подобия ‎ворон.‏ ‎И‏ ‎вверх ‎ногами ‎–

Одна,‏ ‎белёсая ‎ворона,‏ ‎как ‎бельмо. ‎Ведь ‎я‏ ‎х…

Х…хочу,‏ ‎но ‎не‏ ‎м…могу, ‎как‏ ‎все, ‎под ‎тенью ‎беспросветной

Не ‎рефлексировать‏ ‎сознаньем.‏ ‎Сглаз… ‎Из‏ ‎глаз ‎—‏ ‎тоска.

Она ‎всё ‎льётся ‎за ‎борт,‏ ‎через‏ ‎край‏ ‎мечты ‎—‏ ‎ответ ‎на

Вопрос‏ ‎не ‎заданный,‏ ‎что‏ ‎мозг ‎свербит‏ ‎де- ‎факто. ‎Как

Осколок ‎острый ‎—‏ ‎твёрдый ‎лёд‏ ‎арктически-‏ ‎столетний,

Неосторожно ‎вдребезги ‎разбитого‏ ‎стекла,

И ‎кругом‏ ‎голова ‎от ‎этих ‎бесконечных‏ ‎бредней,

И‏ ‎склизким ‎виски‏ ‎по ‎вискам‏ ‎испарина ‎стекла.

Саднит ‎мой ‎мозг ‎ободранная‏ ‎кожа.‏ ‎Оголённый

Нерв, ‎будто‏ ‎рыба ‎бьётся‏ ‎в ‎такт, ‎в ‎конвульсиях. ‎Грубы

Потоки‏ ‎гор.‏ ‎Ладони‏ ‎всё ‎дрожат,‏ ‎как ‎листья‏ ‎клёна,

Распятые ‎резиновыми‏ ‎шинами‏ ‎судьбы.

МОЯ ‎ПАРОДИЯ/ОТКЛИК

Тоска‏ ‎и ‎серость ‎поселились ‎в ‎мою‏ ‎душу.

Пусто.

Иду ‎в‏ ‎свой‏ ‎светлый ‎сад, ‎но‏ ‎серость ‎царствует‏ ‎и ‎там.

В ‎саду ‎мне‏ ‎страшно:‏ ‎он ‎—‏ ‎как ‎лес,‏ ‎в ‎котором ‎волки.

Хруста

Любого ‎испугаться ‎я‏ ‎способна.

Небесам

Угодно‏ ‎ниспослать ‎мне‏ ‎образ ‎журавлиной‏ ‎стаи,

Чтоб ‎я ‎смогла ‎свой ‎страх‏ ‎преодолеть‏ ‎и‏ ‎просветлеть.

И ‎чтоб‏ ‎не ‎волки‏ ‎мне ‎в‏ ‎кустах‏ ‎мерещились, ‎а‏ ‎заи.

Мне ‎злобных ‎хищников ‎в ‎саду‏ ‎своём ‎нельзя‏ ‎терпеть.

Но‏ ‎тут ‎откуда ‎ни‏ ‎возьмись ‎в‏ ‎мои ‎глаза ‎вороны

Желают ‎влезть‏ ‎опять,‏ ‎я ‎их‏ ‎гоню ‎—‏ ‎уйди, ‎тоска!

Сперва ‎одна ‎ворона, ‎но‏ ‎потом‏ ‎вдруг ‎легионы.

Вот‏ ‎так ‎одно‏ ‎бельмо ‎стать ‎может ‎тьмой ‎исподтишка.

И‏ ‎почему‏ ‎всегда‏ ‎страдаю ‎я,‏ ‎как ‎юный‏ ‎Вертер?

Не ‎Вертер‏ ‎я,‏ ‎а ‎на‏ ‎крайняк ‎Шарлотты ‎прототип.

Ну, ‎вот ‎опять‏ ‎подул ‎холодный,‏ ‎словно‏ ‎зимний, ‎ветер.

Душа ‎ещё‏ ‎не ‎плачет,‏ ‎но ‎на ‎волю ‎рвётся‏ ‎всхлип.

А‏ ‎может, ‎правда,‏ ‎что ‎зима‏ ‎пришла, ‎ведь ‎лёд ‎повсюду?

Иль ‎не‏ ‎во‏ ‎льду ‎сад,‏ ‎а ‎в‏ ‎осколках ‎битого ‎стекла?

Я ‎возвожу ‎тоску‏ ‎(мой‏ ‎мозг‏ ‎без ‎кожи)‏ ‎к ‎абсолюту,

А‏ ‎то ‎не‏ ‎оправдаться,‏ ‎что ‎виски‏ ‎я ‎пила.

Мои ‎ладони ‎словно ‎распинают.‏ ‎Матерь ‎Божья!

Я‏ ‎вся‏ ‎опять ‎не ‎нервах.‏ ‎Тонкая ‎моя‏ ‎душа

Терпеть ‎не ‎может ‎боли‏ ‎тела‏ ‎и ‎исходит‏ ‎дрожью.

…В ‎бутылке‏ ‎с ‎виски ‎сухо ‎— ‎их‏ ‎умею‏ ‎осушать.