Лицо русофобии (маркиз де Кюстин)

Лицо ‎русофобии‏ ‎выглядит ‎довольно ‎миловидно: ‎над ‎ним‏ ‎поработали ‎лучшие‏ ‎барбер-шопы‏ ‎Парижа.

Имя ‎маркиза ‎Астольфа‏ ‎де ‎Кюстина‏ ‎знают ‎даже ‎те, ‎кто‏ ‎не‏ ‎прочел ‎ни‏ ‎строки, ‎им‏ ‎написанной. ‎В ‎наши ‎дни ‎он‏ ‎был‏ ‎бы ‎известный‏ ‎трэвел-блогером. ‎Им‏ ‎написано ‎несколько ‎историко-публицистических ‎трудов ‎—‏ ‎описаний‏ ‎его‏ ‎путешествий ‎по‏ ‎Англии, ‎Шотландии,‏ ‎Швейцарии, ‎Италии‏ ‎(1811—1822),‏ ‎Испании ‎(1833)‏ ‎и ‎России ‎(1839). ‎Известность ‎ему‏ ‎принесла ‎книга‏ ‎«Россия‏ ‎в ‎1839 ‎году»‏ ‎— ‎выпущенное‏ ‎в ‎мае ‎1843 ‎года‏ ‎повествование‏ ‎о ‎путешествии,‏ ‎совершенном ‎летом‏ ‎1839 ‎года.

Его ‎дед ‎— ‎генерал,‏ ‎командовавший‏ ‎рейнской ‎армией‏ ‎в ‎1792‏ ‎году, ‎— ‎и ‎отец ‎погибли‏ ‎на‏ ‎гильотине‏ ‎во ‎время‏ ‎якобинского ‎террора.

Кюстин‏ ‎был ‎очень‏ ‎богатым‏ ‎аристократом, ‎в‏ ‎круг ‎его ‎общения ‎входили ‎многие‏ ‎представители ‎европейской‏ ‎элиты.‏ ‎Маркиз ‎много ‎путешествует‏ ‎по ‎странам‏ ‎Европы, ‎пишет ‎к ‎ним‏ ‎путевые‏ ‎заметки, ‎занимается‏ ‎литературной ‎деятельностью:‏ ‎несколько ‎романов ‎и ‎пьес ‎выходят‏ ‎из-под‏ ‎его ‎пера.‏ ‎Кюстин ‎также‏ ‎убеждённый ‎монархист.

В ‎свое ‎время ‎Кюстин‏ ‎пользовался‏ ‎немалой‏ ‎известностью; ‎среди‏ ‎поклонников ‎его‏ ‎таланта ‎был‏ ‎такой‏ ‎искушенный ‎ценитель,‏ ‎как ‎Бальзак, ‎который, ‎прочтя ‎книгу‏ ‎Кюстина ‎об‏ ‎Испании,‏ ‎убеждал ‎ее ‎автора,‏ ‎что, ‎«посвятив‏ ‎подобное ‎произведение ‎каждой ‎из‏ ‎европейских‏ ‎стран, ‎он‏ ‎создаст ‎собрание,‏ ‎единственное ‎в ‎своем ‎роде ‎и‏ ‎поистине‏ ‎бесценное».

Повод ‎для‏ ‎поездки ‎в‏ ‎Россию ‎Кюстину ‎даёт ‎один ‎молодой‏ ‎польский‏ ‎граф,‏ ‎Игнасий ‎Гуровский,‏ ‎впавший ‎в‏ ‎немилость ‎у‏ ‎русского‏ ‎царя ‎и‏ ‎приехавший ‎в ‎Париж ‎искать ‎защиты‏ ‎и ‎покровительства.‏ ‎Кюстин‏ ‎набирает ‎у ‎своих‏ ‎влиятельных ‎друзей‏ ‎рекомендательных ‎писем ‎к ‎Николаю‏ ‎I‏ ‎и ‎отправляется‏ ‎в ‎Россию,‏ ‎формально ‎просить ‎за ‎своего ‎польского‏ ‎друга.

Сам‏ ‎автор, ‎пожалуй,‏ ‎не ‎склонен‏ ‎был ‎считать ‎«Россию» ‎своим ‎главным‏ ‎произведением;‏ ‎меж‏ ‎тем ‎именно‏ ‎эта ‎книга,‏ ‎сразу ‎же‏ ‎по‏ ‎выходе ‎переведенная‏ ‎на ‎английский ‎и ‎немецкий ‎языки,‏ ‎принесла ‎ему‏ ‎европейскую‏ ‎славу.

В ‎России ‎книга‏ ‎Кюстина ‎была‏ ‎немедленно ‎запрещена. ‎В ‎усеченном‏ ‎виде‏ ‎русский ‎читатель‏ ‎познакомился ‎с‏ ‎ней ‎в ‎1930 ‎г. ‎Первый‏ ‎полный‏ ‎перевод ‎на‏ ‎русский ‎язык‏ ‎обоих ‎томов ‎под ‎авторским ‎названием‏ ‎«Россия‏ ‎в‏ ‎1839 ‎году»‏ ‎был ‎издан‏ ‎только ‎в‏ ‎1996‏ ‎году.

Меж ‎тем‏ ‎полный ‎текст ‎«России ‎в ‎1839‏ ‎году» ‎и‏ ‎ее‏ ‎сокращенные ‎варианты ‎—‏ ‎произведения ‎разных‏ ‎жанров. ‎Авторы ‎«дайджестов», ‎выбирая‏ ‎из‏ ‎Кюстина ‎самые‏ ‎хлесткие, ‎самые‏ ‎«антирусские» ‎пассажи, ‎превращали ‎его ‎книгу‏ ‎в‏ ‎памфлет. ‎Кюстин‏ ‎же ‎написал‏ ‎нечто ‎совсем ‎другое ‎— ‎автобиографическую‏ ‎книгу,‏ ‎рассказ‏ ‎о ‎своем‏ ‎собственном ‎(автобиографический‏ ‎момент ‎здесь‏ ‎чрезвычайно‏ ‎важен) ‎путешествии‏ ‎по ‎России ‎в ‎форме ‎писем‏ ‎к ‎другу.

Итак,‏ ‎один‏ ‎из ‎источников ‎долголетия‏ ‎книги ‎Кюстина‏ ‎— ‎в ‎том, ‎что‏ ‎она‏ ‎не ‎только‏ ‎описывает ‎поездку‏ ‎по ‎реальной ‎России, ‎но ‎осуществляет‏ ‎своеобразный‏ ‎суд ‎над‏ ‎идеей, ‎над‏ ‎мифом ‎о ‎России, ‎якобы ‎призванной‏ ‎спасти‏ ‎старую‏ ‎Европу ‎от‏ ‎демократической ‎революции.

Его‏ ‎восприятие ‎России‏ ‎как‏ ‎страны ‎«варваров»‏ ‎и ‎рабов, ‎всеобщего ‎страха ‎и‏ ‎«бюрократической ‎тирании»,‏ ‎сразу‏ ‎вызвала ‎поток ‎официозных‏ ‎опровержений. ‎Отношение‏ ‎к ‎ней ‎русской ‎интеллигенции‏ ‎было‏ ‎разноречивым. ‎Жуковский‏ ‎назвал ‎Кюстина‏ ‎собакой, ‎однако ‎не ‎смог ‎не‏ ‎признать‏ ‎того, ‎что‏ ‎большая ‎часть‏ ‎написанного ‎соответствует ‎действительности.

Книга ‎Кюстина ‎затрагивает‏ ‎столько‏ ‎больных‏ ‎мест ‎в‏ ‎национальном ‎самолюбии,‏ ‎что ‎восприятие‏ ‎ее‏ ‎многими ‎людьми‏ ‎до ‎сих ‎пор ‎отличается ‎горячностью,‏ ‎какую ‎вызывает‏ ‎обычно‏ ‎только ‎самая ‎злободневная‏ ‎публицистика: ‎на‏ ‎Кюстина ‎обижаются, ‎его ‎бранят,‏ ‎клеймят‏ ‎за ‎«русофобию»‏ ‎и ‎проч.‏ ‎Меж ‎тем ‎формула, ‎мимоходом ‎выведенная‏ ‎московским‏ ‎почтдиректором ‎А.Я.‏ ‎Булгаковым: ‎«И‏ ‎черт ‎его ‎знает, ‎какое ‎его‏ ‎истинное‏ ‎заключение,‏ ‎то ‎мы‏ ‎первый ‎народ‏ ‎в ‎мире,‏ ‎то‏ ‎мы ‎самый‏ ‎гнуснейший!» ‎— ‎замечательно ‎охватывает ‎весь‏ ‎спектр ‎кюстиновских‏ ‎впечатлений‏ ‎от ‎России. ‎Конечно,‏ ‎это ‎русофобия,‏ ‎но ‎особого ‎свойства: ‎идущая‏ ‎от‏ ‎точных ‎наблюдений‏ ‎к ‎остро‏ ‎отточенным ‎мыслям.

Безусловно, ‎Россия ‎описывается ‎в‏ ‎крайне‏ ‎тёмных ‎тонах.‏ ‎Российской ‎знати‏ ‎Кюстин ‎приписывает ‎лицемерие ‎и ‎лишь‏ ‎имитацию‏ ‎европейского‏ ‎образа ‎жизни.‏ ‎В ‎России‏ ‎маркизу ‎трудно‏ ‎дышать‏ ‎— ‎повсюду‏ ‎он ‎чувствует ‎тиранию, ‎исходящую ‎от‏ ‎царя. ‎Отсюда‏ ‎вытекает‏ ‎рабский ‎характер ‎русских,‏ ‎живущих ‎к‏ ‎тому ‎же ‎как ‎рабы,‏ ‎заключенные‏ ‎в ‎узкие‏ ‎рамки ‎повиновения.

В‏ ‎России, ‎по ‎наблюдениям ‎Кюстина, ‎действует‏ ‎принцип‏ ‎пирамидального ‎насилия‏ ‎— ‎царь‏ ‎имеет ‎абсолютную ‎власть ‎над ‎дворянством‏ ‎и‏ ‎чиновниками,‏ ‎которые ‎в‏ ‎свою ‎очередь‏ ‎также ‎полные‏ ‎властители‏ ‎над ‎жизнью‏ ‎своих ‎подчинённых ‎и ‎так ‎вплоть‏ ‎до ‎крепостных,‏ ‎которые‏ ‎выплескивают ‎свою ‎жестокость‏ ‎друг ‎на‏ ‎друга ‎и ‎на ‎семью.‏ ‎В‏ ‎обратном ‎направлении‏ ‎пирамиды ‎действуют‏ ‎заискивание ‎и ‎лицемерие ‎перед ‎вышестоящими.‏ ‎По‏ ‎мнению ‎Кюстина,‏ ‎русские, ‎не‏ ‎любя ‎европейскую ‎культуру, ‎имитируют ‎её‏ ‎для‏ ‎того,‏ ‎чтобы ‎с‏ ‎её ‎помощью‏ ‎стать ‎могущественной‏ ‎нацией.‏ ‎И ‎только‏ ‎простых ‎крестьян, ‎живущих ‎свободно ‎в‏ ‎провинции, ‎Кюстин‏ ‎хвалит‏ ‎за ‎их ‎простой‏ ‎и ‎свободолюбивый‏ ‎характер.

Критикуя ‎тиранию ‎и ‎единовластие‏ ‎царя‏ ‎как ‎институт‏ ‎российского ‎правления,‏ ‎Кюстин, ‎тем ‎не ‎менее, ‎пишет,‏ ‎что‏ ‎единственный ‎человек‏ ‎в ‎России,‏ ‎с ‎которым ‎ему ‎было ‎приятно‏ ‎общаться‏ ‎и‏ ‎который ‎был‏ ‎достаточно ‎образован‏ ‎и ‎возвышен‏ ‎душою‏ ‎– ‎Николай‏ ‎I.

Приведу ‎несколько ‎характерных ‎фрагментов.

Вот ‎гостиница‏ ‎в ‎Любеке;‏ ‎маркиз‏ ‎беседует ‎с ‎хозяином-немцем:

— Вы‏ ‎знаете ‎Россию?‏ ‎— ‎спросил ‎я ‎у‏ ‎него.

— Нет,‏ ‎сударь, ‎но‏ ‎я ‎знаю‏ ‎русских; ‎они ‎часто ‎проезжают ‎через‏ ‎Любек,‏ ‎и ‎я‏ ‎сужу ‎о‏ ‎стране ‎по ‎лицам ‎ее ‎жителей.

— Что‏ ‎же‏ ‎такое‏ ‎страшное ‎прочли‏ ‎вы ‎на‏ ‎их ‎лицах,‏ ‎раз‏ ‎уговариваете ‎меня‏ ‎не ‎ездить ‎к ‎ним?

— Сударь, ‎у‏ ‎них ‎два‏ ‎выражения‏ ‎лица; ‎я ‎говорю‏ ‎не ‎о‏ ‎слугах ‎— ‎у ‎слуг‏ ‎лица‏ ‎всегда ‎одинаковые,‏ ‎— ‎но‏ ‎о ‎господах: ‎когда ‎они ‎едут‏ ‎в‏ ‎Европу, ‎вид‏ ‎у ‎них‏ ‎веселый, ‎свободный, ‎довольный; ‎они ‎похожи‏ ‎на‏ ‎вырвавшихся‏ ‎из ‎загона‏ ‎лошадей, ‎на‏ ‎птичек, ‎которым‏ ‎отворили‏ ‎клетку; ‎все‏ ‎— ‎мужчины, ‎женщины, ‎молодые, ‎старые‏ ‎— ‎выглядят‏ ‎счастливыми,‏ ‎как ‎школьники ‎на‏ ‎каникулах; ‎на‏ ‎обратном ‎пути ‎те ‎же‏ ‎люди‏ ‎приезжают ‎в‏ ‎Любек ‎с‏ ‎вытянутыми, ‎мрачными, ‎мученическими ‎лицами; ‎они‏ ‎говорят‏ ‎мало, ‎бросают‏ ‎отрывистые ‎фразы;‏ ‎вид ‎у ‎них ‎озабоченный. ‎Я‏ ‎пришел‏ ‎к‏ ‎выводу, ‎что‏ ‎страна, ‎которую‏ ‎ее ‎жители‏ ‎покидают‏ ‎с ‎такой‏ ‎радостью ‎и ‎в ‎которую ‎возвращаются‏ ‎с ‎такой‏ ‎неохотой,‏ ‎— ‎дурная ‎страна.

***

Чем‏ ‎больше ‎я‏ ‎узнаю ‎Россию, ‎тем ‎больше‏ ‎понимаю,‏ ‎отчего ‎император‏ ‎запрещает ‎русским‏ ‎путешествовать ‎и ‎затрудняет ‎иностранцам ‎доступ‏ ‎в‏ ‎Россию. ‎Российские‏ ‎порядки ‎не‏ ‎выдержали ‎бы ‎и ‎двадцати ‎лет‏ ‎свободных‏ ‎отношений‏ ‎между ‎Россией‏ ‎и ‎Западной‏ ‎Европой.

***

..задаюсь ‎вопросом,‏ ‎характер‏ ‎ли ‎народа‏ ‎создал ‎самодержавие, ‎или ‎же ‎самодержавие‏ ‎создало ‎русский‏ ‎характер,‏ ‎и… ‎не ‎могу‏ ‎отыскать ‎ответа...

Россия‏ ‎— ‎это ‎лагерная ‎дисциплина‏ ‎вместо‏ ‎государственного ‎устройства,‏ ‎это ‎осадное‏ ‎положение, ‎возведенное ‎в ‎ранг ‎нормального‏ ‎состояния‏ ‎общества.

***

Я ‎не‏ ‎упрекаю ‎русских‏ ‎в ‎том, ‎что ‎они ‎таковы,‏ ‎каковы‏ ‎они‏ ‎есть, ‎я‏ ‎осуждаю ‎в‏ ‎них ‎притязания‏ ‎казаться‏ ‎такими ‎же,‏ ‎как ‎мы. ‎Пока ‎они ‎еще‏ ‎необразованны ‎—‏ ‎но‏ ‎это ‎состояние ‎по‏ ‎крайней ‎мере‏ ‎позволяет ‎надеяться ‎на ‎лучшее;‏ ‎хуже‏ ‎другое: ‎они‏ ‎постоянно ‎снедаемы‏ ‎желанием ‎подражать ‎другим ‎нациям, ‎и‏ ‎подражают‏ ‎они, ‎точно‏ ‎как ‎обезьяны,‏ ‎оглупляя ‎предмет ‎подражания.

***

Что ‎делает ‎русское‏ ‎дворянство?‏ ‎Оно‏ ‎поклоняется ‎своему‏ ‎царю ‎и‏ ‎становится ‎соучастником‏ ‎всех‏ ‎преступлений ‎высшей‏ ‎власти, ‎чтобы ‎самому ‎истязать ‎народ‏ ‎до ‎тех‏ ‎пор,‏ ‎пока ‎бог, ‎которому‏ ‎этот ‎господствующий‏ ‎класс ‎служит ‎и ‎который‏ ‎им‏ ‎же ‎самим‏ ‎создан, ‎оставит‏ ‎плеть ‎в ‎его ‎руках. ‎Эту‏ ‎ли‏ ‎роль ‎предназначило‏ ‎провидение ‎дворянству‏ ‎в ‎государственном ‎строительстве ‎обширнейшей ‎в‏ ‎мире‏ ‎страны?‏ ‎В ‎истории‏ ‎России ‎никто,‏ ‎кроме ‎государя,‏ ‎не‏ ‎выполнял ‎того,‏ ‎что ‎было ‎его ‎долгом, ‎его‏ ‎прямым ‎назначением,‏ ‎—‏ ‎ни ‎дворянство, ‎ни‏ ‎духовенство. ‎Подъяремный‏ ‎народ ‎всегда ‎достоин ‎своего‏ ‎ярма:‏ ‎тирания ‎—‏ ‎это ‎создание‏ ‎повинующегося ‎ей ‎народа. ‎И ‎не‏ ‎пройдет‏ ‎50 ‎лет,‏ ‎как ‎либо‏ ‎цивилизованный ‎мир ‎вновь ‎подпадет ‎под‏ ‎иго‏ ‎варваров,‏ ‎либо ‎в‏ ‎России ‎вспыхнет‏ ‎революция, ‎гораздо‏ ‎более‏ ‎страшная, ‎чем‏ ‎та, ‎последствия ‎коей ‎Западная ‎Европа‏ ‎чувствует ‎еще‏ ‎до‏ ‎сих ‎пор.

И ‎здесь‏ ‎же ‎знаменитое:

«Сколь‏ ‎ни ‎необъятна ‎эта ‎империя,‏ ‎она‏ ‎не ‎что‏ ‎иное, ‎как‏ ‎тюрьма, ‎ключ ‎от ‎которой ‎хранится‏ ‎у‏ ‎императора»...

Николая ‎I‏ ‎Астольф ‎де‏ ‎Кюстин ‎назвал ‎«тюремщиком ‎одной ‎трети‏ ‎земного‏ ‎шара».

В‏ ‎аннотации ‎к‏ ‎американскому ‎изданию‏ ‎«Ля ‎Рюсси»‏ ‎1987‏ ‎года ‎американский‏ ‎политик ‎З.Бжезинский ‎заметил: ‎«Ни ‎один‏ ‎советолог ‎ещё‏ ‎ничего‏ ‎не ‎добавил ‎к‏ ‎прозрениям ‎де‏ ‎Кюстина ‎в ‎том, ‎что‏ ‎касается‏ ‎русского ‎характера‏ ‎и ‎византийской‏ ‎природы ‎русской ‎политической ‎системы».